Глеб
— Саша! Эльфёнок нёсся по снегу, прочь от него и жуткой неудобоваримой правды. — Всегда от проблем удирает, — заметил Макс, задумчиво глядя ему вслед. — ТЫ! Глеб налетел на противника, повалил в снег, подмял. Максим не сильно сопротивлялся, разве что не позволил себя ударить. Покорно вывалялся в снегу. — Ну я, и что? — Как ты узнал? Гадючья ухмылка. — Просто стало любопытно, почему ты его действительно так ненавидишь… Привык, что ты у нас мальчик-с-мозгами, только не забывай, что у других они тоже есть, просто не так разрекламированы среди учителей. Тоже мне вселенская тайна. Глеб скрипнул зубами, но растянул губы в такой же злой гримасе, что и Саша полминуты назад. — Я же говорил, что ты его хочешь. Глянь, как в роже изменился, когда нас с ним увидел. Лицо Максима перекосило. — Хочу?! Не ровняй по себе, похотливая тварь! — Действительно. Всё куда глубже — ты его любишь. Ну и каково это, облизываться на брата? Представляешь его, когда занимаешься сексом с Маринкой? Или вообще тихонько дрочишь на фотку? — Я не ты, — ухмылка стала совсем уж змеиная. Максим жёг страшными расширенными аж до радужки зрачками — бледный, натянутый, злой… довольный. — У меня, в отличие от тебя, был отец, и он объяснил сыну, куда нельзя пихать свой член. Тычок в грудь, чтобы заставить гада скрутиться узлом. Максим молча хватанул ртом воздух. Не будь Глеб так разгорячён, он бы задумался, почему тот позволяет себя бить, если вполне может скрутить противника ответным узлом. Но Максим лежал и Максим продолжал выбешивать. — Уж не ты ли засунул ему язык в рот только что? — Переживаешь, что смогу затмить тебя одним только языком? Да, не зря переживаешь… Кулак взлетел раньше, чем Глеб взял себя в руки. Но Максим выкрутился из-под бывшего друга неуловимым скользким движением. — Поиграли в злодея и героя, хватит, надоело. Вставай, рыцарь в сияющих доспехах. Твоя дама уже удрала. Глеб рывком сел, ошалело глянул на отряхивающегося Макса. Острая догадка прошила мысли — его задержали специально, чтобы не побежал за Сашей. Максим поймал его шалый взгляд и напоказ открыто осклабился, подтверждая мысль. — Сука, — сплюнул Глеб и бросился в шуршащий падающим снегом школьный сад, туда, где исчез его Эльфёнок. …Он не видел, как Максим, равнодушно глядящий ему вслед, достал из кармана его телефон, незаметно вытащенный у владельца во время потасовки, пыхнул экраном, вызвал папку видео, пролистал файлы. Нашёл. Не появилось на лице ни гадючьей ухмылки, ни просто улыбки. Только глаза стали злыми и колючими…Саша
Глеб появился неожиданно. Саша прислонился к клёну, грызя кулак, чтобы не завопить в голос, и вдруг из ночи вылетел Глеб. Повёл дурным взглядом, увидел сжавшегося под деревом Сашу. — Сань… Саша резко развернулся и бросился прочь. — Сашка, стой! Руки Глеба обхватили беглеца за туловище. — Не трогай меня! — завопил он, но Глеб ловко развернул его к себе лицом, попытался обнять. Саша отпихнул преследователя, отступил на слабых ногах под защиту ствола, рассерженно сверкнул глазами. — Я сказал, не трогай меня, — прошипел он. Его трясло, сил едва хватало, чтобы не сползти по дереву в снег — к ногам взмыленного и взвинченного Глеба. — Саша… — Уйди, а? — почти жалобно хныкнул тот, едва сдерживая душащие изнутри слёзы. — Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, как это ни глупо звучит. — Да ну?! — зло, во весь голос. — Меня изнасиловал парень, который просто отомстил отцу, выбравшему не того сына. Уверен, что можешь хотя бы представить, что я сейчас могу чувствовать? — Я никогда не относился к тебе, как к брату! — И мне от этого резко полегчало!!! — молчаливые слёзы хлынули из-под ресниц. — Глеб, уйди. Пожалуйста. — Нет, — и подступил вплотную, прижал к клёну, обнимая. Саша сжался в таких предательски тёплых, нежных руках, затрясся. Ладони Глеба коснулись лица, зафиксировали. Саша зажмурился. — Саш, посмотри на меня… — Нет. — Саш, посмотри. — НЕТ, УЙДИ! — Ты же умный, ты умнее меня, ты же сам сказал, что я тебя люблю. Так и есть: я тебя люблю, ты же знаешь… Саша вжался в дерево, пытаясь отпрянуть от обнимающего его психа, от его горячего шёпота, тонких пальцев, ничем не выводимого запаха осенней мряки. Губы Глеба скользнули по щеке, целуя влажную дорожку. — Не трогай меня! — Я тебя люблю! — Это мерзко! — Моя любовь? — Да! — Потому что у нас одна кровь? — Потому что мы одного пола! Отвали от меня! Удар был несильным, но точным, как когда-то в детстве их с Максимом учил отец — главное, ударить в нужную точку, и удар не обязательно должен быть сильным, просто чувствительным. По рёбрам справа, чтобы печень словно огнём обожгло. Чуть выше обычного, там, где рёбра не так изогнуты и точно не сломаются… отец тоже по такому принципу бьёт… Глеб хватанул ртом застрявший воздух, отшатнулся, освобождая Саше дорогу. Тот кинулся прочь, но споткнулся на подножке и растянулся у ног своей же жертвы. Глеб молча придавил его ногой, не давая возможности подняться, пока не отдышится. — Отлично, — мрачно процедил он. — Значит, кровное родство тебя не смущает. — Отвали, придурок! — Меньше проблем… — Глеб, отпусти!.. Его сцапали за шкирку, подтянули, вскинули на плечо — излюбленный фокус — и поволокли из парка. Саша кричал и брыкался, но Глеб не обращал внимания ни на вопли, ни на удары. Вышел на ту же дорожку, что вела к чёрному входу в школьный зал, но вильнул в сторону. — На по-омо-ощь! — неожиданно завопил Саша. Глеб дёрнулся, чертыхнулся и на мгновение забылся — Саше вполне хватило, чтобы ужом соскользнуть с его плеча и рвануть прочь. — Ах ты сволочь остроухая! — Конечно же, его догнали, схватили и взболтали. — Пусти!!! — И не подумаю! — Куда ты меня тащишь? — В подсобку! Со злорадством: — Трахать собрался? Рассерженно: — Да! — Даже если я не хочу? Хотя действительно, тебя это никогда не останавливало. Хлясь! На Сашиной скуле расцвёл след от злой пощёчины. Застывшая, точно вакуумная, тишина. Глеб, задним числом сообразивший, что натворил, медленно бледнел. Саша, не мигая, буравил его широко открытыми глазами. Нет, он не испугался и не разозлился — куда уж больше-то? — да и привык он к ударам — отец, Глеб тоже не брезговал… когда-то. — Убрал от меня руки, — тихо спокойно попросил он. Пальцы ещё больнее впились ему в плечи. Глеб молча помотал головой. — Убери, я никуда не убегу. Неуверенно, словно деревянный, отнял сначала одну руку, потом вторую. Саша секунду смотрел в его испуганное белое лицо, обрамлённое, мокрыми от снега, светлыми, почти льняными, волосами. Развернулся и побежал. — Куда? — опешил Глеб. Ха-ха, можно подумать, он в своём уме рядом с ним останется! — Саша! Саш, вернись! Долго ты собираешься убегать?! Нагнал в три прыжка, вцепился в куртку, перехватил за талию и поволок обратно. Молча. Зря Саша пыхтел и кусался, Глеб не реагировал. Доволок его до рассохшейся старой двери, втянул по ступенькам, бахнул по скрипучим дверным доскам ногой и втолкнул в затхлое тёмное помещение. И тут же прижал к стене, ткнулся носом в волосы. — Эльфёнок, прости. Прости, а? Саша молчал. Не убегал, не обнимал — просто стоял и сопел Глебу в плечо. А тот склонился, нашёл губами его губы и прижался к ним. Мягкое нежное касание. Саша ещё плотнее сжал свои. — Сань… — Нет… — Пожалуйста… — Нет! — Что во мне не так? Саша замер. Не так давно точно то же самое и точно так же спрашивал о Глебе Максим. Словно опять в тот же кошмар вернулся. — Глеб, не надо… — Нет, надо! Почему Максу ты прощаешь всё?! Только не плети про братьев, теперь ты всё знаешь, почему только я всегда виноват? Саша сжался. Он не видел лица склонившегося над ним Глеба, но ему стало страшно от его злого шипения. Попытался отвернуться, но это оказалось ошибкой — и без того взвинченный, Глеб грубо повернул Сашино лицо обратно, с властной жадностью впиваясь ему в губы. Короткая молчаливая борьба. Когда-то в этой самой подсобке они тоже боролись, но всё было иначе. Тогда Глеб был независимым и нахрапистым, а Сашу он люто ненавидел; сейчас же прижимал его, сопротивляющегося, к стене и покрывал жгучими дикими поцелуями, не давая возможности даже нормально вздохнуть. Спустился по горлу к ключицам, зарылся лицом в ворот куртки, скрипнул молнией, расстёгивая. — Глеб, угомонись… Прикусил сосок прямо через свитер и водолазку. Пытающиеся оттолкнуть его руки просто отвёл в сторону, пригвоздив к стене за запястья. Надавил коленом Саше между ног и тут же опять накрыл поцелуем открывшийся рот, чтобы не дать слететь ненужным сейчас словам. Только хрип дыхания, только шорох одежды, только нетерпеливые стоны. Провёл по Сашиным рукам пальцами, освобождая. Ладони скользнули под одежду — полетела с плеч куртка, за ней потянул через голову свитер. Упирающегося Сашу поднял на руки и наослепь пронёс по небольшой комнатушке, бросил на скрипнувший диван, лёг сверху. — Перестань… — Не перестану. — Глеб, не сходи с ума! — Поздно, уже сошёл… — Мне больно… Тихое рычание. Глухое сопение. Сдавленный всхлип. — Мне больно! Глеб не слышал. Он зацеловывал Сашу, затискивал в объятиях. Избавил от водолазки, дёрнул молнию на джинсах, почти вырывая её с мясом. В пальцах осталась оторванная собачка. — Ты меня просто покалечишь! И этого вскрика Глеб тоже не услышал, продолжая блуждать по Сашиному телу руками и губами. Поцелуй в живот, больше похожий на укус, вниз к джинсам, прикусить кожу у самого пояса, руками сжать ягодицы, притянуть ещё сильнее к себе, зарыться носом в расстегнутую ширинку — зубами потянуть за резинку плавки. Стянуть вместе с джинсами до колен, чтобы окончательно сковать Саше движения. Укусить уже бёдра. Лучше бы лизал. Дурацкий неистребимый Глебов фетиш — лизаться! Он мог часами просто лизать, раздражая Сашу и томя его в ожидании… И пальцами пробраться под одежду, провести между ягодиц, вдавить внутрь. Саша задохнулся от боли, скорчился, попытался хотя бы принять положение поудобнее, но Глеб решил, что от него опять пытаются сбежать — жёстко заломил руки, налёг сверху. — Не отпущу, — глухо предупредил он. Саша сглотнул. Голос у Глеба был хриплый и мрачный… невменяемый. — Руки хоть отпусти, затекли. Глеб молча помотал светлыми лохмами, начинающими вихриться после растаявшего снега. — Отпусти, я тебя обнять хочу. — Опять врёшь. Саша рванулся вперёд, кривясь от боли в руках и растёртой жёстким диваном спине, и прижался губами к Глебу. В губы не попал, дотянулся до подбородка. Тот сипло выдохнул, а Саша чуть выгнул голову и заскользил по скуле к уху. — Руки отпусти, — шёпотом напомнил Саша. Обнял за шею. Сам притиснулся к задохнувшемуся от чувств парню. Глеб, всё ещё напряжённый и неверящий, пропустил ему за спиной руки, прижал к себе, пряча лицо у Саши на плече. — Я тебя люблю, — тихо проговорил он. Внутри у Саши болезненно сжалось. Он влип в Глеба, стараясь заглушить бешеное сердцебиение. — Не глупи, — пробормотал Саша. — Ты же сам это сказал. — Но это не значит, что всё нормально. — Мне всё равно. — А мне нет. — Чёрт, — Глеб горько усмехнулся. — Макс сдержал слово — день рождения просто отпад. У Саши затрещали сминаемые рёбра. В холодной промозглой комнатушке, голому, ему вдруг стало жарко. Провёл ладонью Глебу по лицу, нашёл губы и потянулся к ним. Сжал коленями его бока, но не потёрся, как десяток раз до этого, а напрягся и перевернулся, уже подминая Глеба под себя. — Что это значит? Глеб под ним напрягся, впился пальцами в талию. На всякий случай, если Саше вдруг взбредёт удрать, но тот немножко поёрзал, умащиваясь поудобнее, распластался по Глебу. Безмятежно: — Спину натёр, сегодня я сверху. Подозрительно: — В каком это смысле? Саша усмехнулся и поцеловал Глеба в шею, однозначно оставляя засос. Тихонько заурчал, избавляя от свитера уже его самого. — Расслабься. Тебе понравится…Глеб
— Расслабься. Тебе понравится. Эльфёнок почти мурлыкнул, поцеловал ключицы, вызывая перед глазами брызги звёздочек. — Сань?.. — Мр?.. — поцелуй во впадинку между ключицами, горячий юркий язычок прошёлся по коже вниз, лизнул сосок. Ёлки-палки! Теперь-то Глеб понимает, отчего мальчишка вечно на него орал, когда тот его облизывал — невозможно же себя контролировать! Глаза закрываются, тело гореть начинает и в ушах звон. И щекотно!!! — Сашкааа… А гадёныш явственно ухмыльнулся и ткнулся носом в пупок, куснул кожу рядом, вызывая табун мурашек. Попытку приподняться на локтях пресёк, грызнув ещё раз, посильнее и почувствительнее. А потом осторожно спустился ниже, губами касаясь растущих полоской от пупка к паху волос. На мгновение нерешительно замер у брюк, но вжикнул молнией. Глеб молча наблюдал за ним. В тот момент все тревоги и страхи исчезли, смытые ночью и тихим сопением отчаянно дрожащего Саши. Осторожно сел, чтобы не спугнуть своё остроухое чудо, провёл ладонью по его щеке. — Не хочешь — не делай… Тихий упрямый шёпот. — Хочу. — Тогда чего боишься? Саша задрожал сильнее прежнего — худенький тонкий силуэт в тёмной комнате. — Завтрашнего дня. Глеб притянул его к себе, прижал. — Сань, ну чего ты? Хочешь… хочешь, убежим? — Совсем с мозгами распрощался? Балбес… — Я через полгода школу закончу, мы можем уехать отсюда, никто тебя больше не обидит. — А ты разве не хотел выучиться на врача? Интересно, откуда он знает? Да, хотел. На кардиолога, чтобы вылечить мать, но сейчас всё это стало слишком далёким и зыбким, точно из детской, давно забытой сказки, от которой остались только смутные образы и впечатления. — Я хочу быть с тобой. — Ха-ха, — невесёлый, но всё равно звонкий смех. — Я уже вижу, как твоя мама выметает меня своей метлой из квартиры. — Сань… Обнял покрепче, но Эльфёнок высвободился, нацепил игривую маску. — Кто тебе разрешил подняться? — проворковал он, толкая Глеба обратно на продавленный диван. Ладонь легла на пах, пальцы забрались в брюки, под ткань белья, приспуская. Прошлись, изучая, по всей длине уже ноющего члена, коснулись мошонки. Глеб не выдержал и застонал, чуть подаваясь вперёд, предлагая взять в руку. Он почти воочию видел, как залился краской его Эльф, но склонился, немного стянул мешающую одежду и нерешительно коснулся губами головки, обдав её горячим щекочущим дыханием. Приоткрыл чуть больше, не решаясь, тем не менее, взять хотя бы навершие, пощекотал губами. Тогда Глеб прогнулся, сам толкаясь членом в рот. Саша закашлялся, его схватили за волосы, фиксируя и одновременно притягивая за голову ещё ближе. Головка упёрлась в судорожно сжавшееся горло. Саша вцепился руками в Глеба, пытаясь высвободиться из хватки, но только сильнее раззадорил. Ещё одно движение бёдрами, ещё сильнее притянул эльфийскую голову. Во рту у Саши было горячо и влажно. Толкнулся ещё раз. По венчику скользнул язык, лишая остатков мозга. Ещё толчок. Стихала размытая стенами и улицей музыка, полночь затягивала всё вокруг молчаливым снежным саваном, давно, наверное, разошлись ребята с вечера и закрылись на ночь школьные ворота, они остались одни в этой школе. В этом мире. В целой Вселенной. Глеб не помнил, когда отпустил Сашины вихры и просто зарылся в них пальцами, когда горячие губы, неумелые, мягкие, знакомые до последнего изгиба коротковатой верхней губы, всегда приоткрытой в удивлённой полуулыбке, сами заскользили по стволу, всё убыстряя темп, когда тёплые пальчики принялись наглаживать ствол, осторожно и нежно, когда ломаные рваные рывки переросли в отлаженный нарастающий ритм, где все движения шли в такт — его толчки и Сашины порывы на него. Скользит по набухшей пульсирующей венке горячий язык, оставляет влажную дорожку. Дразняще касаются разгорячённой кожи зубы. Всего лишь прикосновение, а внутри ломит от желания. Осторожно, мягко, размеренно, спокойно, властно, порывисто, жёстко, сильно, грубо, неистово. Быстро. Быстрее. Ещё быстрее. Ещё… Саша закашлялся, когда Глеб выгнулся и с протяжным стоном излился ему в рот. — По-дебильному всё как-то, но с днём рождения, — тихонько пробормотал Саша, подтягиваясь и распластываясь на разгорячённом Глебе. — Ещё, наверно, не полночь. — Глеб лениво обхлопал сброшенную на пол дублёнку, но телефона, чтобы проверить время, не нашёл. — Ну и чёрт с ней, всё равно я первым поздравил. — Эльфёнок ткнулся носом ему в грудь, тихонько обессилено урча. Дурачась, лизнул сосок. Тёплые лапки обняли торс, мстительно щекоча рёбра. Настоящий кот, тёплый, мягкий, пушистый. И независимый. От такого ласки дождаться — что с земли в небо упасть. Глеб и упал, всё никак не успокоит разбрёдшиеся мысли и не вернётся на грешную землю. А кот натянул на себя его дублёнку, разлёгся на нём поудобнее и закрыл глаза. Не веря этому тихому умиротворённому счастью, Глеб обнял своё урчащее чудо и заснул. …А утром Саши рядом уже не было.