Мой друг рисует горы

«У меня не идет кровь, Все это в ловушке моей кожи - Оно обернуто вокруг моих вен. У меня не идет кровь, Все это никогда не исчезнет, Как холодный темный зимний день».       И вновь зима пришла навестить наш серый город. Погода стоит необычная, сколько живу, ни разу не видел такого – снега навалило по уши, ветер с каждым днем дует все сильнее и сильнее, солнца почти не видно из-за хмурых туч, нависших над городом. Последнее время с моим другом тоже творится что-то необъяснимое. С приходом зимы он изменился, причем не в самом положительном направлении. Его частая смена настроения вводит меня в ступор, а нервные срывы и того хуже. Недавно он позволил себе на меня выругаться, за что извинялся целый день. Внутреннее состояние Терстона пугает меня, я не знаю чем помочь ему. На работе же – угнетающая обстановка, все смотрят на меня как на дивергента. После самоубийства Блэка все пошло не в свое русло. Я прекрасно знаю, кто стоит за этими преступлениями, но, не имея никаких оснований и доказательств, я не могу обвинить этого человека.       Январь – месяц, занятый сидением у огня, чтением и откровенными вечерними разговорами. Камин имелся только в квартире Терстона, поэтому в лютый холод я навещал своего друга и его теплопроизводящее полезное сооружение. - Мистер Хэйвуд, - вдруг заговорил Макс, - я недавно подумал и понял, что нам пора расстаться. - Я не понимаю о чем вы, - посмотрел я на него и посильнее вжался в диван. - Я решил уехать из города. - Куда же вы решили отправиться? - К родителям. Вы, думаю, заметили, что последние несколько месяцев я веду себя самым безобразным образом, - начал мой друг, - к тому же я еще и выругался на вас! Поймите, это довольно странно и неприемлемо для меня. Я ставлю себя выше всяких оскорблений, брошенных в сторону собственных друзей… - Да уж, самолюбия в вас хоть ковшом черпай, - перебил его я и слегка улыбнулся. - Не смейте перебивать, - повысил голос Терстон и, соскочив с кресла, подошел к окну. Честно говоря, я думал, что он отвесит мне хороший удар по лицу, но все обошлось уже ставшей привычной злостью моего друга, - о чем я и говорил, - выдохнул Макс на стекло и провел по запотевшему месту кончиком указательного пальца левой руки, - я чувствую, как что-то пожирает меня! И мне не под силу бороться с этим. - Вы даже не пытались, - постарался я поддержать его монолог. - Рори, молю, услышьте меня - рано или поздно я сорвусь. Это пока я нахожусь в здравом уме и добром здравии, но пройдет месяц, год, пять лет, и ничто уже меня не спасет. - О чем вы вообще говорите? – недоумевал я. Нить нашего разговора где-то затерялась. - Порой, мистер Хэйвуд, меня посещают мысли о том, что вы живете по принципу эмпириокритицизма, - мой друг повернулся ко мне лицом, - подайте трубку и спички, пожалуйста, - я покорно выполнил его просьбу и вернулся на место. - И когда же вы покидаете меня? – с ноткой грусти проговорил я и откинул голову на спинку дивана. - Завтра вечером, дорогой Рори, вы успеете проводить меня, - Терстон улыбнулся, зажав трубку в зубах и скрестив руки на груди. - Надолго? - Думаю, навсегда.       Темные волосы Макса небрежно обрамляли острое худое лицо, что озарилось мимическими морщинами от улыбки, глаза сузились, а нос немного вздернулся. Он стоял, подперев подоконник и согнув левую ногу. Весь его вид источал грусть и недоверие ко мне. За окном крупными хлопьями медленно летел снег, а Терстон, смотря на него, тихо курил и пускал кольца дыма в потолок.       На следующий день после работы я отправился на вокзал. Макс стоял на перроне всего с одной среднего размера сумкой и смотрел в сторону приближающегося поезда. - Вы уверены? – спросил я, подойдя к другу ближе и положив руку ему на плечо. - Нет, Рори, я уже ни в чем не уверен. Я уже даже не уверен в том, я ли сейчас с вами разговариваю, - усмехнулся он, - вот и поезд. Мой, кажется, - он одернул пальто, поправил шляпу и, крепко по-дружески обняв меня, направился к своему вагону. По пути Макс четыре раза махнул мне рукой. Напоследок Терстон крикнул из окна, что непременно напишет письмо, как только приедет к родителям.       Как же я ненавижу себя за свою доверчивость! Прошел месяц, прошло два, пять, год, а я все ждал письма от Терстона. Я знал, что он выполнит обещание, пусть не сразу, пусть спустя сорок лет, но он выполнит его. За это время я успел познакомиться с девушкой, которой собираюсь сделать предложение. Не могу сказать, что Мария Стэнфорд лучше Элизабет, но чем-то она меня зацепила.       С того дня, как я последний раз видел Терстона, прошло почти шесть лет. Мария родила мне сына, о чем я писал в самом начале. Теперь я самый счастливый человек на планете – у меня появился смысл жизни в лице маленького светловолосого голубоглазого чуда. Сразу после свадьбы мы с Марией решили приобрести дом за городом и жить там, вдалеке от бурной городской жизни. Каково же было мое удивление, когда именно сегодня в обеденный перерыв мне пришло письмо от Макса! Счастью не было предела, мое сердце переполнял восторг, а руки тряслись от желания вскрыть конверт, но я дождался конца рабочей смены и по приезде домой принялся жадно читать долгожданную весточку от моего друга: «Дорогой мистер Хэйвуд,       Вы простите, что так официально, но обратиться к вам при письме по-другому у меня не поднимется рука. Я прекрасно знаю, что вы ждали от меня этого письма много лет, но я не знал о чем вам написать. Надеюсь, вы извините меня за несуразные вещи, которые я пишу.       Начнем с хорошего. Здесь, где я живу, очень мило и хорошо. Недалеко от нашего дома находится лес, из-за которого видны горы, а рядом с домом течет река. Жаль, что вы не видите этого, мне бы очень хотелось показать вам горы. Недавно до меня дошла новость, что вы теперь семейный человек. Я безмерно рад за вас, милый Хэйвуд. Хорошо, что я уехал шесть лет назад, так бы я вновь помешал вашему счастью. Как сказал один умный человек: «Если двое дымят папиросой любви, станем ли мы нарушать их покой?» Вот именно, нет, я уже разрушил ваши отношения с мисс Кирсти, и, поверьте мне, это не самое лучшее достижение моей жизни. Я не хочу рушить вашу жизнь еще и с Марией. Будьте счастливы, Хэйвуд.       Думаю, сейчас настал момент истины. Пришло время раскрыть мне все карты. Помните, Рори, вы всегда удивлялись, что я читал ваши мысли? Хотите, я открою вам тайну, как мне это удавалось? Когда вы спорите с самим собой или ведете внутреннюю беседу, не замечаете, что делаете это вслух. Довольно забавно было наблюдать за вами. Не обижайтесь, что я не признался вам сразу, думайте позитивно, и тогда абсолютно ничего не изменится. Но это был не козырь. Вы не знаете, но мое имя не Макс и даже не Дэниэл. Нет, я вас не обманывал. Билли Макс Уильям Терстон – мое полное имя, теперь вы знаете. Солидарен с вами, Рори, «Билли» звучит смешно и убого, именно поэтому для вас я был Максом.       Последнее, о чем хотелось бы вам поведать – мои нынешние увлечения. Около месяца я занимаюсь абстрагированием, ибо на большее мой мозг уже не способен. Вчера я начал писать небольшую научную работу, но нервный срыв вновь посетил меня, и мне не удалось довести ее до логического завершения. Сейчас все чаще и чаще я стал задумываться над тем, кто я. Но кто есть я, и кто есть мы – вечная проблема, которую человечество решит еще не скоро. Еще раз извините за каламбуры, с приходом плохого самочувствия мой уровень инфантилизма стал превышать допустимую норму.       А теперь о печальном. Рори, мне кажется, что конец мой близок. Мое тело часто навещают боли в области груди, невыносимые агонии, я начинают терять зрение и слух, а мой мозг перестает функционировать, и если в скором времени смерть не заберет меня, то я сам приду к ней. Эти мучения и боль разят меня в самое сердце, я не могу более выносить их. Но, умоляю, не волнуйтесь за меня, я не умру в одиночестве – со мной родители и ваш образ в голове. Пришло время прощаться, дорогой мистер Хэйвуд. Я написал очень много. Надеюсь, что вы еще не забыли меня.

С бескрайним уважением и огромной любовью, Б. Макс У. Терстон»

      Мне не верилось, что мой друг скоро покинет меня навсегда, а я даже не увижу его. Мне хотелось столько ему рассказать, столько поведать: преступления раскрыты, моя гипотеза оказалась верной, Майлза упрятали в тюрьму, в городе все тихо и спокойно. Но я не мог, отправитель не посчитал нужным написать адрес, чтобы я смог хотя бы ответ ему написать. Возможно, это письмо было последним в жизни Терстона, а я ничего не могу сделать. В один миг в моей голове всплыли все воспоминания о Максе: Анна, Элизабет, Джонатан Либерти, дифференцируемая функция, Норс-Аврора-таун, миссис Стоун и миссис Клейтвуд, дела №174, 183 и 245, профессор Колли… Я вспоминал все это и улыбался, мне не верилось, что Макс все время был рядом, поддерживал меня, помогал мне, а теперь в любой момент его может не стать.       Миновали еще два года. Близилось Рождество, мы с Марией украсили двор, приготовили подарки соседям и маленькому сынишке. В день Рождества утром в дверь кто-то постучал – это был почтальон, в руках у него было что-то большое, запечатанное в почтовую бумагу, и телеграмма. Я поставил подпись в ведомости и принялся осматривать посылку. В бумагу была завернута картина с изображением гор и леса, о которых говорил Терстон в своем последнем письме. Телеграмма же несла следующий текст: «Не беспокойтесь, Рори, благодаря моим картинам декадентство никогда не наступит. А я уже мертв. М. Т.» В то Рождество у меня в груди что-то упало и разбилось.       Сейчас мне почти шестьдесят четыре, а я до сих пор смотрю на картину Терстона, которая висит в моей гостиной, и не верю, что в конце жизни мой друг рисует горы.