Стоматология любовных отношений, или Почему свидания с Дженсеном Эклзом похожи на удаление зубов

      — Говнюк, — ответили в унисон Чад, Жен и Себастьян, ритмично размахивая в воздухе своими бутылками с пивом и уже в сотый раз нараспев произнося слово «говнюк».       — Вот именно, — согласился Джаред, указывая кончиком ножа из-за кухонного стола на группу своих друзей. – Тот, кто саботирует попытки невинных граждан заполнить их декларации о доходах, – говнюк. То есть я не должен быть в шоке – он же зарабатывает деньги, издеваясь над людьми.       — Справедливо будет сказать, что ты стал намного лучше после того, как привёл зубы в порядок. Начал готовить твёрдую пищу вместо пережёванных десертов, — вставила Женевьев, заканчивая накрывать на стол. – Кстати, ещё долго? Я так голодна, что готова съесть твоего злобного стоматолога целиком.       — Отравишься ещё, — проворчал Джаред и перевернул куриные грудки.       — А мне кажется, что это смешно, — сказал Чад и тут же получил испепеляющий взгляд от Джареда и сдержанные смешки от остальных. – Да ладно, фишка с маркой просто очуменная. Как в шоу «Монти Пайтон».       — Он получает кайф от того, что мешает людям отправлять налоговые декларации.       — Он, скорее всего, просто заставляет их нервничать. Люди, работающие на почте чертовски хорошо знакомы с ситуацией и не позволили бы ему потратить слишком много времени… Мне кажется. Он же не ест младенцев. Тем не менее это чертовски смешно. Ты не остался без почтовой марки, так что всё в шоколаде, и мы, наконец, сможем поговорить о самой интересной части твоей маленькой истории. А именно, почему он до сих пор тебя так раздражает?       — Потому что он…       — …говнюк, — в унисон продолжили остальные.       — Должно быть он чертовски хорош собою, — сказал Себастьян, и Жен состроила «ты даже представить себе не можешь насколько» лицо.       — Настолько хорош? – переспросил Себастьян, но до того как Жен успела ответить на вопрос, Джаред быстренько поставил перед ними две тарелки.       — Но это не означает, что ему всё должно сходить с рук, — не согласился Джаред.       Когда он наконец сел за стол, в дверь позвонили. Чад прикрыл свою тарелку руками:       — Чувак, если ты пригласил ещё кого-нибудь, это твоя проблема. Лично я делиться не собираюсь.       Джаред пожал плечами. Жен, подпрыгнув, проговорила: «Я открою», словно это была её квартира, и побежала открывать дверь, крича по дороге:       — И только попробуй что-нибудь стащить с моей тарелки, Чад!       Когда Женевьев вернулась, она выглядела так, словно пыталась скрыть улыбку, но ничего у неё не получилось.       — Джей, к тебе пришли.       Отойдя в сторону, она пропустила в комнату идущего за ней мужчину, которого и так было видно из-за её небольшого роста.       — Чад и Себастьян, это Дженсен. Дженсен, это Чад и Себастьян, — она повернулась к Дженсену, протягивая руку. – Я Женевьев, кстати. Мы встречались осенью на концерте Кейна, ну, или не встречались, я тебя там просто видела. Неважно. Присаживайся!       — Гхм, — нервно начал Дженсен, очевидно чувствуя себя не в своей тарелке среди группы незнакомых людей. – Я просто хотел, гхм, поговорить с Джаредом, поэтому спасибо, но присаживаться я не буду.       — Конечно, будешь, — прощебетала Жен и попыталась подтолкнуть Дженсена к столу, но Дженсен не сдвинулся с места, словно упрямый конь, поэтому Жен присоединилась к компании за столом и выжидательно уставилась на Дженсена.       — Я, гхм… Джаред, мог бы я поговорить с тобой наедине? Это не займёт много времени.       — Мы ужинаем, — холодно ответил Джаред. – Но если тебе снова понадобилась марка, так почта здесь совсем рядом – в конце квартала, ты же знаешь.       Выражение на лице Дженсена сменилось с потрясённого на расстроенное. Это определённо ему не шло.       Неловкое молчание было полностью разрушено, когда Джаред неожиданно закричал:       — Ай! Чёрт возьми, какого… — когда три ноги одновременно пнули его под столом.       — Я бы мог с ним поговорить, — предложил Себастьян и подмигнул Жен, которая светилась «ну я же говорила» улыбкой.       — Отлично, — прорычал Джаред. – Говори. Но я не собираюсь проторчать на кухне ещё два часа, разогревая ужин в микроволновке. Поэтому, если ты хочешь что-то сказать, говори, пока мы едим.       — Гхм…       — Очень красноречиво. Ай! Да хватит меня уже, чёрт возьми, пинать!       — Дело в том, — начал Дженсен. – Тот факт, что ты сейчас ведёшь себя как мудак, вообще-то не так важен, потому что так веду себя и я. Как мудак. И…       — Вообще-то, — вставил свои пять копеек Чад. – Джаред использует слово «говнюк». Это так, к слову.       Первый испепеляющий взгляд в сторону Чада бросил Дженсен, а затем и сам Джаред.       — И моё поведение намного хуже, чем просто отвратительное… — продолжил Дженсен.       — Возможно и так, — довольно громко пробормотал Джаред, перед тем как сделать глоток из бутылки.       — Мог бы ты на секунду заткнуться и дать мне возможность сказать? – властно прорычал Дженсен и заработал три поощряющих в свою сторону взгляда, один лишь Джаред закатил глаза на всё это.       — Я хочу стать лучше. Для тебя. Я хочу… Я хочу быть… Блядь, это… сложно, — Дженсен сделал глубокий вдох. – Не буду тебе врать, я всегда буду ворчливым, нетерпимым, педантичным, совсем не чувствительным отшельником, потому что такой я есть на самом деле, но я понимаю, что могу быть другим, таким, каким ты меня хотел бы видеть, и… черт, — Дженсен остановился и, перед тем как снова продолжить, прикусил нижнюю губу.       — Я не могу перестать думать о тебе, Джаред. Я знаю, что мне потребовалось много времени, чтобы это понять, и я вовсе не эксперт в выказывании моих… Всего этого… Но я думаю о тебе. Постоянно. Пусть ты и раздражающий меня тюфяк с тощей задницей и гнилыми зубами, и такой красный, что я хочу тебя закрасить, и…       — Ты коммунист? – прервал Чад Дженсена, уставившись с открытым ртом на Джареда. – Вот это да.       — Он считает, что каждый, кто выступает за доступное медицинское страхование и поддерживает однополые браки, прячет копию Маркса под своей подушкой, — повозил вилкой по курице Джаред.       — Маркс был сторонником радужных браков? – спросила Жен.       Джаред на секунду задумался, затем покачал головой:       — Скорее всего, нет.       — В современном мире всё так запутанно, — несчастно вздохнул Чад.       — Если бы ты его не прервал, то мы бы уже наслаждались душераздирающим признанием в любви, — наконец, после коротких размышлениях о сложностях современно мира, сказала Жен, сердито качая головой и буравя взглядом Чада. – В стиле мистера Дарси, но неважно. Продолжай, Дженсен.       Дженсен стал воплощением напряженности, но солдаты никогда не сдаются. Теперь, когда он уже начал, пути назад больше не было.       — Прости меня за то, что между нами произошло. Не за всё, конечно же. За ссоры и оскорбления и за то, что я с тобой не разговаривал. Мне интересно, гхм… Хотел бы ты, гхм… сходить со мной выпить или, ты знаешь, сходить вроде как на свидание. В ресторан, если хочешь. Если тебе нравятся рестораны, ты же работаешь в одном. Куда хочешь. Куда угодно. Чёрт, я несу полный бред.       — Это точно, — согласился Джаред, так серьёзно в самом начале, но к концу фразы уже не в силах сдерживать улыбку. Он поднялся из-за стола и вышел из комнаты, оставляя за собой озадаченные лица.       Когда Джаред вернулся через несколько секунд, то принёс с собой раскладной стул и после перестановки столовых приборов на столе, освобождая место для Дженсена, наполнил ещё одну тарелку. На обратном пути к столу он сделал небольшой крюк туда, где всё ещё стоял Дженсен, взял его за руки, быстро чмокнул в губы и повёл к столу.       Когда они оба сели за стол, Джаред сделал глоток пива из своей бутылки, чокаясь со всё ещё не открытой бутылкой Дженсена, и сказал:       — Итак, Сперс…