***
Дин действительно напивается в Доме у дороги и следующие несколько часов бедному Сэму приходится усмирять несносного пьяного брата. Завтра, когда Дин протрезвеет и ему будет стыдно, хоть он и не признается в этом, он обязательно угостит Сэма обедом по дороге в его квартиру в центре города, тем самым своеобразно извиняясь. Уже почти полночь, когда Сэм дотягивает его до двери и помогает не споткнуться в проходе. Старая комната Сэма по-прежнему пустует, поэтому Дин не заботится о том, где его брат собирается спать. И когда Сэм умудряется наполовину довести, наполовину дотащить его на себе через прихожую, Дин вдруг решает, что в таком состоянии очень стремно подниматься по лестнице, поэтому он падает лицом вниз на диван до того, как Сэм начнет возражать. – Далековато, Сэмми, – говорит Дин и скользит руками под подушку, которую кидает ему Сэм, зарываясь в нее лицом. – Мне и здесь хорошо. Сэм фыркает и сдергивает плед со спинки дивана, накрывая им брата. – Спи, придурок, – отвечает он. – Утром приготовлю тебе кофе. Уверен, тебе он понадобится. Дин отмахивается, даже не потрудившись открыть глаза. – Сладких снов, Сэмми, – громко желает он. – Заткнись, Дин, – шипит Сэм. – Ты разбудишь Каса! Дин медленно качает головой, сжимая пальцами подушку под головой. – Каса нет дома, – мычит он. – Развлекается с Дафной, – он брыкает ногой, показывая все свое недовольство и плед соскальзывает с него. Сэм вздыхает и поднимает с пола плед, бросая его обратно на Дина. – Ты как маленький ребенок, – ворчит он. – Я спать. Дин глубже зарывается в подушку, пока шаги Сэма приглушенно раздаются на лестнице. Его разум затуманен алкоголем, и он перестает бороться с этим, позволяя теплому, нечеткому шуму в голове завладеть собой. Следующее, что он понимает, как просыпается от звука закрывающейся входной двери и скрипа половиц. Он проспался и теперь о выпитом свидетельствует лишь помутнение в глазах и сильная головная боль. Проспав долго в одном положении, Дин перекатывается на спину и когда на кухне щелкает выключатель, он прикрывает рукой глаза от льющегося через дверной проем потока света, и тут же протестующе стонет, когда следом раздается звук открывающихся ящиков и ужасный стук кастрюли и сковородки друг о друга. – Дин? Дин неохотно убирает руку и приоткрывает один глаз, наклоняя голову на звук голоса. Он растерянно моргает, когда видит растрепанную темную макушку Каса, выглядывающего из кухни. – Что ты делаешь на диване? – спрашивает Кас, понизив голос, и Дин ценит это, учитывая пульсирующую боль в висках. Дин резко садится и вздрагивает от болезненных вспышек перед глазами. – Не добрался до лестницы, – кряхтит он и зажимает пальцами переносицу, абсолютно, блин, бесполезно пытаясь предотвратить боль. Кас хмыкает и его губы дергаются в едва заметной улыбке. – Раз уж ты проснулся, яичницу будешь? Я ужасно голоден. При упоминании о еде у Дина в животе урчит и он, шатаясь, встает на ноги, волоча за собой накинутый на плечи плед, на ходу укутываясь. Он плюхается на стул за кухонным столом и со стоном роняет голову на скрещенные руки. – Тяжелая ночь? – Кас открывает холодильник и вытаскивает яйца. Дин слабо кивает, упираясь на руки и Кас издает тихий смешок. – Не слишком ли ты стар, чтобы тупо напиваться, Дин? Дин поворачивает голову и разлепляет один глаз. – Во-первых, я не старый, – отвечает он хриплым голосом. – Во-вторых, я никогда не буду слишком старым, чтобы тупо напиваться, если этого требует ситуация. И в-третьих, умолкни. И Дин успевает увидеть его нежное закатывание глаз до того, как Кас разворачивается к плите. Он разбивает яйцо об край кастрюли и ловко разделяет его на две части. – Я так понимаю, домой тебя привез Сэм? Он отбрасывает скорлупу, проделывает то же самое еще с тремя яйцами и начинает перемешивать пластмассовой лопаточкой. Дин кивает. – Он в своей комнате, я отвезу его домой завтра. Сегодня. Попозже. Дин следит за Касом, когда тот направляется к холодильнику и вытаскивает что-то еще, добавляя это на вторую сковородку на плите. Кас не самый искусный повар, но, по крайней мере, он может приготовить завтрак, и от жирного запаха, заполнившего кухню, Дин ощущает не хилый сушняк. – А что ты дома делаешь? – наконец, спрашивает Дин, наблюдая, как мышцы на спине Каса перекатываются под рубашкой, пока он перемешивает яйца в кастрюле. – Ты же собирался остаться у Дафны. Кас смотрит через правое плечо на Дина, прежде чем повернуться обратно к плите, пожимая ими. – Мы немного повздорили. Дин, наконец, отрывает голову от стола. – Под "повздорили" ты же имеешь в виду огромный-скандал-с-криками-и-дракой? – Нет, Дин. Повздорили – это значит просто повздорили. Кас отворачивается от плиты с тарелкой в руках и ставит ее напротив Дина, и Дин видит, что хитрый засранец поджарил вместе с яйцами немного бекона. Он приготовил бекон именно так, как Дин любит, даже если и считает это отвратительным: не слишком хрустящий, но все равно жирный, мягкий и очень вкусный. Кас ставит стакан воды рядом с ним и усаживается за их маленький круглый кухонный стол, и в его тарелке нет никакого бекона, так что Дин знает, что Кас приготовил его специально для него. Дин благодарно кивает и подносит стакан к губам, осушая сразу половину, прежде чем приступить к еде. Он принимает этот бекон, как взятку, чтобы Дин оставил Каса в покое, поэтому он перестает выпытывать у него про их ссору с Дафной (потому что, да ладно, никто в здравом уме не откажется от секса и спящего рядом мягкого теплого тела только потому, что они немного повздорили). Они едят в тишине, нарушаемой лишь царапаньем вилок по тарелкам. В конце концов, Кас не выдерживает: – Дафна видела рекламу для шоу, – говорит он и нервно крутит в руках вилку, глядя на яичницу так, будто она его смертельно обидела. Ага. Дин был прав. Она действительно проблемно отнеслась к тому бредовому постеру, где они с Касом вместе или, блять, что-то вроде этого. Он считает, что если бы голова болела не так сильно и он не был таким измотанным, он бы, скорее всего, сейчас очень радовался. И Дин делает мысленную пометку сказать Сэмми, что он выиграл этот спор, если, конечно, не забудет к тому времени, как снова проснется. – Я тоже сегодня видел такой плакат, – Дин снова подносит стакан с водой к губам. Кас устремляет на него серьезный взгляд. – И поэтому ты решил разделить свои беды с Джеком и колой, да? "Вообще-то, – думает Дин, – это потому, что я, походу, охренеть как влюблен в тебя, и весь мир об этом знает, кроме меня, и я догадываюсь, что и ты тоже знаешь, и только этот огромный рекламный щит на шестом авеню раскрыл мне глаза." Дин упрямо качает головой и надеется, что выступивший на щеках румянец не заметно. – Не, чувак, мне пофиг, – лжет он. – Это же просто пиар. – Это-то я и пытался объяснить Дафне, – Кас запускает руку в волосы, взъерошивая и без того запутанные пряди. Он забирает у Дина пустую тарелку и ополаскивает вместе со своей в раковине, прежде чем закинуть их в посудомоечную машину. – Как я понял, она просто волнуется о том, что на это скажут ее родные. Он вздыхает и поворачивается лицом к Дину, устало опираясь о столешницу. Дин слабо пожимает плечами. Если уж на то пошло, Кас в каком-то смысле теперь достается ему. И Дин не хочет, чтобы его парень – как подразумевает плакат – с кем-нибудь встречался. – Просто спихивай все на Гарта. Я так и собираюсь делать. Кас смеется, а Дин в ответ ухмыляется, игнорируя острую боль над левым глазом. А затем следует долгий момент, когда они просто сидят и улыбаются друг другу, как парочка идиотов, но потом улыбка Каса дергается и он прочищает горло, отводя взгляд в сторону. – Ладно, хоть уже... – Кас смотрит на свои часы, – два часа ночи, не думаю, что в ближайшее время смогу уснуть. Не хочешь посмотреть фильм? – Это можно. Но не обещаю, что досмотрю его до конца, – предупреждает Дин. Кас закатывает глаза, но его улыбка нежная. – Хорошо, но тогда фильм выбираю я, – отвечает он и возвращается в гостиную, прежде чем Дин хотя бы успевает встать на ноги. – Это не честно, – бросает ему вслед Дин болезненным голосом. – Ты пользуешься моим состоянием. Сжалься над бедным человеком! Фырканье Каса слышно даже из кухни. – Похмельем ты вряд ли вызовешь у меня сочувствие, Дин, – говорит он, и Дин слабо улыбается, потому что знает, что Кас его не видит. К тому времени, как Дину удается притащиться в гостиную и шлепнуться задницей обратно на диван, включенный Касом фильм уже начался. Он усаживается поудобнее, когда Кас падает рядом с ним. А затем знакомый закадровый голос в сопровождении с заунывной мелодией спокойно раздается из динамиков телевизора, и какое-то время Дин просто хлопает глазами, убеждаясь, что ему не чудится, что он действительно это видит. Нет, ему не чудится. Кас включил Властелин колец. Ну, конечно же, он помнит. У Каса очень хорошая память и, вероятно, он не забыл, что случилось в прошлый раз, когда они вместе смотрели этот фильм. Дин смотрит краем глаза на Каса, но взгляд друга сосредоточен на экране, его губы беззвучно шевелятся вместе с речью Галадриэль, даже с той частью, которая на эльфийском. "Вот задрот", – думает Дин, и у него появляется непреодолимое желание обнять Каса за плечи и притянуть к себе. Дин начинает цитировать хоббита Руди (которого, он прекрасно знает, зовут Сэм), коверкая его слова, пока Кас не закатывает глаза и, не сдержавшись, бьет его подушкой по лицу. Во всем этом чувствуется привычное волнение, и Дин ощущает зарождающееся тепло внизу живота от соблазна придвинуться ближе, касаясь Каса, чтобы узнать, что будет, если они, в конечном итоге, повторят их прошлый раз. Он хочет Каса, и думает, что невозможно, чтобы Кас не понимал, что происходит прямо сейчас. И еще он считает, что Властелин колец – самый необычный афродизиак из всех. "Но как же Дафна", – звучит дурацкий голос в голове, уж больно похожий на настойчивый шепот Сэма. "К черту Дафну", – рассержено думает он. "Я первый с ним познакомился." "Это не сработает, Дин", – снисходительно говорит голос Сэма, и Дин закатывает глаза, представляя прилагающийся к этим словам бичфейс. Он считает немного смешным то, что его совесть звучит как Сэм, и он собирается завтра устроить брату взбучку за то, что заставляет его думать о подобного рода вещах, этим же мешая его возможному сегодняшнему сексу. Но как бы ему не хотелось этого признавать, голос Сэма действительно был прав. Только потому, что Кас сейчас рядом и Дин влюблен в него, еще не значит, что Дин заслуживает второй шанс, не тогда, когда есть кто-то гораздо добрее, лучше и достойнее Каса, чем Дин. Даже при том, что он ничего не желает больше, чем засунуть голос Сэма куда подальше, приблизиться вплотную к Касу, переместить пальцы на его бедро, прижаться губами к его шее и втянуть его кожу, оставляя красный след, означающий его права на него, он этого не делает. Он три года не вспоминал о той ночи, и, может, намного больше времени не позволял себе разглядеть свои чувства к Касу, и даже тот факт, что Вселенная уже вовсю размахивает перед его лицом радужным флагом, не мешает ему продолжать притворяться. Он хороший лжец. Дин откидывается на спинку дивана, подтягивая под себя ноги и накрывает их с Касом пледом. Он с трудом фокусируется на экране, позволяя знакомым словам и музыке затянуть его обратно в пелену похмелья. Вскоре он соскальзывает в сторону и упирается головой в плечо Каса, но Кас не пытается спихнуть его, как и Дин тоже. Дин не утруждает себя мыслями, что он, блять, вообще-то не должен касаться Каса, не тогда, когда небольшой фрагмент его фантазий воплотился в жизнь. Он слишком жадный и слишком эгоистичный для этого, и это же нормально, верно? Он просто прислоняется к нему, и если кто-то будет спрашивать, он просто свалит это на похмелье и оставшуюся вокруг них шумиху. И это тепло, хорошо, правильно и настолько уютно, что Дин не в состоянии долго держать глаза открытыми. Через некоторое время после того, как хоббиты попали в Ривенделл, Дин засыпает под слабый мерцающий свет, прорывающийся через закрытые веки, легкий гул голосов и тихую музыку в телевизоре, прерываемые лишь ровным дыханием Каса.***
Следующим утром Дин просыпается от слишком знакомого звука многозначительно прочищающего горло Сэма. Ноющая боль в шее и онемевшие ноги означают, что Дин не в кровати, но он чувствует себя достаточно хорошо несмотря на ту боль и страдания из-за которых он не может пошевелиться. И это как-то связано с чем-то, отдающим жаром и прижимающимся к нему сбоку, но Дин слишком счастлив, чтобы задумываться над этим. Он моргает и смотрит на брата, который навис над ними как, блин, тот монолит, скрестив руки на широкой груди. Дин снова моргает и трет заспанные глаза. – Утречка, Сэмми, – тихо здоровается он. – Дин, – говорит Сэм, глядя на него сверху вниз широко раскрытыми глазами так, будто у его брата недостает какой-то части тела. – Что такое? – огрызается он, а затем напрягается и замирает, когда что-то под ним начинает шевелиться. Проклятье. Он медленно, почти со страхом, наклоняет голову и его опасения подтверждаются. Да, под ним, прижимаясь боком, все еще крепко спит Кас, закинув одну руку на спинку дивана, а Дин лежит щекой на его груди и на мягкой серой футболке, где опирался его рот, теперь красуется маленькое пятнышко от слюны. Другая рука Каса была закинута на Дина, не притягивая или отталкивая, а непринужденно, так, будто это был самый обычный и естественным жест в мире, типа привычки. И тепло, исходящее от тела Каса, напрягшегося под ним, такое привычное и непривычное одновременно, и это все так напоминает их последнее совместное пробуждение, что Дин быстро скользит рукой к своим бедрам и облегченно вздыхает, когда понимает, что он по-прежнему одет. Но за облегченным вздохом следует и волна сожаления. Дин осторожно садится, пытаясь не толкнуть Каса, но его волосы случайно задевают подбородок Каса, рука сползает на диван и он двигается, раскрывая, наконец, глаза и смотрит на Дина. На мгновение на его лице появляется восхитительное замешательство, будто он до конца не понимает, почему перед ним Дин, смотрящий на него сверху вниз, а потом взгляд голубых глаз теплеет и на лице появляется широкая, сонная улыбка. И Дин ничего не может с собой поделать. Он улыбается ему в ответ, и в течении одной блаженной секунды, он до смешного беззастенчиво счастлив. Но затем Сэм снова кашляет, напоминая о себе и они оба подпрыгивают на месте. Дин пристыженно вскакивает с дивана и чувствует, как его лицо заливается краской. Его ноги запутываются в одеяле, в которое все еще был завернут Кас, и он кренится вперед. Сэм успевает поймать Дина и вгоняет его в еще больше неловкое положение закатыванием глаз в своей правоте. – Эй, ребята, – настороженно говорит Сэм и его недоверчивый взгляд мечется с одного на другого. Кас садится и потягивается, от чего одеяло падает к его талии. – Доброе утро, Сэм, – говорит он, разминая плечи. – Выспался? Кас вообще не волнуется, в отличие от Дина, или же ему просто лучше удается это скрыть. Он выглядит абсолютно невозмутимым и не обращает внимание на мокрое пятно от слюны Дина у себя на груди, будто его там и нет вовсе. – Я хорошо спал, – отвечает Сэм. – Но, как вижу, не так хорошо, как вы двое. – Много ты понимаешь, Сэмми, – возражает Дин. – Не твоя же шея болит так, будто по ней прошлись ломом. Он рукой разглаживает мышцы у основания шеи и обращается к Касу: – Ты не годишься на роль подушки, чувак, – слабо шутит он. Кас закатывает глаза и Дин подавляет рвущийся наружу облегченный вздох на этот привычный жест. Он не облажался снова. Между ними по-прежнему все нормально. И что с того, что он влюблен в Каса? Да, будет немного трудновато, зная, что Кас с Дафной и что он не ответит взаимностью, но лишиться лучшего друга будет в тысячи раз хуже. Сэм кашляет снова и Дин понимает, что не отрывает взгляда от Каса. И Кас тоже замечает это, склонив голову и нахмурив лоб, он смотрит на Дин так, будто тот какая-то особенная неподатливая деталь пазла, которая никак не вписывается в маленькое аккуратное место, оставленное для него Касом. Дин слегка мотает головой и игнорирует довольный, подчеркнутый взгляд Сэма, брошенный на ходу. – Ну что, кофе? От Каса по утрам мало проку, поэтому он падает за кухонный стол, сворачиваясь в очаровательный клубок. Дин автоматически идет к кофеварке, отпихивая локтем Сэма в сторону и вместо этого указывает ему на пончики за стойкой, но это только потому, что их машина привередлива и будет быстрее, если он приготовит кофе сам. Он ставит полную кружку кофе рядом с Касом и тот обхватывает ее своими длинными пальцами, благодарно улыбаясь Дину. И, ладно, может, сегодня утром Дин и чувствует себя немного иначе, когда в груди теплеет от этой улыбки, и, может, он и удерживает сонный голубой взгляд немного дольше, чем обычно. А затем Кас практически подскакивает со своего стула, как какой-то взбесившийся заяц и его кофе разливается по всему столу, а Сэм и Дин смотрят на него так, будто он кого-то похитил. Что по-любому так и было, потому что обычно Кас нигде не появляется до десяти утра, тем более без хотя бы двух выпитых чашек кофе, и он определенно не летит к дверям, поспешно прощаясь через плечо, даже не удосужившись пригладить рукой беспорядок на голове. Дверь захлопывается за ним и Сэм поворачивается к Дину, смешно разинув рот. – Какого черта сейчас было? Дин пожимает плечами. Хотел бы он знать ответ на этот вопрос, как и та часть его, что никак не может прекратить думать, что это как-то связано с тем, что они проснулись вместе, прижавшись друг к другу на диване, что очень было на то похоже. И, кажется, все оказывается не так нормально, как он надеялся. – Не напрягай меня, Сэмми, – говорит он, изображая беззаботность. – И передай пончик. Он изо всех сил старается не думать об этих утренних событиях, пока они с Сэмом доедают свой завтрак, и Сэм, Слава Богу, не достает его вопросами, хотя было понятно, что ему хотелось спросить. Они заполняют тишину бессмысленной болтовней и несколько часов смотрят Звездные войны, потому что это потрясающий фильм, а затем Дин отвозит Сэма на прости-твой-брат-был-пьяным-придурком-прошлой-ночью обед, как и обещал сам себе. Они не обсуждают рекламный постер и внезапное озарение Дина, за что Дин ему бесконечно благодарен. Но когда он в следующий раз проезжает мимо этого проклятого плаката после того, как забрасывает Сэма домой, Дин оборачивается через плечо на яркую, светящуюся фразу: "Что же между ними на самом деле?" – А ничего между ними на самом деле нет, – с горечью бормочет он и Импала с грохотом едет дальше.