Пленник

- Может, не нужно? – Бьякуран непривычно беспомощно оглянулся на Ирие, теребя в руках связку ключей. – Я не думаю, что готов к этому. Шо покачал головой. Джессо вздохнул, сводя брови на переносице, и, отобрав из связки самый маленький витиеватый ключик, повернул его в замке несколько раз. Дверь протяжно заскрипела, поддаваясь, и в нос ударил затхлый запах пыли и плесени. - Шо… - Бьякуран отступил назад. На его лице застыла натянутая улыбка, а в обычно веселых сиреневых глазах плескался страх. - Все в порядке. – Шоичи легко тронул его за плечо и встал рядом, ободряюще улыбаясь. – Я буду с вами. Джессо смотрел на него, не отрываясь минуты две, а потом решительно кивнул и толкнул дверь. В неярком свете, падающем из щелей между досками, которыми были забиты окна, клубилась пыль. Штукатурка на стенах и потолке осыпалась, в углах клоками висела паутина, а на стенах у самого пола красовалась плесень. Все здесь дышало старостью, заброшенностью. Маленькая детская кроватка у стены с потрескавшимся узором, оборванный прозрачный балдахин над ней, крохотный столик, грязные, съеденные молью мягкие игрушки на покрытом толстым слоем пыли ковре, разбросанные рисунки, бумажки… - Юни… - Бьякуран замер посреди комнаты, медленно скользя затуманенным взглядом по комнате, пока не наткнулся на большую картину на стене. Он подошел ближе и провел ладонью по холсту, смахивая с него пыль. Ирие, все еще стоявший на пороге, прищурился, стараясь разглядеть то, что на ней изображено. Это был портрет. Бьякуран сидел в широком кресле и улыбался. Не той улыбкой, какой улыбается сейчас, а настоящей – искренней, светлой. На его коленях сидела девочка, маленькая, лет пяти-шести, с короткими темными волосами и огромными теплыми глазами. Она тоже улыбалась, положив свою крохотную ладошку на ладонь Бьякурана, и, похоже, болтала в воздухе ножками. - Всё. – выдохнул Джессо, морщась и резко отворачиваясь. – Я ухожу. - Постойте. – Шо безуспешно попытался его остановить, и двинулся следом, выходя в коридор. – Бьякуран-сан! Не убегайте от прошлого! - Что ты хочешь от меня? – Бьякуран застыл на самом углу коридора. – Мне не нужно это. Я забыл обо всем уже давно. - Это же неправда. Я же видел. Чем ближе приближалась годовщина, тем все мрачней вы становились. Вы пытались скрывать это, но я-то знаю вас. Я хочу помочь. И вы хотите, иначе рассказали бы мне обо всем? Бьякуран взглянул на него через плечо, неуверенно шагнул вперед, а потом вздохнул и пошел назад, к замершему на пороге комнаты Шоичи. Он был прав. Пора принять свое прошлое, каким бы тяжелым оно ни было. Отец Бьякурана был властным, серьезным человеком, которому принадлежали земли у Южного предела. Матери Бьякуран не помнил – она умерла, когда ему было всего несколько месяцев. Отец был бароном, влиятельным и уважаемым человеком, прославившимся на половину королевства прекрасным фехтовальщиком. Он мечтал о более высоком положении в высшем свете, о больших привилегиях, которые ему совсем не светили, ведь титулы и положение переходили по наследству. Казалось, что он смирился с безнадежностью своей мечты, пока он не узнал, что один из его близких приятелей, – правитель графства Фиоре, - обанкротился. Совсем. Он был слабым, безвольным человеком, во всем слушающим свою деспотичную жену, поэтому ему не везло в серьезных делах, да и народ особо к нему не прислушивался. Это было отличным шансом, которым грех было не воспользоваться. Граф принял друга с распростертыми объятиями и, практически не раздумывая, согласился на брак своей дочери с его сыном. Бьякуран тогда, что удивляло, был кротким и смиренным, слушал во всем своего авторитетного отца, и считал, что такое положение дел абсолютно обычным. Свадьба была пышной и богатой стараниями отца Джессо, и так в коей-то мере осуществилась его мечта. Он недолго прожил после свадьбы своего сына, но все же пережил на пару месяцев старенького графа. Так Бьякуран, единственный его наследник, получил высокий титул и обширные земли. Возможно, смерть излишне строгого, но все равно любимого, отца повлияла на его характер, но после похорон Бьякуран взял бразды правления в свои руки, прослыв среди своего народа настоящим героем. Острый ум и бьющая ключом энергия помогали ему разбираться с самыми сложными проблемами, заключать важные договора и сходиться с нужными людьми. Народ его буквально на руках носил, восхвалял и обожал. Семейная жизнь, в отличие от общественной, не удалась. Было спокойно, тихо, никакой романтики и слов о любви, да и какая, к черту, нежность, если ни Джессо, ни его жена не испытывали друг к другу ничего. Абсолютно ничего. Полное обоюдное равнодушие. Она заводила себе любовников и даже не скрывала их от него, Джессо посмеивался, без особого интереса глядя на ее интрижки, и с головой уходил в работу. Заботы о своем народе, о своих землях, занимали все его время, не оставляя никакого пространства для личной жизни, да он и не страдал от ее отсутствия. Так было ровно до тех пор, пока не появилась Юни. Бьякуран не был уверен в том, что эта дочь его, но ему это не казалось шибко важным. Как только он взял ее на руки – маленькую, сморщенную, он понял, что пропал. Работа отошла на задний план, выделяя достаточно времени на дочь. Жена совсем не интересовалась дочерью, ее гораздо больше волновало то, чтобы она не расплылась после родов, а после начались ее прежние гулянки, тщательно скрываемые от посторонних глаз, и совершенно нескрываемые от глаз мужа. Тогда Джессо сорвался впервые. Его не заботила личная жизнь почти посторонней для него женщины, но слухи расползались быстро, и он всерьез начал опасаться за репутацию семьи. Ему не хотелось, чтобы о его дочери говорили, как о дочери падшей женщины, блудницы, и он довольно жестко разъяснил жене, как отныне она должна себя вести. Жена выслушала его и, как ни странно, послушалась. Бьякуран делал попытки сблизиться с ней, хотя бы ради Юни, но та игнорировала все его старания и, похоже, с каждым днем все больше испытывала к собственному ребенку отвращение. Это произошло три года назад, когда Юни исполнилось шесть лет. Бьякуран был далеко от дома, и торопился, желая скорее вернуться назад. Он купил ей куклу – большую, почти с ее рост, с ярко-рыжими волосами и большими темными глазами. Едва он перешагнул порог дома, его встретила жена. Необычно тихая и бледная, она обняла его и сказала, что Юни больше нет. Что она упала с лестницы и поломала шею. Оцепенение. Затем шок. Неверие. Тогда мир рухнул, рассыпался на тысячи осколков. Продолжительное пьянство, нежелание выходить куда-либо из дома – долгие спутники его жизни. Опустошение, блеклость, равнодушие – то, что пришло после. Ровно до тех пор, пока он не услышал от прислуги, что в смерти Юни виновата его жена. Тогда равнодушие исчезло, заменяясь бешеной ненавистью. Он даже не помнил, как дошел до ее спальни, выдернул ее из постели. Но помнил, как она хрипела, когда он сдавливал ее горло, как вращались ее глаза, лопались сосуды в них, как она билась в его руках и как обмякла после. Он помнил это, и помнил то, что ему понравилось. Успокоение пришло почти мгновенно. Комната Юни заперта под ключ, и никто не смел к ней приближаться. И началась новая жизнь. Дела были заброшены и спихнуты на управляющего, народ остался где-то на задворках памяти, осталось лишь огромное желание забвения. Забыть обо всем, что было до. Именно в этот период он встретил своих друзей. Смешно, но встретились они в борделе Катрин – матери ММ. Занзас был там частым гостем, он бахвалился своими победами, рассказывал кровавые рассказы о своих схватках с орденами сопротивления и трахался напропалую, не удосуживаясь даже скрыться в комнате. И там же Бьякуран познакомился с Мукуро – тощим парнишкой с вечно растрепанными волосами, безумным взглядом и язвительной улыбкой. Тогда он не был графом, но вел себя так, словно был королем – это позже Джессо узнал, почему, но тогда это здорово его удивило. Веселая жизнь продолжалась уже с ним, улыбка, настоящая или нет, не сходила с лица, и лишь при приближении страшной даты внутри что-то тяжело ворочалось, причиняя боль и неудобство. Странно, что он решил рассказать об этом Ирие, значит ли это, что он стал ему близок? Так и есть. Юни не любила мать, а может просто ее не видела – ни на одном из детских рисунков не было женщины. Только Бьякуран, она сама и разная мелочь, вроде мелких животных и прислуги. Шо аккуратно сложил листки и положил на стол. Джессо в это время палкой снимал с потолка густую паутину, время от времени кидаясь пауками в своего помощника. Они решили здесь убраться, привести комнату в порядок и совместно с этим разобраться в эмоциях и чувствах. - Я никогда не убирался сам. – пожаловался Джессо, с хрустом выпрямляя спину. Его белый пиджак уже висел на спинке стула, потемневший и пыльный. - Когда-то нужно начинать. – Шо улыбнулся, смачивая тряпку в здоровом ведре. - Зачем? – искренне удивился Бьякуран. – Я же граф. – очередной паук был отправлен в полет. Ирие увернулся и принялся протирать освобожденный от ковра пол. Бьякуран выбросил палку в сторону, тоже подхватил из ведра тряпку и задумчиво уставился на портрет. Не забывал он никогда. Хотел забыть, но не получалось. Выходит, он и впрямь пытался убежать. Безуспешно пытался. Шо прав: убегать бесполезно, можно только принять и жить дальше. Жить не для того, чтобы забыться, а для того, чтобы наслаждаться жизнью. - Эй, Шо-чан. Ирие повернулся и чуть не упал, когда Бьякуран внезапно стиснул его в объятиях, прижимая к своей груди. - Спасибо тебе. Шо улыбнулся и осторожно обнял его в ответ, стараясь не испачкать и так уже безнадежно испорченную рубашку. Бьякуран улыбался – Ирие не видел, но был уверен, что он улыбается. Искренне. Наконец Джессо отпустил его и широко улыбнулся, придерживая его за плечи. - Выходи за меня. - Чтоо?! *** Чейз стоял у стены, скрестив на груди руки и привалившись плечом к стене. Анджело, уже чисто выбритый и сверкающий новенькими доспехами стоял рядом, увлеченно разглядывая свои руки. - Теперь ты мой подчиненный. – неожиданно произнес Чейз, недобро глядя на своего бывшего непосредственного начальника. - Да ради бога. Я здесь не из-за должности. - Разве ты не должен обращаться ко мне с почтением? - Прошу прощения, капитан. – Анджело покорно поклонился, быть может, преувеличенно почтительно, но Чейз остался доволен. Открылась дверь. Шамал вышел из спальни графа, вытирая руки влажным полотенцем. Чейз тут же отлип от стены, а Анджело взволнованно шагнул навстречу. - Боже, какое рвение. – усмехнулся Трайдент, перекидывая полотенце через плечо. – Это даже мерзко – волноваться так из-за мужика. - Место свое знайте, доктор. – холодно оборвал его Чейз. – Как себя чувствует Его Светлость? - Он в порядке? - Да что с ним станется? – Шамал вытащил из кармана сигарету и зажал ее зубами. – Вне опасности. – оба капитана – и действующий, и бывший – облегченно вздохнули. – С пацаном-то что? – он выразительно посмотрел на Анджело. - Он… мертв. – Джо отвел в сторону взгляд. Он говорил с Кеей от силы несколько часов, но его смерть серьезно расстроила его. – Господин Мукуро застрелил его. Выстрел был произведен прямо в сердце. - Где тело? - Осталось в катакомбах. Я отправлю за ним кого-нибудь. Господин Мукуро сказал… избавиться от него. – Анджело устало выдохнул и поморщился. – На самом деле… доктор, как у него с психикой? Он был не в себе, когда мы нашли его. - Это правда. – молчавший до этого момента Чейз вклинился в разговор, приближаясь к ним ближе. – Он смеялся, как умалишенный и сжимал в руке этот револьвер так, что мы смогли его отобрать только, когда он потерял сознание. Шамал выпустил изо рта колечко дыма и вздохнул. - У него с самого начала мозги набекрень были. – сказал он, стряхивая пепел прямо на ковер. – Если что не так пойдет, я вмешаюсь, а сейчас все нормально. Эх, паренька жалко, забавный был, как зверек. – он перекинул свой чемодан в другую руку и двинулся к лестнице, обходя стражников стороной. – Пошел я. За мной не посылайте – приду, когда сочту нужным. - Вот ублюдок. – Чейз сапогом потер пепел на ковре, но лишь сильнее размазал его. – В темницу его бы… - Ага, и лишиться лучшего врача в этом королевстве? - Ну, это ты загнул, лейтенант. – Чейзу явно доставляло обращаться так к Анджело. – Глупые привязанности тебя до хорошего не доведут. Лучший, не лучший – закон для всех один. Даже для друзей. – он красноречиво посмотрел на него и развернулся, уходя. – Вольно, боец. Отдыхай пока. – махнул он рукой, уже поворачивая к лестнице. Анджело проводил его взглядом и застыл на месте, дожидаясь, когда утихнут его шаги. Это было возмутительно и являлось вопиющим нарушением, но по-другому он не мог: он приоткрыл дверь, осторожно заглядывая в комнату, и перешагнул порог, стараясь не греметь доспехами. - А, это ты. – прошелестел Мукуро, открыв глаза. Джо от неожиданности чуть не подпрыгнул. – Хорошо, что ты зашел. Мукуро был бледен, на его лице сверкали капли пота, а на губах запеклась кровь. Это не был уже тот Мукуро, что с неизменной усмешкой стоял перед людьми в щегольском наряде, со снисходительно-равнодушным взглядом, окруженный стражей в сверкающих доспехах. - Простите. Я волновался, поэтому… Мукуро покачал головой, хрипло выдохнул и закрыл глаза. Каждое движение давалось ему с огромным трудом, это было видно по сведенным на переносице бровям и искривленным губам. - Хибари… где? Кея? Анджело опустил голову, болезненно морщась. Мукуро перевел на него мутный взгляд и шевельнулся, силясь встать. - Где? - Он мертв. – ответил Джо, подходя к кровати. Его рука непроизвольно дернулась навстречу, будто он хотел уложить графа обратно в постель, но дрогнула и замерла на полпути, бессильно опускаясь. - Вот как… - Мукуро улыбнулся и упал обратно на подушку. От резкого движения плечо резко стрельнуло, и Мукуро поморщился, выдохнув сквозь стиснутые зубы тихий стон. – Я убил его… Я все-таки его убил… Ха-ха… Кея мертв. Хибари Кея мертв… ах… - он закрыл глаза, продолжая улыбаться. – Я думал, что не смог нажать на курок. Я не смог выстрелить ему в голову. Я, наверное, надеялся, что промахнусь. Я, наверное, передумал его убивать. Я не помню, что я делал после. Я потерял сознание? Анджело? - Мы с Чейзом нашли вас в катакомбах. Вы стояли над его телом. – Джо прикусил губу. В его сознании все еще стояло лицо Хибари, улыбающегося ему тогда, в темнице, на нижних уровнях. – Я осмотрел его. Он мертв. Мукуро замолчал и снова закрыл глаза. Его сбивчивое дыхание нарушало тишину. - Эй… - он напряженно сдвинул брови, не открывая глаз. – Почему мне не стало легче? Почему… мне так больно? – Мукуро прерывисто вздохнул и подтянул к груди руку. Анджело вдруг резко качнулся вперед, вдохнув побольше воздуха в легкие, как перед прыжком в воду, и опустился на колени, хватая руку Мукуро и притягивая к себе. - Это всего лишь болит плечо. Вы ранены. – торопливо заговорил он, с горечью глядя в удивленные разноцветные глаза. – Это пройдет. Когда рана затянется, вам полегчает. Это нормально. Мукуро смотрел на него со странной смесью удивления и благодарности, – такого взгляда раньше не наблюдалось, - а потом аккуратно высвободил свою ладонь из его пальцев и усмехнулся. - Да. Мне станет легче чуть позже. Я просто слишком многого хочу. – его голос слегка дрогнул. – Впрочем, я всегда хочу слишком много. А теперь я понял, что не могу получить все, что мне заблагорассудится. Еще один урок в моей жизни. Надеюсь, что последний. – он надвинул одеяло на свой подбородок и опять закрыл глаза. – Я хочу спать. Оставь меня. Анджело кивнул и поднялся на ноги. Он на мгновение замешкался, будто хотел что-то сказать, но развернулся и направился к двери. - И спасибо тебе, Джо. – Мукуро окликнул его, когда тот уже схватился за ручку. – За то, что идешь за мной. - Это моя обязанность, господин. И это я должен вас благодарить за то, что вы дали мне еще один шанс. – Анджело мягко улыбнулся. В памяти стиралось лицо Аниты, Хибари и даже облик Дино мутнел все больше и больше. - Я всегда… буду на вашей стороне. Я больше никогда не предам вас. Даже если сам Бог попросит меня от вас отвернуться. Мукуро кивнул, забыв, что стражник его не видит, и улыбнулся. Странно, почему он так предан ему? Мукуро никогда не относился к нему, как к кому-то особенному. Дверь тихо скрипнула, оставляя его в одиночестве. Мукуро сжал на груди ткань ночной рубашки. Больно. Хибари больше нет. Хибари мертв. Его Хибари мертв. Глаза отчаянно жгло, но плакать совсем не хотелось. Ожидаемое облегчение не наступило. Источника всех бед больше нет, а тупая боль в груди осталась. Хибари нет. Его глаза больше не будут сверкать одуряющее прекрасной ненавистью. Его кожа больше не будет такой мягкой и теплой. Его голос не будет шипеть проклятия, выдавливать угрозы смерти. Из его горла не будут вырываться хриплые стоны и негромкие вскрики. Ничего больше не будет. Ничего плохого и ничего хорошего. Потому Хибари больше нет. Возможно, позже, много-много позже, Мукуро станет легче от этой мысли. Сейчас же… больно. Пальцы сильнее сжали ткань, уже царапая кожу под рубашкой. Ее не унять пока. Только время может все исправить. Залечить кровоточащие раны, дать успокоение уставшему организму. Мукуро моргнул. Веки сами по себе опускались. Темная пелена окутала его, оставляя только желание поскорее забыться сном. «И все же... я ведь любил…»