Глеб
Жизнь возвращалась в привычное русло. Скоро должны были выписать мать, на днях уехал домой Максим, которого Глеб так ни разу и не заглянул навестить. Впрочем, особых угрызений совести Глеб не чувствовал, как-то так повелось, что даже с «близким другом» у них были весьма потребительские отношения — они знали привычки и вкусы друг друга, вместе веселились, но не больше. Слова Майи его раздражали и будоражили. Он никак не мог взять в толк, чем «выгода» отличается от «хорошо». Разве оттого, что с кем-то удобно и выгодно общаться, тебе уже не хорошо? В общем, романтичные бредни девчонки он задвинул подальше и старался думать о них как можно меньше. Думал он теперь в основном об этом чёртовом Эльфе! Мальчишка не выходил из головы ни днём, ни ночью. Нет, Глеб отчётливо понимал, что это неправильно, и вообще попахивает дурдомом, но мысли роились, как беспокойные пчёлы. Саша: дерзкий, непокорный, ехидный. Саша: плачущий, прижимающийся к собственному обидчику, сломанный… и всё равно живой и манящий. Он был загадкой, той, которая маячит перед глазами и, не разгаданная, раздражает. До зубного скрежета. До чёртовых снов! Он слишком искренне улыбался его матери. Нет, почему мама затащила его к себе — понятно, но… он слишком искренне ей улыбался — незнакомому, вообще-то, человеку. И так же искренне злился, когда всплыли побои отца. Не на отца злился — на Глеба. А отца он… защищал? …Максим пошёл в школу. Вот теперь всё действительно стало, как было. Саша сидел в своём классе, регулярно пропускал спаренные уроки физкультуры и будто приклеился к Майе! Стоило где-то показаться Глебу, он будто специально становился шумным и заметным, обращая на себя всеобщее внимание — рассказывал анекдоты, дурачился, заигрывал с одноклассницами. Майя так и осталась тихой и серой, но всегда была рядом. Саша начинал заметно дёргаться, если её не было поблизости — оглядывался, хмурился, точно потерявший мамочку ребёнок. — Странно вы как-то встречаетесь, — не удержался и однажды продёрнул Глеб. Майя только многозначительно хмыкнула и молча прошла мимо, заставив его скрипеть зубами. Как всегда в разговоре с ней он почувствовал себя обведенным вокруг пальца. — Мамочка заботливая, — всё-таки прошипел ей вслед. — Ага, — счастливо подтвердила она, не оборачиваясь. — И мамочке очень не нравится твоё внимание к сыночку. Как-то незаметно наступила пятница. Выжатый как лимон, Глеб с нетерпением ждал, когда останется наедине с собой, но так и не успел хотя бы отдохнуть — едва вернулся от матери, позвонил Максим. — Чего голос такой уставший? — весело вопросила трубка. — Потому что я устал, — буркнул Глеб. Максим редко звонил ему по вечерам. По вечерам Максим предпочитал таскаться по клубам с себе подобными. — Отлично, — словно не расслышала трубка. — Собирайся, минут через двадцать у тебя будем. — Нафиг вы мне сдались? — но его не услышали, Максим уже положил трубку. Сердитый и раздосадованный, Глеб кое-как сгрёб валяющиеся везде вещи и единым комком запихал их в шкаф, костеря самопригласившегося друга. Да ещё и, судя по всему, с компанией. Даже успел гребануть пару раз любимой маминой метлой по дорожке в прихожей, сбивая двухнедельный слой пыли, когда запищала трубка домофона. — Мы уже тут, — весело возвестил Максим. Глеб мрачно нажал кнопку на трубке. — Ну заходите, — тоном «проваливайте» пригласил он. — Зачем? — кажется, искренне, удивилась трубка голосом Макса. — То есть? — Сам выползай давай, — хохотнул кто-то из спутников Максима. — Попку подмыл, носик напудрил и на выход! — Гулять поедем, — объяснил Максим, тоже подхрюкивая. — Допразднуем мою днюху, ну и заодно выздоровление обмоем. — Да я как-то устал вообще-то, — принялся отговариваться Глеб. — Спать собрался. — Хорош заливать, — не унимались на том конце провода, — Во-первых, только сумерки, а во-вторых, ты всё равно полуночник. — Самодовольный смешок. — Да и Карамельки на меня одного многовато будет — чересчур буйный ещё, половину салона уже разнёс… На совершеннолетие родители подарили Максиму машину — серый форд фиесту, небольшой, удобный… и совершенно не подходящий школьной звезде. Максим бы предпочёл что-то более впечатляющее и быстрое, хотя девчонки и так визжали от восторга, когда на следующий же день после выписки Максим заявился в школу на собственном автомобиле. Форд в итоге пришлось вернуть в домашний гараж, а Максиму, его возвращавшему, прогулять первый урок, когда классная руководительница под восторженное улюлюканье однокашников выгнала его из класса. И всё же, пока Максу не светило другой машины, он смирился с этой, тем более сегодня настроение ему не могло испортить даже затянутое не по-осеннему тяжёлыми тучами небо. Он выбрался из салона, размял шею, стараясь не сильно дёргать побитой головой, влюблённо оглядел неоновую вывеску клуба, на которой светились зелёным неоновым светом странные побеги. Водоросли — понял Глеб, заметив название: «Аквариум». — Ну и чего замерли? — бодро вопросил он у спутников. Двоих из них Глеб не знал — оба прилично упакованные «шкафчики» с бычьими шеями, а вот ещё один оказался тем самым лохматым Эльфом, который и без того достал Глеба в мыслях. Пацан, взвинченный и дёрганый, сидел, зажатый Максимовыми друзьями на заднем сидении, от чего его вечно недовольная физиономия была ещё более кислой и недовольной. — А ты что здесь делаешь? — не смог сдержать удивления Глеб, когда вышел из подъезда и сел на переднее сидение — привилегия «лучшего друга». — Загораю, — огрызнулся Саша и дальше предпочёл хмуро сопеть. — Отрабатывает подарок, который так и не подарил мне на день рождения, — усмехнулся Максим. И как-то по-звериному оскалился. — Сам теперь мне вместо подарочка. «Аквариум» встретил шумом и хаосом. Глеб никогда не бывал в подобном месте, потому секунду просто не дышал, точно нырнул под воду. Да, наверно, в неё и нырнул. Клуб не зря назвали Аквариумом — перед глазами мерно плыло царство Тритона. Всё вокруг словно колыхалось из-за летящих полупрозрачных занавесок, свисающих везде и отовсюду. Первой в глаза бросалась барная стойка — огромный извилистый аквариум, накрытый крышкой-столешницей, за которой суетился бармен. В подкрашенной прожекторами воде мерно покачивались водоросли. Такие же водоросли покачивались в толстенных прозрачных колоннах, подпирающих высокий потолок, разрисованный тускло светящейся фосфорной краской. Глеб задрал голову и во все глаза смотрел в задрапированную колышущейся водой луну — бледный серебристый прожектор — словно со дна любуешься. И забивающий всё твоё существо гам, будто действительно сдавлен толщей воды — обволокло невидимым океаном из людских тел и эмоций. Непривыкший к подобному, Глеб минуту просто стоял с закрытыми глазами, морщась от резких всполохов светомузыки, бьющих даже под веки. Шум толпы ввинтился в уши, вытесняя из головы любые мысли, словно в другой мир шагнули — в затуманенном полумраке извивались тела танцующих, у барной стойки толпились остальные. Музыка взлетела под самый потолок, и толпа мгновенно отреагировала, подняв звуковую планку до предела — крик, вопли, визги, ругань и улюлюканье. Остро пахло разгорячёнными алкоголем и страстью телами. Тёмно-синее полотно местного шабаша с молниями-высверками белых лучей светомузыки, вырывающих из темноты движения, превращающих людей в ломано двигающиеся игрушки, опьяняющая и взрывающая непривычный мозг. По полу скользят крученые световые пятна-ракушки, коверкающие и без того искажённую картинку. Колонны, поддерживающие потолки, обклеены тискающимися парочками, а иногда и не парочками — трое, четверо человек обнимаются, жмутся друг к другу, кусаются в губы, вызывающе показывают пробитые пирсингом языки засмотревшимся. Или ничего вокруг не замечают. Диссонанс образов и звуков, подступившая тошнота, страх, восхищение… зависть. Жизнь в клубе, бурная, дикая, вызывающая, казалась единственно правильной и настоящей — здесь бурлили страсти, обычно подавляемые в нормальном обществе. В НЕнормальном — только здесь всё казалось искренним… В бок Глебу кто-то врезался, он перевёл соловые от опьянения глаза и увидел вжавшегося в него Эльфа. Саша, непривычно тихий и перепуганный, даже не замечал, к кому притиснулся — он во все глаза смотрел на ту же картину, что и Глеб. Вот только восторга в его глазах не было. Он вёл ими, точно пьяный, пытаясь собрать в фокус — они шало бегали от жутких лижущихся существ у колоннады, заметили откровенно обнявшую парня девицу, которая вместо того, чтобы танцевать самой, запрыгнула на него и стиснула литыми ножками талию партнёра. И слишком весело хихикающую компанию у ближайшего столика он тоже заметил, и прижался ещё плотнее — уж слишком это не пьяное веселье, такое разве что от колёс бывает… Пьяное восхищение схлынуло, стоило увидеть, как дрожат Сашины плечи. — Саш… Тот вздрогнул, обернулся и тут же отскочил. Глеб непроизвольно отступил назад — какая-то девица налетела на него, пьяно захихикала и попыталась уволочь за собой в местные ведьмины пляски. — Привет, Клим, — от стойки зазывно замахали руками, Макса тут явно знали. Тот кивнул, но потянул компанию подальше от любопытных глаз — в зашторенный темнотой угол, где в уютном беспорядке громоздились диванчики и пуфы — приватная зона. Саша прошлёпал в самый дальний и плюхнулся на него, посверкивая на компанию незнакомыми сизыми глазищами. Здесь стены были задрапированы тёмной, в муаровых разводах, тканью, будто действительно забрались на глубину и отгородились от дикой оргии танцпола не только подиумным возвышением и мягкой, до неудобного засасывающей в себя, мебелью. — Кто ко мне сунется — покусаю, — мрачно предупредил парень, забрался на пуф с ногами и под недоумённый взгляд Глеба скрутился на нём и вознамерился… поспать? От визгов и воплей на площадке он морщился ещё яростнее, чем Глеб, всем видом давая понять, что сюда его приволокли насильно. Как-то сонно тряхнул головой, поискал что-то глазами, нашёл и с нескрываемым восторгом подтянул небольшую плотную подушку в виде морской звезды, которую обычно подкладывали под спину. Натянул на голову и, кажется, довольно заурчал. — Ну и зачем ты его с собой приволок? — тихо спросил Глеб у Максима, обескураженный таким поведением. — Потому что мне скучно было, — прямо ответил тот. Свистнул какой-то девчонке — кричаще раздетой, хотя, скорее, так жутко недоодетой — коротенькие шорты, больше похожие на нижнее бельё, и тоже не слишком длинный узкий топ, из выреза которого почти вываливается второй размер. И ободок с пушистыми ушками на голове. — Зая, нам чего-нибудь горючего и чтоб закусь была, поняла? Разносчица кивнула и исчезла. Появилась с подносом, проворно скинула на столик бутылку портвейна и несколько салатниц. — Это что за трава? — Глеб подозрительно покосился на содержимое тарелочек. — Ну ты даёшь, приятель, — хохотнул один из спутников Максима. — Уже о траве заговорил, гы-гы. Клим, ты чего его раньше с собой не приводил? — Он у меня жутко стеснительный, — весело отозвался Максим. Сам он был занят непонятно откуда взявшейся девицей, одетой в костюм русалки — вычурный серебристый лиф и длинная, до щиколоток юбка из мокрого шёлка, тоже серебристая и с двумя разрезами до бёдер — удобно умостившейся у него на ногах и демонстрирующей эти самые бёдра. Глеб пригляделся — ещё минут десять назад она танцевала на отдельной платформе — извивалась, подобно водорослям в колоннах. Красиво танцевала — глаз против воли сам выцеплял её из толпы. Девчонка, достаточно смазливая и даже вполне во вкусе самого Глеба — рыжеволосая и большеглазая — с любопытством покосилась в сторону свернувшегося клубком Саши. — Когда это он уже успел? — спросила она. — Дома ещё. — Что — успел? — тут же насторожился Глеб. — Да расслабься, — Максим заметил в толпе ещё кого-то из знакомых, просигналил и вот уже за столиком расположилось человек десять. Парни и девушки, все разные, как небо и земля, и всё же в чём-то неуловимо похожие. Одежда — от кожанок до выедающе яркой синтетики, с татуировками, с пирсингом или с чистым, ничем не обезображенным телом, но Глеб интуитивно почувствовал в них точно таких же мажорных деток, как его друг. Каждый из них был здесь слишком… уместен и как-то привычно расслаблен, не глядя на окружающую какофонию из звуков и цветовых вспышек. У Глеба в первую же минуту перед глазами плыть начало, он едва сумел отключиться от общего гама, а эти сидят спокойно, опять ту «зайчиху» позвали — кальян заказали. И самое удивительное — как они друг друга слышат вообще? Музыка рычала и хрипела из колонок, орали танцующие на танцполе, гудели люди у барной стойки. Сквозь этот гул прорывались звоны стаканов и бульканье из бутылок. И Глеб не то, что сидящего рядом Максима — собственных мыслей не слышал. — Эй, красавчик, — русалка, раньше кошкой греющаяся на ногах Максима, как-то незаметно перекочевала поближе к Глебу, откровенно потёрлась плечиком, обдала сногсшибательным ароматом лёгких духов вперемешку с дикими феромонами. Глеб сглотнул и непроизвольно отполз на диване. — Да не теряйся ты, — Максим заметил его замешательство и подпихнул обратно к подружке. Нагнулся и тихо шепнул в ухо. — Эта русалочка обалденно языком работает, если ты меня понимаешь… Девушка призывно улыбнулась. Хорошенькая. И фигурка ладненькая, не то что эта скелетина ходячая… Почему бы и нет, в конце концов, он нормальный парень, которому нравятся девушки! В животе приятно ёкнуло, стоило умелой ручке как бы случайно коснуться колена. — Не хочешь прогуляться? — Глеб наклонился к девушке, пытаясь сказать на ухо, но она, то ли специально, то ли так удачно нечаянно, повернула своё лицо, и он мазнул губами по скуле. — Очень хочу, — мурлыкнула она, не спеша отворачиваться. Вот такие ему и нравятся — самоуверенные, прекрасно знающие, чего хотят от жизни и от него. И ему того же надо. Прелюдии для дураков. — Туалет прямо и за вон той колонной направо, — весело указал Максим. Когда они уходили, Глеб услышал, как весело хохотала компания, а голос друга возвещал: — А сейчас — главное блюдо вечеринки!!! Почему-то именно в тот момент Глебу очень сильно не хотелось уходить. Он обернулся — Максим доставал из кармана какой-то пакетик. Возможно, ему только показалось, но приятель посмотрел в сторону брата. И взгляд у него был, как у сытого кота.Саша
Весь вечер у Саши болела голова. По крайней мере, он так сказал родителям, когда вечером Максим осчастливил новостью, что берёт его с собой в клуб — отпраздновать с друзьями его выздоровление. Конечно же Саша не желал добровольно соваться в ловушку, но отец, мучимый виной, что распустил руки, счастливо благословил эту вылазку. Отказываться было глупо, но приклеившаяся к губам брата улыбка не сулила ничего хорошего. Уроками отгородиться тоже не удалось — кто делает домашнее задание вечером в пятницу? — У меня голова болит, — буркнул Саша первое, что пришло в голову. И тут же увяз ещё сильнее. Максим протянул ему белую таблетку. Обычная таблетка с разделителем посередине. — Что это? — подозрительно уточнил Саша. Ой как он не хотел глотать всякую неизвестную гадость! Хотя вряд ли Макс таки решился его отравить, да ещё и на глазах отца. — Обезболивающее, — ответил Максим. — У меня теперь голова постоянно болит, всегда с собой ношу. Наверно, в тот раз Максим не соврал — таблетка подействовала почти мгновенно. Действительно немного ноющая голова стала восхитительно пуста и воздушна. Мысли из неё улетучились в неизвестном направлении, Саша вообще забыл, как надо бояться, да и многое другое тоже забыл. Тело гудело, как струна, но не от напряжения, а от брызжущей силы, хотелось выть, кричать и петь песни. Он вдруг вспомнил, что ему всего лишь шестнадцать, что жизнь ещё даже не началась, чтобы нести её груз на плечах, что ошибки, какими бы они ни были — всего лишь подножки судьбы и вообще ничего ему Максим не сделает, потому что не сможет! Саша быстрый и юркий, Саша непобедимый… В машину он сел сам, а когда брат подобрал двух приятелей, перезнакомился в первые же две минуты, хотя тут же забыл имена. Они потом ещё их называли, но Саша всё равно не запомнил. К тому времени, как Максим заехал за Глебом, Саша уже укачался и его зверски тошнило. Хотя, вполне может быть, что его тошнило от присутствия этого типа, в любом случае, поздоровались они весьма неласково и дальше предпочитали молчать. Глеб как всегда был хмур и неразговорчив. В клубе головная боль вернулась. Стоило переступить порог и оказаться в подводном царстве, как Саша почувствовал, что его череп просто раскалывается от музыки и воплей толпы. Обострившиеся до предела чувства лихорадили. Он едва выдерживал присутствие четырёх, а здесь была сотня человек со своей звериной радостью и страстью. Саша едва в себя пришёл, захлебнувшись такой чуждой и непривычной вакханалией. На виски давила подводная атмосфера, он уже не понимал, колышется ли перед глазами целый мир или это всего лишь тонкая газовая ткань волнуется от проходящего мимо человека. И как он очутился в приватной зоне у мягкого дивана, Саша тоже не понял. Ему просто хотелось лечь и забыться — тело ломило, выворачивая суставы, пустая голова гудела. Он видел, как провожает его встревоженным взглядом Глеб. Нашёлся, тоже, защитник! Из-за него всё! — Кто ко мне сунется — покусаю, — предупредил Саша в первую очередь Глеба, забрался на диван с ногами, наплевав на обувь, и вообще на всё наплевав. Пожалуй, в этом углу было даже более-менее уютно, хотя переливающиеся тёмно-синими разводами драпировки его раздражали. Голова, которая до этого просто болела, начала кружиться, усиливая тошноту. Хорошо хоть подушку обнаружил, забился под неё и, кажется, отключился. Из забытья его вырвали чужие сильные руки, буквально высмыкнувшие с дивана. Саша осоловело проморгался, пытаясь разобрать уставившиеся на него лица. Много, человек десять, и ни одного знакомого. Разве что один, в центре. Стоит и хищно скалится. — Ну что, Главное Блюдо, — вопрошает. — Проспался? — Нет, — хмуро бурчит Саша, стараясь особо не шевелиться. Пока он спал, в голову засунули мешок битого стекла и теперь любое движение не просто разрывает её на части — перед глазами от боли начинает рябить. — А ты хорооош, — не унимается мучитель. — Я думал, мой хиленький братишка по потолку ходить начнёт от чудо-таблеточки, а ты завалился храпеть! — Чудо-таблетка? — тупо повторил Саша. Думать было так же больно, как и шевелиться. — Экстази, Карамелька, — сжалился и подсказал Максим. — Ты всосал самый обычный диск. Саша молчал. Не то, чтобы ему не было, что сказать, или боль мешала высказаться — просто было лень. В конце концов, его сюда потому и волокли, что хотели чего-нибудь такого провернуть. Саша, наверно, даже где-то восхищался своим братом, сам он был слишком прямым, поэтому взрывался на глазах у всех, сам себя загоняя в угол. Максим же плёл паутину, как паук. Пауком и был. — Ничего не хочешь сказать? — под прицелом десятка пар глаз спросил он. — Хочу спросить, — непередаваемое ощущение чувствовать себя самоубийцей, самолично копающим себе могилу… Выдохнул сквозь сцепленные зубы и улыбнулся как можно солнечнее, наплевав на взорвавшуюся в висках боль. — Ты в меня, случаем, не влюблён? Максим резко побледнел. Тихонько хихикнула девушка из числа стервятников. — Ты надо мной постоянно измываешься, — уже куда увереннее продолжил Саша, буквально всей кожей ощущая, как досыпается песок его жизни. — Просто проходу не даёшь, — и добил. — Проти-ивный… Глаза Максима выцвели, челюсти сжались. Глупая шутка. Саша это даже в своём состоянии понимал, но, как всегда, не мог остановиться, да и не стал бы — остатки экстази всё ещё будоражили кровь, гоня по ней адреналин. — Держите его, — одними губами приказал Максим. Саша даже дёргаться не стал, чтобы лишний раз не морщиться от боли, покорно позволил себя скрутить, зашипев разве что от резкого толчка в затылок, когда и без того шаткий мир стал с ног на голову. Только краем глаза уловил, что Глеба среди Максимовых дружков нет. Тем лучше. Саша не хотел, чтобы его опять скрутили сильные жилистые руки с тонкими гибкими пальцами. Он просто не хотел, чтобы их с Глебом что-то связывало. Что-то ещё, кроме тех безумных сцен. И не будет лишнего повода злиться на лучшего друга брата ещё и за то, что он и здесь против него. Максим достал маленький пакетик с точно такими же таблетками, выщелкнул две белые пуговки на ладонь. — Сам рот откроешь или как… дорогой? — А изо рта в рот слабо? — Саша упрямо надавил затылком на чужую ладонь, не желая склонять головы перед всеми этими стервятниками. Ну и где тот чёртов Глеб? Он, конечно, гад и сволочь, но подобные издевательства, когда вдесятером на одного, кажется, терпеть не может — наверняка бы вступился. Саша тоскливо подумал о том, что Глеб ему вообще, скорее всего, привиделся из-за проклятущей дури — не похож он на любителя подобных мест. К губам поднесли таблетки. Саша зажмурился, предчувствуя резкую острую боль, рванулся вперёд и вниз, боднув ладонь. — Ублюдок, — прошипел кто-то. — Это. Мой. Брат. — Мрачно напомнил Максим. Саша удивлённо моргнул и уставился на приблизившееся едва ли не вплотную скуластое лицо. Широкие брови вразлёт, карие глаза без проблеска, упрямая ямочка на подбородке и ореол тёмных непокорных волос. Лицо хищное, красивое — девки за ним не только из-за мажористости таскаются. — Ты чего? — успел пролепетать. Лицо обдало горячим дыханием с привкусом алкоголя и вишнёвого кальяна. Губы у Максима оказались не такими вкусными, как у Глеба. Вообще невкусными, засасывающими, как болото. Саша дёрнулся, пытаясь прекратить это сумасшествие. На краю сознания кто-то потрясённо охнул. А ему между губ протиснулся язык и с силой вжался в рот. В тот же момент жуткий позыв едва не заставил вывернуться наизнанку желудок. Гадко. Противно! Это же родной брат!!! А язык затолкал Саше в рот два горьковатых комочка, пропихнул едва ли не в глотку, заставив однозначно проглотить эту гадость, и тут же исчез. Максим вызывающе облизал свои губы, не отрывая взгляда от Саши. Растянул губы в змеиной усмешке и в гробовой тишине, заглушившей даже шум танцпола за ширмами, спросил: — Ну что, вкусно? Саша не ответил. Едва поднялся, не удерживаемый более липкими руками Максимовых дружков, пьяно качнулся. Волнами накатывало знакомое чувство опьянения, вседозволенности и всесилия. Мышцы скрутило, делая тело каменным, сильным… и непослушным. И едва удерживая на краю сознания гудящую от всего произошедшего голову, Саша бросился прочь из этой давящей тишины.