Дворовая

«Как это ин-те-ре-сно!» - пробормотал внутренний голос Чайкой из «Эльки» В этот раз Галя его не успокаивала, поскольку сама прекрасно понимала, что Касаткина переходит все границы в их крепкой, но ни к чему не обязывающей вражде. «Шлюшка-Галюшка». Черные буквы отпечатывались в Галиных глазах, оттискивались, будто во влажной глине. И хотя она прекрасно знала, что написанное было неправдой, коленки у нее почему-то подкосились. Наверное, потому, что Галюшкой ее называл отец. И резкая боль, возникшая где-то за сердцем, появилась, скорее всего, по этой же причине. Поэт из Касаткиной получился плохой. Но зато ее творчество оценили уже пять, ой, нет, шесть человек. Галя честно попыталась взять себя в руки, что у нее упорно не получалось. Медленно она подошла к доске с длинным, хоть и уже сокращённым ей названием и деликатно закашлялась. Группка людей обернулась в ту же секунду. - А мне вот тоже почитать интересно, - невинно сказала Галактина. – Не могли бы вы слегка потесниться? Продолжая разыгрывать спектакль, Галя опустила глаза на свою фотографию. - Ужас какой! – возмущенно проговорила она, краем глаза замечая, что люди постепенно начинают расходиться. И правильно. Если Марина идиотка, об этом лучше знать ограниченному кругу людей. Но сейчас он расширился, принимая в себя еще шесть человек. Галя поддела коротким ногтем полоску бумаги и вытащила ее из-за стекла. Сейчас эта обладательница хорошего почерка огребет по полной. Касаткина наверняка надеялась, что Галя разрыдается и больше никогда не помешает ей быть предводителем попрыгушек, но… В общем, ошиблась она. Толкнув дверь раздевалки так, что она впечаталась в стену, Галя подошла к Касаткиной, которая застегивала рубашку. - Значит, так, - спокойно произнесла Галя, засовывая бумажку за откровенный вырез Марининой рубашки, - завтра на тренировку можешь не приходить. И послезавтра тоже. Вообще никогда можешь не приходить. Таким дурам, как ты, нечего делать в нормальном человеческом обществе. - Что? – выщипанные бровки поднялись чуть ли не до самой кромки русых волос. – Ты меня выгоняешь? Ты, соплюшка, которую пристроили по блату? Чем ты лучше меня? Ты ведь даже танцевать не умеешь. Скачешь, как полудохлая курица, - на накрашенных губках появилась нехорошая усмешка. - Касаткина, прошу, замолчи, - тихо сказала Галя. Руки ее чуть подрагивали. – Иначе я просто вырву все волосы с твоей глупой головы. Сниму скальп, так сказать. Не доводи меня, я в тюрьму не хочу. - И, скажешь, неправду написала? Наша правильная девочка, оказывается, любит внимание парней. Видела я, как ты с Кисляком беседовала. Не терпится упасть на подушку рядом с ним? – продолжала насмехаться Марина. - Наслаждайся, золотко. Это ведь твое последнее триумфальное выступление, - Галя улыбнулась, глядя прямо в бесстыжие подведенные глаза. Марина презрительно фыркнула, перекидывая ручку сумки через плечо. - Очень надо, - Галя заметила дрожащие в ее глазах злые слезы. Картинно виляя бедрами, она направилась к выходу. - Всем пока! – громко крикнула она, покидая раздевалку. Лена, как верный пес, кинулась за ней. Галя упала на скамью. Ей было противно. Чувство вины с удовольствием сплюнуло пасту и приступило к делу. Последние слова Марины задели за живое. Неужели со стороны она действительно выглядит как те самые девочки, которым суют мятые банкноты, пока они хлопают дверью фуры? И хотя Галактина знала, что ничего, что опустило бы ее в глазах окружающих, не сделала, она чувствовала себя омерзительно, будто ее при всех окунули в лужу. Запустив руки в волосы, как всегда, собранные в гладкий узел, она уткнулась взглядом в пол. «Интересно?» - подколол ее внутренний голос, который не обладал чувством такта, но превосходно владел острым языком - Не слушай ее, - тихо сказала Руслана, опускаясь рядом с ней и кладя руку с обкусанными ногтями на плечо горе-хореографа. – Просто бесится. А поступила ты правильно. Её давно следовало турнуть. - Турнуть… Да, следовало, - Галя слабо улыбнулась. – Наверное.

***

- Егор, эта дрянь меня выперла! – рыдала Марина, уткнувшись в плечо капитана. Ее стенания были слышны и в мужской раздевалке. - Опять Касаткина голосит, - недовольно пробурчал Антипов, натягивая свитер. - Покусала-таки ризеншнауцериха, - прошептал Дима. Рыдания бывшей черлидерши заглушил хохот парней. - Марин, может, ты просто с ней помиришься? Что за история такая с запиской? – спросил Егор, поглаживая девушку по волосам. - Почему я должна с ней мириться? Она поступает, как хочет, а я должна мириться? – Марина отреагировала очень по-женски. Слезы все еще сбегали по нежной коже, прочерчивая бороздки в глубоких слоях тонального крема. - Марин, давай я переоденусь и мы все обсудим в пиццерии. Идет? – Егор поцеловал любимую, чьи слезы после волшебного слова «пиццерия» моментально испарились, и направился в раздевалку. - Что, критические дни? – поинтересовался Назаров. - Хуже. Выперла ее хореографичка. - Боевая дамочка, - заметил Андрей. - Ты ее все равно не цепляешь, - насмешливо заметил Щукин. – Такие девушки в любой ситуации остаются девушками, - передразнил он рекламу. Парни оценили шутку юмора громким смехом. - Ты никогда не был уверен во мне до конца, - печально произнес Андрей. – Даже Маргарет Тэтчер была замужем. - Ну, ты ведь ее не замуж будешь звать, правда? - Ой, Щука, к чему этот ехидный тон? Спорим, неделю через этак одну эта преемница Тэтчер будет сладко посапывать рядом со мной? - На что спорим, экстремал? – съязвил Егор. - На шоколадку. Нет, на шоколадку девчонки спорят. Тогда давай на двадцать отжиманий. - А больше слабо? Заранее готовишься к проигрышу? - Скажи, родной, зачем тебе страдать? Я ведь заранее тебя жалею. - Господи, Кислый, сдалась тебе эта девица? – усмехнулся Антипов. - Еще не сдалась. Но скоро сдастся, - заговорщически улыбнулся парень, покидая раздевалку. - Ладно, мужики, пойду и я, а то меня Маринка дожидается, - дверь закрылась и за Щукиным.

***

Сегодня у Гали был законный выходной. Царцев уехал разводить муси-пуси с прекрасной полячкой (или полькой, кто их разберет!), предварительно закрыв клуб, и девушка была совершенно свободна до следующего вечера. Правда, ее упавшее настроение поднять было некому. Чувство вины уже отвалилось от ее души, насосавшись крови и сыто позевывая, но Галя не обратила на это внимания. Мысли ее были заняты другим, совершенно другим. Правильно ли она поступила, выгнав Марину? И не захочет ли Касаткина мстить дальше? «Месть – это блюдо, которое швыряют под колени», - вспомнились Гале слова незабвенной Ксюхи Гольковой. Именно так. Под колени, чтобы они подкосились, как тогда у Гали, а то и согнулись совсем. Но это только в том случае, если блюдо окажется действительно тяжелым. Месть Касаткиной оказалась не то чтобы ужасной, но ее злые слова проникли глубоко в мозг и прочно засели там. А значит… «Ничего это не значит», - резко оборвала себя Галактина. Вот и знакомая арка. Тусклый свет фонаря выхватывает из темноты дохлую крысу, которая серой тряпочкой валяется на земле. Дверь покосившегося пивбара открылась и закрылась. Катюня покидает место работы торопливо, точно боясь, что черная волосатая рука затянет ее обратно, в теплую вонь и разбитые зеленые стекла. Галя осторожно подходит, касается круглого плечика. Катя вздрагивает, резко оборачивается. - Ой, Галочка, - по-детски радуется она, обнимая Галактину. Ее всегда чуть плотноватая фигурка сегодня выглядит тоньше и легче. Щеки девушки впали, а пшеничные волосы потускнели. - Чего бледная такая, котеночек? – строго спрашивает Галя, прекрасно помня, что раньше щечки Катюни были круглыми и оранжевыми, а глаза не были окружены синеватыми ореолами. - Дедушке плохо опять, - шепчет девушка, окидывая назад куцый коротенький хвостик волос. – Денег нет на лекарства, - случайно обмолвившись об этом, она тут же прикусывает язычок. Галя открывает кошелек, достает пятитысячную купюру. Кате сейчас нужнее, чем ей. - Возьми. - Нет, Галочка, не буду, - всхлипывает Катя, отталкивая руку. – У тебя и так… - Что значит «нет»? Бери, котенок, пока даю. Катя берет неохотно. В темно-синих глазах плещутся слезы. - Галочка, спасибо. Только… - Нет, Кать. Не возьму, ты знаешь. Как Ксюха? - Ксюша? – слабо улыбается Катя. – Лечится. - Что, опять триппер? Или очередная гонорея? – сердито спрашивает Галя. - Нет, Галочка, ты что! Насморк у нее. Говорит, продуло, - испуганно говорит Катя. Круглые глазки, пухлые губы, аккуратный, чисто славянский носик. Катя всегда напоминала Гале кошечку. Испуганную, дрожащую кошечку, которую ни за что окатили ледяной водой. «Бедная девочка», - думает Галя, глядя на то, как испуганно оглядывается по сторонам Катя. - Ждем Ксюху? - Ага, ждем. Она сказала, что сегодня пораньше, - несмело говорит Катя, чуть касаясь Галиной руки. Ждали они, впрочем, недолго. Ровно через десять минут послышался задорный окрик: - Что у вас тут? Маленький девчачник? Тогда я к вам! – и Ксюха выбегает из сумерек, легко перебирая ножками. Ноги, замечает Галя, покрыты мурашками. -Ксюшенька! – радуется Катя и тянется обнять ее. Казалось, приди во двор сам Гитлер, она бы так же радостно сказала: «Адик пришел!» и точно так же тепло бы его обняла. - Точность – вежливость королей и путан! Сегодня я расширила эту фразу на целых два слова! Привет, Галка! – хохочет Ксюха, отвечая на объятие. – Что-то, котенок, ты больно тоща. Пойдешь ко мне на пельмени? - Не получится сегодня, - виновато говорит Катя. – Надо дедушку кормить. - Дурная, мы и ему положим! – видя нерешительность Кати, Ксюха просто подцепила ее за локоток и повела за собой. – От меня не убудет их, тех пельменей! Галь, пойдем с нами? - Не сегодня, - Галя виновато опускает глаза. - Опять на работу? – спрашивает Ксюха, внимательно глядя своими цепкими карими глазами в ее зрачки. - Да, - соврала Галя. - Ох, Галактина, знаешь, кто ты? - Кто? - Труженица полей! Пойдем, Катюнь! Спокойной ночи тебе! - И вам! – кричит Галя вслед. Привычно замечая краем глаза три здоровенные фигуры, теряющиеся в тени деревьев, она улыбается своим мыслям и хлопает дверью подъезда. Пусть все будет будто по замыслу невидимого режиссера: она их не видит и они ее не видят. Так, покурить вышли.

***

За прошедшие три дня особо ничего не изменилось. Утро-кровать-ванная-улица-институт-Ледовый-помпоны-клуб-Владичек-двор-ванная-кровать. Как было, так и осталось. Единственное, что изменилось, это выражение лица Царцева – из деловито-насмешливого оно превратилось в деловито-влюбленное. Улыбка, обнажающая идеальные белые зубы (абсолютно свои, кстати), не сходила с его лица. Ядвига пару раз приходила в клуб, и на это время Галя отправлялась честно отрабатывать зарплату, ибо слушать их сюсюканья ей было как-то неловко. - Променял меня на прекрасную полячку? – шутливо всхлипывала Галя, на что Царцев неизменно отвечал: - Еще чего! Баб может быть много, а Галактина у меня одна! В общем и целом, ничего интересного. Разве что нервничать после ухода Касаткиной она стала меньше. Галя как раз собиралась домой, когда к ней подошла Руслана, еще закутанная в полотенце. - Ты знаешь, что Лена устраивает вечеринку? Галя удивленно подняла брови. - Ну, не только Лена, конечно, - поправилась Руслана, - Марина тоже. - И что? - Мне хотелось бы, чтобы ты пришла. - Руслан, я… - Галя замялась. Ей, конечно, хотелось праздника и разнообразия, но… - Мне ведь нечего надеть. Конечно, завтра у меня выходной… а скидываемся по сколько? - По триста. Не в этом дело. Мне будет там страшновато одной, - призналась девушка. – В группе поддержки меня не очень-то любят, никого из хоккеистов я не знаю, а ты… В общем, ты нужна мне для осуществления своих мерзопакостных планов, - проговорила Руслана голосом Дарта Вейдера. Девушки весело рассмеялись. - Пожалуйста. И плюнь ты на Касаткину. Мы встанем где-нибудь вдвоем, и она нам не помешает, - Кот из Шрека мог бы позавидовать этим блестящим глазкам. - Хорошо, - Гале вдруг стало легко. В конце концов, она женщина, а не посудомойка! Или это не подходит, а? Во всяком случае, триста рублей у нее точно найдется. Если бы она только знала, к чему это приведет…