***
Проснувшись на следующее утро, Курт чувствовал страх. Как он ни старался держаться непринуждённо, помогая Мерседес с завтраком и собираясь в школу, в его голове прочно засели пугающие мысли, отражающиеся на лице парня против его воли. Он боялся неизвестности. После произошедшего на стадионе Блейн исчез из его жизни, и Курт понятия не имел, что тот чувствует, как справляется со всем и как отреагирует на извинения. Влив в себя кофе и взяв сумку, Курт направился к машине, борясь с желанием повернуть назад и остаться дома. Он понимал, что не сможет прятаться вечно, а значит, нет смысла оттягивать момент столкновения с проблемой. Школа встретила его своим обычным шумом. Случайный прохожий ни за что бы не сказал, что здесь что-то изменилось: на парковке по-прежнему целуются парочки, прижимаясь к дверцам автомобилей, в коридорах все, разбившись на группки, обсуждают вчерашний матч по бейсболу и кто с кем переспал в выходные. Но многое изменилось для Курта и Блейна. Хаммел подошёл к своему шкафчику, чтобы выложить некоторые учебники, и невольно услышал разговор Пака и Финна в нескольких метрах от себя. — Чува-ак, ну я не могу играть в одной команде с педиком! И не собираюсь! Его надо гнать из команды, пока он не заразил всех этим, — Пакерман сплюнул на пол. — Пак, мы оба прекрасно знаем, что Блейн лучший квотербэк из нас всех. Игра с ним в команде приведёт нас к победе и получению футбольных стипендий в лучших колледжах. Подумай о своём будущем! — пытался образумить лучшего друга Финн. — Ты не обязан уважать его и даже здороваться за руку, но не перечёркивай всё так сразу. — Мне просто противно от осознания того, что я столько лет дружил с педиком, — не унимался тот. — Слушай, Пак, что если Куинн вообще всё это придумала? — сказал Финн, стараясь придать фразе небрежности, и пояснил: — Блейн бросил её перед школьным балом, обиженная тёлка и не на такое способна… Пакерман прищурился, прикидывая, насколько это похоже на правду. — Так или иначе, правду мы узнаем, когда будет уже поздно и он кого-то из нас изнасилует, — сквозь зубы произнёс Ноа. Курт, не выдержав, прикрыл глаза, с громким хлопком ударяя себя по лицу. Полное невежество некоторых людей в этом вопросе всегда приводило его в ужас, хотя уже не удивляло. Пакерман лишь следовал примеру стада, которое воротило нос от таких, как Курт. Но он верил, хотя эту веру подпитывать было особо нечем, что рано или поздно всё изменится. До людей дойдёт, как они ошибались. Он закрыл шкафчик и уже хотел идти на урок, как увидел в конце коридора Блейна. Тот шёл по направлению к Курту, бездумно глядя в пространство перед собой и крепко прижимая к груди тетради, будто защищаясь ими от мира, как щитом. В груди Курта кольнуло, и он сделал несколько нерешительных шагов к Блейну. — Привет, — тихо произнёс он, когда парень проходил рядом. Блейн промолчал и поднял взгляд всего на несколько секунд, но этого Курту хватило, чтобы поёжиться от арктического холода, которым его обдал Андерсон, лишь взглянув. Он на минуту прикрыл глаза, изо всех сил стараясь не поддаться отчаянию, а когда открыл их, пожалел, что сделал это. В нескольких шагах от Курта, которые Блейн успел пройти, в губы Андерсона впечаталась Куинн, повисшая на шее своего бывшего. Но это было не худшей частью картины. Блейн также обнимал Куинн за талию, прижимая к себе и отвечая на поцелуй, что не лезло ни в какие рамки. Курт поперхнулся воздухом и так и остался стоять в коридоре даже после того, как сладкая парочка отлепилась друг от друга и исчезла в толпе. Через несколько минут кто-то потряс Курта за плечи, и, сфокусировав взгляд, Хаммел увидел перед собой обеспокоенного Сэма. — Курт, ты в порядке? — осторожно поинтересовался Эванс, хотя ответ на его вопрос был очевиден. «Ни на йоту». — Я болен, Сэм, отвези меня домой, — пробормотал Курт и, наткнувшись на непонимающий взгляд друга, продолжил: — Боюсь, что это серьёзно, потому что у меня галлюцинации. И нехилые, скажу я тебе. Как будто я накурился какой-то травы… Сэм лишь молчал, смотря на Курта грустными глазами, полными сочувствия, и по-прежнему придерживая его за плечи. — Сэм, да послушай же! — Курт вошёл в роль тронувшегося умом, повышая голос и бегая взглядом по сторонам. — Я видел, как Куинн целовалась с Блейном! Прямо тут, посреди коридора! Ха-ха, ну это надо же… — Бриттани рассказала мне, — начал Сэм, — что вчера Блейн приполз к Куинн на коленях, умоляя его простить, забыть всё, что было, и согласиться снова быть его девушкой… — голос Сэма становился всё тише. — Мне так жаль, Курт. Курт просто уставился на лучшего друга, открывая и закрывая рот, не в силах что-либо произнести. Он ожидал от Блейна чего угодно, но никак не этого. Он ожидал, что Блейн будет игнорировать его, огрызаться, снова толкать на шкафчики, как в старые добрые времена. Но то, что он решит вернуться к Куинн, полностью осознавая свою ориентацию и испытывая чувства к другому парню… Этого Курт предвидеть не мог.***
Спустя несколько часов, немного отойдя от шока, Курт предпринял несколько попыток найти Блейна и поговорить. Если Блейн решил отрицать действительность, строя из себя натурала и целуясь со своей новой старой девушкой по всем углам, то он наверняка может хотя бы выслушать Курта, ведь в их старой, до-хэллоуинской жизни они могли переброситься парой слов. Но каждый раз вокруг Блейна кто-то вертелся: если не Куинн, то Рейчел, или Сантана, или Тина, или какая-то младшекурсница… Словом, королева Кью позаботилась о том, чтобы за её парнем приглядывали. Очевидно, что на этот раз она не собиралась выпускать его из когтей. Курт знал, что Куинн не дура, и вряд ли она всерьёз верила тому, что ориентация Блейна за выходные выветрилась в окно. Значит, она гадко использовала парня, впрочем, как и во время их прошлых отношений. И это сводило Курта с ума. Ему настолько осточертела эта система, в которой всем было плевать, что ты за личность, их волновало только то, с кем ты спишь и как часто, с кем сидишь в столовой, кого унижаешь. Это было настолько бессмысленно и глупо, что хотелось рвать на себе волосы. Курт знал, что после школы большинство становится нормальными людьми, так почему же в этом возрасте всех охватывает это безумство пчелиного улья, которому для нормального функционирования так нужна королева? Не добившись ничего в школе, Курт принялся писать Поэту в бабочке, умолять дать ему один-единственный шанс всё объяснить, ведь он задался целью во что бы то ни стало вернуть его. Но было ясно, что Блейн игнорировал письма. Лёг спать Курт в таком подавленном состоянии, что всю ночь метался по постели, периодически просыпаясь, а потом долго пытаясь заснуть опять.***
На следующий день все в школе были взбудоражены и взволнованы в преддверии того самого футбольного матча, который многое решал. На нём заканчивался футбольный сезон в школе МакКинли, это было последним шансом, последней надеждой. Блейн жил под давлением многие годы, но в этот день всё достигало пика: отец не ждал дома без победы, тренер молилась на него, команда рассчитывала на спортивный подвиг с его стороны. Все годы, в течение которых Блейн играл в футбол в школе, вели его к этому матчу его жизни. И раньше он знал, что делает это ради друзей, для которых это действительно много значит, сам ведь он не собирался поступать в колледж, выбранный отцом. Но теперь... теперь Блейн не понимал, что он здесь делал и как встал на этот путь. После того, как Куинн смешала его с землёй на школьном стадионе, Блейн думал, что его жизнь кончена. Он представлял, как с понедельника Пак, который всегда был его лучшим другом, станет врагом. Как будет в лучшем случае унижать его словесно, а в худшем — попытается применить физические меры воспитания. Как все, с кем он раньше общался, отвернутся от него, и в школе настанет ад на земле. Конечно, он думал и о Курте, он не мог не думать. Ему столькое нужно было обдумать на этот счёт. Как он ни пытался разозлиться на Курта, у него ничего не получалось, потому что, несмотря на всё произошедшее, Блейн не перестал ему верить. Он знал, чувствовал, что Курт не имеет никакого отношения к этой истории, что всё это — дело рук Куинн, или её подруг, или ещё кого-то, но только не Курта. Но что ему было делать? Инстинкт самосохранения, как-никак, мощнее даже самой сильной любви. Блейн весь вечер субботы и утро воскресенья лихорадочно придумывал, как всё исправить. Как сделать так, чтобы остаться в живых, придя в школу. И ему в голову пришла неприятная, но простая идея, которая показалась лучшим выходом из ситуации. Вернуться к Куинн. Если он сделает это, то снова будет под защитой ярлыка «элита», футболисты, может быть, поверят, что у него было помутнение рассудка или что-то в этом роде, и всё станет так, как прежде. Блейн ненавидел свою жизнь и постоянное притворство, но если он смог прожить так несколько лет, то что такое оставшиеся семь месяцев? Способ не задохнуться в сетях школьной иерархии. Он не хотел сейчас думать о Курте, потому что не знал, как поступить. Он не перестал испытывать к нему чувства, но совместить отношения с Куинн с отношениями с Куртом было явно невозможно. Курт уже отчётливо дал понять, что не собирается скрываться по углам, что ему нужен парень, который будет идти с ним по школьному коридору, держась за руки и не стесняясь этого. И Блейн был согласен, что Курт заслуживает этого, ведь он никогда не притворялся и не прятался, а значит, рядом с ним должен быть такой же храбрый, достойный его парень. Блейн им не был, это точно. Он был ни на что не способным трусом, идиотом, придурком…. Блейн врезал кулаком по стене, от чего костяшки пальцев сразу же пронзила резкая боль. — Милый, ты чего? — к парню подбежала взволнованная Куинн. — Что случилось? — Всё в порядке, я просто… волнуюсь насчёт матча, — соврал Блейн. Прямо сейчас ему уже было не важно, как они сыграют. — Всё будет отлично, вы же так долго тренировались, — улыбнулась Куинн. — А теперь пойдём, проводи меня на урок, — приказала она, хватая парня за руку и таща по коридору. Блейн тоскливо шёл рядом с ней, задумчиво глядя на школьников, стоящих в коридоре группами. С некоторыми он встречался взглядами и видел в них смесь безразличия ко всему вокруг, грусть, подавленность, в чьих-то глазах — презрение, усмешка, даже ненависть. Но вдруг его взгляд наткнулся на голубое свечение, и Блейн точно знал, кому оно принадлежало. Глаза Курта смотрели на него с любовью, нежностью, пониманием и сочувствием, и Блейн понять не мог, откуда в Курте нашлись эти чувства к нему? Ведь Блейн игнорирует его второй день, ничего не объясняя, не давая возможности сказать хоть что-то. Любой другой бы разозлился на такое детское поведение, но Курт продолжал смотреть на него так, как будто Блейн значил для него всё. И, против его воли, взгляд Блейна смягчился, он не смог смотреть на Курта в ответ так холодно, как посмотрел вчера, пытаясь отгородиться. И Курт увидел ту боль, которую Блейн так тщательно скрывал.***
Курт решительно дёрнул дверь мужской раздевалки, заходя в помещение, пропахшее пóтом. Со всех сторон сразу послышался свист, крики «не смотри на меня, педик», но Курт не обращал на них внимания, уверенным шагом приближаясь к Блейну, который был настолько погружён в свои мысли, что не сразу заметил, как изменилась атмосфера в раздевалке. Когда он обернулся, Курт уже стоял перед ним, скрестив руки на груди. Блейн попытался отступить назад, но ударился спиной о холодный металл шкафчика и понял, что бежать ему некуда. — Всё, о чём я прошу, — прошептал Курт, — чтобы ты прочёл это. И больше я тебя никогда не побеспокою. — Ребят, надо показать заблудившейся официанточке, где выход, а то наглость льётся через край, — выплюнул Пак, подходя к парням. — Я уже ухожу, — фыркнул Курт и незаметно протянул Блейну сложенный в четыре раза листок. — Пожалуйста, — опять прошептал он и, развернувшись, быстро покинул раздевалку под презрительным взглядом Пакермана и несколькими недоуменными взглядами других футболистов. Блейн сжал листок в руке, раздумывая, как поступить. — Я сейчас, — крикнул он и выбежал из раздевалки на стадион, прыгая по трибунам через ступеньку, пока не забежал на самый верх. К счастью, никто за ним не последовал, и, отдышавшись, Блейн развернул листок. «Спасибо, что читаешь эти строки. Вначале я хотел поговорить, но понял, что нам этого не позволят, поэтому решил написать тебе. Хотя я особо не надеялся, что ты всё-таки прочтёшь мои каракули, раз уж ты так упорно игнорируешь меня, но ты всё-таки читаешь, значит, это уже маленькая победа. В общем, что я хотел сказать, Блейн. Я знаю, как страшно сбросить с себя маску. И у меня так было, но я справился. И ты справишься, если захочешь, я точно знаю. Мне совершенно наплевать, что подумают обо мне другие, и я всем сердцем хочу, чтобы ты чувствовал то же. Но я понял, что ждать, когда ты станешь самим собой, как ждать дождя в засуху: грустно и бесполезно. Я знаю, что сам вёл себя порой не лучшим образом, поэтому и хотел попросить у тебя прощения за всё, в чём я ошибся, и предложить тебе окончательный выбор. Ты можешь либо поверить, что тебе не нужно одобрение Куинн, Пака, отца и всех тех, кто отдаляет тебя от собственной мечты, простить меня и позволить быть рядом, потому что я люблю тебя, Блейн, люблю всем сердцем и хочу сделать всё, чтобы ты больше никогда не был несчастен. Либо… Если тебе не хочется того, что я могу предложить, я пойму, правда. Если ты сочтёшь, что гораздо приятнее идти путём, испытанным годами, то я больше никогда не потревожу тебя. И это не попытка ультиматума, дело в том, что ты и сам знаешь, как тяжело тебе придётся, если ты решишь общаться одновременно со мной и Куинн. Тебе будет всё тяжелее врать с каждым днём, а я не хочу, чтобы ты мучился. Что бы ты ни выбрал, желаю удачи. Твой Курт.»