Мата Хари из Техаса

Закат догорает, окрашивая море в розово-пурпурные тона. Мы, обнявшись, стоим на склоне сопки, откуда открывается вид на залив Стрелок и мерцающий огнями городок. Где-то там, за одним из этих окон, родители Анны в компании немолодых уже людей поют и смеются. Они собираются вот так раз в год, в последнее воскресенье июля. Здесь, в России, это называется День Военно-Морского Флота. Невдалеке тлеет костерок и звенит гитара. Это та самая «банда» собралась вместе. Тот, кто помешивает картошку в мерцающих углях, и есть головная боль нашего шефа. Это он, теперешний преуспевающий столичный программист, дарил Анне телефон, предварительно установив микрочип, кодирующий сигнал во избежание прослушки. Шутник! Он всегда был их предводителем. Это он мастерски изготавливал целлулоидные и карбидные бомбочки, благо что пупсики в местном военторге не переводились, а после взрывов на шкотовских складах в начале девяностых разжиться карбидом была не проблема. Правда, когда «банда» взорвала какую-то заброшенную хибару, им здорово влетело, но охоты к приключениям не отбило. Все они родом из Тихаса. Именно так уже третье поколение подряд зовет военно-морскую базу на берегу залива Стрелок. Промысловка, Тихоокеанский, Фокино – для тех, кто здесь служил, родился и вырос, это навсегда их Тихас. Анна потерлась щекой о мое плечо. В сгустившихся сумерках я угадываю ее улыбку. Не иначе вспомнила, как знакомила меня с бабушкой и дедом. «Северокорейская террористка» оказалась улыбчивой старушкой лет семидесяти-восьмидесяти в простеньком ситцевом белом платочке. Выяснилось, не только она, но и ее родители появились на свет в Приморье, куда их предки-христиане бежали с севера Кореи еще в первой половине девятнадцатого века, во время гонений, и не они одни. Во второй половине, когда эти земли прочно вошли в состав России, перешли в ее подданство и православие. Причина пробелов в биографии бабушки тоже вполне в духе времени: вместе с другими корейскими семьями ее семья при Сталине была выслана в Казахстан. Там девочка осиротела, была помещена в спецдетдом, где и познакомилась со своим будущим мужем – тоже сиротой, из саратовских немцев. Во время войны мальчишке сменили имя и фамилию, так что Эрнст Вайль стал Сашей Локтевым, по названию маленького полустанка Локтево, вблизи которого его подобрали замерзающим машинисты товарного состава. Анна говорит, что ничего особенно неправдоподобного в биографиях ее деда и бабки нет, обычные для своего времени судьбы. Ей виднее. Я полной грудью вдыхаю запах, напоенный ароматами трав, дымом костра и запахом моря. Я калифорниец. У нас с Анной всегда был один океан на двоих, просто здесь его называют – Tikhij.