Симпатика

◄ 5 ►

Бэкхён трогал его руками, ощупывал, словно хотел убедиться в его реальности. Пристально смотрел, водил ладонями по плечам, что-то пытался сказать, но с губ так ни звука и не слетело. Потом Бэкхён порывисто обнял его и уткнулся носом в грудь. Чонин застыл, не представляя, что ему делать и как реагировать. Растерянно поднял руку, чтобы погладить Бэкхёна по спине, но так и не рискнул прикоснуться. ― Не понимаю, как... ― глухо пробормотал Бэкхён, сильнее прижавшись лбом к его груди. ― Но всё равно... Ты... в самом деле... Ты живой? Чонин нервно облизнул губы и закрыл глаза. Промолчал. Одинаково сильно не хотелось ни врать, ни говорить правду. Потому что речь шла о Бэкхёне и его принципах. Бэкхён вдруг отпрянул и снова принялся трогать его. Прикоснулся пальцами к лицу и сделал осторожный вдох. ― Ты ведь... ― Он умолк и почти умоляюще посмотрел на Чонина. Пришлось кивнуть. ― Поверить не могу... ― Бэкхён снова порывисто обнял его. ― Я думал... Думал, тебя больше нет... Поверить не могу. Прости, я как тот дурак, что не знает, плакать ему или смеяться. Господи, ну почему ты сбежал? Совсем один. Хотя... Что бы ты ни сделал, я всё равно рад, что ты здесь и сейчас, и что ты живой. Как тебе удалось? ― Не удалось, ― очень тихо ответил после долгой паузы Чонин. ― Что? ― Бэкхён снова отпрянул и яростно потёр собственные щёки ладонями. ― Так, погоди. Твоё дежурство... Господи, ты в спецотделе работаешь? Но как? Хотя неважно. Когда дежурство заканчивается? ― Это был последний вызов. ― Отлично. Я отвезу тебя домой, и ты мне всё расскажешь по дороге... ― Хён, не части, ― утомлённо попросил Чонин. ― Я не... ― Слышать не желаю! Я тут почти умер уже, и в этом ты виноват. Расскажешь по дороге, сейчас-сейчас, я быстро... Бэкхён метнулся в соседнее помещение, выскочил почти сразу, уронив на пол оранжевый халат, тут же сгрёб с ковра бланки, бросил на стол, нашарил телефон, едва не сунул его мимо кармана помятого пиджака, сцапал связку ключей и карт, поспешно окинул взглядом кабинет, сквозь зубы выругался, выставил настройки на оборудовании, торопливо отдал несколько приказов по внутренней связи и рванул к двери, прихватив с собой Чонина. Мимо Чанёля Бэкхён проскочил, даже не заметив его, распахнул перед Чонином дверцу автомобиля, затолкал внутрь и закрыл, кинулся к другой дверце и только тогда налетел на Чанёля, едва не затоптав беднягу. ― Вы свободны, лейтенант. Ваш коллега всё мне расскажет по дороге. Я подвезу его домой, не волнуйтесь. ― Бэкхён деловито запрыгнул в салон, захлопнул дверцу перед остолбеневшим Чанёлем и стартовал с места с приличной скоростью. ― Ты где живёшь-то? ― В Сеуле. В Старой Части, ― после долгой паузы ответил Чонин. ― На столько меня точно не хватит. Бэкхён в молчании гнал по портовой магистрали минут десять, потом свернул к набережной и притормозил у закрытого моста с беседкой в виде пагоды. Заглушив двигатель, он откинулся на спинку сиденья и сделал глубокий вдох. ― Сэхун и Тао тоже в Сеуле, проходят практику. Мне неожиданно доверили целый проект после успешного исследования на островах в прошлом году. Минсок в Кванчжу, а Чондэ в Пусане. И всё это время мы думали, что ты погиб. Я тебя искал целый год, хоть и понимал, что такой срок... Сэхун и Тао, правда, ничего не знают. Они думали, что ты уехал в Китай к родне... А Хань... С ним я четыре года уже не виделся. И... я много чего сказал ему тогда. Но... ― Бэкхён рискнул повернуть голову и посмотреть на Чонина. ― Но ты жив. Я не понимаю, как, но очень счастлив сейчас. Что ты имел в виду, когда сказал, что... Хотя... Расскажи всё по порядку, ладно? ― Не думаю, что это хорошая идея. ― А я ― думаю. Если ты хочешь обвинить меня в молчании и сокрытии преступления, то давай. Но я сделал это не потому, что боюсь оказаться на скамье подсудимых вместе с Ханем. Я сделал это... Просто не хочу, чтобы ему стало легче. Если он будет наказан хоть как-то, то потом сможет забыть и простить себя. А я не хочу этого. Хочу, чтобы он помнил всегда. Можешь заодно обвинить меня в жестокости, если хочешь, пускай. Но я хочу, чтобы он помнил. Потому что так нельзя. Он был обязан присматривать за тобой, нести ответственность за тебя и... ― Это уже неважно, ― перебил его Чонин и распахнул дверцу, чтобы выбраться из машины. ― Это важно. Всегда было! ― крикнул ему в спину Бэкхён и тоже выбрался из салона. ― Неважно. Не будем об этом. Господин Бён Бэкхён, позвольте представиться. ― Что ты... ― Капитан Ким Чонин, снайпер. Четыре года назад обладал статусом «условно мёртв» и находился в криокамере клиники при военном министерстве. Потому это ― то, что было в Кунсане четыре года назад ― уже неважно. Этого даже не существует. Бэкхён открыл рот, закрыл и провёл ладонью по лицу. Захлопнув дверцу, обошёл вокруг машины, ухватил Чонина за рукав и потянул к беседке. Шлёпнувшись на каменную скамью, требовательно посмотрел и даже подёргал Чонина за рукав, словно ребёнок. ― Пожалуйста, расскажи всё по порядку. Я знаю, что Минсок в тот день рассказал тебе про эксперимент, проводил домой и ушёл. Вот отсюда рассказывай. И только правду, хорошо? Хотя бы это я ― лично я ― заслужил. Если хочешь, я дам тебе слово... ― Не нужно. ― Чонин мягко высвободил рукав и шагнул к высокому парапету, осторожно облокотился на него и посмотрел вниз ― на спокойные волны. ― Ты решил, что нам всем на тебя наплевать и сбежал? ― спросил Бэкхён, уставившись в спину, обтянутую тёмной тканью военного комбинезона. ― Или ты решил, что если умрёшь где-нибудь вдали от нас в одиночестве, то тем самым спасёшь Ханя? Я прав? Ладно, это было твоё решение. Правильное или неправильное, сейчас уже это ничего не изменит. Что сделано, то сделано. И, наверное, ни у кого нет права тебя винить за это, учитывая обстоятельства, но... Но что было дальше? Куда ты поехал? ― Сюда, ― тихо ответил Чонин. ― Но... Бэкхён поднялся, подошёл к нему и остановился рядом, повернул голову, рассматривая строгий профиль. ― Но? ― Отключился в пути. Там в поезде сделали запрос по данным, и потом я уже очнулся в клинике военного министерства. ― Так, они наверняка предварительно определили, что ты клон, потом поняли, что всё сложнее, и ты не клон... Или твои данные совпали с чужими... С данными Ким Чонина, который был в криокамере. Я верно всё понимаю? Чонин едва заметно наклонил голову. ― Значит, у них был стабильный геном, а у тебя ― нестабильный. Погоди... ― Бэкхён задумался. ― В каком состоянии был Ким Чонин? ― Пятьдесят процентов ровно. ― Ясно. И тут... ― Пятьдесят процентов ровно, ― повторил без выражения Чонин. ― Это была комплексная операция. Полномасштабная. ― Но они не могли этого сделать без согласия родных и твоего. Чонин снова едва заметно наклонил голову. ― Почему ты согласился? ― Потому что мне было всё равно, хён. А Чонина ― ждали. Это было правильное решение. Сожалений нет. И я всё равно решил стереть свои воспоминания. ― Кай... Короткий кивок. ― У тебя не получилось, как я понимаю... ― У меня отлично всё получилось, ― внезапно возразил ему Чонин и слабо улыбнулся. ― Теории Мюллера не столь плохи, как все думают. Бэкхён немо открывал и закрывал рот целую минуту, прежде чем смог спросить: ― Но тогда как?! Чёрт бы тебя побрал! Как ты... Чонин медленно повернулся спиной к парапету, покосился на Бэкхёна и негромко поинтересовался: ― Вам рассказывали на занятиях о криокамерах? ― Ну... ― Бэкхён задумался и напряг память. ― Считается, что в криокамере у пациента приостанавливаются все процессы. ― Это всё, что ты помнишь? ― Нет. Некоторые учёные выдвигали предположение, что процессы лишь замедляются, а не приостанавливаются. Но это спорная точка зрения, поскольку не так много людей покинули криокамеру живыми и здоровыми, и их показания всегда сильно разнились. Чаще всего криокамера ― это лишь отсрочка. К тому же, предел криокамеры ― десять лет. По факту ― семь-восемь лет. Это то, что знаю я. ― Неплохо, ― Чонин криво улыбнулся и вновь повернулся к реке, уперевшись локтями в гладкую прохладную поверхность. ― Когда тебя засовывают в криокамеру, это похоже на долгий сон без сновидений, скрашенный непрекращающейся болью. А ещё ты слышишь отголоски всего происходящего за дверью. Напоминает костный слух под огромной толщей воды, когда слышишь не ушами, а чувствуешь вибрацию в костях. Это скучно на самом деле. И ты просто спишь и ждёшь. Ждёшь, когда боль наконец пройдёт. Но однажды я увидел сон, который был реальнее криокамеры. И во сне услышал пение. Потом я увидел лицо. ― Хань? ― предположил Бэкхён, начиная понимать. ― Господи, ты всё время... Резонанс? Ментальный резонанс? Ты был жив, спал в криокамере и знал обо всём, что происходило с твоим вторым «я»? Чонин вздохнул и покачал головой. ― Не было никакого второго «я». Я был там, но с блоком в памяти. И сон был настолько ярким, что казался реальностью. Я жил, но вне криокамеры. Не знаю, как можно лучше это объяснить. Я был в криокамере и одновременно вне её. Просто у меня было... ― Второе тело? Чёрт... Хань воскресил тебя. Чонин в очередной раз слегка наклонил голову. ― Вряд ли кто-то знает об этом. Хань был первым. Вряд ли он сам предполагал, каким будет эффект. Понятия не имею, знал ли он, что я жив, или считал, что носитель генома мёртв... Это уже неважно. Никто не знал, что будет вот так. И когда я решил стереть воспоминания, я не предполагал, что это не поможет. Потому что... ― Осталась резервная память у того тебя, что был в криокамере? ― вымученно улыбнулся Бэкхён. ― Что-то вроде. Потом я проснулся уже цельным, без физической двойственности. И с полной картиной воспоминаний ― включая то, что с таким трудом удалось стереть. Ирония судьбы. Память восстановилась полностью почти сразу. Говорят, что когда цикл перерождений души заканчивается, душа может вспомнить каждую прожитую ею жизнь. В тот день я чувствовал себя примерно так же. Как человек, который прожил две жизни и помнил обе. Ким Чунмён ― он провёл операцию ― пытался повторить после этот опыт с другими пациентами. Ничего не вышло. Я пока единственный человек, который смог это пережить. И мы с тобой знаем, почему. Чунмён и так сам понимает, что в моём случае донор был синтезированным человеком с моим же геномом, но не знает, что геном был исправлен на один процент. И не знает, что причина успеха операции кроется в этом одном несчастном проценте. Нельзя отторгнуть самого себя, хён, особенно с исправленным геномом. Хань воскресил меня не для этого, тем не менее, кое-что ему удалось, хотя он этого пока и не понял. А я не могу сказать Чунмёну правду про этот несчастный один процент. Если скажу, без упоминания Ханя уже не обойдусь. Бэкхён молча смотрел на воду и напряжённо размышлял, переваривая всё сказанное Чонином. Самый важный вопрос рискнул задать лишь спустя несколько бесконечных минут. ― Ненавидишь его? ― А должен? ― с тихим смешком отозвался Чонин. ― Нет. Скорее, смеюсь над собой. Он дал мне время, весёлый хён. Вы все дали мне время без боли, передышку. И это было... хорошее время, несмотря ни на что. Но хорошо и то, что оно закончилось. Потому что это невыносимо больно ― не знать, кто ты такой, быть зависимым от кого-то и постоянно расшибать лоб о блок в памяти. Хотя поначалу... я так не думал. Но у меня потом было целых четыре года на размышления. А теперь, если ты не против, я хотел бы всё же попасть домой. Чонин двинулся к машине. ― Постой, ты ведь... ― Мне, правда, нужно домой. Если хочешь, можешь задавать вопросы в дороге, а потом зайти в гости. ― Я не уверен, что смогу нормально управлять машиной и слушать тебя. ― Могу сесть за руль. ― И какая разница, где мы будем говорить? ― Большая. Я уже задержался дольше обычного, а она одна дома. Если проснётся и не увидит меня рядом... ― Она? ― опешил Бэкхён. ― Моя дочь, ― коротко ответил Чонин и распахнул дверцу со стороны водителя. ― Твоя... ― Бэкхён благополучно лишился дара речи на несколько минут. Растерянно сел в машину, даже пристегнулся. Оклемался только тогда, когда они остановились у перекрёстка почти в центре города. ― Расскажешь о ней? ― Нечего особо рассказывать. Для всех Солли, пожалуй, была заменой меня. Она родилась незадолго до операции. Искусственный способ, ты знаешь. Как раз твоя сфера. Моя невеста выносила её. Теперь Солли живёт со мной. Тут... свои сложности. ― Какие? ― Она не слышит и не говорит. Хань сказал, это потому, что генную память не стёрли, и она получила мои воспоминания. С ней всё было в порядке, но потом генная память включилась полностью. Из-за шока она не говорит и не слышит теперь. И её не с кем оставить. Она плохо... плохо реагирует на большинство людей. Не удивляйся, если будет шарахаться от тебя. Она от всех шарахается. Ну вот кроме Чанёля разве что. ― Тот лейтенант? ― Угу. ― Чонин свернул в старую часть города и через десять минут въезжал в школьные ворота. ― Это же школа, ― не смог промолчать Бэкхён. ― Ну да. Школа тэквондо. ― Ты живёшь в школе?! ― Это моя школа. Верхний этаж перестроен. А что? ― Нет, ничего, просто необычно. Извини, я всё ещё в прострации. Пытаюсь уложить в голове события сегодняшнего дня. Получается так себе, но это пустяки. Господи... у тебя есть дочь... Наверное, я сплю. Она похожа на тебя? Солли? Кто дал ей имя? ― Хён, не части, ― невольно улыбнулся Чонин, притормозив у внешней лестницы. ― Имя ей дал я, наверное. Так звали героиню моей любимой детской истории. Мама помнила. Когда Солли родилась, мама настояла на этом имени. ― И у тебя есть невеста. С ума сойти. ― Наш брак был предрешён со дня её рождения. Знаешь, наверное, как это бывает. ― Понятия не имею. Уж прости, моя семья вполне обычная, а договорные браки заключают семейки покруче. Стоп, это, что же, выходит, ты из уважаемой семьи? Чонин безразлично пожал плечами. ― Ты знаешь моего отца, скорее всего. Если интересуешься политикой. ― Не интересуюсь, но всё понял и осознал. Чёрт. Если правда всплывёт, должно быть, отменный выйдет скандал. Какой-то студент спёр геном сына видного политика и воскресил его. О да, за такую сенсацию журналисты ухватятся тут же. ― Поэтому правда не всплывёт, ― отрезал Чонин и выбрался из салона. ― Подожди... ― Бэкхён с силой сжал тонкими пальцами ручку дверцы и закусил губу, потом с усилием продолжил: ― Ты сказал про Ханя и твою дочь... Откуда... ― Хань в Сеуле. ― Что?! Ты видел его? ― Не только. Я теперь вынужден наблюдаться у него. Он занимается синтезом разумов. Мой случай ― часть его практики. ― Господи, дай мне не сойти с ума... Что ты сказал?! ― Бэкхён бессильно опустился на нижнюю ступень лестницы и закрыл лицо руками, сделал резкий выдох и оглянулся на Чонина. ― Он тебя видел? Он, чёрт возьми, знает? ― Он меня видел. Он знает, как зовут пациента и донора. И это всё. У Ким Чонина нет воспоминаний Ким Кая. Официальная версия, если угодно. Ты сам сказал, если правда всплывёт, будет грандиозный скандал. У меня нет ни малейшего желания видеть тебя на скамье подсудимых. Ты хотел знать правду ― я тебе её рассказал. Но я ни за что не повторю ничего из сказанного перед судом. Перед Ханем ― тоже. ― Чонин начал подниматься по лестнице. ― Ты всё ещё любишь его? ― очень тихо спросил Бэкхён. Чонин остановился, коснувшись ладонью перил. ― Это не имеет никакого значения. Никогда не имело. Ты идёшь? Или так и будешь торчать под дверью? ― Для тебя не имеет значения? Или для него? ― Не хочу говорить об этом, ― твёрдо отрезал Чонин, добрался до двери и открыл её. ― Идёшь? Бэкхён поспешно поднялся на ноги и последовал за Чонином. Он озирался внутри, отмечая разбросанные по полу игрушки. Чуть не наступил на миниатюрный грузовик с отломанным задним колесом. А потом растерянно замер, потому что в гостиную зашла девочка, тянувшая за собой одеяло и плюшевого мишку. Выронив одеяло, она что-то показала одной рукой, быстро складывая пальчики в смутно знакомые Бэкхёну жесты. Чонин опустился перед ней на колено, погладил по голове и что-то ответил тоже жестами. И девочка посмотрела на Бэкхёна. Сначала она спряталась за Чонина, выглядывая из-за него, затем прижала к груди мишку и направилась к Бэкхёну. Тот замер в чертовски неудобной позе: успел сбросить один ботинок и застыл в процессе снятия второго. Солли остановилась рядом с ним, внимательно изучала взглядом пару минут, после чего решительно и даже требовательно подёргала за штанину. Бэкхён с недоумением уставился на Чонина. ― Тебе дозволено подержать её на руках, ― перевёл Чонин, не пытаясь спрятать улыбку. Закусив кончик языка, Бэкхён стянул ботинок с ноги, осторожно подхватил Солли и выпрямился, с интересом разглядывая её лицо. ― Она жутко похожа на тебя, ― невольно отметил он. Солли немедленно показала ему оттопыренный большой палец и ухватилась за его шею. ― Кажется, я знаю, с кем ещё теперь можно будет оставлять её при надобности. Поздравляю, ты ей понравился. ― Правда? ― Бэкхён зажмурился, потому что Солли решила потрогать его нос, чуть не заехав при этом в глаз. ― Как видишь. У неё нет привычки вешаться на всех подряд. Вешается она только на избранных. ― Угу... Солли? ― Бэкхён убедился, что Солли смотрит на него и читает по губам. ― Солли, тебе дельфины нравятся? Он напряжённо наблюдал за быстрыми пальцами, с помощью которых отвечали на его вопрос. ― Ну да, я знаю парочку таких, что с удовольствием поиграли бы с тобой, ― ответил он через минуту. ― Ты знаешь язык жестов? ― удивился Чонин. ― Если бы. Я знаю язык знаков для дельфинов. Пришлось выучить два года назад. Немного похоже. Хотя приходится напрягать мозги, чтобы успевать за Солли. Наши инструкторы используют жесты в воде, когда общаются с дельфинами. Сам понимаешь, в воде движения размашистые, чисто пальцами мало что покажешь, но вот ладонями и руками... Как только брешь заделают, можешь привезти Солли. Одиннадцатый с ней поиграет, он самый непоседливый и обожает детей. Да и Солли полезно будет. В свете того, что ты рассказывал. Наверное, надо отнести её в кровать? Чонин осторожно забрал Солли у Бэкхёна ― она в самом деле засыпала на ходу. Он отнёс её в комнату, потом вернулся за одеялом. Убедившись, что она уснула, он прикрыл дверь и отвёл Бэкхёна в кабинет. ― Ты говорил про блок в памяти, но мы ведь стёрли тебе память, разве нет? Чонин покачал головой. ― Вы не могли стереть память, потому что я был жив. Если бы это было воскрешение в лучших библейских традициях, тогда бы память удалось стереть. Возможно, тогда и геном был бы стабилен. Но... Технически это был блок. И каждый раз, когда я пытался что-нибудь вспомнить... ― О Господи... ― побледнел Бэкхён. ― Так всё это было из-за этого? И если бы мы не стёрли тебе память, то... ― Я не знаю. ― Что же мы тогда натворили-то? ― обречённо прошептал Бэкхён. ― Это походило на дежавю. Что бы я ни делал, всегда возникало ощущение, что это уже было. Но хуже всего было на вопрос «Кто я?» слышать ложь в ответ или молчание. Потому что и дураку было понятно, что со мной что-то не так, но никто не говорил правду. Пока Минсок не сподобился. ― Что ты собираешься делать теперь? ― В смысле? ― Чонин повозился с автоматом и подал Бэкхёну чашку с горячим шоколадом. ― Я о Хане. ― Ничего, ― поразмыслив, ответил Чонин и взял себе чашку тоже. ― Совсем ничего? ― Совсем. Он ― наблюдающий врач, я ― пациент. Ему всего лишь надо убедиться, что со мной всё в порядке, я в своём уме, и никаких ухудшений не предвидится. Это всё. Бэкхён сделал глоток шоколада, уселся в кресло и закинул ногу на ногу. Потом всё же спросил: ― Как он отреагировал, когда увидел тебя? Чонин пожал плечами. ― Довольно спокойно, как мне кажется. ― А ты? Как отреагировал ты? ― Наверное, не так, как следовало бы. Просто это было слишком неожиданным. Мне почему-то казалось, что я уже никогда никого из вас не встречу. Ошибся. Потом снова расслабился ― после Ханя. А тут ты ещё... ― Ну спасибо, ― обиженно буркнул Бэкхён. ― У тебя есть что-нибудь к раннему завтраку. Есть хочу. Чонин чуть не подавился горячим шоколадом. ― Вопрос, вроде, довольно невинный, ― проворчал Бэкхён, выбравшись из кресла и похлопав его ладонью по спине. ― Гм... Пошли посмотрим. Они вместе сунули носы в холодильник и нашли пластиковую упаковку с осьминожками. ― Негусто, но сойдёт, ― решил Бэкхён и вытащил упаковку. Сам отыскал подходящую ёмкость, набрал в неё воды и поставил на плиту. ― Чего лыбишься-то? ― Ты любишь морепродукты, ― тихо отозвался Чонин и отвернулся, присев на край кухонного стола. ― Надо же, за четыре года не забыл. А ты в морепродуктах по-прежнему ничего не понимаешь? ― Но я в курсе, что их нужно есть свежими. А ещё ― термообработке подвергать совсем чуточку. Если сильно, то потом еда будет напоминать резину... Бэкхён уткнулся носом в широкую спину и закрыл глаза, вспомнив тот самый день в лаборатории в Кунсане, когда эти слова говорил он, а Кай слушал его и запоминал. ― Ты откуда столько всего знаешь? ― невольно повторил он вопрос Кая четырёхгодичной давности. ― Один весёлый хён рассказывал, было дело, ― пробормотал Чонин. Бэкхён мягко обхватил его руками за пояс и прижался щекой к спине. ― Ты прав, хорошее было время, хотя трудно тебе пришлось, да? ― Это неважно. Со временем остаются только хорошие воспоминания, ты знаешь. ― Угу. ― Бэкхён помолчал и вздохнул. ― Я ведь теперь не смогу остаться в стороне. Даже если бы хотел ― не смогу всё равно. ― Ну и не оставайся. Официально мы сегодня познакомились. Никто же не запретит тебе поддерживать это знакомство, если есть желание. ― Как-то вылетело из головы, хотя ты снова прав. Не надо изобретать велосипед, у меня дельфины есть, а они Солли нравятся. Никуда не денешься. ― И не собирался. Вода кипит, кстати. ― Вот чёрт... Бэкхён кинулся к плите, бросил в воду щепотку соли, потом высыпал содержимое упаковки, помешал и поспешно снял с плиты, чтобы откинуть на дуршлаг и сунуть под холодную воду. ― Это точно можно есть? ― с сомнением поинтересовался Чонин. На его взгляд, манипуляции Бэкхёна выглядели подозрительными. ― Точно. Я же не такой криворукий, как ты. И у меня есть хотя бы искра кулинарного таланта. ― Бэкхён разложил осьминожков по тарелкам. ― Это у тебя там полный вакуум... ― Хм... Выходит, у Чанёля тогда целый факел таланта, ― отметил Чонин, попробовав результат. ― Почему это? ― Он вкуснее готовит, чем ты. ― Так! ― Бэкхён грозно взмахнул дуршлагом, зажатым в левой руке. ― А ну ешь тихо и не выделывайся! Ты и на такое не способен. ― Молчу-молчу. ― Чонин отодвинулся вместе с тарелкой подальше от возмущённого Бэкхёна. Чунмён заполнял бланки с разрешением на использование нанокорректора, когда в кабинет заглянул Чонин в компании неизбежной Солли. ― Вот и ты, долго добирался. ― Нормально. Что ты хотел от меня? ― Чонин удобнее подхватил Солли и остановился у стола Чунмёна, но присесть не спешил, словно ожидал подвоха. ― Нам привезли новое оборудование. Оно пока экспериментальное, но я хотел бы испытать его на тебе. Проведём небольшое обследование, ничего такого. Чонин закусил губу, помолчал немного, но всё же уточнил: ― Что за оборудование? ― Нанокорректор и новая модель спектрографа. ― И зачем? ― Хочу посмотреть швы. Ну и снимки сделаем. ― Швов не остаётся. ― Остаются, просто без специального оборудования не увидишь. Это быстро, Чонин. В полчаса уложимся. ― В любое время можно? ― А в чём дело? Чонин отвернулся, бросив через плечо: ― Ни в чём. Завтра тогда. ― С тобой всё в порядке? ― Со мной всегда всё в порядке. Хватит уже со мной носиться. ― Это не так просто. Я же волнуюсь. Ты мне как ребёнок... ― Как же меня достало постоянно быть для кого-то ребёнком, ― вздохнул Чонин и взялся за дверную ручку. ― Что? Что ты сказал? ― Ничего. Завтра проведёшь своё обследование. Чонин выскользнул в коридор, закрыл дверь в кабинет Чунмёна и повернулся, чтобы встретить взгляд Ханя. Из огня да в полымя. Вовремя. Как никогда. ― Добрый день, ― кивнул Чонину Хань и перевёл взгляд на Солли, тихо добавив: ― Привет. Солли пристально смотрела на него, но и только. ― Как самочувствие? Чонин едва зубами не скрипнул от досады и раздражения. Он уже ненавидел этот вопрос, как и некоторые другие, что так часто слышал за четыре года. ― Прекрасно. А ваше? ― Моё? ― удивлённо переспросил Хань, вопросительно уставившись на него. ― Да, как ваше самочувствие? Надеюсь, отлично. Особенно после того, как я начну вас спрашивать о нём каждый день. ― О... ― Похоже, до Ханя дошло, что к чему. ― Простите. ― За это? Конечно. Прощаю. ― Чонин обошёл Ханя и двинулся к лестнице, по-прежнему удерживая Солли на руках. ― Что вы сказали? Что вы имели в виду, когда?.. ― Ничего, ― резко ответил Чонин и быстро сбежал по ступеням вниз, чтобы избавить себя от необходимости ещё что-то пояснять. Ханя он не выдержал бы дольше ни секунды. После недавней встречи с Бэкхёном ― нет. Слишком много за раз. К такому он точно был не готов, хотя и считал прежде, что справится. Если вдруг. «Люблю тебя», ― жестами показала Солли и крепче ухватилась руками за его шею. Через минуту добавила: «Думай о хорошем, идёт?» «Иногда много хорошо превращается в плохо». «Тогда думай обо мне», ― поразмыслив, предложила Солли. Чонин невольно улыбнулся и показал ей вскинутый большой палец. «Мне обещали дельфинов. Где дельфины?» «Надо уточнить этот момент». «С дядей-обезьянкой?» «Бэкхён будет в восторге от этого определения, да...» «Ну он же вот такой...» ― Солли активно помахала у себя над головой, растопырив на ладошке пальцы. «Есть немного. Шумный. Но его трудно представить другим». «Как Чанёль, но дразниться любит. Чанёль как добродушный пёс иногда бегает за собственным хвостом, а Бэкхён как обезьянка любит проделки. Интересно, что будет с тобой, если мы с Обезьянкой натворим что-нибудь?» «Вряд ли я после этого вообще выживу», ― подумав, ответил Чонин и весело хмыкнул. «Ты можешь больше не ходить к Ангелу?» «Почему? Он тебе не нравится?» «Дело не во мне. Дело в тебе. Тебе больно. Поэтому давай ты не будешь к нему ходить?» «Мне не больно, малышка». «Или правда, или ничего. Помнишь? Тебе больно». Чонин выбрал второй вариант. Хань, оперевшись о перила, наблюдал сверху за двигавшимся к выходу Чонином. Пытался разобраться в быстрых жестах, которыми Чонин обменивался с Солли, но всё равно ничего не понимал. Понурившись, Хань тяжко вздохнул. ― Что ты тут киснешь? Он вздрогнул и оглянулся, чтобы встретить вопросительный взгляд Чунмёна. ― Да так... Чунмён подошёл ближе и заметил у выхода Чонина. ― Ясно. Подвижки есть? ― Ну как тебе сказать... Не человек, а какая-то каменная стена. Непробиваемый. Как будто он вообще ничего не чувствует, ― пробормотал Хань с мрачным отчаянием в голосе. ― Ошибаешься, ― возразил Чунмён. ― Нет. Он в самом деле... ― Поверь, ты ошибаешься, ― Чунмён бросил ладонь ему на плечо и крепко сжал пальцами, ― он всего лишь застенчивый. Застенчивый настолько, что не показывает своих чувств даже самым близким. И если он срывается и на миг всё же позволяет себе открыться, он потом всегда сожалеет об этом. Просто держи это в уме, и тебе будет проще понимать его. ― Но вот Чанёль... ― Чанёль этим не заморачивается. Чанёль сам по себе лёгкий человек и без проблем воспринимает всё, что происходит вокруг. Он обладает детской непосредственностью, а Чонин любит детей. Так что им легко вместе, ― с улыбкой объяснил Чунмён и отпустил плечо Ханя. ― А... его невеста? ― поколебавшись, спросил Хань. ― Тут сложнее. Чжису из влиятельной семьи. О браке договорились давно, но ей всё равно трудно пришлось. Сам понимаешь, наверное. Она ещё училась, когда ей пришлось вынашивать Солли. Слухи всякие, шепотки за спиной. Жених в криокамере, она беременна, и не факт, что жених из криокамеры выйдет. Да и не все в курсе таких деталей были. Представь, что ей пришлось вытерпеть. Девушка из такой семьи, одна с ребёнком... И ведь она не обязана была вынашивать Солли, никто не мог от неё потребовать этого. Другое дело, что она рассчитывала выйти замуж за... Понимаешь, отец Чонина настаивал на военной карьере. Семья у них под стать семье Чжису. А Чонин после криокамеры ушёл в спецотдел и занялся школой. Его отец не этого хотел для него, но промолчал. Потому что не хочет потерять его. Ведь почти потерял. Сейчас всё в их семье по-другому, и Чонин делает то, что желает. Понятно, что Чжису и её семья не в восторге от нынешнего положения Чонина, но обратно уже ничего не отыграть. Если они расторгнут помолвку, пострадает, прежде всего, Чжису и репутация её семьи. Может, они до чего-то договорятся, не знаю. Пока что Чжису недовольна тем, чем Чонин занимается, но они по-прежнему встречаются время от времени. Может, всё не так и плохо. Договорные браки ― сложная вещь. Хань молчал, вцепившись пальцами в перила. Насколько всё было просто в жизни Кая, настолько же всё казалось сложнее и запутаннее в жизни Чонина. ― У тебя тоже есть невеста и планы на договорной брак? ― Если бы, ― тихо засмеялся Чунмён. ― Кому я нужен? Я по уши в работе ― мне хватает. У тебя-то самого есть невеста? Хань помотал головой, но от пояснений воздержался. Не рассказывать же Чунмёну о Кае, из-за которого всё в жизни Ханя пошло кувырком. ― Совсем? ― не унялся Чунмён. ― Да так, встречался с парой парней, но... без далеко идущих последствий. Обычно я тоже по уши в работе ― мне тоже хватает. ― Могу тебя познакомить с кем-нибудь, хочешь? Хань снова помотал головой, глядя в сторону стеклянной двери, где недавно ещё стоял Чонин с Солли на руках. Чунмён определённо проследил его взгляд и сделал какие-то выводы, но озвучивать их не стал. ― Нам новое оборудование экспериментальное привезли. Попробуй разобраться. Я хотел обследовать Чонина, но, думаю, лучше будет, если этим займёшься ты. Хань ошарашенно моргнул, но взял у Чунмёна подшивку с инструкциями. ― Думай на работе о работе ― и всё будет отлично. ― Конечно, ― Хань натянуто улыбнулся, ― я не смешиваю личное и работу, не волнуйся. Он выдержал внимательный взгляд Чунмёна и побрёл к себе в кабинет, мысленно повторяя «мантру» о работе и личной жизни. «Он всего лишь застенчивый. Застенчивый настолько, что не показывает своих чувств даже самым близким. И если он срывается и на миг всё же позволяет себе открыться, он потом всегда сожалеет об этом». Хань не знал, сожалел ли Чонин о тех словах, что сказал ему. «За это? Конечно. Прощаю». И пытался понять, за что именно Чонин простить его не мог.