Во имя любви. Часть 3. Любить и беречь

Как же непривычно просыпаться в одиночестве. Однако, к хорошему быстро привыкаешь. Раньше Глеб Васильевич ценил свою отдельную спальню, предпочитая по утрам не видеть, как Ирма причесывается и красится. И чтобы его никто не видел, чтобы можно было спокойно приводить себя в порядок и сползать с кровати в три приема. Но с Никитой все было иначе. Друг друга они не стеснялись, и даже утренний стояк не был поводом натягивать штаны под одеялом. Глеб привык к сонной, но неизменно ему с утра улыбающейся физиономии, следующим за «Доброе утро» поцелую и немому вопросу в серых глазах: «Еще что-нибудь хочешь? Или будем вставать?». И можно было выбрать любой вариант, его бы приняли с неизменным удовольствием. Глеб мысленно отвесил себе пинка и поднялся с кровати. Хватит рефлексировать, господин артист, у тебя съемка. Сейчас как следует поработаешь, выполнишь долг перед Родиной, а потом можешь ехать к своему мальчику, мириться и вправлять ему мозги. Собираясь на студию, Глеб тоже постоянно себя одергивал. Сначала он не мог разобраться с завтраком – Ташины пироги еще оставались, но их надо было как-то разогреть, а пользоваться микроволновкой он не умел. В итоге поел холодные, поделившись с Динкой, чей корм он вообще не нашел. Потом никак не мог решить, что ему надевать. Ирма всегда готовила для него два варианта одежды на утро, и он выбирал под настроение и в зависимости от планов на день. Никита в этом смысле обладал потрясающим чутьем и, если Глеб его спрашивал, всегда точно подбирал костюм, подходящий ситуации. Даже покупать одежду Глеб в последнее время предпочитал с Ником, мальчишка мог найти именно то, что подчеркивало достоинства фигуры Глеба, скрывая недостатки. Черт, да что же это такое! Они вчера только расстались, а Глеб уже скучал. Скучал по ехидным комментариям, по иронично-любящим взглядам, по случайным и неслучайным прикосновениям, да просто по положительной энергетике, которую излучал мальчишка. И даже по запаху табака, прочно въевшемуся в кожу и волосы Ника, скучал. Мда, надо срочно с этим что-то делать. Находить какие-то слова, чтобы объяснить Нику, как важно для него сейчас много работать. Ромку, что ли, подключить? Он артист, должен понять. Плюнуть, что ли, на все, и брать Никиту не съемки? Ну не сидеть же парню в четырех стенах. И Глебу спокойнее, когда Ник рядом. Может, никто и не вспомнит про тот журнал? Ну да, вчера уже «не вспомнили». А с домом как? Как помочь Никите почувствовать себя здесь комфортно? Или правда на Бардина переехать? Раздираемый внутренними противоречиями, Глеб Васильевич кое-как собрался и поехал в Останкино, от души отругав Игоря за опоздание на пять минут. В передаче «Девичьи посиделки» (название напомнила встречавшая его помощница редактора Полина), он еще ни разу не принимал участия. Вообще-то раньше Глеб заранее узнавал формат передачи, старался посмотреть хотя бы пару выпусков или проконсультироваться с Ирмой, которая больше и чаще смотрела телевизор, и только потом давал согласие на съемку. Но теперь было не до жиру. Сам он «Посиделки» по понятной причине ни разу не видел. - Смотрите, Глеб Васильевич, формат передачи – ток-шоу, — вводила его в курс дела Полина, пока накладывали грим. – Ведущие задают вам вопросы, вы отвечаете. В конце программы подключается зал, идут вопросы от аудитории. И в заключение вы поете песню. Про песню Глеб знал, его заранее предупредили. Собственно, это был решающий довод, появиться с песней на телевидении сейчас нужно было позарез. А вот ток-шоу он не любил, они требовали массу энергии, чтобы концентрироваться на вопросах, давать правильные, попадающие в образ Немова ответы и при этом еще постоянно улыбаться. - Я «Весенний дождь» спою, это из новенького, — сообщил он, разглядывая себя в зеркало. – Минус звукорежиссеру уже отдал. - Минус? Глеб Васильевич, к нам лучше с плюсом приходить. Студия без подзвучки, вы себя слышать не будете. Мать вашу! Предупреждать нужно о таких вещах! Заранее! Он ведь специально в офис за минусом заезжал, плюс можно было и дома найти, вон их дисков сколько валяется. - Спою как-нибудь, — процедил Глеб. Все-таки отсутствие директора сказывалось. Вот как раз такие вопросы он и должен решать, организовывать все, чтобы артист приехал и спокойно мог работать, без нервотрепки. - Тема беседы-то какая? – уточнил он, поправляя воротник. – О чем говорить будем? - Да о разном. Женские темы у нас, наша аудитория женская в основном. Дети, дом, готовка. - Чего? А я тут причем? – Глеб даже оторвался-таки от зеркала. – Что я могу сообщить на тему готовки? - Да нет, вы не поняли, мы часто приглашаем мужчин, чтобы обсудить с ними женские проблемы, — начала объяснять Полина. – Знаете, мужской взгляд очень помогает. Глеб только головой покачал. Ладно, у Немова были отрепетированы ответы на тему «дом и семья», что-нибудь наплетет, не в первый раз. Студия была стилизована под кухню, на которой за столом сидели ведущие и гость. Вроде как чаевничали и беседовали «о девичьем». С двух сторон от «кухни» располагались зрительские места, на которых наблюдались одни дамы бальзаковского возраста. Глеба передернуло. Самая что ни на есть целевая аудитория, эти от его песен как раз и млеют. Но ведущие были молодые, симпатичные, одна даже показалась Глебу знакомой. - Садитесь сюда, Глеб Васильевич, — Полина устроила его во главе стола. – Это Окси, это Лиззи. По сценарию Окси задает каверзные вопросы, а Лиззи смягчает ситуацию. - Прямо-таки каверзные? – улыбнулся Глеб. – Девчонки, ну вы сильно-то меня не пытайте! Он уже вошел в образ обаятельного любимца публики и источал жизнерадостность. Не перепутать бы имена девушек. Окси! Мда, ну хорошо не Палка! - Чай бутафорский! – предупредила Полина, заметив, что он уже потянулся к стоящему на столе чайнику. – Там крашеная вода. Сладости тоже из пластика. Ну вот так всегда! И почему, спрашивается, не налить нормальный чай и не поставить блюдо с печенюшками? Он бы сейчас от пары глотков горячей жидкости не отказался. - Вечно на нас экономят, — проворчала та, которую представили как Лиззи. - Не ной, поставят настоящее – гости будут жрать вместо того, чтобы говорить, — одернула ее Окси. – Ну мы сегодня начнем уже, нет? У меня еще тусовка вечером! Глеб Васильевич вздохнул и вытащил из кармана телефон, чтобы отключить звук. Как раз в этот момент аппарат завибрировал. Надписи на экране у Глеба были крупные, чтобы видеть, кто звонит, без очков. Никита. Ну надо же, про него вспомнили? На душе потеплело. Звонит, беспокоится. Глеб уже начал было переживать, когда мальчишка не объявился ни вчера, ни сегодня с утра. Однако брать трубку Глеб не стал – Полина уже давала отмашку о начале съемок, да и лишних ушей вокруг полно. Потом перезвонит. - Внимание! Тишина! Снимаем! - Здравствуйте, дорогие телезрители, — затараторила Окси. – Сегодня пятница, а значит, в эфире «Девичьи посиделки». У нас в гостях народный артист России Глеб Васильевич Немов! Зал дружно зааплодировал, Глеб привычно улыбнулся на камеру. - И мы сегодня говорим на тему «Что же нужно мужчинам в сексе?», — продолжила Лиззи. – Вот представьте себе типичную домохозяйку. С утра она отправила детей в школу, прибралась в квартире, постирала, приготовила обед, выучила с вернувшимися детьми уроки и ждет Его. А Он звонит и говорит, что задержится на работе. Ну мы-то с вами знаем, на какой работе мужики обычно задерживаются. - Да к любовнице он пошел, — подхватила Окси. – Молодой, красивой, и не думающей о борщах и уроках. Так ведь, Глеб Васильевич? В вашей жизни такое бывало? Не ожидавший столь стремительного развития событий Глеб даже не сразу понял вопрос. - Как бывало? - Ну чтобы вы вот так с работы «задерживались»? Звонили жене и говорили: «Дорогая, сегодня не жди, у меня концерт». Артистам же вообще хорошо, у них ненормированный рабочий день. - Стоп, стоп, девчонки! – Глеб протестующе поднял руки. – Если говорить про меня, я никогда так не делал. А у коллег, да, бывает, безусловно. Понимаете, в артистической среде адюльтеры вообще распространены. Художнику нужны новые ощущения, новые музы, если хотите. Так что, я думаю, мужчины чаще всего ищут на стороне вдохновения. - Как вы красиво сказали, Глеб Васильевич, — Окси налила себе бутафорского чаю. – Ну а как быть, если муж не артист, а слесарь? Почему он изменяет? Тоже вдохновения ищет? Глеб закашлялся. Как-то ему совершенно не нравилось направление разговора. Но деваться уже было некуда. - Ну я же не слесарь, девочки, откуда мне знать? - Хорошо, построим вопрос иначе. Не кажется ли вам, что налево мужчина идет за физическим удовольствием? Вдруг любовница умеет больше, чем жена? – предположила Окси. - Или хочет чаще, чем жена? – подхватила Лиззи. Глеб Васильевич окончательно смутился. Он все-таки был артистом старой закалки, и не привык вот так свободно рассуждать о сексе на камеру. Одно дело дома с Никитой постельные темы обсуждать, и другое дело в студии перед целой толпой. - Вы знаете, я считаю, что уметь должен мужчина, — нашелся он. – Тогда неважно, в каком статусе находится женщина, жена это, любовница или какое-то мимолетное увлечение, с настоящим мужчиной ей должно быть хорошо. - Но лично вы за верность в супружеских отношениях? - Лично я – да! - А в чем же тогда причина вашего развода с супругой после, если не ошибаюсь, тридцатилетней совместной жизни? Глебу Васильевичу стало нехорошо. Откуда они знают? Ведь не афишировали. Впрочем, они всегда все знают. Господи, ну зачем он согласился на этот эфир! Глеб обвел взглядом зал. Съемку еще можно остановить, устроить скандал и уйти. Но в студии человек двести зрителей. И у всех телефоны с этими, как их, куда «фоточки пилят». Сейчас они все «запилят» сообщение о том, что Немов отказался отвечать на вопросы и сорвал съемку, и будет еще хуже. Нет, надо что-то отвечать и уходить от скользкой темы. - Знаете, я не хотел бы говорить об этом, — мягко начал он. – Ирма Владимировна замечательная женщина, я очень благодарен ей за все, что было, но у нас возникли некоторые непреодолимые противоречия, и мы решили расстаться. Увы, так случается и после долгой совместной жизни. - Скажите, а инициатива развода была с чьей стороны? Глеб хотел ответить правду, но в последний момент передумал. Не поверят же, что женщина первой подала на развод. Да и неправильно как-то сваливать все на Ирму. Ее здесь нет, и зрители все равно всех обстоятельств не знают. - С моей, — произнес он и услышал, как зал неодобрительно загудел. - То есть вы бросили супругу, которая отдала вам лучшие годы? – уточнила Окси. Глеб поморщился. Отвратительная штампованная формулировка. - Я никого не бросал, это было обоюдное решение. - Но, согласитесь, мужчина в любом возрасте может найти себе новую пассию. А что делать в такой ситуации женщине? - Понятия не имею, я не женщина, — резче, чем хотел, произнес Глеб, уже начавший терять самообладание. - А мне кажется, проблема в том, что наше общество утрачивает традиционные ценности, — влезла Лиззи. – Институт семьи перестал быть чем-то священным. Вот ваша пара, Глеб Васильевич, для многих, я уверена, была примером для подражания. Вы ведь кумир миллионов! А теперь люди думают: «Ну если ему можно, то мне – тем более!». - Послушайте, я – артист! Певец. Можно любить или не любить мои песни, но при чем здесь моя личная жизнь? Я никогда не пытался быть для кого-то эталоном мужа! - У нас вопрос из зала, — перебила его Окси. – Дайте микрофон женщине в третьем ряду! Пожалуйста, что вы хотели сказать? - Я считаю, проблема в пресыщенности, — забубнила тетка лет пятидесяти с кулем на голове и накинутом на плечи платке. – Вы тут на эстраде с жиру беситесь, не знаете, чем себя развлечь. Клубы, машины, молодые любовницы. И с экранов все это как норму преподносите. Наши мужики смотрят на вас, и у них тоже крышу сносит. А сейчас любовницы надоели, гомосятина пошла! И к чему это приведет? Не вы ли, господин Немов, на обложке журнала целовались с парнем? Не в этом ли причина вашего развода? Глеб Васильевич побледнел, дышать стало совсем нечем. Звукорежиссер уже сориентировался, микрофон тетке отключил. Ведущие тоже нашлись: - А сейчас мы прервемся на рекламу, после чего продолжим! Оставайтесь с нами! - Стоп! Перерыв! – прозвучал голос откуда-то сверху. Глеб Васильевич резко поднялся и вышел из студии. Только бы ничего не сказать при зрителях. Уже в коридоре он услышал, что за ним кто-то бежит. Обернулся – Полина. - Глеб Васильевич, простите, ради Бога! Понаберут массовку с улицы, потом не знаем, что с ней делать. Мы вырежем этот вопрос из программы. Вернитесь на съемку, пожалуйста. - И все остальное тоже вырежете? – рявкнул Немов. – Все вопросы ведущих? Вы меня зачем вообще позвали? Грязное белье перед всей страной полоскать? - Глеб Васильевич, но у передачи такой формат… - Не мой это формат, значит! Все, никаких съемок не будет! И только попробуйте дать это в эфир, я вас всех засужу к черту! Не слушая больше ничего, Глеб пошел в гримерку, где остались пальто и барсетка. У двери стояли какие-то люди, явно его поджидавшие. Господи, только этого не хватало. Ему что теперь, с охраной ходить? Это кто вообще, очередные бабки-моралистки? - Автографов не будет! – прошипел он, пытаясь пройти мимо. – Комментариев тоже. - И не надо. Голос показался ему знакомым. - Просто возьмите, — в руки лег букет полевых цветов. – Мы вас любим. Глеб присмотрелся внимательнее. Ну да, точно, Громова. И с ней еще три подружки, скромно в уголочке стоящие. Он хотел сказать какую-нибудь гадость, но промолчал. Забрал цветы, кивнул и скрылся в гримерке. Не то, чтобы стало легче. Но по крайней мере кто-то продолжает его любить, несмотря ни на что. Он даже забрал с собой цветы, вопреки обыкновению. Шоферу велел отвезти его в офис. Что там делать, в этом офисе, он понятия не имел. @@@ Как же хорошо дома! Привычный бардак, который можно не прибирать, если не хочется. Тут и там стоящие пепельницы. Свобода и тишина. Тишина… Без лая Динки, без ворчания Глеба, без стука трости и родных шаркающих шагов. Тишиной и свободой Никита наслаждался от силы полсуток – пока отоспался на диване в кабинете. Даже до спальни не дошел, да и не хотелось. В былые времена именно кабинет становился его пристанищем. Здесь ничего лишнего, диван, стол и портрет Глеба в рамочке на стене. Так и остался, с тех самых былых времен. Рука не поднялась убрать, хотя сам Глеб неоднократно порывался это сделать. Утро началось со звонка Таши – тетушка контролировала, в каком он состоянии, не иначе. Никита спокойно с ней поговорил, сообщил, что работает за компьютером, еда у него есть, и вообще все в порядке. Хотя на самом деле компьютер и не думал еще включать, валялся на диване, небритый и в несвежей футболке, в холодильнике мышь повесилась, и больше всего на свете хотелось кофе. И позвонить Глебу. Мысли постоянно возвращались к нему. Как он там? Никита уже начал забывать в последнее время, что Глеб взрослый и самостоятельный человек, который как-то всю жизнь обходился без его заботы. И по гастролям мотался, и по тусовкам, и работал как каторжный, и ничего особо страшного с ним не случалось. Теперь, когда он может ходить, совершенно не обязательно следить за каждым его шагом. И все-таки у Никиты душа была не на месте. Он то и дело поглядывал на телефон, который упорно молчал. Почему Глеб не звонит? Отсыпается после вчерашней пьянки или обиделся сильнее, чем показалось Никите? Позвонить первому? И что сказать? Если Глеб обиделся, нужно мириться, а как? Просить прощения и возвращаться в Нововнуково? Этого Никита делать не собирался. Он четко озвучил Глебу свою позицию и считал себя правым. Если сейчас уступит, все начнется сначала. В конце концов он взялся за телефон и набрал Глеба. Гудки шли, но никто не отвечал. Никита начал беспокоиться, но вовремя вспомнил, что Глеб говорил про съемки на телевидении. Интересно, долго они длятся, съемки эти? Часа два Ник слонялся по дому, пытаясь чем-нибудь себя занять. Работать настроения не было. Зашел на кухню, открыл холодильник, задумчиво посмотрел на пустые полки и закрыл. Сходить в магазин и что-нибудь приготовить? Да ну к черту. Это из-за Глеба он мог бегать по супермаркетам и извращаться у плиты. Сам же спокойно жил неделю на кофе и сигаретах. Решив навести порядок, Никита открыл шкаф с одеждой, и на него тут же свалился ворох тряпок. Свитера, рубашки, пижамные куртки – все вперемешку, чистое с грязным, и все вещи Глеба. Никита несколько минут помедитировал над образовавшейся кучей и начал потихоньку ее разбирать. Это стирать, и это тоже. Господи, а эта рубашка вообще с юбилея валяется, во что она уже превратилась! А эти джинсы еще ничего, можно пару раз надеть. Нет, глупо это все. Не смогут они по разным домам жить. Суток не прошло, а он скучает так, что готов на стену лезть. Любимый запах, который хранили вещи, сводил с ума. Даже в этом доме Глеб везде – в сваленных комом рубашках, сиротливо стоящих у кровати мягких тапочках, конфетных обертках, раскиданных по всем комнатам, батарее бутылочек и баночек с косметическими средствами на зеркале, забытых на бачке унитаза очередных очках. Никогда Никита не был примерным семьянином, никогда не привязывался к вещам. Даже с Ингой они почти не бывали дома, проводя все свободное время на соревнованиях, в каких-нибудь походах или у друзей. А Глеб умудрился что-то в нем изменить. С Глебом хотелось валяться на диване у телевизора, пить чай на кухне или просто заниматься своими делами за компьютером зная, что он где-то рядом, в соседней комнате, сопит над нотами, разучивая новую песню, читает «Советский спорт» или дремлет. Никита разложил вещи по полочкам, отволок стирку в ванную, запустил машинку и, сев на крышку унитаза, в сотый раз набрал Глеба. Любимый по-прежнему не отвечал. Однако сколько можно сниматься? Ник позвонил Таше. - Скажи, что собираешься к нам приехать? – весело потребовала тетушка. – Я как раз штрудель готовлю. - Вообще-то нет. Таш, Глеб не объявлялся? - Начинается! Так я и думала, теперь вы найдете третью сторону, и я буду работать почтовой совой! - Кем? – поразился Никита. - Неважно, Ксюшка с утра все части «Гарри Поттера» пересматривает, у меня уже голова кругом. Не объявлялся твой Глеб. Перебросившись еще парой фраз, Никита отложил телефон. И что делать? Ехать в Нововнуково? Тетушка такая спокойная, посоветовала ему меньше трястись над Глебом и подумать о себе, работу начать искать. Не трястись! Легко сказать! Да мало ли, что с ним могло случиться! За компьютер Никита все-таки сел, но не работать. Адрес группы поклонников Немова был вбит у него в Избранное, два клика, и он на месте. Глупо, конечно, надеяться, что он найдет там что-то полезное. На стене висело сообщение, что сегодня у Немова съемка в программе «Девичьи посиделки». Никита только головой покачал. Вот проныры, когда только успевают все узнавать! Так вот, что за передача с эфиром в прайм-тайм, которому Глеб так радовался! Ужас какой, это же откровенно бабский треп, Ник как-то случайно включал эту ересь. И что там Глебу делать? Ник прокрутил страничку вниз, оставляя без внимания песни Немова и очередные видеозаписи времен царя Гороха. Больше новостей не было. Тут он заметил, что сбоку мигает запрос на добавление в друзья. Никита навел курсор на мигающую надпись и присвистнул. Подружиться с ним желала Ульяна Громова. Какие люди! Он открыл сопроводительное сообщение и иронизировать расхотелось: «Никита, здравствуйте. Не подумайте, что навязываюсь. Просто хотела узнать, как Глеб Васильевич себя чувствует после съемок? Он не очень расстроился?» Никита подтвердил запрос в друзья. Ульяна была он-лайн, похоже, что с телефона. Он быстро набрал ответное сообщение: - Привет! Я еще не видел Глеба Васильевича. Что случилось на съемках? - Ему из зала задали вопросы, которые Немову задавать нельзя. Никита раздраженно стукнул кулаком по столу. Однако сдержанность поклонников Глеба выводила из себя! Нельзя конкретнее выражаться? - Какие? - Про развод с Ирмой Владимировной и про вас. Твою же мать!!! - Откуда знаешь? - Была на съемках. Правда что в каждой дырке затычка. Зато теперь понятно, почему не отвечает Глеб. То есть ничего не понятно. Так, думай, Ник, думай. Куда он обычно едет зализывать раны? Или к Вяземским, или к «Капитану». Если у Вяземских его нет… Черт, да в Москве сотни ресторанов, кафе и кабаков. Он может быть в любом из них. Совершенно не факт, что он отправится именно к «Капитану». - И чем все закончилось? — напечатал Ник. - Он развернулся и ушел, съемку прекратили. Мы отдали ему цветы. Но у него взгляд был такой… нехороший. Никита хмыкнул. «Нехороший» — это мягкое определение. Знал он этот взгляд взбешенного Глеба. Внимательные какие у него поклонники, ишь ты. Обычно люди не замечают, что Немов на пределе. Если он не орет и не кидается предметами, а только сверкает глазами, лучше прятаться куда-нибудь подальше, ибо это в его случае гораздо хуже. - Спасибо за информацию, Ульяна. Я тебе напишу, когда увижу Глеба Васильевича. - Спасибо, Никит. И все. Ни смайлика, который должен обозначать улыбку, ни еще какого-нибудь проявления эмоций. Замороженные они у Глеба какие-то. Зато у Никиты чувства били через край, от злости на телевизионщиков и Глеба, соглашающегося на что попало, до страха за любимого. Свежи еще в памяти были порезанные руки и красные потеки на белом кафеле отцовской ванной. И где прикажете его искать? @@@ Лифт снова не работал. Обнаружив сей прискорбный факт, Глеб Васильевич еще несколько раз ткнул проваливающуюся кнопку вызова в какой-то глупой надежде, что она все-таки оживет. Не ожила. Глеб привалился к стене и прикрыл глаза. Господи, ну что за день-то такой сегодня? Подниматься на шестой этаж пешком и раньше доставляло мало радости, а сейчас сотня с лишним ступенек казалась непреодолимым препятствием. И трость дома. И устал он уже как собака, путь от машины до подъезда показался ему бесконечным. - Соберись, — сам себе велел Глеб. – Вариантов у тебя все равно нет. Водителя ты отпустил, назад не поедешь. Хватит уже разваливаться. Отдохни и начинай восхождение. Легко сказать. Тут даже сесть негде, чтобы отдохнуть. Не на корточки же, как соседский пьяница. Да и не встанешь потом. Надо было все-таки ехать к «Капитану». Посидел бы, выпил, расслабился и домой баиньки. Но, что удивительно, пить не хотелось. И вести задушевные разговоры с Ромкой или Ташей тоже. Получив второй раз по морде за сегодняшний день, в фигуральном смысле, конечно, Глеб понял, что хочет он только к Никите. И даже не плакаться. Поговорить. А тут очередной удар. Было обидно снова почувствовать себя немощным инвалидом. Сломанный лифт, не слишком чистый подъезд и даже сам факт расположения квартиры на шестом этаже казались насмешкой. И все-таки он собрался и заставил себя дойти до лестницы. Один пролет ему под силу. А там можно постоять на площадке и представить, что он только начал подниматься. И еще один пролет. Только бы не встретить никого из жильцов, не хотелось бы вызывать сочувствие. Он прекрасно понимал, как смотрится со стороны, согнувшись и цепляясь за перила. Или решат, что пьяный. Глеб дошел до третьего этажа и остановился. Все, больше не может. Ноги заплетаются, колени дрожат. Где-то наверху хлопнула дверь. Ну точно соседи. Может, отвернуться к стене, сделать вид, что звонишь в какую-нибудь квартиру, не обратят внимание и не узнают? Глеб собрался было так и поступить, но услышал, что шаги слишком быстрые, кто-то летел, перепрыгивая через ступеньки. Он знал одного товарища, который спускается по лестнице именно так… - Никитка… Ну хоть в чем-то ему сегодня повезло! - Глеб? – Ник едва успел затормозить, чтобы не налететь на него. – Ты как здесь… Родной, что с тобой? - Ничего, все в порядке. К тебе шел. А лифт сломался. Глеб с облегчением повис на мальчишке, крепко его обнявшем. - Ты позвонить не мог? Я бы тебя встретил! И почему ты трубку не берешь? Я тебя сегодня раз сто набирал. Говорил Никита сердито, но руки прижимали к себе, губы ткнулись куда-то в шею, и от него исходили такие волны тепла, что у Глеба пропали последние сомнения. Все он сделал правильно. - Что я, маленький, чтобы меня встречать? Ты и так нянькой работаешь. А мне не нужна нянька. Мне нужен мой Ник. - Так лифт же… Черт, я убью этого домоуправа, если найду. И узнаю, как он вообще выглядит. А с телефоном твоим что? - Я звук выключил. И забыл. Да ну его. Не хочу никого слышать. Кроме тебя. – Глеб говорил короткими фразами, то и дело прерываясь, чтобы целовать мальчишку. — Пойдем домой? - Домой? – Ник на секунду отстранился, чтобы посмотреть ему в глаза. – Домой – это куда? - Туда, — Глеб кивнул в сторону лестницы, ведущей наверх. – Какая разница? Мой дом там, где ты. Я такой дурак… У меня осталось так мало времени, а я его трачу на такую ерунду. - Глеб, ты что? – Ник встряхнул его так, что у Глеба зубы клацнули. – Что ты несешь? Пошли, горе мое. - Именно что горе, — кивнул Глеб. В обнимку с Никитой преодолеть оставшиеся ступеньки оказалось не так уж сложно. Сев на диван в гостиной и вытянув гудящие ноги, Глеб вздохнул с облегчением. - Ты почему без трости? – выговаривал ему Ник. – Что за подвиги? Перед кем ты форсишь? - Не знаю. Уже не перед кем. Ты куда? – Глеб поймал его за рукав. - Пойду чаю тебе сделаю. Еды нет, правда. Доставку что ли вызвать? - Не надо ничего. Сядь. И прекрати разговаривать со мной таким тоном, пожалуйста. - Каким? – Никита все-таки сел рядом. - Сдержанным. Как с умственно отсталым. - Глупости, Глеб. Я просто не знаю, чего от тебя ждать. Сейчас ты пришел, бледный как смерть, мне тебя жалко до слез. А завтра выспишься, оклемаешься, снова махнешь хвостом и улетишь на тусовку. Я не знаю, как реагировать, Глеб. Я устал. Мне непонятна эта ваша жизнь, это маниакальное стремление на сцену, в любом виде и состоянии. Это же даже не любовь к искусству, искусством можно заниматься и дома. Это любовь к славе, к вниманию, причем со стороны людей, которые не знают тебя настоящего. И которые сами по себе тебе нафиг не нужны. Тебе нужны только их аплодисменты и восхищенные взгляды. Но чтобы при этом они держались от тебя на расстоянии и не мешали жить. Никита говорил и говорил, выплескивая все, о чем явно давно думал. Глеб слушал и кивал. Даже возражать не хотелось. Во многом мальчишка был прав, чего-то просто не понимал в силу юности и разности интересов. Когда Никита наконец замолчал, Глеб притянул его к себе, покрепче обнял и пробормотал ему куда-то в затылок: - Никуда я больше не уйду. Все, кончились тусовки. А искусство – оно еще раньше кончилось. @@@ - И ты представляешь, едва захожу в коридор, навстречу Антошка Звольский. У него офис в том же здании. Несется на всех парах. Меня увидел, обрадовался, конечно, расцеловались. Хороший он мальчик, воспитанный. Это только на сцене изображает из себя черте что, задумка такая у его продюсера. Глеб рассказывал, сидя на диване, прижимаясь к Никите и обнимая двумя руками кружку с кофе. На улице снег пошел. Никита включил сплитку для дополнительного обогрева и теперь сидел, слушая рассказ Глеба о его сегодняшних злоключениях и думая, что со всем этим делать. - Я его спрашиваю, куда летишь, а он такие глаза удивленные сделал: «Как куда, Глеб Васильевич? В Кремль! Сегодня ж концерт к 23 февраля!». Ты представляешь, Никит? Я ведь и забыл совсем! Антошка на меня глазами хлопает: «А вы разве не едете?». Ну конечно, в его сознании я – неотъемлемая часть любого правительственного концерта. Он, наверно, еще на горшке сидя, меня в телевизоре видел. И что я ему мог сказать? Что меня не позвали? Первый раз за лет так тридцать? Я наврал что-то про дикую занятость, конечно. Пришел в офис, где секретарши и той нет, сел за стол и знаешь, даже не обидно. Просто никак. Никак – это плохо, защитная реакция психики на ситуацию, с которой сложно справиться. Это Никита помнил из базового курса психологии. - Глеб, организаторы просто не знали, что ты в Москве, поэтому не позвали. Директора у тебя сейчас нет, ты два с лишним месяца нигде не появлялся. Чему ты удивляешься? - Ник, о чем ты говоришь? Правительственные концерты делают одни и те же люди, с которыми мы сто лет знакомы. Разумеется, у них есть все мои телефоны. И звонят они мне всегда напрямую. И потом, я же не успокоился, я Каролю позвонил, объяснил ситуацию. - Ты? Каролю? – поразился Ник. - А что такого? Ну да, между нами есть противоречия, но он, как бы тебе сказать… Что-то вроде крестного отца в нашем мире. Через него решаются все вопросы, споры, проблемы. И если артиста незаслуженно обижают, он всегда вмешивается, забывая даже про личную неприязнь. Никита вспомнил, что именно Кароль погасил долг Глеба за аренду зала, и молча кивнул. Он уже убедился, что всех этих людей, их логику и взаимоотношения, ему не понять. - Так и так, говорю, Илья. Я вернулся, хочу участвовать. Он же в курсе моей ситуации. И поверь, это не проблема, впихнуть артиста в сборный концерт, даже если до него осталась пара часов. Илья меня выслушал, обещал все решить. Через пять минут перезванивает и говорит, что ничего сделать нельзя. Была команда Оттуда меня из всех правительственных концертов убрать. В связи с нашей новой государственной политикой. Понимаешь, Никит? Я теперь в «черном списке». Глеб говорил абсолютно спокойно, и это пугало. Только теснее прижимался к нему и с шумом прихлебывал горячий кофе. - Эти списки на самом деле существуют? Как в советское время? - Не совсем. Тогда если артиста «закрывали», то глобально – ни гастролей, ни эфиров, ни записей. Все же подчинялись Министерству культуры – и Росконцерт, и телеканалы, и студии. А теперь почти все в частных руках. Но состав артистов для правительственных концертов ко всем возможным праздникам утверждается по-прежнему наверху. И если ты в них не участвуешь, ты уже не артист первого эшелона. Никита с трудом вникал во всю эту систему. Ему было понятно, что Глеб расстроен, что как раз выход в сборном концерте в Кремле был бы для него не лишним – это не ночной клуб и не сомнительное телешоу. Но что он мог сделать? Про сорванные съемки Глеб тоже рассказал, клятвенно пообещав вообще больше на телевидение не лезть. - Они не хотят артиста Немова, — заключил он. – Они хотят шута Немова, который будет веселить публику пикантными подробностями личной жизни. Типа Бори Алексеева, только еще веселее, с учетом легендарного прошлого Никита не знал, что сказать. Похоже, что выводы Глеба были верными. Только кому от этого легче? - И что ты решил? – осторожно спросил он. Если Глеб не бесится, не орет и не пытается напиться, значит все или совсем плохо, или у него есть какое-то решение, это Никита уже знал по опыту. - Не знаю. Илья обещал пошуршать, замолвить за меня словечко, где надо. Но если честно, Никит, я даже не уверен, что этого хочу. Так противно все… Шепот за спиной, насмешки в глазах, игнорирование. И устал я смертельно. Изображаю светского льва, а самому выть хочется от тоски и хренового самочувствия. - Сейчас тоже? – насторожился Никита. – У тебя что-то болит? - Сейчас нормально. Когда под попой мягкий диван, а под боком любимый мальчишка – хорошо. Глеб наконец-то улыбнулся. У Ника немного отлегло от сердца. Минут двадцать они молча смотрели работающий фоном телевизор. Причем Глеб не отпускал его руку, и продолжал жаться, хотя в квартире уже было не просто тепло, а жарко. - Глеб, — нарушил тишину Никита. – У нас какие планы? Явно начавший дремать Глеб не сразу понял вопроса. - В смысле? - Как я понимаю, ты здесь ночуешь? - Мы здесь ночуем, — Глеб сделал ударение на первом слове. – И мы поедем в Нововнуково, когда захотим. Или не поедем. Как нам захочется. Обоим. - Ясно, — Никита мысленно улыбнулся. – Только, солнце, тебе все равно придется поднять попу с дивана и покататься по Москве. Так и быть, я побуду твоим шофером. - Чего это? – возмутился Глеб. - А ты не забыл, что у нас есть еще один член семьи? Которого надо выгулять и накормить? - Черт, Диночка… - Угу. И если мы собираемся жить на два дома, придется таскать собаку с собой. - Ник, у меня сил нет туда-сюда мотаться. Давай я Игоря вызову, чтобы он ее привез. - И дашь ему ключи от своей хаты? Да и не пойдет к нему Динка, ты же знаешь ее характер. Ладно, родной, поехали в Нововнуково ночевать. И вообще жить. И тебе там лучше, и Динке раздолье. - А тебе? Глеб смотрел на него внимательно, настороженно. - А мне здесь без тебя повеситься хочется. Так что какая разница? Знаешь, один умный человек сказал: «Где жена, там и Родина». - Я – жена?! - Нет, Родина, — хмыкнул Никита. – Иди переоденься во что-нибудь потеплее, там полный шкаф твоих вещей. А я на пять минут за компьютер и поедем. Пока Глеб возился в спальне, переодеваясь, Никита быстро отправил сообщение Ульяне: - Глеб Васильевич дома, с ним все хорошо. И с точки зрения Никиты, он даже не сильно соврал.