***
Родителей маленький шаман помнил смутно. Все что было «до» и «во время» того самого дня он помнил плохо. Размытым был поиск своей феи, размытой казалось страшная картина пожара. Первым воспоминанием из новой жизни был полет. Звездное небо и тепло, чувство защищенности после взрыва эмоций. Слов учителя он не слышал, но внимательно прислушивался к звукам его голоса, пока им не овладели целительные путы сна. О своей старой жизни мальчишка не жалел. Первое время было трудно, но он старался изо всех своих сил – ведь учитель спас его, пригрел и взял под свою опеку. Со стороны Лайсерга было бы страшной неблагодарностью не оправдать надежд Хао. С этим и были связаны трудности первых шагов британца: ему следовало избавиться от отчуждения, разбить лед. Этому способствовало дружелюбие духа жреца и совместный труд. Постепенно маленький шаман стал осознавать себя частью организма их жилища. Все вместе, втроем, они строят его и поддерживают в нем жизнь. Но на этом англичанин не остановился, хоть и потребовалось для перехода на новый этап куда больше времени; Лайсерг начал ощущать себя частью природы. Во многом этому способствовали уроки Асакуры, и его пример общение с окружающим миром. С самого начала Лайсергу прививалось уважение к той среде, в которой он существует. Огненный шаман объяснил малышу один из самых важных принципов сосуществования - взаимопомощь. Пользуясь дарами леса, моря, ты не должен забывать о благодарности. Как человек потеряет все свое богатство, если будет отдавать его безвозмездно, так и природа может исчерпать себя. Мальчишка понял это не сразу, но с самого начала старался поддерживать несложные правила, которые установил учитель: когда они срубали в лесу сухое дерево, то обязательно сажали рядышком новое. Собирая урожай со своего скромного огородика, Лайсерг обильно удобрял землю (как и перед посадкой). Никогда они не ловили больше определенного количества рыбы и многое, многое другое. Так, постепенно, Флора и фауна стали членами его небольшой семьи. Он, жрец, заменивший шаману отца, Морфин и Остров. Лайсерг никогда не чувствовал себя одиноким или лишенным чего-то. Иногда, наоборот, мальчишка был рад, что все сложилось именно так. Вокруг него был широкий и открытый мир, полный света, добра. Был жрец, который, хоть и был временами строг, но отлично выполнял роль родителя. Старик передавал свой опыт, рассказывая и показывая через духовное единение как выполняется та или иная работа. Первые шаги были трудными для не привыкшего к самообслуживанию маленького мальчика. Но он не жаловался – ведь все вокруг трудились вместе с ним. Тяжело было в холодное время. Из-за отсутствия теплой одежды всю зиму ему приходилось сидеть в четырех стенах и изредка, когда приходил Хао, выбираться на источник. Лайсерга с самого детства приучали к чтению. Отец, наряду с навыками шамана образовывал своего сына. Англичанин мог читать по слогам на своем родном языке, а жрец, используя подручные материалы, обучал малыша японскому языку. В этом участвовал и Хао, но сторона, которой занимался Асакура касалась больше эстетики слова. Огненный шаман читал стихи своему ученику, рассказывал сказки и притчи. Так, постепенно, обогащался словарный запас мальчишки, он все лучше и лучше говорил на не родном языке. В дни рыбалки большую часть времени, проведенного на пляже, они могли потратить на каллиграфию. Учитель чертил на песке заостренной палочкой слова и даже четверостишья. Лайсерг наблюдал за этим волшебством как завороженной. Почему-то это искусство вызывало у малыша куда больший восторг, чем управление сверхдушой. Плавные линии, складывающиеся в слова, тут же исчезающие под ласковым языком волны. Долгими зимними вечерами мальчонка слушал сказки старого духа. Они резко отличались от рассказов Хао, обрастали новыми подробностями, были как будто из совсем другого времени и окрас также имели свой. Если Асакура повествовал обо всем так, как будто он являлся свидетелем этих событий (а ведь, скорее всего, так и было на самом деле) , то жрец говорил с улыбкой, не упуская случая сделать ироничное замечание. Отношение к жизни было разным. Стараясь не забывать родного языка мальчишка листал те книги, что валялись в храме, но большую часть текста он воспринимал плохо, осознавая происходящее лишь на уровне событий. (У жреца оставалось несколько Евангелий, потрепанных и лишенных большей части страниц) Учителя не было долго. Лайсерг самостоятельно вышел за дровами и, провозившись чуть дольше, чем требовалось, вернулся в храм. В течении суток его сморила болезнь. Жар, озноб. Духи не могли ничего сделать против лихорадки. Кое-как мальчишка завернулся в одеяла и подобрался ближе к жаровне, что в теплое время пряталась под котацу. Ему было невыносимо стыдно за себя. Подвел учителя, заставил волноваться. Маленький шаман не боялся смерти. Она прошла мимо, задев его лишь мимолетно, не оставив в душе глубокого следа. Лайсерг словно попал в липкий, мягкий и жаркий сон. Он практически ничего не помнил. Сновидения перемешивались с реальностью. Хао был теплым. Очень теплым и к этому теплу малыш льнул всем телом как к последней надежде, инстинктивно, слепо и усердно. Одной из мучительно долгих ночей британец вдруг проснулся. Он не до конца определился, сон это, или реальность. Было темно, лишь теплые тени от огня играли на стенах. Рядом спит учитель, а над ним склонилась светлая, будто сотканная из облака, женщина. Мальчишка испугался этого неизвестного ему духа. Он начал тихо, судорожно просить ее уйти, оставить их с мастером, не забирать его. Она молча улыбнулась. От этой улыбки по спине Лайсерга прошли мурашки, а внутри потеплело. Возникло ощущение чего-то родного и знакомого.***
Лайсерг любил чтение. Сначала те книги, которые приносил учитель, его мало интересовали. Он читал, но не вникал в смысл. Но, постепенно, ассортимент стал меняться. Истории все чаще захватывали подвижное детское внимание. Ему нравились повествования с загадкой, как рассказы о Шерлоке Холмсе, которые (конечно, адаптированные) читал ему на ночь отец. Лайсерг с головой погружался в мир книги, следил за деталями в сюжете и старался предугадать конец. Мальчишка каждый вечер, когда приходил учитель, рассказывал ему о прочитанном. Задавал вопросы, что задели и подтолкнули к размышлению. Малыш жутко радовался, когда Хао общался с ним почти что на равных, обсуждая ту или иную проблему. Своего учителя маленький шаман также очень любил. Ему нравилось все теплое. Солнце, очаг, учитель. Первое время Лайсергу было трудно осознать ту огромную разницу в возрасте, что была между ним и Хао. Внешне это был необычный мальчишка, всего лишь на год его старше. Только при общении, весьма длительном, британец начал видеть пропасть, что легла между ними. Учитель и Жрец говорили в одной манере, а у Хао, часто, встречались и более изысканные обороты. Асакура всегда держался как взрослый. Осанка, тон голоса, взгляд и уверенность в своих действия. С ним мальчонка чувствовал себя в безопасности в любой ситуации. Даже во время своей болезни, когда, казалось, смерть уже дышала в шею своим ледяным дыханием, появление Асакуры заставило уйти все тревоги. Мастер знал все обо всем и на каждый вопрос малыша мог найти ответ, помочь практически с любой проблемой в быту или в управлении духом. Но полной силы своего учителя в плане духовного контроля Лайсерг не видел, но смутно осознавал. При нем Хао пользовался силами лишь для каких-то мелких бытовых нужд – помочь согреть воду для мытья, растопить очаг, когда не получалось высечь искру. Эта ловкость и простота, с которой Асакура справлялся с огнем завораживала Лайсерга. Однажды Хао показал ему небольшой фейеверк, созданный только при помощи духовной силы. Ему нравился огонь, как и все теплое. Мальчишка любил смотреть за танцем языков пламени и, поэтому, рыба часто подгорала. Учитель был похож на огонь. Как маленькую бабочку, британца тянуло к его теплу и завораживающей красоте, как и духовной, так и телесной, но близко он не мог подлететь из-за какой-то преграды, которую могли увидеть все, кроме него. О том, что можно направлять свою сверхдушу во вред юный даузер даже не представлял. С ее помощью можно творить красоту, как фейеверки и узоры из нити маятника, она полезна в быту и для того, чтобы защищаться. Зачем же омрачать то, что прекрасно?***
Четкого представления о мужском и женском в нем не сложилось, как и анатомического знания. Англичанин смутно помнил свою мать. У нее были длинные, красивые волосы. И у всех девочек, которых он встречал за свою короткую жизнь в Англии, были длинные волосы, разве что это были совсем маленькие дети, не понятно какого пола. Поэтому еще дома Лайсерг составил для себя теорию – у мальчиков волосы короткие, а у девочек длинные, поэтому они с папой ходят часто стричься, чтобы случайно не пропустить момент и не стать девочками. Маленьких детей британец относил к еще «не определившимся» и за них решают родители, кем быть малышу. Правда, в ее верности Лайсерг начал разуверяться со временем. Посмеяться над своими детскими обоснованиями, случайно вспомнив, «заставил» учитель. У Хао были длинные, красивые волосы и мастер пяти стихий был мужчиной, что точно. Юбка как отличительный признак девушки также давно был отброшен – Морфин носила штанишки, да и юката, в которой ходил сам британец мало походила на брюки. В целом этот вопрос не вставал резко. Лайсерг знал, что бывают рыбы-девочки. Это объяснил жрец, когда, разделывая вместе с учителем свой улов, они нашли икру. Тогда еще маленький британец чуть было не расплакался, что пришлось убить столько деток, но ему объяснили, что это лишь домики для деток, которые строит мама, чтобы папа их туда заселил. «А когда детишкам становится в домике тесно из-за своего большого размера, они появляются на свет. Также и у людей!» - с довольной улыбкой пояснил дух жреца, украдкой поглядывая так же улыбающегося Хао. При чтении, когда описывался положительный мужской образ, в зависимости от его возраста, в голове возникал либо учитель, либо отец, либо жрец – с небольшой поправкой на внешность. Себя Лайсерг редко ставил на место героя, разве что повествование шло от первого лица, и то не всегда. Если и находил паренек для себя место в рассказе, то, скорее всего, это был помощник главного героя, который был ему полезен. Женские роли отдавались Морфин и смутному образу матери…а после болезни, и той самой незнакомки, что привиделась ему в полусне. Она казалась британцу очень красивой, очень правильной – ей отдавалось место невесты или подруги главного героя. Мальчишке нравился Иисус. Выросший на рассказах жреца и Хао, повествующий о японских богах, демонах и других волшебных существах, обитая с духами бок о бок, Лайсерг воспринимал эту фигуру как очередного героя придания. Читая первый раз, маленький шаман практически ничего не понял. Затем, тщательно подбирая недостающие страницы, он собрал целую книгу из оборванных кусков и начал перечитывать. С каждым новым прочтением, происходившим через некоторое время, англичанин открывал для себя новые смыслы. Над притчами, заветами они долго говорили с учителем. Что-то было схожее в идее нового, лучшего мира, только у Учителя, кажется, не надо было умирать ради этого. Чтение было единственным ключом маленького шамана к познанию мира. Он впитывал как губка информацию, размышлял над прочитанным во время работы в огороде, пока носил воду или рыбачил. Задавал вопросы, выведенные после долгих размышлений учителю или жрецу. Часто это выливалось в долгий разговор, где с одной темы они переходили на другую, находили новые взаимосвязи. Жрец любил говорить о взаимоотношениях между людьми, о семье, о любви. Наверное, именно его влияние, его уроки этикета и сформировали конечный образ любви у Лайсерга – любовь это взаимодействие двоих. Хао же всегда уходил от темы людей, если вопрос нельзя было разобрать абстрактно, но любил говорить о философских вещах, о природе, о морали, о том, как надо строить свою жизнь. Маленький британец впитывал каждое слово и потом, сидя на теплом песке, копаясь в сырой землей, прогуливаясь между шумящих деревьев в поиске сушняка, выводил собственные идеи из сказанного. Что-то принимал, а что-то видоизменял так, чтобы подходило ему. Чаще всего приходилось смягчать какие-то суждения. Ведь, как в притче о радости и несчастье, что рассказывал ему дух, хорошее может обернуться плохим, а плохое хорошим – новый конь принесет сломанную ногу, а сломанная нога поможет уйти от армии… Но, несмотря на все попытки держаться золотой середины он все время уходил к белому. Старался надеяться на хороший конец книги, на то, что учитель придет скоро и что погода завтра будет лучше. Лайсергу нравилось думать о светлом и распространять это вокруг себя. Больше всего маленькому британцу нравилось радовать учителя. Например, небольшими подарками: какое-то существо из леса, красивый цветок или новое дерево, которое они с духом посадили на острове...Ведь учителю не нравился тот мир, откуда он возвращался. Лайсерг понимал его. Часто то, что описывалось в книгах британец не понимал. Как можно было быть человеку таким злым, таким эгоистичным? Иногда даже положительные персонажи оказывались зациклены на себе и том, что происходило вокруг них, совершенно забывая об остальном мире. Сам юный шаман постоянно взаимодействовал с островом, совершал долгие прогулки. Ему нравилось подмечать мелкие детали, составлять из них, как из кусочков головоломки целую, живую картину. Каждый элемент взаимодействовал с другим, а то и с несколькими. Когда что-то одно выходило из строя, на его месте появлялось новое. Части природы не враждовали друг с другом. Конечно, были элементы конкуренции, но британец как будто бы не хотел их видеть. Именно таким представлялся ему мир, который хочет создать учитель. Все заняты своим делом, которое приносит пользу не только исполнителю, но и окружающим. И показать эту идиллию, дать отдохнуть взору от того, что происходит где-то вне – именно с этой целью мальчонка приносил своему учителю небольшие подарки. «Я тоже знаю! Я вместе с Вами до конца!» пытался сказать он без слов. Дух. Жрец, старик. Он заменил малышу отца и любящего дедушку. С ним они проводили большую часть времени, с ним Лайсерг получил большую часть навыком, помогающих ему выжить на острове. И британец был очень благодарен Жрецу. Становясь старше, маленький шаман все меньше нуждался в присмотре и помощи. Так случилось, что под дамокловым мечом будущего турнира ему приходилось взрослеть куда быстрее. Сам мальчик этого почти не замечал. В какой-то степени он радовался тому, что начинает быть самостоятельным и учителю не нужно волноваться за него во время своих отлучек. Меньше всего Лайсергу хотелось, чтобы кто-то грустил рядом. Поэтому, когда дух начал замыкаться в себе и все чаще исчезать куда-то, маленький даузер решил помочь ему успокоиться. Когда-то старик рассказывал ему про сироту, про свою жизнь. Британец долго думал над этим – какого это, быть мертвым? Вопрос смерти встал перед ним впервые так остро. Воспоминания о родителях медленно стирались и, сменяемые новыми впечатлениями постепенно превратились в одно счастливое цветовое пятно, так, как будто это происходило вовсе не с ним, а с героем одной из книг. Гибель персонажа в романе или повести тоже казалась отдаленной, как и смерти в природе. Но здесь. Ты вроде и существуешь, и мыслишь…но ты ли это? Лайсерг, наверное, изучил каждый миллиметр острова. Он шел медленно, продираясь сквозь заросли. Впереди маленьким маяком сиял кристалл. Настроившись на энергию духа, мальчишка искал то, что осталось от него. Что-то материальное. В тонкой руке даузер сжимал огрызок лопаты. Ржавая, но рабочая. Обычно ею он копал грядки, но теперь предстоит работа сложнее. Лайсерг знал, что учитель перенес останки Жреца… Лопата плохо копала твердую землю. После изнурительной траты сил на поиск, предстояло самое тяжелое испытание. В куске тряпки лежало несколько ветхих костей. Череп и еще что-то. Лайсерг старался не смотреть прямо, когда собирал их. Ему было немного страшно…Но британец решил. Он взрослый. Он больше не будет плакать, больше не будет вести себя по-детски глупо. Наконец, когда узкая яма стала ему по пояс, маленький шаман бережно опустил сверток в землю и закопал. Об этом обычае рассказывали и дух, и учитель. На место могилы Лайсерг воткнул небольшую деревяшку и посадил цветок. А потом вернулся учитель и, кажется, они стали немного ближе. В отношениях с Хао Лайсерг все время чувствовал дистанцию, но она шла «волнами» - то больше, тогда мастера долго не было в храме, он оставлял лишь посылки с едой и книгами; то меньше, тогда визиты становились частыми и долгими. Но в день рожденья свой, а затем Лайсерга, учитель всегда приходил. Так и случилось, когда юному шаману исполнилось 12 лет. День был непривычно пасмурным, шел мелкий дождь. Лайсерг быстро закончил с работой на огороде. Все, что было нужно, он уже посадил. Оставалось лишь следить за сорняками и поливать в сухие дни. Когда учитель пришел, мальчишка сидел у очага и грел свои руки. Этот день рожденья был особенным. Недавно из его жизни ушел жрец и практически полтора месяца британец жил один. А теперь. Учитель привез котенка. Лайсерг знал, кто такие кошки, но уже давно их не видел, да и в руках никогда не держал. Этот маленький живой комочек меха и урчания сначала немного испугал юного шамана. Возникло столько вопросов: что он ест, как его мыть, как держать, где будет спать? Разговор со всеми инструкциями от учителя был долгим, но Хао, как показалось ученику, был мрачным и сдержанным. Уходя, он поцеловал Лайсерга в лоб. Больше учитель не появлялся. Котенок был словно небольшим оберегом, частичкой «себя», которую оставил Хао для ученика. В первые недели полного одиночества мальчишке было очень горько. Он, лежа в футоне, после долгой работы днем, которая кое-как спасала от грустных и тяжелых мыслей, тихо плакал. Но когда рядом ложился котенок на душе становилось как будто бы легче. Лайсерг осторожно обнимал этот теплый комок и засыпал с улыбкой. Дни тянулись за днями, дождь сменялся солнцем, солнце дождем. Книги, что приносил учитель становились все серьезнее. Ученик часто оставлял записки для Хао в корзине, служащей для передачи продуктов и книг. И вот, однажды, среди разного рода учебников и художественной литературы затесалась маленькая книжонка с любовными стихами. Лайсерг как-то по новому открыл для себя это чувство. Оно начало взрослеть вместе с ним. Тихими вечерами британец сгребал кота в охапку и лежал на полу, рассуждая о любви. О своей любви к разным вещам…Но больше всего к учителю. Это было как вспышка, как маленькое озарение. Лайсерг любит своего мастера отлично от всего остального. В этой любви было желание взаимности, именно той, которая делает чувство настоящим. Но от отсутствия всех привычных, описываемых во всех любовных историй физических атрибутов, это желание, эта привязанность, только больше росла. Украдкой, очень стыдливо мальчишка представлял себя уже не в роли друга, а в той, что обычно занимала девушка-возлюбленная. Не та, которая вдохновляет, но та, что поддерживает, понимает. Которая является символом и опорой дома, та, что за тебя не смотря ни на что. Проблемы в том, что Лайсерг сам – мальчик он сначала не замечал. А потом… Это казалось ему странным, неправильным. Но скорее не свое чувство к учителю вызывало стыд, а то, что британец мечтает о вероятности взаимности. Он не считал себя красивым. Тело начало меняться. Появилась подростковая, угловатая худоба. Это казалось чем-то не естественным в мире плавных природных линий. Образ возлюбленного также начал меняться в голове у взрослеющего Лайсерга. Многое становилось более ясным. В свои тихие беседы с котом, британец обсуждал Хао с ним. Рассказывал об их жизни, о своему растущем чувстве. Рассказывал еле слышно, краснея, на самое ухо, что чувствует одиночество учителя даже сейчас, и что мечтает спасти его от этого одиночества. Говорил, зная, что вокруг никого, осторожно и робко, что хотел бы приносить своему мастеру радость, хотел бы жить с ним в том самом новом мире. Желаний было много. Много несбыточных. Они накапливались в маленький светлый комок чувства, которое теплилось и урчало внутри, согревая существование в одиночестве, наполняя его смыслом. Иногда учитель оставлял короткие послания ученику. Паренек перечитывал их жадно и долго-долго думал над ответом, подбирая каждое слово. Лайсерг начал самостоятельные тренировки своих навыков как шамана. Из писем он узнал, что турнир рядом. Хао рассказывал об этом состязании и осторожно готовил ученика к возможному участию. Британец хотел участвовать на стороне того, кого любил. Кому был многим обязан. Чьи идеи разделял. Ради учителя он готов был использовать сверхдушу в бою. Прошло лето. Медленно осыпалась осень. Накрыла землю своими белыми лапами зима. Снова стало холодно. В это время жизнь в храме замирала. Становилось все сложнее. Если поход за дровами не вызывал проблем, но вот мытье… До источника и обратно ходить одному Лайсерг опасался. Он грел воду или растапливал снег на очаге и обтирался теплой водой, чтобы сохранять ощущение чистоты. Таким образом прошла большая часть зимы, пока, все-таки, холод не победил. В одну из ночей затух очаг. Британец проснулся в еле теплом помещении и, кое-как разведя огонь снова, почувствовал, что никак не может согреться. Все произошло настолько быстро… паренек молча лежал в футоне, не в силах даже закончить отвар из трав, который готовил для него учитель. Мир вокруг превратился в мутное пятно. Было жарко и мокро, липко. В голову постоянно лезли глупые мысли. Лайсерг не жалел, что придется умереть так вот, глупо. Больше всего ему было стыдно перед Хао. Он вырастил его, пригрел, вложил надежду и силу…а вышло. Ноль. Сложно описать всю ту радость, которую пережил паренек, когда учитель снова появился. И опять спас его. Лайсерг старался быть тихим и покладистым, как в первый раз. Это было невероятно хорошо. Снова ощущать тепло человеческого тела, слышать ласковый голос того, кто дорог тебе больше всех на свете. С каждой минутой проведенной вместе с учителем после столь долгой разлуки британец понимал, насколько верно его чувство и как теперь крепко въелся этот урчащий комок в его сердце, душу, тело. Насколько радостно было появление, настолько больно было вновь потерять Хао. Но любовь не давала загрустить снова. Лайсерг снова дал себе обещание не плакать и быть сильным. Он с двойным усердием взялся за домашнюю работу и тренировки. Попросил немного бумаги. Принялся готовить подарок на день рождения своего возлюбленного учителя. Паренек решил записать все то, что с ним происходило. Открыть всю свою душу Асакуре, признаться. Дело шло медленно, но верно. Каждое правильно вставшее слово давало заряд счастья на целый день. Лайсерг тихо и осторожно представлял себе реакцию учителя на то или иное предложение, еле слышно зачитывал кусочки коту, ставшему лучшим другом британца. В этой маленькой эйфории паренек и жил, пока одним весенним днем не пришел учитель.***
Это был теплый летний день, один из тех, когда выбраться из помещения было куда приятнее, чем искать прохлады под крышей. Так решили и двое шаманов. Отворив все двери в храме, они сидели за низким столиком, друг напротив друга. Перед ними – старенькие глиняные чашки и плоский чайник со слегка отколотым носиком. Вдалеке шумит море, да шепчет листвой разросшийся лес; редко звякнет старый колокольчик с пожелтевшим от времени хвостом-амулетом. Все старое, деревянное здание дышало своими скрипучими досками, наслаждаясь погодой вместе со своими обитателями. Мальчик, не старше тринадцати лет, одетый в белую юкату с узором из бледно-алых цветов и салатовых листочков, осторожно улыбался. Сбоку от него, на гладком, начищенном до блеска, дощатом полу, лежала потрепанная книга. Свернувшись клубком, томик облюбовал дремлющий кот. Как и всегда, рассказав о недавно прочтенном произведении, Лайсерг затих на время, ожидая реакции учителя. Начался их привычный разговор, продлившийся на удивление недолго, и тяжело упал. Беседа не шла, несмотря на хорошую для нее почву – повесть явно зацепила британца. Мальчишка был встревожен, что прекрасно чувствовал огненный шаман. Мало того, он точно знал причину волнения своего воспитанника. Бледная рука британца крепко, нервно сжала чашку. Асакура следил за языком этого угловатого, подросткового тела сквозь полуприкрытые веки и подтверждал свои догадки. Горячие, темные глаза встретились с ясными, зелеными. В мягком и тихом голосе Лайсерга слышалась уже потухающая надежда. - Вы останетесь сегодня на ночь? Хао опустил взгляд. Столь очевидный вопрос заставил его погрузиться в теплые воспоминания. -Да. Это был особенный день. День, когда пролетит звезда. Двое шли по каменной тропке к горячим источникам. Полет Звезды они наблюдали вместе, учитель и ученик. Два шамана с такой огромной разницей в возрасте… Лайсерг шел чуть позади, не решаясь поднять взгляд. Последний час прошел будто в сказке. Они сидели на веранде, близко-близко, настолько, что юный британец ощущал тепло своего мастера. Горячий травяной чай и прохлада летней ночи. Ожидание проходило в молчании. Но по лицу огненного шамана можно было понять, что Асакура доволен и счастлив? Точно можно было сказать, что на губах его играла умиротворенная ласковая улыбка. По черному океану тысячи звезд проплыл огромный кит кометы. Оба они любили звезды, ни разу не наслаждаясь видом ночного неба вместе. Сердце юного даузера билось быстро, но это волнение было приятным. Пареньку хотелось коснуться учителя. Осторожно, он пытался, протягивал тонкую, чуть дрожащую руку. Но нет. Снова белая кисть ложилась на колени британца и Лайсерг вздыхал про себя. - что-то не так? – как-то обыденно спрашивает Хао, даже не смотря в сторону парнишки. Он и правда напряжен излишне. Обычное его напряжение после возвращения стало привычным для Асакуры, частью нового британца, повзрослевшего. Сидит, поджав колени к груди и, словно мраморная статуя, повернув голову куда-то вбок. Как и всегда, когда задумывается о чем-то. Мастер пяти стихий как всегда расслаблен. Повисает молчание. Лайсерг поджал губы, глубоко вздохнул. Ночь была свежая и светлая. Тихая. Огненный шаман с легко смотрел на ученика. В темных глазах играла улыбка. Пока это еще было можно себе позволить: не думать о том, что предстоит. - все хорошо, просто я задумался. Лайсерг вдруг счастливо-счастливо улыбнулся. Он закончил свое письмо. Оно уже лежит среди вещей Асакуры. А в голове крутилась одна глупая мысль «Я люблю вас»