За что тебя ненавижу...

Саша

      Наверно, Саша никогда не был так счастлив, как в те дни. Он удрал из дома, жил у посторонних людей, бессовестно упав им на шею, по его вине в больницу попала мать, но человеческое сердце себялюбиво. Саша был в тепле, на него не кричали за разбитый стакан, его спрашивали, чего он хочет на обед или ужин, и ему устраивали головомойку, если он не съедал всё, что лежало на тарелке. И тётю Надю с Глебом совсем не интересовало, что он не голоден и вообще ест мало.       — Тебя надо откормить, — серьёзно заявил Глеб однажды за завтраком.       — Я тебе что, гусь? — мигом ощетинился Саша.       — Ты поросёнок! — неожиданно усмехнулся Глеб, потянулся через стол и смахнул со щеки каплю пюре. — Как так можно вообще?       Саша залился краской, бегло глянул на тётю Надю у плиты, но та ничего не заметила.       — Полудурок, — прошипел Глебу. Тот почему-то согласно кивнул.       Про драку в школе они дома не сказали — наврали, что лицо Глебу разбили мячом на баскетболе. Дома… Саша и забыл, как вкусно пахнет от этого слова. Здание в пяти остановках отсюда так и осталось холодным и неродным. В нём остались ненавидящий его брат и отец, для которого превыше всего оказалось положение в обществе. Через несколько дней после побега Саша злорадно отметил, что никто за ним идти не собирается — отец не подал в розыск (что бы сказали знакомые?!), и прийти за ним сюда, унизиться, не пожелал, хотя Максим наверняка сказал, где он теперь живёт. Тем лучше. Мама полежала в больнице до среды, но даже после этого Саша не решился вернуться домой. Наверно, он был жутким эгоистом, но здесь ему нравилось, и пока Таманины не гнали, он делал вид, что всё нормально. Глеб испытывал вину, он оказался обычным парнем со своими тараканами; он обидел Сашу, и теперь тот этим бессовестно пользовался, позволяя себе навязаться, а тётя Надя вообще, кажется, относилась к гостю, как к ещё одному сыну. Поначалу это Сашу немного смущало — незнакомая женщина, да и с Глебом они на друзей не похожи, даже на приятелей, но порой Саше казалось, что она действительно видит в нём ещё одного сына. Однажды он даже в шутку об этом сказал Глебу, но того перекосило, и Саша благоразумно решил заткнуться, чтобы не огрести, как это с ним всегда случалось.       Прошла неделя. Выпал снег. Словно отрезал прошлую жизнь. Что-то изменилось — в Сашиной жизни, в нём самом. Он расслабился, перестал огрызаться — старался, во всяком случае, — а ещё у него прошла бессонница. Благодаря Глебу. Нет, кошмары мучить не перестали, он по-прежнему просыпался с дикими воплями, но после того, как его отпаивали водой и в спальне опять тух свет, он безбоязненно закрывал глаза. Наверное, потому, что Глеб заставлял его разворачиваться на кровати и спускать руку. И держал её до тех пор, пока Саша не засыпал, успокаиваясь от живого тепла. Вчера Глеб не выдержал и заснул первым. Но пальцев так и не разжал. Саше было неудобно — рука немела и ныла, а сам он не мог забиться от всех подальше, как привык, и всё же это помогло — за несколько дней у него исчезли извечные синяки под глазами, появился аппетит. Хотя, второе вполне могло появиться потому, что он просто разбил себе давно усохший желудок вкусной тётинадиной стряпнёй. Исполнилась дурацкая мечта Глеба — даже Майя заметила, что он поправился, впрочем, Саша этому только обрадовался: теперь Глеб поостережётся таскать его на плече, точно барашка — любимый его фокус. В последний раз он проделал это в школе у всех на виду, когда парень в очередной раз собирался слинять со спаренных уроков по физкультуре. Со словами «Когда ж ты, наконец, перестанешь страдать ерундой?!» Глеб, под восхищённые и перепуганные вздохи женской половины класса — и под глумливые смешки мужской — проволок сопротивляющегося Сашу на плече от самого класса до спортзала, где и сгрузил физруку.       А сегодня после уроков Майя позвала Сашу сходить в ветеринарию выбрать ей котёнка. Он согласился, но у школьных ворот наткнулся на Глеба. Тот, замёрзший и облепленный мокрым снегом, стоял у самого выхода, напряжённо вглядываясь в толпу. Рассорившись с Максом, Глеб теперь постоянно таскался следом за ним. Это нервировало, особенно если учесть слухи, поползшие по школе после драки. До Глеба же они либо не доходили, либо плевал он на них с высокой колокольни. Саша же воспитывался иначе. Он сцапал подружку за локоть и попытался оттащить подальше, чтобы его не заметили, но Глеб увидел. Нахмурился, подошёл к ребятам, недовольно покосился на Майю.       — Куда это вы намылились? — спросил у неё, точно обнаружил гнусного зачинщика.       — Вопрос навстречу: а почему ты никуда не намылился? — удивительно спокойно, будто не с мечущим молнии из глаз Глебом говорила, вопросила Майя. — У тебя сегодня пять уроков было, уже бы давно был дома.       — Я его ждал! — обличающий тычок пальцем в Сашу.       — А кто тебя просил? — вякнул Саша, но на него внимания не обратили. Глеб жалил взглядом Майю, Майя спокойно смотрела в ответ.       — А хочешь с нами? — неожиданно спросила она. Глеб на мгновение стал озадаченно-отрешённым.       — Хочу, — сказал и сам, кажется, испугался такой откровенности. Майя улыбнулась.       Удивительно, но втроём оказалось ничуть не хуже, чем вдвоём. Пусть Глеб больше молчал, но почему-то он совсем не портил общее расслабленное настроение и не раздражал своей молчаливостью. Он долго задумчиво рассматривал клетку с котятами и даже что-то спрашивал у девушки за стойкой. Та расцвела улыбкой, отвечая красивому клиенту. Саша заметил, как она оживилась, и помрачнел — уж больно Аллу напоминает — такая же улыбчивая, наштукатуренная и обесцвеченная. И красивая. И прямо в глаза бросается, что не против. Неприятное открытие. Как на этого гада красивые вестись-то могут?! Разве не видно, что он мрачный необщительный тип?!       Мрачный необщительный тип осмелел и попросил подержать одного из пушистых клубков на руках, от чего девушка пришла в неописуемый восторг.       — Редко встретишь мужчину-кошатника, — восторженно пропела она, доставая котёнка. Тот обречённо мявкнул и притих, пригревшись между тёплых ладоней — лёжа в её и накрытый его. Саша досадливо отвернулся, но уши-то не заткнёшь, поэтому весёлый щебет от клетки всё равно услышал.       — А вам какие нравятся — пушистые, гладкошёрстые?       — А у меня уже есть. Рыжий. Приблудный.       Придурок…              — Я к тебе! — Саша не дал Глебу даже открыть рот — схватил Майю за руку и поволок к её подъезду.       — Эй! — обескуражено успел крикнуть Глеб, когда они уже входили.       — Есть что-то, что я должна знать? — покорно спросила подружка, прижимая к груди выбранного котёнка, как на грех, рыжего, за что Саше он заранее не понравился.       — Май, вот скажи, если человек тебя бесит — очень сильно, но объяснить почему, нельзя — это почему?       — Потому что нравится, — серьёзно ответила девушка. Саша поперхнулся.       — Ты чего?! Нет! Я знаю — почему бесит! Я этого другим объяснить не могу.       — Хм… думаю, он тебя не настолько уж бесит, раз ты у них в квартире живёшь.       Саша нахохлился. По лестнице поднимались молча, но у двери он всё же не выдержал.       — Слушай, ну откуда ты такая спокойная? Ты же слышала, что про нас Алка трепалась в классе?       Алка, как и большинство девиц, влюблённая в разного рода сплетни, и их же на досуге сочиняющая (а заодно отшитая в своё время и Глебом, и Сашей), в первые же два дня разнесла по школе благую весть, отчего Саша переехал к Глебу. Слава Богу, особо никто не прислушивался и вообще ближе к концу четверти у всех были свои заботы, но она была недалека от истины, и Саша очень сильно хотел встретить мерзкую девицу в тёмной подворотне.       — Я даже слышала из-за чего конкретно подрались Максим и Глеб, и что? — ответила Майя.       Саша покраснел. Об этом разве что учителя не знали — здесь ученики были удивительно единодушны и плели несчастной Ольге Николаевне всякие басни, тем более всё равно никто так толком ничего и не понял.       — Из-за «чего», а не «кого», — сделала ударение девчонка. — Ты вообще спрашивал у Глеба, что там точно произошло? Вооот… А я спрашивала.       Саша поперхнулся.       — Ч-чего? Когда?!       — В тот же день, после уроков.       — И он ответил?       Майя хмыкнула.       — Иногда молчание красноречивее.       Саша сидел у подруги едва ли не до ночи. Впереди маячил разговор, вряд ли лёгкий, потому он и не торопился. С котёнком они так и не подружились и расцарапанную пушистым поганцем шею он воспринял как знак собираться на выход.       Домофон отозвался мгновенно, точно Глеб дежурил под дверью. Мать Глеба отсутствовала — ушла к тёте Тане и вряд ли собиралась сегодня вернуться, отчего Саше почему-то стало не по себе. С Глебом один на один он оставался разве что ночью, но тогда он сразу же закручивался в одеяло и отворачивался к стене, чтобы хотя бы создать видимость сна. Засыпал он очень не скоро, всегда дожидаясь, чтобы засопел Глеб. Да, потом он просыпался, Глеб заставлял его развернуться и взять за руку, но всё это было в темноте, тогда он не видел его лица, а Глеб не видел лица Саши.       — А чего ты так рано? — издевательски осведомился Глеб, прислонившись к косяку, пока Саша возился с обувью.       — Ты отлично знал, где я был, — шнурки на ботинках развязываться отказывались, тогда он по-простому стянул их, наступив носками на пятки.       Глеб хмыкнул и издевательски протянул:       — Ах, ну да, у своей девушки…       — Ты чего? — вытаращился Саша. Глеб стоял в дверях, натянутый и сердитый.       — Ты вообще знаешь, который час? — вкрадчиво уточнил парень.       — Ммм… одиннадцать?       — Половина двенадцатого, — ледяным тоном отрезал Глеб.       — Я выходил в одиннадцать.       — Зато сюда дошёл в половину!       — Ну прости, что спускался с четвёртого и поднимался на пятый не как метеор.       — А уйти пораньше не судьба?       — Блин, у меня что, комендантский час? — не выдержал и взорвался Саша. Стянул с себя куртку и прошлёпал в квартиру.       — Ты от девчонки уходишь по ночи! Какой комендантский час? Где твои мозги вообще?!       — Да всё нормально, я не мешал, у неё всё равно отец на дежур…       — Ты надо мной издеваешься?!       Саша так и не успел зайти в ванную — Глеб рванул его за плечо, разворачивая к себе лицом. Глаза горят, нос раздувается.       — Хочешь, чтобы о ней слухи поползли? Ты знаешь, какие у нас бабки в подъездах языкастые?       — Слухи? — Саша рассерженно скинул с плеча ладонь. — Слухи?! Отлично, давай поговорим о слухах. Вся школа гудит — лучший ученик и Президент друг другу пятаки начистили. Ничего мне сказать не хочешь?       — А то ты не знаешь!       — Да, не знаю! Что такого должно было случиться, чтобы Макс слетел с катушек и набросился на тебя при свидетелях?       — Саш…       — Ну уж нет! Вы подрались. Из-за меня! Можно подумать, мне так весело, что родной брат теперь от меня по коридорам шарахается. Что ты ему сказал? Что мы переспали?       Щека Глеба нервно дёрнулась.       — О, — протянул парень, сощурясь, — то есть, больше всего тебя печалит именно родной брат?       — А почему бы и нет? Что плохого в том, чтобы переживать за родню?       — Ну ты… — почти задохнулся Глеб. — У тебя что, крыша на родственной почве поехала?       — Просто он мой брат, тебе не понять.       И тогда Глеб захохотал. Весело и зло одновременно. Саша непроизвольно отступил от психа, но тот сгрёб его в охапку и поволок в спальню. Саша не сопротивлялся. Он позволил шваркнуть себя на матрас, уже надутый и застеленный, готовый ко сну… Ну и ложился бы, а не его дожидался!       — Вся эта прелюдия была только для этого? — хладнокровно поинтересовался он, не делая попытки подняться. Сердце бешено колотилось, но сам Саша был спокоен и собран. Он это уже проходил. Он это проходил уже не раз. Совсем не страшно, если отключить мозги, то может быть даже приятно. Главное не думать — ни до, ни во время, ни после… — Ну и зря так старался, сказал бы, что хочешь. Я же говорил, что не против…       Лицо стоявшего над ним Глеба исказил звериный оскал.       — Интересный у тебя способ платы за крышу над головой.       — Какой есть, — не повёл и бровью Саша. А к чему строить из себя девственницу — это действительно плата. Каждый платит, чем может или что есть, а у него ничего больше нет.       — То есть, ты даже не отгавкнешься в ответ?       — А смысл? Хочешь меня — бери.       — Хм… интересно, потребуй платы моя мать, ты бы и ей предложился? В конце концов, хозяйка она…       Саша закрыл глаза. Он устал. Он бесконечно устал. Хотя бы от перепалок с Глебом.       — Твоя мама тебя обожает, а ты ею и вертишь: как скажешь, так она и поступит, даже меня без вопросов приняла.       — Ошибаешься, — с непонятной злостью прошипел Глеб, опускаясь сверху на Сашу. Качнулся придавленный двойной ношей матрас. — Ты сильно ошибаешься.       — Может быть…       Пальцы Глеба скользнули под водолазку, прошлись по рёбрам. Саша не удержался и выгнулся от щекотки.       — Какой ты покорный, аж противно, — сплюнул Глеб.       — Предпочитаешь брать меня силой?       — Предпочитаю не спать со шлюхой!       Губы Саши скривились в кривой ухмылке.       — Что, не нравится, что ты у меня не первый?       — Дурак, я не об этом…       Но Сашу переклинило, не один Глеб мог беситься.       — Или переживаешь, что один не сможешь затмить двоих?       — Саш, заткнись…       Куда делось всё то хрупкое и тёплое, что между ними возникло после той драки? Они не стали друзьями — они никогда не смогли бы ими стать — но и ненависти между ними не осталось. Просто два человека, бредущих в одном направлении…       — А может, ты бесишься, потому что вообще на Макса запал? — наверно, он просто не расслышал глухое, едва сдерживаемое клокотание в груди навалившегося сверху человека. Глеб как-то странно коротко рыкнул, размахнулся и залепил оплеуху, прикрывая поток слов.       — Запал, значит? — страшным шёпотом выдохнул он. — Запал? Ты вообще в курсе, что у твоего обожаемого Макса стояк на тебя?       — Не смешно!       — А кто смеётся? — в глазах Глеба засветилось что-то тусклое и нехорошее. Дыхание у Саши спёрло, и не только оттого, что на нём сидели. Щека горела от пощёчины и злости.       — Кретин, — прошипел он. — Хватит всех по себе ровнять! Если у тебя на меня поднялся, это не значит, что все такие же озабоченные извращенцы!       — Ха-ха, ну почему же? Те двое меня ничем не лучше…       — Заткнись!..       — …такие же извращенцы с поехавшей крышей.       — Глеб!..       — Знаешь нормальную реакцию парня на насильника подружки? Тебя бы побили. До полусмерти. Но уж никак не поимели, да ещё и так шикарно…       — ШИКАРНО??? — Саша завертелся ужом. В глазах потемнело, внутри опять раздулся тугой шар, забивший лёгкие. В груди сухо свистяще хрипело, хотелось вдохнуть, но не получалось даже вытолкнуть отработанный воздух. Жарко, душно. Сердце дёрнулось в вязком киселе подступающего приступа, тело стало деревенеть.       — Только попробуй, — донеслось сквозь астматическую колючую вату. Щеку обожгла вторая пощёчина. Короткий болевой шок привёл в чувство лучше всяких ингаляторов. Глеб навис над ним, процедил:       — Только попробуй удрать от меня в несознанку, — сжал сильными пальцами подбородок, оставляя на коже синяки, Саша зашипел от боли. — Хватит вечно удирать…       — От… чего?..       — От самого себя! Тебя изнасиловали, прекрати делать вид, что ничего не случилось!       — Я и не делаю — я не хочу, чтобы ты туда лез.       — Ты прячешь голову в песок!       — А ты тут же пристраиваешься сзади!       — Ну прости, что у меня крыша на тебе поехала! Можно подумать, я в восторге, что хочу парня!       — ТАК ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ МЕНЯ ТРАХАТЬ ИЛИ НЕТ?!       Оглушающая тишина окутала саваном. Тихо идут часы на стенке, скрипят снежинки по окну, стучат сердца, быстро и возбуждённо.       — Мне это слово не нравится, — буркнул Глеб. — Слишком… звериное.       Саша закрыл глаза. Внутри было горячо и больно, точно лопнувший воздушный шарик. Глеб не был белым и пушистым, но его когти царапнули больнее, чем он хотел. Глазастый… Лучше бы сделал вид, что ничего не замечает.       — Ну уж прости…       — Ну и чёрт с тобой.       Ещё раз качнулся матрас. Глеб склонился и прижался губами к его губам.       …А после всё изменилось.