Drown in you

Сраный Мистик Фоллс и сраные родители, в головы которых пришла эта великолепная идея о моем сраном возвращении. То есть да, они действительно называют это просто возвращением, а не вынужденным переездом из-под палки, чем это на самом деле является. Подумать только, ведь моя мать коп, но ей совершенно не приходит в голову, что это «возвращение» является самым настоящим преступлением против личности. Против моей личности. Ну да, конечно, мои родители помешаны лишь на своих мелочных задницах, чтобы попытаться позаботиться обо мне или о моей личности. Или просто поинтересоваться моим мнением обо всём этом дерьме. Куда им до моих желаний, когда весь мир вертится вокруг их «серьёзных обдуманных решений»? Именно так они называют свои подлые попытки испортить мне жизнь. Они по-настоящему постарались, знаете, и сумели выдумать официальную причину, почему им жизненно необходимо в срочном порядке хорошенечко поднасрать мне. Цитирую слова моей матери: «Это потому что твой отец перестал справляться с тобой». Серьёзно? Она, нахер, серьёзно? Они, нахер, серьёзно? Неужели это на самом деле кажется им достаточно убедительной причиной для того, чтобы забросить меня в эту задницу с лихвой переполненную всяким сверхъестественным сбродом? Или, по их мнению, я настолько маленькое чудовище, что недостойна чего-то настолько банального, как спокойное взросление вдали от этого грёбаного ада? Кажется, а точнее, я уверена, что ни у кого из моих родителей не осталось мозгов в голове, чтобы по-настоящему понять, чем это может закончиться. Ведь я не из людей, которые забывают дерьмо или закрывают на него глаза. И плевать я хотела на то, что они считают, что оказывают мне какую-то услугу тем, что возвращают меня в мой родной город с наитупейшим названием, которое когда-либо мог носить населённый пункт. И знаете, что является самым кошмарным из всего этого? То, что мои родители на самом деле смеют делать вид, что я совершенно не против того дерьма, с которым они смешивают мою жизнь. В этом они непревзойдённо хороши, чтобы вы знали, и, полагаю, это является главной причиной, почему я в бешенстве с самого утра, которое началось со стука в дверь моей почти полностью опустевшей комнаты. Опустевшей, потому что почти все мои вещи собраны уже около недели, не считая того, что на мне надето и что я собираюсь надеть перед выходом, моей косметички и туалетных принадлежностей вроде зубной щетки, расчески и пары полотенец. Поэтому моя комната выглядит практически полностью пустой, что зрительно увеличивает её, несмотря на то, что вся моя мебель остаётся на месте. Видимо учебники на книжных полках умеют по-настоящему заполнить пространство, так же, как и огромное количество одежды, половина из которой почти всегда висит на крючках, прикреплённых к двери. То есть — висела, ведь, полагаю, теперь я должна говорить в прошедшем времени обо всём, что когда-либо происходило со мной в этом доме и в этой комнате. О, как же сильно меня это бесит! Неужели это на самом деле происходит со мной, и мои родители сумели по-настоящему договориться о чём-либо, на несколько минут позабыв о своей смертельной ненависти друг к другу? Ну да, они друг друга ненавидят, и все это знают, потому что они в разводе и всё такое. И, учитывая насколько сильна их неприязнь, временами я едва могу представить, что они когда-то могли быть женаты. И мне с большим трудом верится в то, что они сумели найти общий язык в чём-то настолько серьёзном и, при этом, выглядят слаженной командой в попытках довести меня до самоубийства. Боже, почему бы им просто не заняться чем-нибудь более полезным, чем безрезультатно пытаться меня перевоспитать и сделать нормальным человеком? У них даже нет примера «нормального человека» перед глазами, чтобы стараться это сделать, потому что они оба — самые настоящие лгуны и лицемеры, а это совсем ненормально. Начнём с моего отца. Знаете, он один из тех помешанных людей, которые однажды столкнувшись с тем, что им действительно удалось, решают связать с этим свою жизнь. И совершенно не важно, что, возможно, дело было лишь в том, что «новичкам везёт». Он — охотник на вампиров. И он настолько неудачник в этом, что его старшая дочь не так давно прошла процедуру обращения и стала тем, на кого он охотится всю свою жизнь. Иронично, не правда ли? Полагаю, это его с ума сводит, иногда настолько, что ему хочется убить себя, но он ни за что не признается в этом, потому что он, как я уже упоминала — лгун и лицемер. Но, при этом, естественно, он не сумел даже в этом стать по-настоящему непревзойдённым, ведь моя собственная мать обскакала его на сто очков вперед. Она состоит в Совете Основателей (сообществе беспомощных тупорылых идиотов, которые либо не видят ничего из того, что происходит вокруг, либо «тактично» не замечают этого для своего же блага), что подразумевает, что она должна выступать защитником от различных клыкастых. Но она (и это не считая неожиданной смены «расы» моей сестры), в свою очередь, скорешилась с одним из них (ну, вы должны знать этого голубоглазого, лохматого, вечно страдающего героя-любовника), чем полностью уела моего отца. И это она пытается меня воспитывать? Правда что ли? Да хрена с два. — Кэсси, ты скоро? Звук басистого голоса отца, раздающийся с первого этажа, застаёт меня врасплох, и я подпрыгиваю на месте, смачно матерясь под нос. Карандаш для глаз выскальзывает из моих пальцев, оставляя размашистую линию на виске. Потрясающе, папочка! Огромное спасибо! Теперь он не даст мне по-человечески собраться, ведь это долбаное «Кэсси, ты скоро?» повторяется уже в миллионный раз за последний час. И если он действительно думает, что я не припасла для него «подарочек» в отместку, он очень сильно ошибается. «Подарочек» заключается в том, что в данную секунду творится с моим лицом, количество косметики на котором может конкурировать с гримом участников группы «Kiss». Я знаю, что это не на шутку взбесит его, потому что он приходит в бешенство и из-за меньшего. Чаще всего он просто говорит, что если я продолжу накладывать на лицо столько косметики, я никогда не смогу найти себе парня, который будет воспринимать меня всерьёз. (Должно быть таким образом он деликатно пытается намекнуть на то, что я крашусь как шлюха). Но на этот раз, полагаю, он просто сойдёт с ума, когда увидит меня. Что ж, он должен был это ожидать — на войне как на войне, не так ли? — Кэсси! — спустя несколько секунд повторно орёт он. Полагаю, он ожидал, что я окажусь рядом с ним в ту же секунду, как он откроет рот, а не продолжу игнорировать звук его голоса. Это немного странно, думаю, потому что за то время, что я живу с ним под одной крышей, успеха я достигла только в этом. Не считая того, что я могу заставить его взбеситься за пару секунд, если по-настоящему этого захочу. — Я отлично слышу тебя, пап! — наконец отвечаю я, в большей степени для того, чтобы он не поднялся в мою комнату раньше времени и не заставил стереть с лица косметику. Я аккуратно стираю линию со своего виска и принимаюсь за нанесение туши, перед этим добавив: — И я ещё не скоро. Уверена, в этот момент руки моего отца сжимаются в кулаки, и, несмотря на то, что я не могу этого увидеть, находясь с ним на разных этажах, это приводит меня в восторг. Да, я в курсе, что я самая настоящая маленькая дрянь, но почему бы мне не насладиться этим напоследок, а? — Если ты считаешь, что опоздание на самолёт спасёт тебя — ты ошибаешься! — в ответ кричит он, приближаясь к моей комнате. Чёрт! Я бросаю взгляд на часы и с облегчением выдыхаю. Времени осталось совсем мало, поэтому, даже при самом большом желании, отец не отправит меня умываться. И с радостной (хотя, скорее злорадной) улыбкой на лице я успеваю несколько раз провести кисточкой по ресницам, прежде чем дверь открывается, и в комнату врывается уже достаточно взбешённый отец. А когда его взгляд падает на мои густо накрашенные чёрными тенями глаза, ему приходится приложить титанические усилия, чтобы сдержаться и не придушить меня в ту же секунду. Полминуты он молчит, видимо стараясь выискать в своей голове наиболее приличные ругательства, которые можно обрушить на свою дочь-подростка. — Какого чёрта творится у тебя на лице, а, Кэссиди? — наконец спрашивает он, всплеснув руками. Я устало вздыхаю в ответ, притворяясь утомлённой. — Это смоки айс, пап, — высокомерно проговариваю я. — Отстань. — Уилла Кэссиди Форбс, — раздаётся в ответ, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть. Ну да, отличный ход — произнести моё полное имя. Так предсказуемо. — Немедленно — повторяю — немедленно сотри эту мерзость со своего лица! Ты выглядишь просто кошмарно. Кошмарнее только то, как ты со мной разговариваешь. И у тебя действительно хватает наглости? Я снова вздыхаю, но на этот раз намного громче, склонив голову вправо, что позволяет мне выглядеть ещё более незаинтересованной его словами, чем минуту назад. Это доводит отца до крайней точки бешенства; он стоит передо мной весь красный и сжимает губы настолько сильно, что на секунду мне кажется, что они вовсе исчезли. Это заставляет меня чувствовать себя довольной собой как никогда. Неужели он думал, что я не позволю себе развлечься после того, как он решил избавиться от меня по какой-то совершенно идиотской причине? Я ухмыляюсь, продолжая быть садистски спокойной. — Если я начну это стирать, — медленно проговариваю я, — это займет еще больше времени, чем уже прошло. Отец с трудом сдерживается, чтобы не швырнуть в меня чем-нибудь тяжёлым (не то чтобы он когда-либо это делал), и спустя около минуты зло выдаёт: — К чёрту. Главное — постарайся не привлекать к себе внимания. Оказавшись в машине, разглядывая своё отражение в зеркале я, хоть и с сожалением, но признаюсь самой в себе в том, что с таким огромным количеством черных теней, туши, тонального крема и пудры, я превратила себя в енота. Это выглядит достаточно по-дурацки на самом деле, но я не могу этого исправить. В любом случае, это неважно, если учитывать то, что я сумела довести отца до истерики, и теперь он медленно варится в собственном соку от злости, нервно сжимая руль. Полагаю, он пытается сделать вид, что его это вовсе не волнует, что в очередной раз доказывает то, что он охрененно лицемерен. Я бросаю на него короткие взгляды, кусая внутреннюю сторону щеки и отколупывая лак с ногтей. Он вздыхает и проводит рукой по подбородку, прежде чем снова заговорить со мной (мы не разговаривали с того самого момента, как вышли из моей комнаты, не считая того момента, когда он спросил, не забыла ли я что-нибудь). — Кэролайн говорила с Мэттом, — говорит он, сворачивая на шоссе. Я приподнимаю брови, не сразу понимая, что он имеет в виду. — Что? — По поводу работы, — объясняет отец, кинув на меня короткий взгляд. — Мэтт сказал, что ты можешь начать работать в «Мистик-гриль» как только приедешь. Ну знаешь, без всяких стажировок и прочего. Я закатываю глаза и фыркаю. — Полагаю, теперь я обязана поцеловать Кэр в задницу, — недовольно отзываюсь я. О, ну конечно, как я могла забыть о своей сестре, являющейся очередной причиной того, почему я ненавижу саму мысль о возвращении «домой». Полагаю, однажды Кэролайн причислят к лику святых, настолько она совершенная и потрясающая. Только подумайте, она поговорила с Мэттом! С Мэттом, ага, своим бывшим парнем, с которым видится каждый грёбаный день в школе и в том же самом сраном баре, работа в котором достанется мне только благодаря её «разговору». Господи боже! Как будто я настолько бестолковая и тупая, что сама не могу поговорить с этим недоумком Донованом и обеспечить для себя эту никчёмную должность. Отец хмурится, следя за тем, как меняется моё выражение лица, когда я прогоняю все эти мысли в своей голове, и долго собирается с мыслями, прежде чем спросить: — Ты из-за Кэролайн не хочешь возвращаться? Это первый раз, когда он спрашивает меня об этом, настолько близко подбираясь к тому, что на самом деле творится в моей голове. Это не особо радует меня, потому что это не та тема, за обсуждение которой мне с нетерпением хочется приняться. — Не важно, — бормочу я в ответ. — Ведь я в любом случае не достойна того, чтобы кто-то считался с моими желаниями. Отец вздыхает, утомлённо глядя на меня. — Ты ведь понимаешь, как это звучит? — спрашивает он. Я непонимающе качаю головой. — Так, словно тебе всю жизнь всё запрещают. Я вздыхаю и поднимаю руку вверх, безмолвно прося отца не продолжать. Потому что я знаю, что он делает — пытается выставить меня какой-то бессовестной эгоисткой, которая только и делает, что вечно жалуется. Мне, собственно, плевать на самом деле. Полагаю, ему, как и моей матери, намного легче так думать, вместо того, чтобы быть по-настоящему хорошим родителем. — Кэсси, — проговаривает отец, несмотря на мой жест, — ты ведь знаешь, что никто не пытается нарочно задеть тебя и заставить делать что-то, чего тебе не хочется? Я закатываю глаза. — А разве не это происходит? — спрашиваю я, наконец почуяв возможность заставить отца передумать по поводу переезда. — Пап, ну правда, — я поворачиваюсь в его сторону, делая несчастный взгляд, — ты ведь понимаешь, что мог бы это изменить? — Что ты имеешь в виду? — удивляется он. Я продолжаю. — В смысле, ты просто можешь развернуться назад, и мы вернёмся к тому, с чего всё начиналось два года назад. К веселью и радости. Тебе ведь это нравилось, да? Тебе нравилось жить со мной, потому что ты на самом деле души во мне не чаешь. К тому же, — я сглатываю, с особой тщательностью подбирая слова, — это было решением матери, не так ли? А ты мужчина, и не обязан делать всё, что она говорит. Последнее слово должно быть за тобой. Лицо отца смягчается, и он выглядит так, словно по-настоящему готов вернуться, несмотря на месяц сборов, твёрдое решение матери и то, что он действительно хотел от меня избавиться. И он просто обязан купиться на мои слова, потому что, во-первых, он на самом деле умилён тем, какой очаровательной и огорчённой одновременно я выгляжу, а во-вторых, потому что мне удалось бросить ему вызов словами о матери, с которой он, то и дело, привык спорить. И именно эта мысль мигренью мигает в моей голове с того самого момента, как я оказываюсь на борту самолёта спустя полчаса. Чёрт! Он просто обязан был купиться на это, но решил, что выставить меня полной дурой будет намного веселее. Плевать. Я — Кэссиди Форбс и мне ничего не стоит отомстить и превратить чью-либо жизнь в ад. Встречай, Мистик Фоллс, стерва вернулась.