У каждого Темного Лорда...

Ночью мне снится Снейп. Или не снится. По крайней мере, я обнаруживаю себя в том же полуосвещенном зале, где мы уже дважды с ним встречались, и почти привычно сажусь за столик. Профессор подходит чуть позже, садится рядом и пристально смотрит на меня. — Вы все-таки догадались про Дары Смерти, Поттер? Очень жаль. — Почему жаль? — Потому что в таком случае я проспорил Альбусу. Он утверждал, что Вы точно разберетесь в ситуации до конца года, а я полагал, что хорошо если Вы к концу жизни поймете, во что влипли. И прогадал, видимо. — Кстати, а почему Вы так решили, сэр? — Почему я решил, что Вы догадались? Потому что Вы здесь, Поттер, и при этом не при смерти, не в обмороке и не усыплены насильно. Даже не бредите. Просто заснули и тут же помчались обсуждать со мной последние новости — так мило! — Приятно, что я не умираю, как раз хотел об этом спросить, но как это связано с Дарами Смерти? — Очень просто, Поттер. До этого момента Вы не могли попасть сюда, когда просто спали. А теперь Вы осознали себя хозяином Даров Смерти, возможности ваши увеличились, Вы заснули и, совершенно не напрягаясь, даже толком не осознав свое намерение, попали в чужое посмертие. Я все еще выражаю недоумение по поводу того, что из всех возможных вариантов Вы выбрали именно мое. — А можно было выбирать? — оживляюсь я. — До сих пор можно выбирать, — раздраженно вздыхает Снейп. — Вы уже третий раз ко мне заходите, во всех сказках третий раз — последний. Сколько можно-то, Поттер? Оставьте меня в покое уже, сходите к кому-нибудь другому. Или еще как-нибудь развлекитесь, только без меня. Жалко, Волдеморту он в свое время не сообщил, что третий раз — последний. Глядишь, тот бы внял и ограничился всего тремя покушениями на меня и тремя хоркруксами. Я бы здоровее был. Некоторое время мы с профессором играем в гляделки, потом мне в голову приходит идиотская мысль. — Профессор… скажите, если Дары Смерти дают такие уж потрясающие возможности, может быть, я могу Вас… оживить? — Не знаю, Поттер, — медленно говорит профессор. — И не советую Вам пробовать. — Думаете, не получится? — обижаюсь я. — Наоборот, опасаюсь, что вполне может получиться. А я совершенно не горю желанием воскресать. Ну, что вы так на меня смотрите? Сами подумайте, что меня там ждет? Утомительная борьба за то, чтобы считаться шпионом Ордена Феникса, а не Упивающимся Смертью, перспектива либо сесть в Азкабан, либо жить под грузом весьма двусмысленной славы, не дай Мерлин, дальнейшее преподавание в Хогвартсе, поскольку жить на что-то надо… можно, конечно, еще уехать из Англии, но… Поттер, у меня здесь есть дом. Я не хочу отсюда никуда. — Но у вас же вроде и так есть дом, разве нет? — спрашиваю я и тут же сам понимаю, что ляпнул глупость. — Я не недвижимость имею в виду, когда говорю «дом», Поттер. А некое специфическое место, вызывающее специфические ощущения, и этих ощущений то строение, которое вы имеете в виду, давно уже у меня не вызывает. — Я понял, сэр. Но все равно жаль, что так. Мне бы хотелось что-нибудь сделать для вас, если уж я не удосужился ничего сделать, пока вы были живы. — Вы убили Темного Лорда, этого вполне достаточно, — отмахивается Снейп. — Ну, и если бы Вы наконец-то оставили меня в покое, тоже было бы неплохо. Я понимаю, что меня радует, что Снейп наконец-то перестал быть снисходительно-благодушным и снова желает куда-нибудь меня послать. Так гораздо спокойнее, в самом деле. Я встаю и совсем уже было собираюсь откланяться, когда вдруг соображаю: — Так получается, Вы с самого начала знали, что дело в Дарах Смерти? И что именно из-за них я опять не умер? Знали и молчали?! — У мертвых свои возможности, но и свои ограничения, мистер Поттер. Я вам сразу же сказал, что мог, постарался обратить ваше внимание на могущество артефактов, а дальше Вы должны были уже сами. И Вы как-то справились, хотя я не очень понимаю, как. — Малфой помог, — неохотно признаю я. — Видимо, у него хорошая библиотека. — Драко? — удивляется профессор. — Но как у вас получилось организовать его освобождение, если Вы сами-то все еще вне закона? Вы же еще не организовали переворот… постойте, не объясняйте. Я сам догадаюсь. Вы устроили побег из Азкабана, верно? — Ну да. Вы же сами сказали, что нужно освободить Малфоя… Снейп хватается за голову, буквально. По-моему, я никогда не видел у него подобных непосредственных жестов. — Мерлин Великий, Милостивый и Всемогущий! Чтобы я еще когда-нибудь что-нибудь поручил гриффиндорцу! Разумеется, я хотел бы, чтобы Драко Малфой вышел из Азкабана, но я имел в виду: тогда, когда у вас будет официальная возможность это сделать, законными методами! Сейчас даже и не знаю, не повредили ли Вы ему и себе этим бессмысленным геройством. Драко Малфой — и побег из Азкабана, подумать только! Да уж. Воистину, гриффиндорец слизеринца не разумеет. И наоборот, наверное, тоже. Нет, ну нормально? Я тут из кожи вон лез, Хорька спасал, для Снейпа старался, между прочим, а теперь мне еще и оправдываться за это надо! И что тут, интересно, можно сказать в оправдание? — Профессор, из Азкабана так и не убрали дементоров. — В самом деле? Тогда, возможно, поторопиться действительно стоило. Старшим Малфоям проще, у них Окклюменция хорошо поставлена. А у Драко еще не настолько. И все же… нет, Поттер, все-таки никогда не пойму, как Вас заносит во все эти приключения. Ужасно… ну, зато вы везучий. Прощайте, мистер Поттер, надеюсь, что если не навсегда, то очень надолго. — Прощайте, профессор. Только как мне отсюда выбраться? — Попробуйте выйти через дверь. И я выхожу через дверь. Открываю глаза, закрываю их снова и сплю до самого утра — без всяких загробных снов. А утро для меня начинается с подслушивания. Это уже становится доброй традицией, я постоянно кого-то подслушиваю! В этот раз, например, спокойно шел на кухню, выпить кофе и позавтракать, услышал голос Малфоя, остановился на секунду, решая, хочу ли я лицезреть его рожу с утра пораньше, да так и остался стоять и слушать. — И чего вы так носитесь со своим Поттером, я не могу понять? Да, он везучий, но кроме этого-то какие у него достоинства? Гонора много, нервов, крику, идиотизма, вот и весь ваш герой. Вот скажи мне, Уизли, что хорошего в Поттере? — С ним не скучно, — отвечает Джинни, и я слышу, как она улыбается. — И все? Больше тебе сказать нечего? Ты же вроде как в него влюблена, я не перепутал? — Не перепутал. Ну и что? — Ну для влюбленной ты как-то очень сдержанно о нем говоришь. Это, знаешь ли, довольно подозрительно. — А ты хотел ведро розовых соплей, что ли? — фыркает Джинни. — Ну извини, ничем не могу помочь. За этим — к фанаткам Гарри, у нас вон отдельная кучка писем на шкафу лежит, видишь? Можешь почитать, там доступно написано, чем он хорош. А я лучше все это скажу ему лично. — Понятно. То есть ты действительно просто отхватила себе героя, по расчету, и теперь морочишь ему голову, — насмешливо тянет Малфой. — Малфой, Малфой, — вздыхает Джинни. — Мальчик со здоровенным кривым зеркалом в глазу. Тяжело тебе живется, да? Кругом циничные расчетливые твари вроде меня, нищеброды Уизли, наглые грязнокровки, рвущиеся занять твое место, идиоты вроде Гарри Поттера… и среди всего этого стоишь ты, весь такой красивый, в цветах Слизерина, и страшно страдаешь от человеческого несовершенства, да? — Ну, знаешь, Уизли… что ж ты тогда со мной разговариваешь, если думаешь, что я кругом не прав? — А мне за тебя Луна поручилась. Сказала, ты еще не совсем потерян для общества. — И какая разница, что обо мне сказала эта… — О! Точно! И ненормальные еще кругом, да? Бедненький Малфой. Ты бы глаза-то разул при случае, столько нового узнал бы! — Ладно, к драклам эту тему, я все равно не понимаю, что ты мне хочешь сказать. Но признай, ты хорошо устроилась. Влюбиться в героя — это беспроигрышный ход, преклоняюсь просто. Легко, приятно и прибыльно. Джинни издает некий звук, в котором я не без труда узнаю смешок. — Думать, что любить героя легко и приятно, может только полная дура. И не смотри на меня так, Малфой, я знаю, о чем говорю, сама такой была аж до школы. И даже, наверное, первые два курса, хотя тогда я уже начала сомневаться. — Что ж так? Чем тебе герой не угодил? — Он меня спас от Василиска. — От кого?! — А, ты же в Азкабане газеты не читал. Вся Магическая Британия ныне знает эту историю во всех или почти всех подробностях. Василиск — это такая большая змея. От его взгляда все умирают. А еще у Василиска есть яд. Кстати, странно, что ты не знаешь, твой отец к той истории тоже руку приложил. Вот не надо сейчас так оскорблено вскидываться, я не обвинениями бросаюсь, а просто рассказываю, как было дело. — И Поттер спас тебя от Василиска?! — К слову о том, чем он хорош, да? Ты много знаешь мальчиков двенадцати лет, которые полезли бы вытаскивать какую-то малявку аж из Тайной Комнаты? — Ну так я и говорю — идиотизм. Этого у него через край. Итак, Поттер тебя спас. И что плохо в этой истории? По-моему, для полной идиотки это вполне прекрасная ситуация. Практически как в сказках. — Ты прав. Только я оказалась не совсем полной идиоткой. И до меня дошло, что любить героя очень хлопотно. Он будет постоянно кого-то спасать, с ним что-то будет приключаться, его могут ранить и даже убить, а я все это время буду переживать за него, и далеко не всегда смогу быть рядом. И? Чего хорошего? — Чего ж ты тогда не бросила это дело, раз тебе это не нравится? — Понимаешь какое дело… героя я любить перестала, потому что дурное это занятие, как я и говорила. А вот Гарри Поттера так и не разлюбила. Пришлось учиться снова получать удовольствие от того, что он такой герой и с ним вечно что-то происходит. Получается, конечно, с переменным успехом, но все-таки получается. — Уизли, ты меня вконец запутала, — вздыхает Малфой. — Это ничего, главное, что сама не запуталась, — отвечает Джинни. Какое-то время они молчат, и я выбираю этот момент, чтобы все-таки зайти на кухню. Переступив зачарованный порог, я чувствую запах кофе. Джинни радуется: — Доброе утро, Гарри! Наконец-то я поняла, для кого кофе варю. А то поставила зачем-то, стою и гадаю: неужели придется самой пить? — Доброе утро. Ну, самой все пить не обязательно, но компанию составишь? — Пожалуй, — кивает Джинни и достает из шкафа вторую чашку. — А я пойду в библиотеку, вот что, — объявляет Малфой. — Подозреваю, в этом доме это единственное место, где можно остаться в одиночестве. — Угу, если сильно повезет, — улыбается Джинни. — А если не повезет, там окопался наш местный Рейвенкло и Сьюзан Боунс. И, возможно, Гермиона, если она не в лаборатории. — Обрадовала, — кривится Малфой, но все-таки уходит. Джинни наливает нам кофе, садится напротив меня, внимательно осматривает и ехидно ухмыляется: — Подслушивал, небось? — Было дело. А как ты узнала? — Взгляд у тебя был очень выразительный, когда ты вошел. Возмущенный такой. Хорошо, Малфой не видел, а то распсиховался бы опять. — Говоришь, Луна за него поручилась? — Да, говорит, он неплохой, просто… — Просто придурок. — Ну да. Но обучаемый. Вот оклемается от Азкабана и начнет обучаться. — Надеюсь, это случится в этом году, — вздыхаю я. — Но меня больше другое интересует. Ты, помнится, Малфою сказала, что мне лично расскажешь — ну, ты поняла же, да? — почему-то я никак не могу подыскать формулировку, на ум приходит только «ведро розовых соплей», по выражению Джинни, но это не совсем то, в чем я сейчас нуждаюсь. — Поняла, — говорит Джинни, допивает кофе и пересаживается поближе ко мне. — И расскажу, и покажу, хоть сейчас. Джинни целует меня, и я думаю, что демонстрация — это гораздо лучше, чем рассказ.