Не отпускай моей руки

Тьма, такая тяжелая, такая холодная. Мрак давил неподъемным грузом и сладко тянул в свои глубины. Она не помнила какой сегодня день и есть ли здесь время вообще. Она забыла как её зовут и кем она была когда-то. Остались лишь одиночество и холод, такой острый, что больно, и он в ней, в её коже, её костях, её душе и… Она умирала. Она не знала, где она, и есть ли она вовсе, и она здесь совсем одна. И ей так страшно, но никто не приходит, и мир, кажется, его нет и не было никогда, только боль, только смерть. Только она и эта тьма. Она медленно тонула в поглотившем её мраке и с надеждой смотрела на маленький клубочек света высоко над головой. Она не помнит почему и откуда, но когда-то она называла его солнцем. Его нежное сияние приносило тепло и тихую радость. Но тьма мягко и требовательно тащила её в свои ледяные чертоги, а она рвалась вперед, к свету, но мрак сковывал руки, забивался в рот и нос, он убивал, отравлял её. И она смирилась, отдала себя во власть тьмы, а сияющий кружочек солнца становился все меньше и меньше… - Элис! – чужой голос зазвенел в ней и вокруг, и она замерла, судорожно пытаясь найти его. – Элис! Это зовут её? Это её имя? Она не помнит и ей так больно, и ничего нет ни в ней, ни рядом, только тот голос, он настоящий. Её нет, она умерла и больше не существует, но голос реальный, она его слышит, она его чувствует. Она напряглась, пытаясь вспомнить, кому мог бы принадлежать столь знакомый голос. В голове замелькали странные, полузабытые воспоминания. Так приятно, так хорошо… с ним. А потом пришли страх и боль, но ведь с ним так спокойно и… Джаспер? Неужели это он? Разве он не забыл о ней? Его ведь так долго не было… Или, может, это лишь сон и ей все мерещится? - Элис, пожалуйста! Его голос дрожит от боли и страха. За неё? Неужели он боится за неё? Джаспер! Её обняли, нежно и ласково, и она прижалась к такому родному плечу. Тепло. Ей так тепло с ним… Господи, пусть этот миг никогда-никогда не кончается… - Маленькая, прости меня, - легкий, едва ощутимый поцелуй и она наконец может разглядеть его тонкие черты лица в этой тьме. Он кажется сотканным из самой тьмы, но ей уже не страшно. Пусть лучше это будет обман, последний, лучше так, чем вовсе без него. – Я думал, ты будешь в безопасности… вдалеке от меня. Прости меня! Я так люблю тебя… Он… её любит? Наверное, это и вправду лишь сон. Сияние солнца, теперь оно обжигало, и было так больно, но с ним ей больше ничего не страшно… - Тебе нужно жить, слышишь, Элис? – он бережно провел ладонью по её щеке. – Борись! Ради твоих родных, ради меня, ради нас! Пожалуйста, Элис! Она уже не видит смысла в этом, она забыла то, о чем он просил. Но если ему так важно, если это значит, что она больше не будет одна в тьме и холоде… - Я хочу быть с тобой, - тихое, неуверенное признание. – Я знаю, так нельзя, но если бы мы могли… Свет затягивает её и Джаспер отпускает её, а она летит, она исчезает и это не страшно. Но боль, реальная, настоящая боль, вдруг прошивает все тело, а тьма тянет её назад и лучше в одиночестве, лучше в холоде и без этой боли. Но она помнит, что Джаспер ждет её, он любит, он надеется. И она рвется прочь из мрака, она вдыхает настоящий теплый воздух и грудь вспыхивает огнем, а внутри что-то хлюпает. Её рука поднимается, но это не она, в этом движении нет её. Она хватается ладонью за что-то острое в груди и тянет его, и становится еще хуже, но она обещала, и тьма отпускает её. И да, все верно, она – Элис, дочь Эсми Брендон, рожденная в маленькой деревушке на склоне горы. И она жива, пусть и так больно дышать. И они будут вместе, ведь так сказал Джаспер. - Оно встает, оно встает! – хрипло завопили где-то сбоку и Элис резко упала куда-то вниз. Боль отступила так же резко, как и пришла, и девушка с удивлением осознала, что чудовищной раны больше нет. Элис чуть улыбнулась уголком рта - она точно знала, что это работа Джаспера. - Поднимите её! – властно приказал кто-то другой. - Немедленно поднимите, чтобы она не успела прикоснутся к земле! Элис с трудом раскрыла глаза и обнаружила, что лежит на носилках, которые видимо и уронили в страхе перед неведомым чудовищем. В небе сияло уже не болезненно яркое солнце, а нежная луна, и на душе было почему-то так спокойно. Носилки резко вздернули вверх и она едва не свалилась с них. «Что за цирк?» - удрученно оглянулась она, ловя взгляды полные испуга и ненависти. «Это не цирк, - послышался убитый голос Джаспера. – Это – скорое аутодафе».