Drown in you

Hodges - My side of the story

Он ведь должен был чувствовать себя счастливым, ведь так? В то утро, когда он проснулся на рассвете, обнаруживая себя собой. По крайней мере, у него имелись все причины чувствовать себя счастливым. Во-первых, он наконец проснулся в своём собственном теле, не ощущая человеческого дискомфорта, который сводил его с ума на протяжении последней недели. Это было самым настоящим освобождением на самом деле, учитывая, что он совершенно отучился быть человеком. Во-вторых, она была рядом. Прижавшись к нему всем телом, тонкими длинными пальцами Кэсси едва ли не мёртвой хваткой вцепилась в его футболку, словно он был самым ценным, что было в её жизни, и она не забывала об этом даже во сне. Он мог буквально в руках держать своё собственное счастье, но предпочёл иной исход событий. Ведь Кол по-настоящему нуждался в оправдании. Не мог же он позволить себе быть рядом с ней просто так. В смысле, не имея ни одной реальной причины. Они больше не имели точек соприкосновения, что значило — они не имели необходимости нуждаться друг в друге. А значит, у него не было причин оставаться в этом проклятом городе. Поступи он по-другому, ему пришлось бы признаться в том, что он страдает зависимостью. А ему совершенно не хотелось ни от кого зависеть, ведь это был бы уже не он. А кто-то другой — глупый, помешанный и по уши влюбленный. А он не был кем-то подобным никогда прежде и это пугало его до смерти. Кэсси никогда не чувствовала настолько сильной ярости. Она ощущала её едва ли не каждую секунду своего существования, несмотря на огромное количество попыток отвлечься и наконец выбросить из своей головы этого долбаного придурка. Она исправно занималась в школе, ведь такие вещи как тригонометрия и подобное тому дерьмо являлись отличным отвлекающим манёвром, в попытках убедить себя в том, что всё в порядке. Ей удавалось убеждать людей вокруг себя, что это на самом деле происходит — что она в порядке. Она твёрдо утверждала, что абсолютно стабильна, несмотря на то, что это было самой большой ложью в её жизни. Ведь он продолжал сводить её с ума даже на расстоянии. Да что в нём было такого, что заставило её полностью и всецело рехнуться? Он был лишь лживым куском дерьма, высокомерным и заносчивым. Он был предателем, успешным лишь в одном — умении наебывать, отлично управляясь с тем, что называется «подарить ложные надежды». Он занимался лишь тем, что использовал других, дурачил и унижал, и самым мерзким было то, что она понимала это до того, как он поступил так и с ней. Но она какого-то чёрта безоговорочно доверилась ему. Она позволила одурачить себя и выставить полной идиоткой. Как она могла проникнуться этим ничтожеством и позволить себе влюбиться в него? Как? Как можно было быть такой глупой, наивной и доверчивой? Алкоголь — это то, в чём он по-настоящему нуждался. Его должно было быть достаточно много, чтобы окончательно впасть в беспамятство, и просыпаясь по утрам, не иметь возможности вспомнить, что происходило предыдущей ночью. Ведь иначе в его голове всплывали слишком яркие картинки, которые не давали ему возможности уснуть. Да что, чёрт возьми, было особенного в этой долбаной Кэсси? Лишь невзрачная, наглая девица, не умеющая держать язык за зубами. Имела ли она за душой больше, чем грязные секреты и огромное количество комплексов? Она никогда не должна была делать этого с ним. Она не должна была иметь над ним столько власти: уметь взбесить и заставить вспылить одним словом, рассмешить одной фразой, вынудить грустить одним мрачным взглядом. Она не должна была заставлять его чувствовать всё это. Она вообще не должна была заставлять его чувствовать. Объяснения — единственное, что нужно было ей. Для неё было действительно важно знать, что произошло. Что она сделала не так? А главное, как ей справиться с тем, с чем она никогда не сталкивалась прежде? Вопросы без ответов. Иногда ей казалось, что без них она не сможет двигаться вперёд и навсегда останется приколоченной к этому моменту своей жизни. Возможно, дело было во времени, и в том, что его прошло слишком мало? Но время шло. Неделя. Две. Месяц. Она продолжала нуждаться в ответах, её ярость никуда не исчезала, и она так и не смогла заставить себя прекратить скучать по нему. Но никто не умирал в шестнадцать из-за того, что связался с ублюдком. Она это понимала. И эта мысль помогала ей идти дальше. Всё будет в порядке, Кэсси. Всё почти в порядке, Кэсси. Всё в порядке, Кэсси. Она окончательно достала его, даже после того, как он уехал. Как ей удавалось делать это? Быть блядским призраком в его голове, не дающим покоя. Как ей удавалось преследовать его повсюду? Он узнавал её в излишне дерзкой официантке, в девчонке из соседнего номера, той, что постоянно сдувает чёлку со лба, в маленькой девочке с огромными кукольными глазами и даже во флиртующей девице в платье с вульгарным вырезом, из-за её чёртового запаха яблочного шампуня. Ему казалось, он страдает шизофренией или чем-то подобным, но старался держать себя в руках. До того момента, пока однажды нерасторопная официантка из придорожного кафе не принесла ему кусок яблочного пирога по ошибке. Он наконец не выдержал. Это было действительно тяжело не иметь ни единой причины по-настоящему его ненавидеть. На самом деле он не был обязан ей чем-либо; они никогда не имели ничего, что могли бы потерять. Ведь они не были официальной парой, и у неё не было возможности прикидываться несчастной брошенкой или кем-то вроде того. Да они даже «неофициально» не были парой, что исключало ничтожные шансы поиметь хоть что-нибудь со всей этой истории. И она пыталась укладывать эту мысль гигантскими слоями в своей голове изо дня в день, надеясь, что это подействует. Он не выпил ни глотка алкоголя, что было странно, ведь он был уверен, что подобное дерьмо происходит только тогда, когда ты в стельку. К тому же, это было самым верным способом оправдать собственные желания. Как же сильно он нуждался в оправдании, ведь признаться в том, что он просто скучал, было выше его сил. В «Мистик-Гриль» было зловеще тихо; последний посетитель покинул бар несколько минут назад. Кол знал это, потому что ждал момента, когда она останется в одиночестве. Его не привлекала мысль о наличии свидетелей его слабости, по крайней мере, в этот момент. Он нуждался во времени, чтобы свыкнуться с тем, что он вообще имеет какие-либо слабости. Кол не планировал обнаруживать себя; ему хотелось понаблюдать за тем, что она делает. Он смотрел как заворожённый несмотря на то, что никогда не находил ничего интересного в наблюдении за тем, как кто-то протирает столы. Но даже это она умудрялась делать интересным для него. — И долго ты собираешься прятаться? — он не сразу понял, что Кэсси обращается именно к нему, пока она резко не развернулась в его сторону. Её взгляд не был удивлённым, рассерженным или грустным, чего он непременно ожидал. Она выглядела полностью и всецело разочарованной и смотрела на него так, словно он был для неё пустым местом. Словно он ничего не значил для неё. Это казалось странным, ведь Кол был уверен в том, что она разозлится или расплачется, примется оскорблять его или сыпать проклятьями. Он ожидал чего угодно, только не абсолютного равнодушия с её стороны. Ведь это было невыносимым испытанием для него. — Давно ты знаешь, что я здесь? — спросил он, в большей степени для того, чтобы заполнить нависшую над ними паузу. Сделав шаг вперёд, он заметил, что её щёки горели неестественно ярким даже для неё румянцем, глаза были покрасневшими и влажными, из-за чего она периодически шмыгала носом. — Минут пять, — ответила она, пожав плечами. Он кивнул, чувствуя себя полнейшим идиотом. Он совершенно не знал, что ему делать дальше. Кажется, он вновь ошибся в собственных ожиданиях, как в принципе и всегда, когда дело касалось Кэссиди Форбс. — Ты странно выглядишь, — он озвучил свои наблюдения, стараясь выглядеть таким же равнодушным, как и она. Если бы он знал, с каким трудом ей давалось это притворство. Как тяжело было сохранять внешнее спокойствие, когда внутри разом полыхал букет эмоций: от крайнего гнева до простой, девичьей радости от того, что она увидела его снова. Ведь она была уверена в том, что ей это больше не светит. Но ей хотелось избежать истерик — так было проще. — Просто простуда, — незамедлительно ответила она. Это было правдой лишь отчасти, ведь слёзы, собравшиеся в уголках её глаз, точно не были результатом простуды. — Так зачем ты вышла на работу? Она не понимала, за каким хреном он продолжает задавать ей вопросы. Какого чёрта это волновало его? Какого чёрта она его волновала? — Отец вернулся, — тут же отозвалась она. — Сводит меня с ума всей этой охотничьей дребеденью. Он считает, что я должна уметь убивать вампиров. Ей трудно было понять и саму себя, и то, почему она говорит это. Почему она позволяла словам вырываться изо рта, вместо того, чтобы послать этого ублюдка ко всем чертям? — А ты не хочешь убивать вампиров? — вяло ухмыльнулся он. Кэсси ничего не ответила. Она решила вернуться к стойке бара, случайно задевая Кола плечом. В её голове было слишком много мыслей и слов, чтобы продолжать разыгрывать перед ним равнодушие. — Что ты делаешь здесь? — прямо спросила она, желая покончить с этим поскорее. Она чувствовала, как рушится её идеальная линия поведения рядом с Колом Майклсоном. Да что с ней было не так? Всего одна ухмылка заставила её потерять грёбаное самообладание. Ответ прозвучал спустя секунду и был весьма неожиданным. — Я просто хотел увидеть тебя. Что? Что он только что сказал? О том, что ответом на его слова была громкая пощечина, Кэсси поняла лишь тогда, когда до её ушей донесся неприятный звон, а её ладонь загорелась болью. Она сорвалась. — Ты хоть понимаешь, какой ты нахер придурок? Он не сумел сдержать себя, не после такого. Этот поцелуй был полной неожиданностью даже для него. Ему внезапно показалось, что если он не поцелует её прямо сейчас, в этот момент, он просто не выживет. И он сделал это, схватив её за руки, не позволяя вырваться, поцеловал. Она отталкивала его с неистовой силой, которой, как ему казалось, просто не могло быть у шестнадцатилетней девчонки. Она была в ярости, и это сводило его с ума. Как же сильно он скучал по всему этому. Как скучал по этой ненормальной, неадекватной, маленькой идиотке, не имеющей понятия о том, как она действует на него. — Ты долбаный псих! — воскликнула она, как только он отпустил её, осознавая, что если он не даст ей перерыв, она буквально взорвётся от злости. Она ударила его снова, но он чувствовал не боль, а ненормальное дикое удовольствие от того, что она просто была рядом. — Ты сводишь меня с ума, — сказал он, несмотря на то, что знал — это приведёт её в бешенство. Она продолжала лупить его, выкрикивая ругательства и оскорбления. — Я ненавижу тебя! Её волосы были спутаны и всклокочены, глаза метались из стороны в сторону, щеки покраснели, дыхание сбилось к чертям. — Мне плевать, — ответил он, как только она прекратила его колотить. Он развёл руки в стороны: да, именно так он чувствовал. Она могла ненавидеть его, сколько ей хотелось, могла попытаться убить его, могла сказать ему всё, что угодно — ему было плевать. Потому что он уже пришёл, растоптав тем самым то, что когда-то считал своей гордостью. У него не было обратного пути, особенно после того сумасшествия, которое она устроила. Она определенно сводила его с ума, и он не собирался сворачивать с пути, делать неправильные выводы, сбегать или делать что-либо другое. Он был здесь ради неё и не собирался уходить, даже, если бы она попросила. И плевать, что прежде он никогда не был глупым, помешанным и по уши влюбленным.