***
Гриффиндорка вскрикнула и очнулась от своего кошмара. Вся ее пижама пропиталась холодным потом, дыхание было частым и поверхностным, сердце выпрыгивало из груди, а голова так сильно болела, что Гермиону немного подташнивало. Медленно и неуверенно она села на кровати. Девушка отдернула занавески, окунувшись в мирную тишину спальни, и обрадовалась, что не разбудила соседок. Но сейчас она просто не могла вынести эту спокойную атмосферу. Ей хотелось убежать отсюда. Все еще дрожа, Гермиона встала с постели, быстро обулась и, взяв черную школьную мантию, накинула ее на себя. Осторожными шагами девушка пробралась к двери и поспешила к выходу из гостиной. Гермиона шла по темным коридорам Хогвартса, совершенно не задумываясь, куда именно она направлялась, и не волнуясь, что ее могут поймать после отбоя, а в голове непрерывно прокручивались обрывки кошмарного сна. Гриффиндорка даже немного удивилась, когда ноги привели ее к главной вершине замка и она оказалась перед дверью на площадку Астрономической башни. Похоже, именно это ей и необходимо. Глоток свежего воздуха. Гермиона потянулась к ручке и вышла на шотландский холод, тут же поежившись и сильнее закутавшись в мантию, хотя тонкая ткань совершенно не спасала от ледяного ветра, пронизывающего насквозь. Девушка подошла к балюстраде, оставляя за собой следы на снегу, и вздрогнула, стоило ей прислониться к холодному камню. Все-таки на дворе стоял январь, и мороз щипал оголенную кожу, но Гермиона не ощущала этого и лишь уставилась во тьму ночи. На темно-синем небе из-за толстых зимних облаков не горело ни одной звезды, и только открытая позади дверь и бледная луна, окруженная молочно-белым ореолом, предвещающим на завтра снегопад, немного освещали башню. Вся территория Хогвартса и Запретный Лес слились в единое черное пятно, лежащее у подножия замка. Гермиона глубоко вдохнула. Ее до сих пор всю трясло после страшного сна. Почему ей снова приснилось прошлое? Почему именно сейчас? Прошла будто целая вечность, девушка наконец-то стала счастлива. И ее радость не омрачали горе и печаль, вечно прячущиеся глубоко внутри. Так с чего вдруг призраки прошлого решили вернуться к ней? Хотя в глубине души Гермиона знала, почему сегодня ей приснилось именно это воспоминание. Пэнси Паркинсон была не первой, чью жизнь она забрала. Но это был первый раз, когда гриффиндорка убила из мести, а не пыталась защитить себя или близких. Тогда она потеряла над собой контроль, и обратной дороги уже не было. В тот день вместе с Паркинсон умерла и важная частичка Гермионы. Невинная и чистая. И пустотой на месте этой частички завладела тьма. Пальцы Гермионы крепко обхватили каменные перила балюстрады. Сегодня она вновь потеряла над собой контроль. К счастью, в этот раз последствия оказались не такими фатальными, как безвозвратная смерть Паркинсон. Но все же поступок Гермионы был неправильным. И непростительным. Разумеется, Мелани Николлс не слишком приятный человек, но ее поведение не оправдывало действий гриффиндорки. Она подняла палочку против девушки-подростка, которая никак не могла защитить себя от магии Гермионы. Как она допустила потерю самообладания? Раньше она ведь не была такой несдержанной, а порой даже жестокой. Но она уже и не была той милой девушкой, которая когда-то училась в Хогвартсе вместе со своими друзьями. Та Гермиона никогда бы не прокляла Николлс из мести. Взгляд гриффиндорки поднялся от черноты Запретного Леса до бледного месяца. Ей казалось, что чистота и свет ее души так же недосягаемы, как и луна высоко в небе. Девушка никак не могла вспомнить тот момент, когда исчезла прежняя Гермиона. Может, когда она столкнулась с войной? Ведь та полностью изменила ее. Гриффиндорку начала поглощать тьма, оставляя неизгладимые следы. Гермиона видела столько ужасов, а иногда и сама становилась их причиной. И вдруг ее отбросило назад во времени. Но тьма не оставила ее и последовала за ней. Тут Гермиона столкнулась с источником всех своих бед. Но юный Лорд Волдеморт оказался не таким, как она ожидала. Во время рождественских каникул она впервые увидела в Томе проблески человечности. Он еще не стал тем жестоким монстром, с которым она сражалась в будущем. Конечно, невинным мальчишкой его уже не назвать, но в нем еще сохранился кусочек доброты и сострадания. И за следующие пять десятилетий он потеряет этот кусочек. Гермиона всегда думала, что именно его стремление обрести бессмертие и привело к потери важной частички себя. Но что если это не так? Гермиона крепко обняла себя руками и невидяще смотрела на едва освещенный пейзаж. Несмотря на все ее усилия, она уже что-то изменила в прошлом, повлияла на людей. На третьем курсе профессор МакГонагалл постоянно предупреждала ее: никому не позволено менять прошлое. Дыхание Гермионы участилось, когда ее мысли невольно понеслись вперед и пришли к ужасающему итогу, а в голове тут же возник вопрос, который поставил под сомнение все. Возможно ли вообще изменить прошлое? Вдруг до того, как в ее времени вспыхнула война, Гермиона уже была в сороковых, делала тоже, что и сейчас, разговаривала и взаимодействовала с людьми, привнесла в прошлое свою тьму? Вдруг все это повторяется? «Что если во всем виновата именно я?» – снова схватившись за перила, ошеломленно спросила себя Гермиона, но очень боялась понять значимость своего вопроса. Что если это она – причина всех страданий? Ведь такое возможно. Но как установить причинно-следственную связь? Что произошло раньше: ее пребывание в прошлом или события в будущем? Неужели именно ее присутствие в этом времени и повлияло на создание Лорда Волдеморта? Может, это именно Гермиона своей тьмой, поселившейся внутри, уничтожила в Томе последнюю искру человечности. Ее руки, держащиеся за балюстраду, начали дрожать. Девушку всю трясло, ее широко распахнутые глаза уставились в пространство, но видели перед собой лишь кошмарные воспоминания, затопившие разум. Жестоко пострадавшие люди. Потерянные во время войны жизни. Гермиона ощутила, как тонет в этих страшных картинах, беспощадно проносившихся в голове. Слезы угрожали упасть из глаз, но гриффиндорка подавляла их. Бессмысленно плакать над столь ужасными вещами. Никакие слезы мира не смогли бы смыть такие злодеяния. «Что если все это моя вина?»---
Том шагал по темному коридору. Сегодняшняя ночь была довольно тихая, учитывая, что утром прошел важный матч по квиддичу. Слизеринец просто ненавидел выполнять обязанности старосты и мог бы распорядиться своим временем гораздо полезнее, чем патрулировать коридоры в поисках нарушителей правил. Но с другой стороны, у старосты есть свои привилегии. И они с лихвой компенсируют скучные обязанности, которыми иногда приходится заниматься. Тома ничто так не раздражало, как бесполезная рутина, душащая его превосходное настроение. Сегодня он добился успеха, который был всего лишь вопросом времени. Юноша окончательно убедил Гермиону, что она принадлежит только ему. На его лице заиграла зловещая ухмылка, когда он вспомнил, как Гермиона выхватила свою палочку и направила ее на Николлс. Гермиона была такая злая, разъяренная и безжалостная. «Такая красивая…» Том всегда знал, что внутри нее скрывалась тьма. И вести Гермиону по этому пути дальше ему очень нравилось. Хотя его и самого немного удивило то, с какой легкостью сработал его план. Оказывается, Гермиона может быть очень вспыльчивой. Она всегда старалась сдерживать себя, но Том знал, что у нее взрывной характер. И прокляв Николлс, она только лишний раз это доказала. «И потом, – самодовольно подумал Том, и ухмылка на его прекрасном лице расширилась, – мы бурно во всем разобрались». Да, это был удачный день. Потому что Гермиона наконец-то ему покорилась. Убедить ее оказалось нелегко, но рано или поздно она все равно бы сдалась. Том завернул за угол и взглянул на часы. Уже за полночь. Наверное, на сегодня пора заканчивать и возвращаться в гостиную Слизерина. Парень прошел мимо лестницы, ведущей на Астрономическую башню, и по его ногам ударил холодный сквозняк. Или кто-то забыл закрыть дверь на площадку, или ночь не такая тихая, как он предполагал. Том немного поразмыслил над идеей просто пройти дальше, но в итоге все-таки решил подняться по лестнице. Иногда поимка нарушителей могла оказаться для него очень полезной. «Не так просто найти повод для шантажа», – подумал Том, и его губы дернулись в ухмылке. Он быстро поднялся наверх и увидел, что дверь действительно распахнута настежь, а возле балюстрады виднелась темная фигура. Том вышел на площадку, на него мгновенно набросился ледяной ветер, а парень злобно уставился на человека, стоящего на холоде. Кем бы он ни был, он точно получит отработку за то, что доставил Тому столько неудобств. Он приблизился к фигуре и в слабом освещении разглядел копну растрепанных, вьющихся волос. – Гермиона? – растерянно позвал староста. Том подошел еще ближе к нарушительнице и узнал ее. Это действительно была Гермиона, но она не отвечала ему. Юноша нахмурился. Что она здесь делает? Он заметил, что несмотря на пронизывающий, холодный ветер на девушке накинута только тонкая школьная мантия, а под ней странная короткая пижама, которую он уже видел на каникулах. Какого черта она разгуливает по замку в таком виде? Неужели она не заметила, что на улице еще зима? Но Гермиона никак не реагировала на его присутствие. Она крепко вцепилась в балюстраду и рассеянно смотрела перед собой. С ней творилось что-то неладное. Том потянулся к ней и осторожно накрыл рукой ее ладонь. Она была ледяная. – Что ты здесь делаешь? – мягко спросил ее Том. Она ответила не сразу. – …Просто думаю, – ее голос лишился всех красок и стал безжизненным. – Гермиона, тут очень холодно и уже поздно, – строго произнес Том. Он потянулся за палочкой и бросил на нее согревающие чары. Его действия словно растопили корку льда, покрывшую девушку, и она повернула голову и посмотрела на Тома. И стоило ему заглянуть в ее карие глаза, как его пораженно расширились. В темноте ночи в них отчетливо горели отчаяние и боль. В этот миг парню стало казаться, что они волнами исходят от Гермионы, и он задался вопросом, как не заметил этого сразу. – Что случилось? – спросил Том и удивился, услышав в своем голосе беспокойство. Гермиона молча продолжала смотреть на него. А у Тома появилось неприятное ощущение, что видит она совсем не его, а кого-то другого. Девушка отвела взгляд и вновь равнодушно уставилась на территорию Хогвартса. – С чего ты решил, будто что-то случилось? – монотонно спросила она. Слизеринец вспомнил, что в последний раз видел ее такой несчастной и уязвленной в ночь перед возвращением в Хогвартс с каникул. Тогда ей приснился кошмар. Том понятия не имел, что именно ей снилось, но определенно что-то ужасное. Почему она снова в таком состоянии? Парень проигнорировал ее вопрос и вместо этого нежно спросил: – У тебя снова был кошмар? Гермиона просто пожала плечами, продолжая смотреть на Запретный Лес. Староста шагнул к ней, почти задев ее плечо грудью, но девушка все еще не обращала на него никакого внимания. Казалось, что она полностью погрузилась в собственный мир. И от боли, написанной в ее глазах, юноша боялся даже представить, о чем она думала. – Хочешь поговорить об этом? – тихо предложил он. На самом деле он сгорал от желания узнать, что же ей приснилось. Что могло ее так расстроить? Внезапно в Томе вспыхнул гнев. Может, эти сны – воспоминания о ее прошлом? Она ведь как-то сказала ему, что в ее жизни произошли ужасные события и это стало причиной ее кошмаров. Слизеринец едва сдерживал свою магию, не позволяя ей яростно потрескивать вокруг него, когда он представлял себе человека, посмевшего причинить боль Гермионе. Том бы заставил его очень сильно пожалеть о содеянном. Староста напомнил себе, что Гермиона прибыла из страны, в которой сейчас бушевала война. Не только маггловская, но и волшебная. Из тех крупиц, что она рассказала ему, он выяснил, что некоторые люди, которых она знала, погибли в этой войне. Это означало, что Гермиона находилась очень близко к сражениям. Возможно, она видела все эти ужасы, поэтому и бежала из страны. Том продолжал смотреть на девушку, но она никак не реагировала ни на него, ни на его вопрос. Он убрал руку с ее ладони и осторожно проскользил пальцами по ее щеке. – Тебя что-то беспокоит, – успокаивающе прошептал Том. – Почему бы тебе не поговорить со мной об этом? Гермиона медленно повернула голову и посмотрела на него. В ее глазах застыло необъяснимое горе, хотя лицо не выражало абсолютно ничего. – Все в порядке, – холодно произнесла она. Ее голос немного дрожал, и Том знал, что девушку что-то мучает. – Гермиона, – юноша попытался уговорить ее довериться ему. – Я твой парень. Ты можешь рассказать мне все. Стоило ей услышать его слова, как на ее лице промелькнула вспышка сожаления, а руки крепче сжали балюстраду. Том немного встревожился. – Ты не должен быть со мной, Том, – решительно сказала она. Слизеринец неверяще уставился на нее. Это очень плохо. – Почему ты так говоришь? – спросил он спокойным тоном. – Я… я… – Голос Гермионы дрогнул и, покачав головой, она продолжила уже более твердо: – В моей жизни произошли ужасные события. Они безвозвратно изменили меня. Я уже не та, кем была. – Девушка отвернулась от него и начала говорить немного мягче, хотя со стороны казалось, будто она разговаривает сама с собой: – Я… я не знаю… будто я утратила что-то важное. – Она снова взглянула на него, и теперь ее голос стал твердым, как сталь: – Никто не должен быть рядом со мной. Том усмехнулся и сказал: – Ты всерьез говоришь мне, что ты – плохая компания? – Это не смешно, Том. – Да, не смешно, – вдруг опять серьезно произнес он. – Но я не раз говорил, что не позволю тебе уйти, – властно отрезал слизеринец. В глазах Гермионы отразилась нерешительность, но все же она ответила: – Ты должен. Есть множество других девушек, которым ты нравишься, Том. И все они лучше меня. – Ты о Николлс? – тихо поинтересовался парень. – Ты правда ей нравишься, – прошептала она в ответ. Том уже пожалел о своем решении использовать Николлс, чтобы вызвать ревность Гермионы. Похоже, это принесло больше вреда, чем пользы. – Я же говорил, что она меня совершенно не интересует. – Ты играл с ней? – сухо спросила Гермиона, хотя это прозвучало как утверждение, а не как вопрос. Том сильно занервничал, услышав в ее голосе нотки обвинения. Конечно же, он пользовался Николлс. И из-за этого он не лишится сна. Ему плевать на нее. Эта идиотка просто очередная пешка в его игре. А вот чтобы Гермиона изменила свое решение, он допустить не мог. – Я не имела права проклинать ее, – прошептала девушка, и старосту удивило сожаление в ее голосе. – Почему? – невозмутимо спросил Том. – Ты могущественнее ее. Нужно использовать свое превосходство. Как только его слова сорвались с губ, он сразу же понял, что совершил ошибку. Гермиона отцепилась от балюстрады и полностью развернулась к нему, гневно прищурившись. – Чего еще от тебя ждать, – едко зашипела она. – Тебе просто не дано этого понять. Она права. Том действительно не понимал, почему она так резко рассердилась. Видимо, замешательство отразилось на его лице, потому что она холодно добавила: – Нападать на нее было неправильно. Она этого не заслужила. – Гриффиндорка сделала паузу и когда вновь заговорила, в ее голосе слышалась смесь раскаяния и горечи: – Но я прокляла ее только потому, что ты меня спровоцировал. «Вот теперь это действительно плохо», – подумал Том, смотря на разъяренную Гермиону. – Да ладно тебе. Ты не знаешь Николлс. Она это точно заслужила, – он пытался ее успокоить. – В этом и суть! – горячо осадила его Гермиона. – Я ее не знаю. У меня не было ни одной причины так поступить, и все же я совершила непростительный поступок. – Гермиона, успокойся! Ты же не бросила в нее каким-то темным проклятьем. Все хорошо, она выживет, – Том постарался придать голосу обнадеживающие нотки. – На этот раз, – мрачно ответила девушка. Гермиона смотрела на него, а в ее голове безжалостно проносились обрывки прошлого. Будто со стороны девушка видела, как она поднимает палочку и убивает Паркинсон. Но тогда шла война. Бывшая слизеринка не пощадила бы Гермиону, поменяйся они местами. Гермиона знала, что убив хотя бы одного Пожирателя, она спасет несколько невинных жизней, и именно поэтому боролась в той войне – предотвратить бесчисленные смерти. Хотя ее беспокоил не сам факт, что она отняла жизнь Паркинсон, а с какой холодной отрешенностью она это сделала. Когда то проклятье угодило в Пэнси, гриффиндорка даже почувствовала небольшое удовлетворение. Но оно быстро сменилось отвращением к самой себе. Гермиона заглянула в серые глаза Тома и до сих пор видела в них непонимание. Он так и не осознал неправильности ее поступка. Неужели он не видит окружающую ее тьму? Или она ему нравится? Во всем этом виноват Том. Он причинил ей сильную боль и заставил совершить ужасные действия. А может, это именно Гермиона задушила последнюю частичку его человечности? Она создала его и лишь она несла ответственность за всю боль? Вдруг лицо Тома немного смягчилось, и он нежно положил руку ей на плечо. – Ладно, я действительно использовал Николлс. Но только потому, что иначе ты бы никогда не приняла свои чувства, Гермиона, – неожиданно честно признался он. – Я знаю, что ты манипулировал мной, – сказала Гермиона напряженным тоном, не обратив внимания на его проявленную искренность. – Но это не меняет главного: не ты заставил меня проклясть Николлс, я сделала это по собственной воле. – Я никак не пойму, из чего ты раздула такую большую проблему, – в голосе Тома поднималось небольшое раздражение. – В отличие от тебя, у некоторых еще осталась совесть! – разбушевалась девушка и почувствовала нарастающий гнев. Сейчас она не знала, кого ей больше презирать: его, потому что манипулировал ей, чтобы она стала его девушкой, или себя за то, что позволила ему это сделать. Том рассматривал ее, словно обдумывая, как действовать дальше, и спустя несколько мгновений он предпринял еще одну попытку ее успокоить: – Согласен, ситуация неприятная. Но я знаю тебя и знаю, что ты ко мне что-то чувствуешь. В Гермионе сердито забурлила магия. И сама она взбесилась из-за правдивости его слов. Девушка даже не могла ему возразить, ведь Том действительно ей нравится. И именно поэтому сейчас она чувствовала смятение. Кровь гриффиндорки закипела, и Гермиона обрадовалась возможности заменить невыносимые горе и отчаяние раскаленной яростью. А после последних сказанных им слов девушка не выдержала и взорвалась. – Ты ничего обо мне не знаешь! – крикнула на него Гермиона, дав волю своему гневу. Она быстро отступила от него и тут же выхватила палочку. – Ты не знаешь, на что я способна. Ты не знаешь, что я делала! – прошипела она. Вся злость и разочарование, заполнившие ее, вдруг направились на Тома. Гермиона ненавидела его за непонимание, за то, что манипулировал ею, использовал ее. Но прежде всего она ненавидела себя, потому что позволила этому произойти и даже после такого Том продолжал ей нравиться. Ему нужно уйти, но она не хотела, чтобы он уходил и оставил ее одну. Гермиона резко взмахнула палочкой, направив ее на слизеринца. «Фрагор!» С кончика сорвался ярко-голубой энергетический луч, потрескивая от сердитой магии Гермионы, и направился к Тому. Видимо, парень никак не ожидал, что она нападет него, и не вытащил свою палочку. Но все же он успел отскочить в сторону и увернуться от проклятья. Оно пролетело мимо и врезалось в каменную горгулью, стоящую на балюстраде. Голубое заклятье обвилось вокруг каменной фигуры, плотно окутав ее, и на ней тут же проявились глубокие трещины, которых становилось все больше и больше, пока горгулья не взорвалась с оглушительным треском. Но Гермиона не обратила на разрушенную статую никакого внимания, приковав свой взгляд к Тому. Он уперся одним коленом и обеими руками в пол и неверяще смотрел на девушку. Она не стала тратить время и, снова взмахнув палочкой, отправила в слизеринца следующее проклятье. «Обтеро!» Том не мог оторвать от нее растерянного взгляда и не успел среагировать. Луч столкнулся с парнем, отшвырнув его на пол, и до Гермионы донесся вздох боли. Но ее гнев совершенно не насытился. Ее магия продолжала неистово бурлить, напевая в унисон с ее яростью. Девушка направила палочку на обломки горгульи, и куски камня охватило свечение. Они поднялись в воздух и, повинуясь команде палочки, полетели в Тома. Но в нескольких дюймах от него они вдруг превратились в пыль. Гермиона хмуро уставилась на поднимающегося на ноги Тома. В его руке была зажата палочка. – Что ты делаешь? – спросил слизеринец слегка дрожащим голосом. В его серых глазах горело замешательство, но по его напряженной позе Гермиона поняла, что он готов снова отразить удар. – Я не хочу бороться с тобой, – произнес Том успокаивающим тоном и поднял руки, будто сдавался. – Я тоже никогда не желала сражаться с тобой! – злобно зарычала на него Гермиона. – Но тебя это не остановило. Ее не волновало, что он еще не повинен в грехах, в которых она сейчас его обвиняла. Вокруг девушки зловеще потрескивала магия, еще больше подпитывая ее ярость. Казалось, что в самом воздухе мелькали электрические разряды, отчего укрывший башню снег начал таять вокруг ног Гермионы. – Я не хотела всего этого! – прокричала она, и ее гнев усилился, стоило ей почувствовать на щеках нежелательные слезы. Девушку пробила дрожь, когда в ее разум вновь вторглись ужасающие воспоминания. Погибло так много людей. Близких. Почему она не присоединилась к ним? Тогда ей бы больше не пришлось бороться против тьмы, желающей ее поглотить. И Гермиона не заразила бы этой тьмой прошлое, не привнесла ее в неповинных людей. Гриффиндорку вывел из воспоминаний голос Тома: – Гермиона, пожалуйста, скажи, что случилось? – Все! – выкрикнула она. Ее желудок болезненно сжался при виде беспокойства в глазах юноши. Но сейчас оно ей не нужно. Она не заслуживает заботы. В девушке опять закипел гнев, и она подняла палочку. Быстро закрутив ей в привычном движении, она протянула вперед левую руку ладонью вверх. «Лэмпос!» Над ладонью Гермионы возник небольшой огненный шар. Она направляла в заклинание все больше и больше своей силы, отчего шар увеличивался и начал потрескивать, а воздух вокруг него замерцал от излучаемого жара. Гриффиндорка обвела ладонью вокруг горящей сферы, остановив ее напротив центра, и резко сжала руку в кулак. Огненное оружие мгновенно пришло в движение, бросившись к ошеломленному Тому. Девушка с абсолютным безразличием смотрела, как он нервно отступил назад и быстро взмахнул палочкой, закрыв себя желтым щитом. Но Гермиона продолжала крепко сжимать кулак, удерживая свою атаку, и шар врезался в защиту слизеринца. Между бровей Тома пролегла морщинка, он изо всех сил старался удержать щит, но шар не прекращал свой яростный натиск. И вдруг юноша изменил стратегию: он снова взмахнул палочкой, и Гермиона мгновенно ощутила в воздухе его мощную магию. Она напала на чары девушки, так что ей лишь оставалось беспомощно наблюдать, как огненный шар слабо замерцал и постепенно начал исчезать, пока от него ничего не осталось. Красное свечение погасло, и на площадку, где они стояли, вновь опустился бледный лунный свет. Гермиона сердито посмотрела на Тома. Ее магия так и не успокоилась и мчалась в ней, словно бурный поток. – Я не хочу причинять тебе боль, – произнес Том. Гриффиндорка с удивлением услышала в его голосе отчаяние. – Слишком поздно! – закричала она. После слов Гермионы в его взгляд просочилось замешательство, а на лице промелькнул страх. Но девушку это не волновало. Ведь это уже случилось, разве нет? Или это Гермиона навредила Тому? Она не знала. Больше не знала. Единственное, что сейчас она осознавала, – то, что она потеряна. И одинока. Из ее глаз заструилось еще больше слез, девушка всхлипнула. Она не понимала, что именно она оплакивала. Том увидел на ее щеках дорожки из слез и сделал шаг к ней. Гермиона напряглась, заметив его движение, и мгновенно подняла палочку, направив на него. Парень тут же остановился, не отрывая от нее своих серых глаз, в которых мягко сияло беспокойство. Ему нужно уйти. Она должна остаться в одиночестве. «Я не хочу быть одна». Гриффиндорка закрыла глаза, пытаясь подавить слезы, с шумом втянула воздух и снова открыла их. Она ощущала дрожь и слабость во всем теле, но рука с зажатой палочкой была тверда, как скала. Девушка призвала свою магию и завертела палочкой в круговом движении. Воздух вокруг закрутился и перерос в настоящий бушующий вихрь, смешиваясь с магией Гермионы. Он будто засасывал все вокруг и уже больше походил на бурю, с каждой секундой набирающую обороты. Гермиона ощутила, что сила ее проклятья возросла настолько, что она едва могла его контролировать, и перестала крутить палочкой, направив ее на Тома. Следующее проклятье она выкрикнула, словно призыв о помощи: – Димитто! Вихрь всколыхнулся и, сдвинувшись с места, бросился к Тому. Его глаза расширились от шока. Видимо, он до последнего не верил, что она решится атаковать его этим проклятьем. Но юноша застыл лишь на долю секунды, а потом тут же взмахнул палочкой в сложном узоре и пробормотал заклинание. Гермиона не заметила никаких изменений и перед Томом не появился щит, но магия в воздухе едва уловимо начала меняться. Волшебная сила Тома, словно паутина, опутала всю Астрономическую башню и сосредоточилась вокруг проклятья Гермионы, заставляя его замедлиться. Через пару мгновений вихрь полностью остановился и завис между Гермионой и Томом. Он изящно взмахнул палочкой, и его магия сжалась вокруг проклятья, с легкостью сокрушив его. С очередным взмахом волшебство обернулось вокруг девушки, будто сковывая ее. Она пыталась поднять свою палочку, чтобы оградиться, но это было бесполезно. Гермиона больше не могла двигаться. – Гермиона, успокойся, – постарался усмирить ее Том. Она подняла на него взгляд. Он стоял в нескольких метрах от нее и направлял на нее палочку, а в его глазах мерцало беспокойство. По лицу девушки не прекращая текли слезы и капали на мантию. Но Гермиона не хотела плакать. Для этого не было ни одной разумной причины. Непрошеные слезы разозлили ее, она вновь вызвала свое волшебство и всеми силами, на которые была способна, попыталась сбросить с себя магию Тома, до сих пор удерживающую ее на месте. Но ничего не получалось. – Мне очень жаль. – Гермиона услышала нежный голос Тома и прекратила попытки вырваться на свободу. Парень зашагал к ней. В его серых глазах опять засияла мягкость. – Я не имел права манипулировать тобой, – тихо сказал он. «Нет! Никаких извинений!» Гермиона закрыла глаза. Она не хотела слышать его оправдания. Ей нельзя прощать ни его, ни себя. Она снова попыталась призвать свою магию, хотя знала, что не сможет одолеть невидимые оковы. Но от пробуждения каждого дюйма ее силы Старшая Магия тоже решила вынырнуть из своего укрытия и показать себя. У Гермионы перехватило дыхание, когда древнее волшебство полностью обернулось вокруг нее и она моментально почувствовала, что больше не связана магией Тома. Теперь девушка могла двигаться и сделала шаг назад. После этого Старшая Магия вновь растворилась, скрывшись в нитях волшебной силы Гермионы. Когда Том почувствовал, что его магия потеряла контроль над гриффиндоркой, он остановился, как вкопанный. Хоть ее взгляд и был затуманен слезами, но это не помешало ей увидеть удивление, написанное на лице слизеринца. Гермиона медленно подняла свою палочку и, взмахнув ей, прошептала: – Мунио. В глазах Тома отразилось узнавание, когда он услышал заклинание и увидел лазурный луч. Похоже, он хорошо знал это проклятье. Его рука с палочкой чуть заметно дернулась, но он не поднял ее, чтобы бросить контрзаклятье. Луч летел к нему, потрескивая от яростной магии, а Том просто стоял. Внутри у Гермионы все похолодело, когда она поняла, что он не собирается защищаться. Не раздумывая ни секунды, она снова взмахнула палочкой, и ее проклятье отклонилось от цели. Оно пролетело мимо Тома, но задело его руку и врезалось в пол, расплавляя камень. Том не отрывал от девушки пустого взгляда и даже не дернулся, когда луч ранил его. Гермиона видела, как по его руке заструилась кровь, капающая на белый снег и окрашивающая его в красный. Она сделала шаг назад, но только уперлась спиной в стену. Девушка тяжело дышала и смотрела на слизеринца широко раскрытыми глазами. Он не проронил ни слова, а просто убрал свою палочку в карман и медленно пошел к ней, совершенно не обращая никакого внимания на ее палочку, по-прежнему указывающую на него. Подойдя к Гермионе, он остановился и взглянул на нее, но на его лице не отражалось ни одной эмоции – они снова спрятались за бесчувственной маской. Протянув руки, он медленно обнял ее и осторожно притянул к себе. И Гермиона не помешала ему. – Я никогда не отпущу тебя, – мягко прошептал он, и на этот раз его слова звучали, как обещание. Девушка прикрыла глаза в крепких объятиях Тома и, прильнув к нему, вдруг почувствовала неимоверную усталость и слабость. Том словно в тисках сжимал Гермиону и ощущал, как по руке струится кровь. Рана болела, но ему было все равно. Он радовался, что гриффиндорка больше не хотела бросаться в него проклятьями. Том так и не понял, почему она внезапно напала на него, и даже удивился, когда она прекратила последнюю атаку, потому что с таким количеством гнева и ненависти, что излучала девушка, остановиться было крайне трудно. Что произошло? В их последнюю встречу с ней все было в порядке. И в ее глазах не мелькало никаких следов печали. Но спустя всего несколько часов ее радость сменилась полным отчаянием. Слизеринец прижимал ее к себе, чувствуя ее дрожь, а Гермиона просто бессильно повисла в его объятиях. «Что могло ее так сломить?» – Том без конца прокручивал в голове один и тот же вопрос. Оставалось лишь надеяться, что в ее безнадежном состоянии виноват не он. Хотя часть гнева Гермионы спровоцировал именно Том, и в этом сомнений не было: ему не следовало поступать ей назло, как сегодня на матче. Сейчас слизеринец испытывал беспокойство и очень поражался этому чувству. Ведь он же добился своего: манипулировал Гермионой и намеренно вызвал в ней такую сильную ревность, что гриффиндорка прокляла Николлс. И после всего этого Гермиона наконец-то покорилась Тому. Теперь она принадлежит ему. Разве не такую цель он перед собой ставил? Но сейчас он переживал лишь за ее самочувствие и душевное состояние. Единственное, чего он хотел, – это владеть ею. Она могущественная ведьма, настолько необыкновенная и выдающаяся, что обладать ею заслуживает лишь Том. И он шел к достижению своей цели, совершенно не задумываясь над методами и последствиями. Так почему его волнует, что она чувствует? Откуда вдруг возникло странное беспокойство? Девушка дрожала в руках Тома, и он понял, что хочет ее утешить. Он желал развеять горе, разрывающее ее изнутри, и заставить ее чувствовать себя лучше. Какого черта ему не все равно? Но почему-то ему было совершенно не плевать. Он желал защитить девушку и заботиться о ней. И ему очень не хотелось, чтобы она и дальше страдала. «Как странно». Том почти отчаянно прижимал ее к себе и вдруг почувствовал, что она холодна, как лед. Не удивительно: на ней ведь только тонкая школьная мантия и неприлично короткая пижама, не прикрывающая ничего. Он тут же разомкнул объятия и снял с себя мантию, обернув ее вокруг Гермионы. Она посмотрела на него, и хотя на ее лице не теплилось ни одной эмоции, но по коже парня побежали мурашки от печали, плескавшейся в ее глазах. Он осторожно обнял ее за плечи и медленно повел к выходу, направляясь обратно в гостиную Гриффиндора. Девушка просто следовала за ним, уставившись в пространство и не проронив ни слова. Тома очень расстраивал ее пустой взгляд, ведь в Гермионе всегда через край били всевозможные эмоции, а лишенная их она больше не походила на себя. Что же сумело уничтожить ее пылкий нрав? Когда они подошли к идиотскому портрету, охранявшему вход в гриффиндорскую башню, Том прошептал пароль и вошел вместе с Гермионой в гостиную, потонувшую в темноте. Уже было почти два часа ночи, все студенты разбрелись по своим постелям. Слизеринец направился к лестнице, ведущей к спальням девушек, но прежде чем подняться, он применил к ней заклинание. Ему совсем не хотелось скатиться с горки, в которую превратятся ступеньки, если на них наступит парень. «Идиотские основатели школы со своими старомодными убеждениями». Том начал подниматься и снова бросил на Гермиону взволнованный взгляд: она так и продолжала рассеянно смотреть перед собой, наверняка даже не видя, куда идет. Хотя, если бы она не доверяла ему, то не пошла бы за ним. Вряд ли ей было абсолютно безразлично, что с ней происходит. Оказавшись перед дверью спальни шестикурсниц, Том осторожно открыл ее и с облегчением увидел, что комната погружена в темноту, как и общая гостиная. Последнее, чего он сейчас хотел, – это чтобы сплетницы допрашивали его, что он забыл в женской спальне. Юноша вошел внутрь и, быстро оглядевшись, тихонько направился к единственной свободной кровати, и Гермиона слепо пошла за ним. Всего пару часов назад Том был бы в восторге от ее покорности, но теперь его заполняла лишь взволнованность. Том подвел Гермиону к кровати, осторожно снял с ее плеч свою мантию, которая на пару размеров была ей велика, а потом стянул ее мантию и повесил на спинку стула, стоящего рядом с прикроватным столиком. Девушка стояла в своей странной, вызывающей пижаме, которую настойчиво продолжала носить, и смотрела на слизеринца широко распахнутыми глазами. Сейчас она казалась такой уязвимой и хрупкой – полная противоположность той девушке, которая напала на него с опасными, мощными проклятьями на вершине Астрономической башни и вокруг которой потрескивала яростная магия. Том абсолютно не знал, что ему делать. Он был в полнейшей растерянности. Что же с ней случилось?---
Гермиона шла за Томом по темным коридорам замка Хогвартс, совершенно не зная куда, да и ей в общем-то было все равно. Ее окутывал холод. Хоть девушка и ощущала руку Тома, обнимающую ее за плечи, но она не помогала отогнать этот мороз, проникающий настолько глубоко внутрь, что вряд ли это было из-за низкой температуры. Гермиона чувствовала слабость и пульсирующую боль в висках. Но у нее уже не осталось никаких сил, чтобы обращать на что-то внимание. Внутри нее была лишь пустота. Словно все ее чувства и эмоции странно онемели. И не осталось ничего. Пылкий гнев покинул ее, и даже ненависть ушла. Будто бы бушующая ярость, управляющая ее действиями, уничтожила все остальные ощущения, оставив за собой только пустоту. Она вынырнула из оцепенения и заметила, как Том осторожно снимает ее школьную мантию. В его поразительных серых глазах мерцало беспокойство. Слизеринец взял ее за руку, потянув на кровать, и Гермиона слегка удивилась, когда поняла, что это ее собственная постель. Они оказались у нее в спальне? Гермиона опустилась на мягкий матрас, и на нее внезапно навалилась невероятная усталость. Том обернул вокруг девушки одеяло, присел на край кровати, задернул занавески и даже бросил на них заглушающие чары, а гриффиндорка сильнее укуталась в одеяло, чтобы попытаться хоть как-то отогнать холод. Она прислонилась спиной к изголовью кровати и подтянула к себе колени. – Что с тобой случилось? – прозвучал вопрос Тома. Хоть его голос был полон нежности, но Гермиона различила решимость, просачивающуюся в его словах. Она бросила на него взгляд и увидела, как он внимательно рассматривает ее. Что он хотел услышать? Что она достойна лишь презрения? Что в прошлом она совершила ужасные поступки? Что она – убийца? Даже в таком состоянии Гермиона уловила иронию: она сидела рядом с человеком, который однажды станет безжалостным монстром, инициатором войны, который отнимет бесчисленное количество жизней. Но сейчас из них двоих именно она убила большее число людей. Девушка ничего не говорила, а просто продолжала бесстрастно на него смотреть. Так и не дождавшись от нее ответа, Том придвинулся поближе и сел перед ней, скрестив ноги. – Ведь все это не из-за того, что ты прокляла Николлс. Случилось что-то другое, – заявил Том мягким голосом. Гермиона подняла на него глаза. Он прав. Николлс тут ни при чем. Совершенно. – Ты обвинила меня, что я ничего о тебе не знаю, – тихо продолжил он. – Так почему бы тебе не рассказать мне все? – Я…я не могу… – прошептала она. – Гермиона, что случилось до твоего приезда в Хогвартс? – мягко спросил он. – Ты столкнулась с войной во Франции? Девушка отвела взгляд. Все всегда сводилось к одному – войне. На глаза Гермионы навернулись слезы, но она старалась их удержать. Это просто смешно. Как она смела сидеть тут и плакать после всего того, что натворила? – Ты уже рассказывала мне о своих друзьях и семье, – задумчиво произнес Том. – Ты говорила, что они умерли. Больше сдерживаться девушка не могла. По ее лицу потекли предательские слезы. – Но как они погибли? – ласково спросил он. – Они сражались на войне? Гермиона не могла взглянуть Тому в глаза. – Неужели и тебе пришлось бороться в войне? – он наконец нерешительно задал вопрос. – Нет, – тихо, спокойно ответила Гермиона и медленно повернула к нему голову. В его глазах продолжала сиять мягкость, он словно испытал облегчение от ее ответа, но Гермиона еще не закончила: – Мне не пришлось бороться. Я сама выбрала этот путь. Том уставился на нее и просто не мог оторвать взгляда. Неверие окутало его целиком. Он даже не знал, зачем задал этот вопрос. Когда он увидел ее на Рождество, такой несчастной и сломленной, то понял, что с ней что-то случилось и это причинило ей сильную боль. И все это было связано с войной, от которой она бежала. Но такого он совсем не ожидал. Том увидел, как из ее глаз потекли слезы, резко контрастирующие с полным отсутствием эмоций на лице. – Почему? – обретя дар речи, спросил он. – Потому что я могла все изменить. И я не хотела оставлять своих друзей, – прошептала она полностью пустым голосом. – Но…но… – запнулся Том, глядя на нее в полнейшем шоке. – Тебе только семнадцать. Гермиона невесело усмехнулась. – Ты думаешь, у войны есть возрастные ограничения? – безразличная улыбка исчезла с ее лица, и она продолжила: – Я не хотела сражаться. Я правда этого не хотела. Но другого выбора не было. – Гермиона замолчала, и Том уже в который раз поразился ее тяжелому взгляду, не сочетающемуся с теплыми карими глазами. – Все было не так ужасно. Со мной были мои друзья и причина для борьбы. Но потом… – по ее щекам потекло еще больше слез, – потом они умерли, – прерывисто прошептала она. – И я не смогла им помочь. Том смотрел, как в ее красивые глаза вернулась печаль. Но теперь он узнал, от чего она. Он всегда полагал, что Гермиона просто оказалась в эпицентре войны и именно поэтому бежала из страны. Он совершенно не догадывался, что она принимала участие в реальных сражениях. И ему даже не хотелось представлять себе, как она боролась против темных магов. Хотя, это многое объясняло. Гриффиндорка владела магией, которую не изучают на шестом курсе. А еще это объясняло, почему ее тело покрывало такое количество рубцов. Том сжал руки в кулаки, стоило ему вспомнить паутину белых шрамов на ее теле. – Я хотела вернуть привычную жизнь, которая была до войны, – продолжила Гермиона дрожащим голосом. – Я хотела остановить зло. Взгляд Тома вернулся к ней, и он заметил, как она странно на него посмотрела. – Но мы боролись слишком долго, и постепенно я начала забывать о нашей цели. – На ее щеках появились новые дорожки слез, и девушка мягко добавила: – Так много моих друзей погибло, что меня оставила даже надежда. Оставалось как-то выживать и бороться дальше. Гермиона подняла руку и вытерла слезы. – Я лицемерка, – прошептала девушка дрожащим голосом. – Я всегда думала, что боролась на правильной стороне, на светлой стороне. Но чем я лучше темных волшебников, которых пыталась остановить? – она ненадолго замолчала и с горечью в голосе продолжила: – Наверное, я еще хуже. Я провозглашаю справедливость, но на деле я просто убийца. Том удивленно поднял брови. – Другого выбора не было, – быстро сказала Гермиона почти умоляющим тоном, когда увидела на его лице ошеломление. – Тех людей невозможно было остановить, просто оглушая. – Я не виню тебя, – уверенно произнес Том, когда преодолел первоначальный шок. – Ты пыталась выжить. Я бы сделал то же самое. – Может быть, – монотонно ответила Гермиона. Она опустила глаза и тихо продолжила: – И Николлс? До войны я бы никогда не прокляла ее. Но теперь… Вдруг она прошипела с отвращением в голосе: – Я ненавижу человека, которым стала. – После секундной паузы ее тон стал немного мягче: – Эта девушка ужасна. Я ее боюсь. Но… – она запнулась и снова посмотрела на него, – целых два года я посвящала себя лишь войне и оставила всякую надежду. И теперь, я думаю, уже слишком поздно. – Для чего уже слишком поздно? – обеспокоенно спросил Том. – Чтобы стать прежней, – прошептала Гермиона дрожащим голосом. Она умоляюще взглянула на него в надежде услышать, что шанс еще есть. Но страшилась узнать правду: она не заслужила ничего, кроме страданий. В серых глазах Тома вспыхнуло странное мерцание, но Гермиона не смогла его разобрать. Внезапно юноша передвинулся к ней ближе и тоже прислонился к спинке кровати. Он не проронил ни слова, а лишь обнял ее одной рукой и притянул к себе. В его объятиях Гермиона напряглась. Она не должна сближаться с ним. Он – причина всей боли, через которую ей пришлось пройти. Нет, это он не должен быть рядом с Гермионой из-за ее тьмы, которая может задушить в нем все хорошее. Девушка зашла в тупик. И заблудилась в темноте. «Уже не стать прежней». – Все в порядке, Гермиона, – убаюкивал нежный голос Тома. – Что бы с тобой ни происходило, ты не одна. Я с тобой. Гермиона сделала дрожащий вдох, когда услышала его слова. Ее пальцы вцепились в его зеленую безрукавку, и гриффиндорка прильнула к парню, а тихие рыдания сотрясали ее тело. Том обнял ее и другой рукой, еще крепче прижав к себе, и Гермиона уткнулась лицом в его грудь, а из ее глаз не прекращали течь слезы. Ей было тошно от того, что она делала во время войны, в ее разум продолжали вторгаться отвратительные картинки, сопровождающие ее слишком долго. Она видела столько страданий и боли. Война сломала ее. Убила что-то важное внутри. С тех пор, как все, кто мог понять и разделить ее горе, умерли, и девушка очутилась в незнакомом мире, она осталась совершенно одинокой. Жизнь вокруг нее продолжалась, но Гермиона уже не могла по-настоящему ее вкусить. У нее была лишь миссия, которую нужно выполнить. Но осталось ли что-то, кроме борьбы и попытки завершить задачу? Она больше не могла выносить одиночество. Гермиона крепче сжала безрукавку Тома, ощущая ободряющее тепло его тела. Может, настало время идти вперед и предаться отношениям с Томом? Она все обнимала слизеринца и рыдала на его груди. Девушка не представляла, сколько прошло времени, пока рыдания наконец-то не утихли, а глаза не высохли. Но она все же перестала плакать, хотя по-прежнему крепко прижималась к Тому. Гермиона испытывала только слабость и невероятную усталость. – Уже поздно. Попробуй поспать, – через какое-то время прошептал ей Том и запечатлел нежный поцелуй на лбу. Гермиона кивнула и улеглась на кровати, свернувшись в клубок под одеялом. Долгожданное тепло распространилось по телу, прогоняя пронизывающий холод. Том нежно погладил ее по голове и встал с кровати, но девушка успела схватить его за руку и посмотрела в его прекрасные серые глаза, излучающие мягкость. – Ты можешь остаться, пока я не засну? – нерешительно спросила она. Том ухмыльнулся. – Означает ли это, что я по-прежнему твой парень? – поинтересовался он слегка дразнящим тоном, но за его насмешкой Гермиона расслышала опасение. Гриффиндорка разглядывала его довольно долгое время и думала о войне, которая начнется через пятьдесят лет, и о всех близких, которых она в ней потеряла. Гермиона размышляла о темных волшебниках, пророчестве и непредсказуемости самого времени. Время – слишком сложное понятие, чтобы оценить всю его мощь. – Да, – в конце концов тихо прошептала она. Девушка не знала, совершает ли она сейчас страшное преступление, согласившись остаться с Томом или же нет, но она решила довериться теплому чувству, полностью охватившему ее. На его лице отразилось облегчение, и Гермиона мягко улыбнулась слизеринцу. Он опять сел рядом с ней, прислонившись к спинке кровати, и девушка прижалась к нему, вдыхая его приятный аромат и чувствуя тепло его тела. Она так устала. Но рядом с ним испытывала какую-то легкость. Ему даже не нужно было ничего говорить. Одного его присутствия хватало, чтобы успокоить ее. Гермиона чувствовала себя лучше, поскольку знала, что Том вместе с ней.***
После ночи без кошмаров хорошо отдохнувшая Гермиона сидела в Большом Зале на завтраке. Она потянулась за кофейником, налила себе чашку кофе и, поставив его обратно, посмотрела на стол Слизерина. Ее взгляд остановился на Николлс, беседовавшей с другими слизеринками, и Гермиона с облегчением выдохнула, когда увидела, что шатенка вновь выглядела совершенно нормально. Заклятье не причинило ей никакого вреда. Но гриффиндорке до сих пор было стыдно из-за того, что она прокляла девушку. Гермиона отвлеклась от Николлс и перевела взгляд на Тома, сидящего на своем обычном месте. Он смотрел прямо на нее, на его губах играла легкая улыбка, а в серых глазах блистала уже знакомая мягкость. На лице девушки тоже вспыхнула улыбка. Когда она проснулась сегодня утром, то увидела, что Тома уже не было рядом. Гермиона была немного расстроена, но, возможно, так было лучше. Иначе у ее болтливых соседок появился бы новый повод для сплетен, если бы они застали Тома Риддла в ее кровати. Мысли девушки вернулись к прошлой ночи. К ее словам и действиям. Она не знала, правильно ли поступила, оставшись с Томом, ведь ей казалось, что тем самым она предает своих друзей. Предает все свои убеждения. А еще ее не покидал страх разрыва линии времени из-за нахождения в прошлом. Да, Гермиона очень боялась. Но несмотря ни на что она приняла решение. Узнать, изменится ли будущее от ее действий в прошлом или же сама девушка создала цепочку событий, которые знала в своем времени, было невозможно. К тому же, с ее стороны было слишком самонадеянно полагать, что она когда-нибудь сможет разобраться в последствиях своего присутствия в сороковых. В данных обстоятельствах ее выбор последовать совету Рона выглядел просто абсурдно. Однажды он сказал ей прекратить все анализировать и довериться своим чувствам. Гермиона неотрывно смотрела на слизеринца. Когда дело доходило до Тома Риддла, она испытывала целый водоворот чувств. И не все из них были положительными. Забыть, кто он на самом деле, девушка не могла. Слишком многое произошло. Тьма в Томе уже проглядывалась, хотя большинство людей еще не видели ее. Но не Гермиона. Иногда гриффиндорка замечала прятавшуюся в его серых глазах черную пропасть. Но не учитывая этой пугающей бездны, юноша стал для нее очень важен. Лишь Том заставлял ее чувствовать себя лучше. Может, внутри него и скрывалась тьма, но только он мог отогнать демонов Гермионы. Она очень сильно нуждалась в нем. И при взгляде на него она снова ощущала теплые и волнующие чувства. Девушка глубоко вздохнула. Она приняла решение. Гермиона останется с Томом. Возможно, позже она об этом пожалеет, а может и нет. Невозможно предсказать, что принесет будущее. Она мягко усмехнулась. – Ты хоть слушаешь меня? – спросил ее раздраженный голос. Гермиона повернула голову и посмотрела на хмурящегося Лонгботтома. Он сидел рядом с ней, а Уизли и Люпин напротив. Девушка еле удержалась от разочарованного выдоха, когда увидела на лицах ребят беспокойство. Вчера они так ликовали из-за своей победы в квиддиче (хотя радость Амаруса скорее была связана со Стеллой Лавгуд), что хорошее настроение не позволило им отругать Гермиону за внезапное исчезновение после матча. Упущение, которое они, видимо, хотели наверстать. – Ты не можешь просто взять и пропасть, ничего никому не сказав, – продолжал свои разглагольствования Лонгботтом. – А если бы он нашел тебя? Очевидно, под «он» Марк подразумевал Тома. Ее друзья так и продолжали думать, что он преследует ее. Кажется, настало время рассказать им всю правду. Особенно теперь, когда она решила остаться с Томом. Но девушка не знала, как это правильно преподнести, ведь они совершенно не доверяли слизеринцу. Даже ненавидели его, по крайней мере, Лонгботтом. Она полностью понимала, что их неприязнь точно не была необоснованной. – Послушай, не нужно так сильно за меня волноваться, – успокаивающе произнесла Гермиона. – Я и сама могу о себе позаботиться. Лонгботтом вздохнул и разочарованно покачал головой. – О чем ты только думал, оставив ее одну? – обратился он к Люпину. На лице Амаруса вспыхнуло раскаяние, отчего брови Гермионы поползли вверх. – Я же говорил, что мне очень жаль, – тихо промямлил Люпин. «О, Мерлин, я должна всем им рассказать, – подумала гриффиндорка во время пререканий друзей. – Но как?» – Гермиона, тебе стоит быть более осторожной, – вклинился в разговор Уизли, и его тон был на удивление серьезен. – Риддл безжалостный. К тому же он знает целую кучу темных проклятий. – Да, он ублюдок, – без промедлений поддакнул Лонгботтом. «А ты – трусиха!» – мысленно закричала на себя Гермиона. Но эти парни – ее единственные друзья в прошлом. Черт, они – ее единственные друзья вообще! И ей очень не хотелось их потерять. Но и дальше затягивать с правдой нельзя. – Э-э…послушайте… – заикаясь, начала Гермиона. Лонгботтом тут же перебил ее, заговорив с друзьями: – Ладно, забудем о вчерашнем. Что было, то было. Нам нужно лучше присматривать за Гермионой, чтобы этот злой мудак никогда не добрался до нее. Ричард и Амарус согласно закивали, и на этот раз девушка не смогла подавить разочарованный стон. Но ее самопровозглашенные телохранители не обращали на нее никакого внимания и ничего не заметили. Гермиона решила просто выпасть из разговора и позволила им продолжать строить свои безумные планы о том, как лучше защитить ее от злых козней Тома. Все это время тоненький, но настойчивый голос в голове непрерывно называл ее трусихой. Спустя какое-то время гриффиндорка поняла, что ребята уже сменили тему разговора и сейчас Лонгботтом с большим энтузиазмом пересказывал лучшие моменты вчерашнего матча: – Я никогда не забуду выражение лица Эйвери. – Он злобно улыбнулся Уизли. – Твой бросок был выше всяких похвал. – Еще бы! – Уизли засмеялся. – Так ему и надо, – удовлетворенно воскликнул Лонгботтом. Гермионе cтало легче, что они перестали беспокоиться о ней, по крайней мере, до поры до времени. Но это совсем не означало, что она и дальше должна им лгать. Им нужно узнать о Томе. «А тебе нужно перестать быть такой трусихой!» – сообщил ей тоненький голос в голове. Они позавтракали и встали из-за стола. Гермиона все размышляла над тем, как ей сбежать от опеки своих друзей, и в глубокой задумчивости пробиралась к выходу. Вдруг девушка заметила, что ребята резко замолчали, и недоуменно посмотрела на них. С их лиц стерлись улыбки, чему она очень удивилась и, нахмурившись, девушка проследила за их взглядами. К ним подходил Том. Похоже, он хотел с ней поговорить. Гермиона улыбнулась ему. Староста все приближался, и с каждым шагом его лицо становилось жестче, а между бровей пролегла морщинка. Уизли, Лонгботтом и Люпин в ответ смотрели так же мрачно. Это плохо. Гермиона должна рассказать им правду. Том остановился перед ней и ее тремя телохранителями. – Чего тебе нужно? – агрессивно прошипел Лонгботтом. Слизеринец изящно изогнул бровь, почти скучающе взглянул на Лонгботтома и, быстро окинув взглядом стоящих рядом гриффиндорцев, покосился на Гермиону. Том всем своим видом показывал пренебрежение, и она разочарованно заметила на его лице пустую маску. И вдруг в его серых глазах девушка разглядела озорной блеск. – Просто проверил, здесь ли ДеСерто после вчерашнего матча, – равнодушно протянул Том, повернувшись к Лонгботтому. – Я так надеялся, что бладжер попадет ей в голову. Она та еще заноза в заднице. Лицо Лонгботтома тут же начало багроветь, а рука дернулась за палочкой. Во взглядах Люпина с Уизли вспыхнула злость. Но прежде, чем кто-то из них успеть заорать или проклясть Тома, Гермиона решила вмешаться и попыталась придать голосу тот же ледяной оттенок, что и у слизеринца. – Какое совпадение! Жаль, что ты все еще здесь, – произнесла она. За маской поддельного гнева Гермиона видела развлечение, но Том играл великолепно. – ДеСерто, лучше бы ты осталась в своей дыре, из которой выползла. Напомни, откуда ты? Из Германии? – прищурившись, высокомерно спросил он. Гермиона подняла брови, шагнула к нему и усмехнулась, хотя все это время отчаянно пыталась не расхохотаться. – Не из Германии, дурак! Из Франции! – Как ты смеешь оскорблять меня? – угрожающе зашипел Том и тоже приблизился к девушке. Гермиона впечатлялась его актерским способностям. Он невероятно хорош. Если бы не веселые огоньки, блистающие в его глазах, то сейчас ей было бы жутко страшно. – Ты заплатишь за это! – продолжил Том тихим и угрожающим голосом. Краем глаза Гермиона увидела, как после слов старосты гриффиндорцы напряглись. Но до того, как они успели среагировать, Том сделал последний шаг, отделявший его от Гермионы. Обняв ее одной рукой за талию, он притянул девушку к себе, а другой рукой обхватил ее подбородок и приподнял голову. Эмоции слизеринца до сих пор скрывались за пустой маской, но это не смогло обмануть Гермиону, ведь в его глазах она видела мягкость и молчаливую просьбу об одобрении. Девушка нервно размышляла, что рано или поздно ее друзья все равно узнают всю правду, так лучше покончить с этим сейчас. Она улыбнулась ему в знак согласия. Губы Тома накрыли ее губы, и Гермиона закрыла глаза. Руками она провела по его спине, сминая пальцами черную мантию, а Том еще крепче прижал девушку к себе. Все мысли вылетели у нее из головы, и она лишь отдаленно услышала удивленные и возмущенные возгласы своих друзей. И от нежного поцелуя Гермиона даже не заметила, как шум в Большом Зале значительно уменьшился. Том оторвался от ее губ, Гермиона тихо выдохнула и прислонилась головой к его груди. – Что…что ты делаешь? – Гриффиндорка услышала разъяренный голос Лонгботтома, но так и не поняла, к кому он обращался. К Тому? Или к ней? Староста обнимал девушку и самодовольно ухмылялся гриффиндорцам. – Сотри ухмылку с лица, – сурово приказала ему Гермиона. Том взглянул на нее и насмешливо прошептал на ухо: – Извини, это не нарочно. Просто слизеринская привычка. – Ты все равно продолжаешь это делать, Том, – раздраженно произнесла девушка и закатила глаза. Том усмехнулся, отпустил ее, и Гермиона вся в напряжении повернулась к своим друзьям. Они замерли на месте от изумления и гнева. Люпин выглядел искренне удивленным. Хоть он определенно не одобрял ее действий, но в его глазах отражалось понимание и согласие. Рядом с ним стоял Уизли, тоже уставившись на нее в недоумении и качая головой. Лонгботтом же выглядел совершенно иначе. Его лицо окрасилось в гневно-багровый цвет, а руки сжимались в кулаки, когда его взгляд бегал от Гермионы к Тому. Девушка глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, но это не помогло. Теперь ей предстояло быть с ними предельно откровенной. – Э-э… – начала Гермиона мягким и робким голосом, – все вы уже знаете Тома. Разумеется. – Она нервно засмеялась и торопливо продолжила: – Мы…э-э…мы вроде как встречаемся. – «Вроде»? – подняв брови, переспросил Том. Гермиона ткнула его в бок и нараспев прошептала: – Ты мне совсем не помогаешь! – Я и не обещал этого, – усмехнувшись, протянул он. Том наклонился к ней и поцеловал ее в щеку. От этого уже порядком красное лицо Лонгботтома побагровело еще сильнее. Его правая рука немного подергивалась, словно желая выхватить палочку. Гермиона почувствовала себя виноватой. Может, ей стоило как-то подготовить его, а не целоваться с Томом у него на глазах. Судя по убийственному выражению лица Марка, сейчас ей просто необходимо серьезно побеседовать со своими друзьями. Потому что Лонгботтом уже на грани дуэли со слизеринцем. – Том? – Гермиона взглянула на него. – Мне нужно поговорить с ними. Не мог бы ты оставить нас одних? Том оторвал взгляд от гриффиндорцев и перевел на нее. Девушка еле удержалась от раздраженного вздоха, когда увидела на его лице сердитое выражение. – Разве для этого нужно оставаться с ними наедине? – требовательно спросил он. – Да ладно. Не вредничай. Нам надо во всем разобраться, – попыталась убедить его Гермиона. Она выжидающе посмотрела на него и потом сказала, слегка подтолкнув парня: – Может, тебе пока раздать приказы своим верным последователям? Том прищурился, но не двигался. – Пожалуйста, Том, – попросила девушка, пытаясь побороть свое разочарование. – Давай встретимся потом, ладно? Она умоляюще глядела на него, а Том продолжал хмуриться. Но спустя несколько мгновений он все же уступил и неохотно произнес: – Ладно. Но мы встретимся позже. Гермиона кивнула и снова аккуратно подтолкнула его. На этот раз Том соизволил уйти, хотя перед этим бросил на Лонгботтома неприязненный взгляд. Гермиона робко посмотрела на гриффиндорцев в надежде, что их дружбе еще не пришел конец. Парни по-прежнему стояли как вкопанные и недоверчиво пялились на нее. Первым вырвался из ступора Лонгботтом. Он схватил Гермиону и потащил ее из Большого Зала, а его лицо с сердито нахмуренными бровями стало уже бордовым. Уизли и Люпин мгновенно последовали за ними. Девушка едва поспевала за Марком и, проходя вдоль гриффиндорского стола, заметила, что студенты открыто глазели на них и внимательно следили за сценой. Оглядевшись, она с разочарованием увидела, что на них таращился почти весь Большой Зал. Лонгботтом отпустил ее руку только когда втащил Гермиону в пустой кабинет. За ними в классную комнату вошли Люпин с Уизли. Ричард закрыл за собой дверь и, повернувшись, вновь уставился на девушку, а ее поразило то, как непривычно его лицо выглядело без улыбки. – Что это, черт возьми, было? – внимание Гермионы переключилось на Лонгботтома, когда она услышала его сердитый возглас. – Я…я… – девушка замялась под свирепым взглядом Марка и, замолчав, начала нервно теребить длинные рукава мантии. – Почему ты позволила Тому Риддлу поцеловать себя? – заорал на нее Лонгботтом. Гермиона вздрогнула от его крика. Она знала, что Лонгботтом всей душой ненавидит Тома. Так что не стоит ждать от него понимания. – Мне очень жаль, – несмело проговорила девушка и опустила взгляд на свои руки. – Я должна была раньше все вам рассказать. – Рассказать что? – сердито спросил блондин. – Что ты целуешься с этим грязным ублюдком? Да еще в Большом Зале на глазах у всех! Тебе повезло, что никто из учителей не видел этого. Особенно Леджифер. Иначе до самого окончания школы ты бы не вылезала из отработок. Что? Почему за поцелуи с кем-то она должна получить отработку? Гермиона недоумевала. – Марк, пожалуйста, – успокаивающе начал Люпин, – угомонись. Я уверен, что Гермиона сможет все объяснить. Лонгботтом прищурился, смотря на друга, и недовольно скрестил руки на груди. Гриффиндорка бросила Амарусу благодарный взгляд. – У нас с Томом были конфликты, – Гермиона прервалась, когда Лонгботтом фыркнул, – но я ошибалась насчет него, – продолжила она мягким, но решительным голосом. – Мы случайно встретились на рождественских каникулах, и он был таким славным… – О, – перебил Лонгботтом, и в его голосе сочилось презрение, – значит в этом все дело? – Марк, дай ей договорить, – тихо отчитал своего друга Люпин. Блондин повернулся к Амарусу и резко бросил: – Это просто смешно. Мы же говорим о Риддле. Он мудак, и ты знаешь это. – Он не такой! – возразила гриффиндорка, и теперь в ее голосе тоже сквозил гнев. – Он злой, Гермиона! – закричал Лонгботтом. Девушка открыла рот, чтобы снова возразить, но… «Кажется, он прав», – неохотно признала Гермиона и закрыла рот, сердито уставившись на Лонгботтома. – Видишь? Ты даже не отрицаешь это, – торжествующе воскликнул блондин. – Он мой парень! – яростно закричала в ответ девушка и удивилась уверенности в своем голосе. Лонгботтом ничего не ответил, а лишь яростно смотрел на нее. Так и не сказав ни слова, он развернулся и пулей выскочил из кабинета. Гермиона глядела на дверь, за которой только что скрылся ее друг, и вдруг вся злость исчезла. Девушка устало вздохнула и прислонилась к столу. Все прошло хуже некуда. Лонгботтом невероятно разозлился на нее. Но что она могла сделать? Ей нравится Том, и если Марк не хочет принимать ее выбор, то она никак не сможет его заставить. Через какое-то время из своих мыслей Гермиону вывел мягкий неуверенный голос, спросивший: – Он на самом деле твой парень? Гриффиндорка подняла голову и взглянула на стоящего в нескольких шагах от нее Уизли, на лице которого застыл вопрос. Люпин сидел на столе рядом с ним и тоже замер в ожидании ответа. Гермиона глубоко вдохнула. Ее вновь поразило, насколько Ричард похож на Рона. Но ей пришлось напомнить себе, что это не он, прежде чем она тихо сказала: – Да. Уизли задумчиво разглядывал ее немного дольше положенного. Но вскоре на его лице зародилась небольшая улыбка, и он кивнул. Гермиона улыбнулась в ответ. Она благодарила Мерлина, что, по крайней мере, хоть один друг смог принять ее отношения. Люпин, наблюдавший за обменом улыбками, слез с парты и подошел к Гермионе, прислонившись к столу рядом с ней. – Ты уверена? – осторожно спросил он. Гермиона подняла брови. – Что ты имеешь в виду? – Ну, Риддл известен тем, что не очень-то верен своим девушкам, – неловко пояснил Амарус. – Я доверяю ему. – У Гермионы перехватило дыхание от собственных слов. Они звучали так неправильно, но чувствовались верными. В глазах Люпина читалось сомнение. – Как ты можешь быть настолько уверена? Всего несколько недель назад ты ненавидела его. Да, он прав. Тогда она ненавидела Тома или, точнее, она ненавидела Волдеморта. Но за время рождественских каникул изменилось слишком многое: полностью поменялось ее отношение к Тому. Она заглянула под холодную маску и увидела привлекательного, а порой даже понимающего юношу. И Гермиона была уверена, что и Том тоже что-то в ней нашел, иначе он бы никогда не подпустил ее так близко к себе. Девушка сомневалась, что он позволял другим заглянуть за его стены, которые он возвел вокруг себя. Их было так много, что Том полностью похоронил себя под ними. Гермиона до сих пор не понимала, как ей удалось пробиться через них, но каким-то образом она смогла это сделать и теперь знала, что привязанность Тома к ней – нечто особенное. Он вырос в окружении, где не мог никому доверять, и такое простое чувство стало для него практически недостижимо. В то время как у других детей были любящие родители или опекуны, у Тома не было никого. Он был совершенно один. В свое время Дамблдор оказался прав: Волдеморт не умел любить. Потому что за всю жизнь ему никто не предоставил шанса узнать, как это. Гермиона снова перевела взгляд на Люпина и произнесла с таким убеждением в голосе, что уже не оставила никакой возможности для возражений: – Я уверена. И я ему доверяю.