Вампир в домике на дереве

Я точно не знаю, что именно заставило того человека так безжалостно поступить с Энтони, но почему-то это случилось именно в тот день, когда я был далеко от места происшествия и никак не мог своими силами поспособствовать и помочь ему. Его семья и он возвращались с какого торжественного вечера по случаю то ли дня рождения, то ли свадьбы – не суть, но я точно не знаю откуда они ехали. Просто знаю о том, что они возвращались с какого-то светского мероприятия, после которого и случилась катастрофа. Тогда я вернулся на территорию того города глубокой ночью, и принялся искать Энтони и его семью, не обнаружив их дома. Просто всегда перед тем, как лечь спать в свой тогда до жути уютный гроб, я наведывался к ним и смотрел все ли с ними в порядке. В то время я чувствовал себя заботливой мамашей, которая до тошноты воркует над своими детишками, и знаешь, мне это нравилось в себе. Кажется, я находил в себе новые качества, до этого неизведанные и не обнаруженные мной. Наверное, это был первый после долгих веков раз, когда я настолько привязался к людям, которые все-таки являлись моими потомками, поэтому заволновался, когда не обнаружил их дома глубокой ночью. Как бы тебе объяснить? В те века было не принято проводить ночи вне своего дома, и любой уважающий себя сэр обязан был быть дома как можно раньше, иначе о его репутации пошли бы дурные слухи. Он мог заниматься ночью чем угодно, даже ездить навещать больную тетушку или печь пироги для завтрашнего мероприятия, но все равно светские люди не приняли бы никаких оправдания и все равно бы заподозрили что-то неладное с таким человеком, и обязательно пустили бы грязные сплетни. Насколько я знал Энтони, он никогда не позволял очернить репутацию – ни свою, не своей семьи. Он был примерным гражданином, да еще и был типичным англичанином, для которого лучше было бы пропустить чьи-то похороны, чем прийти на них со старой бутоньеркой, которую видел уже весь свет. Это было ужасно некрасиво и немодно, появляться в одном и том же больше двух раз. Так вот поэтому, зная истинный джентльменский и английский характер Энтони Смита, я понял в ту ночь, что с ним что-то случилось. Примерно пару часов я облетал ближайшие здания и дороги, чтобы как пес учуять след Энтони и найти его. Не смотря на то, что была ночь, мысли других людей временами врезались мне в голову и среди них, я пытался отсеять мысли Энтони и найти его след. Нигде не было его слов и мыслей, или даже просто похожих на него, и я отчаянно выкидывал чужие горести и радости из своей головы. Они только мешали мне сосредоточиться на главном. Потом я пытался найти волну мыслей Гертруды – его жены, или хотя бы мыслишки его детей, но ничего во всем огромном, но маленьком на вид городке, я не нашел. У меня остался один вариант, который вскоре подтвердился. Я нашел его и семью в разбившейся о камни, карете. Она упала с моста высотой несколько сотен метров и одним махом убила их всех. Я чувствовал его запах и присутствие, стоя на вершине холмов и смотря острым вампирским зрением на подножие моста под которым лежала разбившаяся карета. Не знаю сколько я так стоял, вглядываясь в темноту и осознавая, что Энтони и его семья мертвы, но успел почувствовать, что мои и без того холодные руки, похолодели еще больше. Внутри что-то сжалось, с ледяным холодом опоясывая всю мою сущность. Только один раз до этого мне было настолько холодно, поэтому я даже немного насторожился своей реакцией, пытаясь понять свои истинные чувства. Нет, они не были последними моими потомками, но все равно мне было грустно осознавать, что такой хороший на редкость человек как он просто взял и погиб в результате несчастного случая. Тогда я думал, что просто кучер не смог справиться с вожжами и их занесло в бок, выталкивая с моста. В ту секунду я думал так, не зная истинной причины всего того что произошло. Медленной и черной тенью, я все-таки спустился на дно этой бездонной ямы, которая унесла жизнь Энтони и Гертруды, даже забрав тех маленьких ангелочков, которые еще не успели сделать никому ничего плохого. Они все лежали там, в разных частях, в обломках и в море крови, вытекающей из разных частей их тел. Они все были умыты кровью с ног до головы, и мной так нелюбимая и одновременно желанная кровь, стала мне противна еще больше. Их тела были вовсе не ослепительны в красном одеянии кровавых телец, а наоборот вызывали жалость и некое отвращение от увиденного. Если бы я мог тогда есть еду, меня бы стошнило. Но в том и была суть, что я был вампиром и не мог вытолкнуть всю эту тошноту из себя, в виде обычной рвоты, и она осталась во мне целиком и полностью. Даже сейчас, вспоминая это зрелище, мне хочется запихать в себя как можно больше человеческой еды и наконец-таки вырвать, и напрочь забыть то поганое чувство, когда люди, являющиеся твоими родственниками, лежат в крови. Я уже видел подобное несколько веков до того события, и поэтому это утроило мое чувство ужаса и отвращения. Когда-то в подобной примеси из крови и земли лежали мои родители и она… (на этом месте Маршалл запнулся, но кашлянув, продолжил свой рассказ). Я подходил к каждому из трупов и внимательно оглядывал его, словно душевный мазохист, надеясь где-то глубоко в сердце, что кто-то из них все-таки жив. Конечно же, я ошибался, и хрупкие человеческие тела не могли выжить, упав с такой высоты и отбивая себе об камни все части тела, вдребезги разламывая белые кости. Они все были мертвы и их органы разбиты в лепешку из смеси человеческого мяса и крови, словно кто-то порубил их гигантским молотком. Наверняка внутри них собралось месиво из кусочков костей, раздробившихся о камни и сплющенных органов, когда-то функционирующих и живых, а теперь ставших только кусочками клеток с кровью. Энтони лежал ближе всех к каркасу от разлетевшейся на кусочке кареты. Он лежал на животе, склонив голову набок и перекинув руку через колесо, согнувшееся от падения. Кажется, его пальцы были переломаны. Когда я подошел ближе, то увидел, что все его черные волосы полностью обмокли в бардовой крови, отчего кажется, что он, только что принял душ и волосы его, просто мокрые от воды. Но это было заблуждение для вампира, который хотел бы иметь возможность их оживить. Они были не первые, кто умер у меня на глазах, так что даже легче перечислить, кто не умер, чем перечислять мертвых. Но не суть. Я смотрел на его мертвое тело и дышал его кровью. Невидимые пары крови поднимались в воздух и входили в мои ноздри, будто специально говоря: на - нюхай кровь своего потомка. Я готов был упасть на колени и как в дурацких фильмах закричать: за что? Я готов был разрывать на себе одежду и биться головой о камни, разбиваясь насмерть… но я просто стоял и смотрел на его красный труп и зеленые глаза, застывшие в страхе перед неминуемой смертью. Возможно, это покажется тебе эгоизмом, потому что мы с ним были похожи внешностью, но тогда я посчитал его дико прекрасным в этом ужасно-обезображенном виде. Он был красив и мертв, как увядающая красота осени в мрачном готическом саду, которую видно и слышно среди статуй и тухлых озер. Мимо которой можно пройти и посмотреть всю трагичность увядающей красоты, но согласиться что, несмотря на ее скорую кончину, ее приход был не напрасным. Мне захотелось обнять Энтони на прощание, перед тем как его найдут и положат навсегда в сырую и кишащую червями землю, перед этим упаковав в деревянную упаковку, как посылку для всех демонов. Не знаю, что за порыв окатил меня тогда, но я решил его потрогать на прощание. Тогда я аккуратно вытащил его нижнюю часть тела из кареты и положил его полностью на землю, не желая повредить его больше, чем он был поврежден. В свете лунного света и моих ярких красных глаз, я увидел человека, который внешне являлся точной копией меня, вплоть до мельчащих деталей. Только он лежал сейчас в крови, и сердце его больше никогда не забилось бы, даже если б я бил его током изо дня в день. Он был мной, а я был им. Мне вспомнилось, что в тот день, когда я стал вампиром, я ведь точно так же валялся в крови от воткнутых в органы стрел, наконечники которых пронзали меня болью до костей, и мог бы умереть. Только тогда я умер понарошку, оставшись на земле в виде проклятого существа, коим никогда не хотел быть. А Энтони – он умер на самом деле. Все. Он больше никогда не вернется и навсегда останется умершим в прямом и переносном смысле для всех, кто его знал. А я… я умер только как человек, но остался жить как кровожадный вампир. И знаешь, какая тоска накатила на меня тогда! Я смотрел на мужчину, который выглядел точно так же как я, только старше на десяток лет и в голове у меня рождалась дикая и неприличная мысль. «А что если я стану им? Ведь я смогу прожить его жизнь, а потом скрыться когда придет время и умереть?», - думал тогда я, понимая насколько жутко звучат мои мысли. В ту секунду, глядя на свое окровавленное лицо, которое принадлежало не мне, я захотел стать Энтони Уильямом Смитом и забрать его реальную жизнь себе. Мои мысли озарило воспоминание о замке, который мы почти что достроили и о том кому же он может достаться, когда все узнают о кончине целой семьи. Эгоистично я не мог допустить, чтобы кто-то завладел тем, что одной частью принадлежало мне. Я трудился над этим произведением искусства, постоянно убивая новых вельмож и стаскивая с них и из их казны все деньги и золото. Каждую ночь я убивал как можно больше людей, что это уже было похоже на массовые убийства и местные газеты вовсю пестрили сотнями пропаж различный богатых людей, и предположениями о маньяке. Я делал это ради замка, в котором собирался жить как самый настоящий вампир из древних преданий и легенд, поэтому не мог отдать его в руки непонятно кому. Тем более я не мог предать Энтони, который тоже мечтал прожить остаток жизни со своей семьей в этом строении. Такая сумасшедшая мечта ночного существа, который просто хотел уютной жизни в замке с готической архитектурой. Именно поэтому я не мог позволить кому-то забрать мои непосильные труды и вклады в этот замок, и это была вторая причина, по которой я решил стать Энтони и забрать его жизнь себе навсегда. Отныне старый Энтони и вправду умер, но родился заново в моем обличье. В принципе оболочка не изменилась, а подверглась изменению только внутренняя составляющая. Словно Энтони подменили душу. Я стоял над его трупом и улыбался, словно посмотрел интересную комедию. В моей голове уже крутился гениальный план, который я разработал за столь короткое время, и я был горд собой. Печаль, пришедшая со смертью семьи Смитов, отступила, давая новые чувства того, что хоть несколько лет я смогу поиграть в человека и пожить почти смертной жизнью. Я стал Энтони. Я нашел себе занятие на ближайшие пару десятков лет. Во всяком случае, я так думал, ведь никто не может знать свое будущее наперед. *** - О, нет, Гертруда, - крикнул я и повалился на землю, падая ниц перед трупом женщины. Ох, как я кричал и плакал, чуть ли не убиваясь в горе и целуя ее мертвые холодные руки. Слезы градом текли из моих глаз, даже так, что никто из присутствующих не заметил, что они были кровавыми. А дело в том, что там, в низине каменного холма, стоя над трупом Энтони, я уже полностью придумал все сцены, которые буду играть в его городке, где он был не последним человеком. Я знал точное время и место когда я появлюсь, что скажу и как буду себя вести. Как актер я заранее выучил сценарий, которого не было на бумаге, а лишь только в моей голове, и уже знал с чего стоит начать. - Прости, Энтони, - прошептал тогда я, снимая с него всю одежду, которая была на нем в ту ночь. – В загробной жизни тебе это не понадобится. Я забрал его труп с собой, утаскивая в свою каморку, а на месте где он лежал, оставил бутоньерку с его пиджака и кусок порванной рубашки, чтобы жители, которые найдут это место преступления, поняли, что возможно Энтони еще жив. Эти «жители» были настолько глупы, что решили, будто Энтони сожрали волки, оставив от него только два клочочка. Видите ли, съедать его с целым костюмом и туфлями они не поленились, а доесть несчастные клок рубашки и цветок в петле, им было лень! Правильно говорят: деревни из человека не вытащишь, даже если он носит новомодные шляпы, и костюмы - от него все равно будет дурно пахнуть навозом. Узнав о таком их мнении, я решил не тянуть со своим спектаклем и на следующую же ночь пришел в поместье. Я надел на себя потрепанный костюм Энтони полностью в запекшейся крови, измазался также остатками его крови, которая уже успела засохнуть и еле прилипала ко мне. Больше всего я замазывал свои щеки, чтобы, когда наиграно плакать, никто не понял, что мои слезы льются кровавой рекой. Будто это просто слезы смешиваются с цветом крови на щеках и так льются вниз за ворот рубашки. Я продумал много вещей в своем плане, но все равно не учел несколько нюансов. Но о них позже. Одним словом я завалился уже в свой особняк, еле передвигаясь с ноги на ногу, и упал в притворный обморок в холле. Не прошло и десяти минут, как я услышал крик полной леди, которая являлась служанкой, а позже вокруг меня собрались все слуги и гости поместья. Они планировали завтра устроить дорогие и пышные похороны, поэтому приехали все родственники и близкие друзья семьи Смитов. Это тоже было мне на руку, ибо все сразу бы поняли, что Энтони жив, и они лично видели его живым. Меня подняли за руки несколько работников – сильные и крепкие мужчины, и положили на ближайшую софу. - Это мистер Смит, - крикнула в том же ужасе полная леди и заохала. – Священника. Позовите священника. «Еще играть в церковные игры мне не хватало», - подумал тогда я, но не пошевелил и пальцем. Оказывается, так называемый священник был все это время в поместье и пришел через пять минут после крика служанки. За эти пять минут дворецкий семьи Смитов протирал мне лицо своей рукой в белой перчатке, и подсовывал под нос, дурно пахнущий платок, махая им взад-вперед. Видимо, от этого тошнотворного запаха любой нормальный человек должен был бы проснуться, и я решил не переигрывать, и с громким охающим стоном начал открывать глаза. - О Боже, он жив! – закричал кто-то из толпы. - Это чудо! – подержал кто-то другой. А я открыл глаза, смотря на них и хлопая ими, будто не понимая, что происходит. Оглядываясь по сторонам, я старался сделать свой взгляд как можно более растерянным и беспокойным. Я смотрел на толпу людей, а они смотрели на меня с ужасом и благоговейным страхом. Возможно, они боялись, что я монстр, но никто и не подозревал, что я в правду им являлся. Они думали, что я живой мертвец или вроде того, как зомби восставшего Энтони Смита. Отчасти эти люди были правы в своих диких суждениях, но только отчасти. В тот момент, когда пришел священник, я продолжал озираться по сторонам, делая вид, что ничего не понимаю. К моему лбу с натиском прижалось холодное распятие и развернув голову прямо я увидел того самого священника с сосредоточенным лицом, который читал молитву изгоняющую бесов или вроде того. Мне хотелось рассмеяться ему в лицо и даже щелкнуть его по носу, так что я еле себя сдерживал. Мой взгляд был невинен и мил, будто я действительно тот самый хороший Энтони, которого все любили и уважали. Это было незапланированное мероприятие, и поэтому я толком не подготовился к нему. Священник держал распятие у меня на лбу и все продолжал читать свои бесполезные молитвы, моля Бога или кого там он молил, чтобы черти из меня изгнались, если они конечно были. Наивные люди верили в то, что какие-то слова, когда-то написанные ими же людьми, в книге, которую написали люди, смогут избавить их от демонов! Тавтология - но так оно и есть. Мне было до жути смешно, и единственное что я делал, это - сглатывал слюни, стараясь держать себя в руках. А он все продолжал читать набор непонятных и неинтересных мне слов, пытаясь сделать так, чтобы распятие загорелось на моем лбу и изо рта у меня вышли пару демонов, которые бы извинялись и кланялись в пол за то, что заняли тело невинного парня. Эта муть продолжалась где-то минут десять, пока я старался лежать как овощ и, пытаясь вспомнить имя этого «любителя потыкать в людей распятием». - Отец Донован! – наконец-то я вспомнил его имя. – Что вы делаете, Боже вас упаси? - Ох, Энтони, сын мой, - запричитал старик. – Я уже подумал, что в тебя вселилась нечистая сила, раз ты молчишь столько времени. - Что вы! – возмущенно выкрикнул я. – Просто у меня ужасно кружилась голова, и только сейчас я понял, что вы стоите надо мной с распятием. - Сын мой, лучше расскажи нам всем, как ты выжил? Я наигранно схватился за голову, имитируя головную боль и пытаясь вспомнить, что же со мной случилось. Намеренно я положил руку на затылок, а потом убрал ее, полностью испачкав ладонь в крови. - Ой, - сказал я, испуганно смотря на кровь. - У мистера Смита пробита голова! – крикнул дворецкий. – Быстро несите воду и чистые полотенца. Слуги суетливо разбегались по углам, следуя приказаниям дворецкого и желая помочь своему господину. - Я помню только полет, - заговорил я. – И сильный удар, после которого я потеря сознание. Когда я очнулся, был день, и рядом никого не было, кроме разбитой кареты. - Мистер Смит, мы не нашли вас среди остальных трупов, хоть и облазили каждую щель! – выкрикнул лакей. - Каких трупов? – удивленно спросил я, и вот тут же наступила гробовая тишина. Мне хотелось ухмыльнуться и поаплодировать себе за хорошую актерскую игру, но еще было не время раскрывать себя. Тебе может показаться, что я уже смирился с их смертью, но нет. Мне искренне было жаль семью Смитов и эти ужасные кадры находились в моей голове, только я не мог ничего поделать с их кончиной. Они умерли, и теперь я мог только помочь им и спасти их сокровище – замок в лесу. Поэтому я играл с их слугами, да и если честно мне нравилось играть различные роли. Меня это всегда забавляло, ведь это лучше, чем быть просто собой. Сам по себе ты скучен, поэтому для этого человеку и дана фантазия. Вампиров же фантазией наделили, что позавидовал бы любой самый гениальный творец. Поэтому временами, живя века, мне хотелось прикинуться кем-то другим и полностью погрузиться в его роль. В то время я был Энтони Смитом, у которого недавно умерла жена и двое детей. - Подождите, - крикнул тогда я, вставая с софы. – Где Гертруда? Где мои дети? Я вертел головой в разные стороны, смотря на них всех и пытаясь вытащить из них ответы. Они стояли не шелохнувшись, и опустив голову в пол. Им нечего было сказать, да они и не знали, как сообщить о смерти родных людей. Я понимал их, но я, же играл роль, а значит, я хотел получить ту жестокую правду, которую уже знал. - Где они?! – с надрывом закричал я, и случайно задел рукой подошедшую служанку с полотенцами. Поднос с полотенцами с шумом упал на пол. - Вам нельзя так нервничать, сэр, - начал, было, дворецкий, но я его перебил: - Где они? Отведите меня к ним! Я настаивал, чтобы мне показали их трупы. Ведь в мыслях и своем сценарии у меня давно были готовы страдания и слезы на виду у всех. Эта сцена была ключевая, и мне не терпелось ее сыграть. Им всем ничего не оставалось, как только отвести меня в подвал, в котором хранились большие бочки с вином, и показать трупы Гертруды, Бесси и Джозефа. И вот тогда я начал свое искреннее представление и кинулся к ногам Гертруды, плача и убиваясь о ее кончине. Иногда просто хотелось найти повод, чтобы расстроиться, и повод был. Энтони – человек, который за долгие века, мне действительности понравился – умер. Теперь я был им, и мне оставалось только оплакивать смерть своей жены и детей. Я плакал так, словно в этом был еще какой-то смысл. Будто слезы могли бы вернуть всех к жизни и исцелить их раны. На самом деле слезы – бесполезная вещь, только глаза краснеют и щеки пачкаются. Никогда не занимайся подобными вещами, Фионна. Толку нуль, а глаза болят и чешутся. Но именно тогда мне пришлось этим всем заниматься и с рвением припадать к мертвым телам, которые никогда не подумают задышать. Дворецкий оттаскивал меня в сторону, постоянно крича о том, чтобы я успокоился. - Сэр, вам нельзя так нервничать, - повторял он, и я постоянно замечал его белую перчатку на своем плече. - Мистер Смит, вам нужно промыть рану, - слышал я от пухлой служанки. - Храни Господь ваши души, - говорил священник, постоянно перекрещивая воздух. Не помню, когда точно меня успокоили, но была глубокая ночь, и мне стоило уже найти себе темное убежище к утру. Я блестяще сыграл роль вдовца и отца, оставшегося без детей. Та самая пышная служанка постоянно вертелась около меня, вытирая мое тело от остатков крови. Ей казалось, что я дико бледный и поэтому она постоянно приносила мне различной еды, предлагая поесть. Конечно же, ей не казалось, ибо я действительно был таким, но строил из себя печального и унылого джентльмена. - Поешьте хоть немного, сэр, - умоляла она меня, видно действительно хорошо относившись к Энтони. - Какие у нас с тобой отношения? – спросил я. И вот тогда она отвернулась, зардев красными огоньками свои щечки. Я залез ей в голову, читая и видя не очень приличные мысли, а скорее довольно сильно эротического содержания. «Ох, Энтони – ну и развратник же ты», - подумал я, поняв, что их связывали не только отношения между слугой и хозяином. - Слушай, Рози, - сказал я. – Поможешь своему хозяину по старой дружбе? - Конечно, - ответила она, склонив голову набок и не смея взглянуть мне в глаза. - Хорошая девочка, - я погладил ее по волосам и решил воспользоваться бесплатной помощью.