Закрытая дверь

- Ты не можешь так поступить со мной! Только не ты! – первое, что он произнес, когда я вынула кляп у него изо рта. - Почему нет? – спросила я. – Ты был не слишком-то добр со мной в нашу последнюю встречу, помнишь? Да и раньше – тоже. Думаешь, я забуду? Думаешь, прощу? Я зловеще улыбалась, рассматривая разложенные тут же на столе инструменты, предназначенные для пыток. Он проследил мой взгляд и облизнул разом пересохшие губы. - Ты всегда была благоразумной, Дигма! Если ты сейчас меня отпустишь и покинешь Стратхольм навсегда, обещаю, тебя не будут преследовать. Подумай сама. Мой тесть – влиятельный человек в городе, моя жена меня обожает. Меня будут искать. - Не будут, - раздался звучный голос у меня за спиной. Я и не заметила, как Корвин зашел в камеру следом за мной. – Мои люди позаботятся о том, чтобы твой тесть и твоя жена получили конверты завтра утром. В одном из них находятся свидетельства твоих махинаций с семейными финансами, в другом – доказательства многочисленных измен. Все факты, изложенные в них, легко проверить и, разумеется, они все подлинные. Ты это знаешь не хуже моего. Ты никогда не был ни разумен, ни осторожен, Марк Даймонд. В голосе некроманта звучала насмешка и презрение. - Твоя семья решит, что ты предпочел не связываться с шантажистами и скрылся с круглой суммой наличных, и если и станет искать, то отнюдь не с благими намерениями. И вот тогда я впервые заметила в глазах Марка то, что подспудно мечтала увидеть очень давно – страх за свою шкуру. - Ты… не понимаешь, во что вляпалась. Ты связалась с очень нехорошими людьми, Дигма. И ты слишком ничтожна, чтобы они стали тебя ценить. Рано или поздно ты окажешься на моем месте. Лучше бы он этого не говорил. - Нет, Марк, это ты не понимаешь. Я – одна из них, такая же, как они. И была такой всегда, - произнесла я и взяла со стола скальпель… … Спускаясь к завтраку, я надеялась увидеть за столом Корвина. Но, к сожалению, его не было, леди Вайт сказала мне, что он уехал и появится вновь лишь через несколько дней, и я с трудом сдержала вздох разочарования. Нет, между нами ничего не было, ничего такого, что связывает обычно мужчину и женщину, однако за прошедшую ночь некромант стал мне ближе, чем иной из любовников. Это было… нечто большее. Некое внутреннее родство, понимание, выходящее за пределы обыденной человеческой реальности. Я знала, что могу открыть ему самые тайные, самые темные уголки собственной души, и не получу в ответ ни гнева, ни осуждения, ни пустого морализаторства. Напротив, меня примут и поддержат в моих желаниях и намерениях, потому что они – лишь отражение его собственных. Конечно, я не льстила себе – по сравнению с ним, изучающим Тьму внутреннюю и внешнюю годами и десятилетиями, я лишь делаю первые неловкие шаги… Важно было другое. Впервые я почувствовала, что не одинока на своем пути. Что есть кто-то еще, идущий рядом. Это чувство было восхитительным, и это было именно то, чего мне так и не смог дать Марк. Ни в наши лучшие с ним годы, ни … в конце. … Я вглядывалась в его глаза, в его побелевшее лицо, искаженное гримасой боли, тщетно надеясь увидеть в них… что? Пожалуй, я бы не смогла даже себе ответить на этот вопрос. Быть может, сожаление, раскаяние? Мольбу? Признание моей значимости? Однако видела я в них лишь ужас и отвращение. Он ненавидел и презирал меня сильнее, чем когда-либо раньше. - Какая же ты… тварь… Мерзкая… - он закашлялся, в уголках его рта забулькала кровавая пена. Это были его последние слова. Я не желала больше слышать ни единого оскорбления от Марка Даймонда и отрезала ему язык. На миг я подумала, не выколоть ли ему заодно и глаза – этот давяще-ненавидящий взгляд был мне неприятен. Однако я все еще не теряла надежды поймать то самое выражение, к тому же мне хотелось, чтобы он видел все, что я делаю с ним. Был у моих действий и еще один зритель – некромант по-прежнему стоял за моей спиной. Он ничего не говорил, но я чувствовала его молчаливое одобрение. Само его присутствие напоминало мне о том, что моя работа – не просто месть, не просто удовольствие, но еще и обучение. О, да, я чувствовала ее – чужую жизненную силу, Марк буквально истекал, сочился ею, как сочилась кровь из его ран, и я впитывала ее, чувствуя, как она делает меня сильнее, наполняет энергией и дарует такие возможности, о которых я раньше и не подозревала. Что-то похожее на жидкий огонь, на ярчайшее солнце разгоралось в моей груди. Это было очень … приятно. Не менее приятно было и другое – ощущать чужую жизнь в собственных руках. Знать, что только я решаю – жить этому существу или умереть. Конечно, я кривила душой – решение уже было принято. Он не мог, не должен был оставаться в живых. Но сами эти мгновения балансирования на грани между его жизнью и его смертью, возможность подарить ему боль – или избавить от нее, ощущение, что он целиком и полностью в моей власти – ставили меня на один уровень с Творцами. Говорят, иные женщины переживают схожие чувства, производя на свет новую жизнь. Я же никогда не испытывала тяги к материнству. Да и сама Природа милостиво лишила меня такой возможности – несмотря на продолжительные близкие отношения с мужчинами, детей у меня так и не появилось. Что ж, раз одни существа в этом мире призваны дарить жизнь, значит, есть и другие – призванные дарить смерть. И это, как оказалось, ничуть не менее упоительно. Одним резким движением я вспорола ему живот, и кишки Марка вывалились на пол блестящей мокрой грудой. Его изуродованное тело сотрясала агония. Я расхохоталась. Он был похож на свинью на бойне. Вот она – жизнь, во всей красе, во всей своей отталкивающей неприглядности! Что такое тело без души? Без чувств и мечтаний, с единственным инстинктом – жить? Не больше, чем обычный кусок мяса. А получить его душу я так и не сумела, она ускользнула от меня, утекла меж пальцев, как вода, и я ничего не могла сделать. Возможно, мне просто нужно больше тренироваться? Наконец, он испустил последний вздох, его разом обмякшее тело повисло на удерживающих его цепях. Я пристально вгляделась в его остекленевшие глаза, но так и не увидела в них того, что хотела. Жаль, конечно, что я так и не добилась своего, но сам процесс доставил мне немало удовольствия. С малых лет меня учили с уважением относиться к чужой жизни. Учили доктринам Света, говорили, какое тяжкое бремя ложится на душу убийцы. Сегодня я впервые в жизни преступила этот запрет и убила другого человека. И поняла, какой чушью было все то, чему меня учили раньше. Мне понравилось убивать, и я знала, что сделаю это снова и снова.