Lucifer

      Голова неминуемо болела. И Гренуй чувствовал, что его продрогшее, грязное и местами изувеченное тело накрыто теплым покрывалом. Затем он снова услышал девичий голос, который пробивался сквозь шум в его ушах. Такой приятный и нежный. Он прекрасно чувствовал, как она прикасается к его потному лицу, покрытому кровавыми ссадинами, да и к тому же, в них есть остатки грязи, а это очень пагубно могло повлиять на состояние молодого человека. Вот она ещё раз легко проводит влажной тряпкой по его лицу. На этот раз юноша вдруг почувствовал новый прилив сил. А знаете почему? Очень резкий, очень вкрадчивый и, наконец, очень головокружительный аромат был учуян его носом. Казалось, что он снова потеряет разум и снова окажется во тьме или в мире иллюзий. Но столь великое очарование этим запахом не давало ему потерять свой разум ни на секунду, ибо такой приятный и дурманящий запах навсегда вкрался в его пустую душу. Но это совсем не любовь. Это восхищение: как, например, красивой лужайкой в саду, пейзажем или попросту обычным цветком, издающем благоухание. Но благоухание это было самым-самым во всём мире. К тому же, те прекрасные невинные девы, которые стали беспомощными жертвами его жутких и бесчеловечных планов, были ничто по сравнению с этим. В мыслях своих Гренуй даже не пожалел, что избавился от его старого парфюма, да и запаха его больше не чувствовал, так как дождь смыл остатки, ничего абсолютно не оставив.       Глаза постепенно начинали видеть очертания девушки. Но почему-то они не очень обрадовали молодого человека, так как он резко вздрогнул и чуть ли не задохнулся от увиденного: огненно-рыжие локоны выпадали из-под тугой повязки, зелёные глаза блестели как изумруды, а малиновые губы выделялись ярким и сочным цветом. Тонкая рука снова ласково проводит по его лицу, и он замечает, что её кожа имела молочный оттенок. Не уж то это она была? Та, что первой заманила его в сети и что сделала Гренуя сущим дьяволом. Ведь он убил её. И почему же она здесь, дышит? Наверное, над юношей снова издеваются. Но нет. В его глазах она теперь предстала четко и ясно… Не она, но похожа на ту, что когда-то сидела за столом и чистила желтые сливы.       Молодой человек пытался снова пошевелиться, но юная, совсем ничего не подозревающая о нём девушка приостановила его, положив тонкую руку ему на грудь, при этом тихо шепча и как будто приговаривая, чтобы он больше не делал резких движении.       - Вам нельзя двигаться, месье, - с укором, но и одновременно умоляюще просила его она, потом новь принялась ухаживать за ним, - Вы лежали на дороге… И мы думали, что вас нет в живых.       Говорила она отрывисто, стесняясь его присутствия. Её щеки слегка порозовели, когда она пыталась дотянуться до ведра с водой, чтобы промокнуть чистую ткань. Только вот жалко, что она не подозревает о том, что почувствовал Гренуй, и что возникло в его голове. А в его голове вновь начало витать желание заполучить, сохранить и узнать новый запах. Но ведь он же прошлой ночью избавился от старых духов, чтобы уйти от прошлых ошибок, оставить их позади. Видать, искушение настолько сильно, что он решил создать новое, освещенное дьявольскими силами творение, способное поставить на колени весь свет. Хотелось, да жутко получить этот ингредиент, и как можно скорее. Потом скрыться ото всех и погрузиться в страсть вместе с этим головокружительным ароматом, и вкушать его своим нюхом всю жизнь.       - Но Бог видать сжалился над вами, - продолжила она говорить, а он был не в силах слушать её и знать, что этот «прекрасный цветок» находится возле него и он не может его так просто сорвать и вдохнуть его завораживающий разум запах, - И вы оказались здесь. Мой отец… Он везет нас на поиски лучшей доли. В Париж.       Париж. Возвращение «блудного сына» домой, в гнусный и грязный город, который был практически везде пропитан смрадом, жуткой вонью, исходившей от рыбного рынка; там, где он почувствовал свои первый запах, там, где на самом деле можно познать запах его чёрной и отвратительной духовной натуры. Хотя душа его была пустой, как глиняный сосуд, в котором летают мухи, а потом от надоедания покидают его, ибо ничего там не находят. Опять придется блуждать по старым коридорам воспоминаний. Что ж, значит так должно и быть. Может быть, и в прошлом Гренуй найдет ответы на мучавшие его последнее время вопросы и он всё же найдет для себя что-то новое.       - А вас как зовут? – внезапно спросила она.       - Жан Батист Гренуй, - слабо ответил юноша, смотря куда-то в небо. Оно было светлым и голубым. В нём расправляли свои свободные крылья птицы. Но он не чувствовал себя ими, ибо он был заточен в тюрьме своих гнилых мыслей.       - Вы, наверное, сбились с пути или потерялись, - наивно говорила она ему, - А хотите с нами?       - Луиза! – так её звали, и строгий голос сидящего за поводьями старца критично остановил монолог юной девушки. Видать, ему не понравилась её идея. Да и не хотелось, чтобы она попалась и была обманутой в руках незнакомого человека. И все-таки, его родительские опасения были очень остры и правдивы. Девушка тут же перестала издавать любой звук, так как она иногда побаивалась отца и не могла ему прекословить.       Некоторое время Жан батист наблюдал за её движениями, мелькающими глазами. Иногда он замечал, как она странно посматривает на него и на её губах мелькает лёгкая улыбка. Он находил в этом некую странность. Для него эт было совершенно неожиданным и первым в жизни. Ему, такому страшному человеку улыбается девушка, и не просто улыбается, а делает это с некой теплотой и жалостью. От этого он сжал кулаки и сощурился от неприятной боли. Луиза это прекрасно видела и принялась поведывать ему о том, что с ним было той ночью, ибо он практически не помнил ничего:       - У вас руки были в крови, месье. Вы сильно поранились. Осколки вошли слишком глубоко.       Гренуй вынул из-под покрывала свои руки. Одна ладонь его была перевязана, и не было видно, что под повязкой, на ней лишь были просачивающиеся капли красной жидкости. Вид собственной крови он переносил с трудом, поэтому, чтобы не упасть в обморок, терпел как мог, а потом заснул через некоторое время.       Проснулся он среди ночи. Запах огня перебивал все запахи, даже собственный запах девушки. Он прекрасно слышал, о чем беседуют отец и дочь. Она что-то ему говорила, а он отмахивался, делая доводы. Он не знал, о чем она его просила, но это ему определённо не нравилось. Он скорее боялся, что его выкинут попросту, а он сам останется без ничего. Так что приходилось просто молчать и держать путь в этот Париж. И все-таки, он убедил себя не беспокоиться по этому поводу и ждать нужного момента.