Это только бизнес.

Много раз за эти дни он продумывал, как будет встречать курицу, загулявшуюся в последних глотках холостой жизни. Начинать семейный быт со скандала не хотелось бы, хотя то, как Дже играет оскорбленную королевну, обожают все режиссеры и операторы. Прозрачные глаза, полные любви к себе и ненависти ко всему остальному, чуть более обычного заостренные скулы (два дня на диете из кокосового молока и телефонных разговоров), чуть приподнятый уголок губы. Играть самого себя в принципе несложно. Дже репетирует выражение лица перед огромным зеркалом в ванной. Прекрасно, стопроцентное попадание. Но надо придумать другой способ. Чтобы было понятно, что тебе все равно. Хотя тебе ведь на самом деле не все равно. Если она помрет где-то там, в канаве и луже собственной блевотины, сейчас, до того, как они отснимут скромно-торжественную фотосессию в небольшой студии с белыми стенами, до того, как они хоть раз переспят, до того, как подержатся за руки на каком-нибудь тупом семейном празднике, контракт будет считаться анулированным. Прощайте, мечты о богатой жизни и "подаренная" тестем Миён. О, как сопротивлялся отец, когда тестюшка с уверенным напором предлагал оставить домработницу в доме новобрачных! Картинка этого так и стоит в глазах Дже. Остается только надеяться, что он ничем не выдал в тот момент своего жалкого торжества - словно умирающий после схватки пес видит, как победитель неловко спотыкается о его хвост и падает в коровье дерьмо. Папа, тебе ведь нравилась Миён. О, как тебе нравилась Миён!!! Дже прислушивается к звукам, идущим с кухни. Что-то опять готовит. Возможно, опять вишневый пирог. Очень вкусный вишневый пирог. Пальчики оближешь. - Господин, - негромко произносит она оттуда, - вы там не застряли? В красивой, новехонькой, блестящей квартире есть одна незначительная проблемка. В туалете-ванной заедает дверь. Если бы Миён не было в квартире, Дже даже не закрывался бы. Но она здесь, и каждый раз с преувеличенной осторожностью закрывая за собой двери, Дже надеется, что в этот раз они не захлопнутся. Кажется, он даже понял, как это работает - нужно быть нежным и внимательным, как с первым в жизни телефоном, заработанным на свои деньги, жать ручку мягко, не делать резких движений. Впрочем, сегодня последний день этих выбрыков - завтра придет слесарь и все поменяет. Наконец-то. - Нет, Миён, спасибо, все хорошо. Бреюсь. Не говорить же, что ты уже пятнадцать минут таращишься в зеркало, выбирая самое удачное лицо для встречи ненаглядной женушки. А бриться можно в разных местах. Может, подмышки решил облагородить. А это долго и неудобно, того и гляди, косоглазие заработаешь. Дже зачесывает волосы назад, словно потомок итальянского мафиози, потом лосьон-сыворотка-крем, все подаренное спонсорами планируемой дорамы, в которой он опять в роли несчастной няшки во френдзоне, затем тащит с полки белую, почти хрустящую от чистоты, рубашку, и тут слышит звонок в дверь. Это может быть слесарь. Или посылка с ебея - свитер с глубоким вырезом, хит предстоящей зимы. Или соседи, новозаселившиеся, совершающие традиционный обход - сегодня он видел машины с упакованными вещами под подъездом. Но сердце уходит в пятки, словно это она. Курица. Прилетела. Впрочем, курицы не летают, их перевозят в тесных вонючих открытых ящиках, через прутья которых курицы просовывают головы и смотрят на последний в их жизни путь, до того, как они попадут на стол в виде жюльена. Он видел такие машины в Индии. Белый куб кудахчущих наседок. Жуткое зрелище, словно на фанмитинг опять попал. Что-то у входа верещит Миён. Слишком оживленно даже для встречи слесаря. Дже последний раз смотрит в зеркало - лицо собранно-напряженное, сойдет, и резким движением хватается за ручку. Та подозрительно хрустит при нажатии. Где-то тут проскальзывает мысль о том, что нужно было нежнее, но уже поздно. Он дергает на себя, но дверь остается на месте. Дже с непонимающим видом таращится на вид ручки, оставшейся в его ладони. Твою мать, твою мать, твою мать. - Проходите, как я рада, что вы выздоровели! - слышится голос Миён в метрах двух. Все-таки это курица. Она заявилась к себе домой, хотя и недостаточно "к себе", если соизволила сначала позвонить в дверь. А что ты? А ты, как последний трус, сидишь в туалете с куском дверной ручки в ладони. Петух несчастный. - Господин, вы там? - Миён у самой двери, ее голос заглушает все остальные звуки во вселенной. У Дже перехватывает голос, с той стороны давят на ручку, дверь распахивается, с заговорщицким видом Миён улыбается во все зубы, одним ловким движением выхватывает у него остатки фурнитуры, бросает куда-то в карман передника, и продолжает: - Что ж вы не выходите, к вам жена приехала! Почему-то очень хочется ее поцеловать, но это будет выглядеть еще более странно, достаточно и того факта, что домработница открывает тебе двери в туалет, словно ты безрукий или на редкость тупой. Дже безмолвно кивает ей и шагает в холл. У дивана стоит курица. Он видел фотографии в фейсбуке, так что узнает ее с первого взгляда. Она оглядывает его с головы до ног, медленно, словно в мебельном магазине в поисках брака в конструкции, малейшего отклонения в госте, чтобы можно было предъявить претензию прямо сейчас, не отходя от кассы. Потом добирается обратно, несколько секунд шарит по зализанным волосам, отчего-то хмыкает и отворачивается к тарахтящей без умолку Миён: - Я бы хотела домашних куриных наггетсов, будьте добры. Та весело кивает, словно ей выдали пятикратную премию, и упархивает на кухню. Как ей удается это при ее весе, непонятно, но она летает там, словно бабочка, и что-то напевает. Девица провожает ее взглядом, а потом опять переводит глаза на Дже. Тот уже собран и готов к любому диалогу. - Я Дже. - Насрать. Она берет с дивана сумочку и с видом обкуренной медузы уходит в сторону их спальни. Дже тревожат две мысли. Во-первых, откуда она знает расположение комнат в этой квартире. Во-вторых... это намек?