Lucifer

      Юноша не мог заснуть в эту ночь, так как всё время придумывал свой коварный план насчет юной девы, которая, как показалось ему, испытывает к нему что-то, и он и сам не поймет что именно. Да и ему было наплевать, но временами мысли сами по себе вкрадывались в голову и проводили свои мучительные пытки. Иногда то новая и заветная цель спасали его от этого, то жуткая тяга к раздумьям о ней на какое-то время покоряла Гренуя. И то и другое в одном лице можно было назвать одним словом – дьявольщина, так как оба могут подвергнуть двум совершенно разным греховным соблазнам. Один – убить, а другой – полюбить. Впрочем, сейчас вот уже его ничего не волновало, кроме как слабость и ужасный голод. А ведь он не ел несколько дней и так исхудал, что на него и впрямь было жалко смотреть. От этой же слабости он и начал засыпать, медленно прикрывая веки. Внезапно он пробудился от того, что его потрясли за плечо. Перевернувшись на спину, молодой человек встретился с её жалостливым и одновременно очень даже заботливым взглядом. Опять этот взгляд. Кажется, что Гренуй запомнит его надолго.       Девушка предстала перед ним сидя на коленях и помогла ему, ослабевшему, привстать.       - Отец велел накормить вас, месье, - немного стеснительным тоном проговорила она, а потом принялась кормить его какой-то снедью. А по вкусу она была не совсем уж приятной. Но это хоть что-то.       Луиза вот уже собиралась уйти, но Гренуй остановил её, схватив за запястье. И долго смотрел на неё, как на какую-то драгоценность или диковину.       - Зачем? – жалобно простонал он, еле хрипя своим голосом. Ему хотелось узнать, почему же его оставили в живых, а не бросили на растерзание диким зверям, которые бы долго удовлетворялись его плотью. Он прекрасно знал, что она, вероятнее всего, не даст точного ответа. И, в конечном счете, ему было бы любопытно узнать малую долю правды. Но девушка ничего не ответила на этот вопрос. Она лишь опустила глаза и заметила, что на его перевязанной руке вдруг появились кровоподтёки, и довольно сильные. Даже ткань вся полностью покраснела. Она сразу ахнула и быстро прощебетала:       - Давай мне руку, а то не дай Бог появится лихорадка! – удивительно, она так испугалась за него. Впервые в жизни за такое чудовище (да ещё и воплоти) кто-то поволновался.       От раны несло ужасающим и довольно мерзким запахом гнили, ибо она уже сильно загноилась, и давно. А девушка бережно, как будто гладя его ладонь, пыталась как-то справиться с этим, обрабатывая рану. Она была совсем рядом, а костёр уж догорал и только маленькие язычки пламени завершали свой танец. Было очень темно, лишь их отблеск попадал на его и её лицо. И удивительно, как она в такой еле освещенной тьме успела заметить кровь на его руке. Вот теперь Гренуй мог почувствовать её запах, ведь рядом находящийся огонь перебивал все запахи, а теперь пламя света вновь отступило перед тьмой и дала дорогу чудесному и незабываемому аромату.       Молодой человек закрыл глаза, и перед ним появились те завораживающие лавандовые поля Прованса. Он прекрасно видел их и даже ощущал, как палящее солнце нагревает ни перед кем неповинные мелкие цветы, и они медленно умирают, оставляя после себя чудный аромат, от которого слезятся глаза. И глаза Гренуя именно заслезились, хоть и он сам не находился там. Он определённо прибывал в трансе. Даже его ноги чувствовали под собой теплую траву, которая расстилалась ковром по той местности, где когда-то он бывал. И вот он ходит по ней, свободно и легко. И вдалеке гуляет именно она. Она оборачивается и улыбается, держа корзину со злопамятными сливами этого так запоминающегося желтого цвета. Странно, но почему, ощущая столь прекрасный запах, он видит её в своём видении, навеянным чарующим дурманом? Обычно, в них он никого не видел, ни людей, ни животных, а лишь безжизненное пространство, и тут вдруг появилась она. Прекрасная, легкая и такая… желаемая.       Он открыл глаза, и на улице уже светало. Он не помнил, что происходило, не мог воспроизвести в памяти даже то, как заснул. Это же надо так загипнотизировать человека, чтобы он даже потерял память и забыл, что было в прошедшие несколько часов! Запах настолько заполнил его душу, что он не в силах был объяснить происходившее, и даже не мог назвать или подобрать слово к этому. Ему определенно не нравилось это воздействие, или же, наоборот, искушало, утаскивая за собой.       Кровавый рассвет появился, однако, на небе. Прямо так и говорит, что нужно делать. Да, да, именно, в голове Жана Батиста возникла черная мысль о новом, на сей раз двадцать шестом девичьем теле. Он встал, еле шатаясь из стороны в сторону, и подошел к спящей и ничего не подозревающей девушке. Его грязные руки были готовы прикоснуться и сдавить, сломать её хрупкую шею. Но это надо было сделать тихо и незаметно, чтобы отец её не проснулся и не застал Гренуя за дьявольским делом. Жажда вела за собой и не отпускала.       Как только он вытянул к ней свои пальцы, уже готовые сделать своё дело, то он почему-то остановился, Гренуй вновь взглянул на это поистине ангельское личико и не мог оторвать от него глаз. Как же ему хотелось заполучить своё, для себя, и тут все планы обрываются тонкой нитью. Молодой человек буквально застыл, любуясь истинной красотой. Его что-то заставило остановиться. Но он вновь хотел убить, а потом внезапно останавливал себя на полпути к нужному ему финалу. Ну что в ней такого? Так спрашивал он себя. Обычная простолюдинка, никому не нужная, на которую всем наплевать, а он, такой гениальный творец, не может позволить себе одну жертву, всего лишь одну. Что ему стоит? Да и кто ведь заинтересуется ею когда-нибудь? Она всего лишь сосуд. А ведь кто-то все же есть, и Гренуй это прекрасно понял, что таковым человеком является он. И Жан Батист осознал в своих мыслях, что он больше не в силах что-то изменить, что он, по возможности, не сможет убить её, да и бороться со своей пристрастью к ней больше не будет. Как же Греную было тяжело осознавать это и то, что он и пальцем не повернёт сделать свой новый демонический шедевр. Это его сильно огорчило и выбило из колеи.       Он упал на землю рядом с ней, сжимая свою голову от злости и ненависти, и зарыдал от безысходности, понимая, что она нужна ему не как трофей, а как Человек. Он одновременно ненавидел её и любил. Да и к тому же, зачем ему это делать, убивать, ведь у него нет с собой ничего, чтобы сохранить этот запах у себя, вообще ничего нет, только его привязанность и непонимание. Он нищий, и не только материальным достатком. И что же ему делать дальше? Похоже, искать верный путь.