***
Назавтра они пустились в путь в угрюмом молчании. Им тоже следовало подготовиться к возможному нападению Саурона, который, несомненно, не забыл про них. Маглор знал, как угнетала Маэдроса невозможность что-либо сделать. Их силы были до крайности скудны, но теперь, когда Саурон развернулся во всю мощь, они особенно отчётливо осознавали, как важно объединить всё Средиземье в союз — но, в отличие от Союза Маэдроса, заключённого перед Битвой Бессчётных слёз, избежать в этот раз катастрофического разгрома. Но это было не в их власти, и, похоже, ни Келебримбор, ни кто-то другой — будь то эльф или человек — не выказывал стремления к созданию такого союза. Снедавшая их тревога чуть приутихла, лишь когда они добрались до дома. Крепость стояла на этом месте пятьсот лет, но Маглор и Маэдрос крепко постарались, чтобы сделать её действительно своей. Когда они пришли сюда, их встретили лишь руины, оставленные какой-то из людских войн. Маэдрос нанял бродивших в окрестностях гномов, чтобы восстановить и расширить укрепления, и те поработали на славу. Крепость стояла на возвышении над деревней; позади неё Голубые горы вздымались обрывом. Толстые стены могли сдержать любого врага и дать надёжное укрытие жителям. Большинство их соратников жило вне этих стен в деревянных или каменных домах. По сравнению с другими людскими укреплениями этой Эпохи крепость была небольшой — но Маэдросу и Маглору её было достаточно: им куда важнее была уединённость жизни, чем просторный дом. Как ни крути, большое жильё требует множества слуг, а это им было совсем ни к чему. В сравнении с Эрегионом крепость выглядела почти мрачной; тёмно-серая каменная кладка была скорее практичной, чем красивой. Хозяйством крепости заведовал управляющий — эльф, который пришёл с Маэдросом ещё из Валинора и вернулся к нему, когда феаноринги осели здесь. Он звался на синдарский лад Химэделем, распоряжался всеми делами, когда братья были в отъезде, и они полагались на него безоговорочно. Он ждал во дворе, издали заметив их приближение. — Мои лорды, к вам гость, — сообщил он прямо с порога. Маэдрос поднял брови. Он не ждал никого, но если бы это был кто-то незнакомый, Химэдель разобрался бы с ним сам. — Кто? — спросил Маэдрос, спешиваясь. — Лорд Элронд. Братья на миг застыли на месте — но тут же, придя в себя, рванули в крепость. Химэдель едва успевал за ними. — Он ждёт вас в кабинете лорда Маэдроса, — сказал управляющий, не дожидаясь вопроса. Одежда феанорингов всё ещё была заляпана дорожной грязью, но братья не обращали на это внимания. Химэдель решил оставить своё неодобрение при себе. Маглор первым влетел в кабинет. Элронд, стоявший у окна, за которым виднелись горы, обернулся им навстречу. — Элронд, — выдохнул Маглор, словно не мог поверить, что эльфинит на самом деле здесь. Певец застыл на месте, поднял руки, потом снова опустил… он никак не мог решить, как следует приветствовать своего бывшего приёмного сына. Они не виделись полторы тысячи лет — с тех пор, как отослали Элронда и его брата к Эрейниону Гил-Галаду. Они даже письмами не обменивались. Маэдрос умел скрывать свои чувства лучше брата — но и он был ошарашен. Элронд, поняв замешательство братьев, сам разрешил неловкую ситуацию: шагнул к Маглору и, немного помедлив, обнял его. — Ada, — приветствовал он певца. Тот обнял его в ответ. Элронд заметно вырос, но всё же был ниже ростом, чем Маглор, не говоря уже о Маэдросе. Что бы кто в Средиземье ни говорил — певец и братья-полуэльфы любили друг друга, хоть никакие кровные узы их не связывали, и пока им не пришло время расстаться, сыновья Эарендила звали феаноринга отцом. Маэдрос держался в то время в стороне от близнецов и не старался пробудить у них любовь к себе — но и не сказать чтобы он был к ним суров; он по-своему заботился о них, но, вспоминая валинорские времена, когда ему приходилось возиться с шестёркой младших братьев, чувствовал себя неуютно. Годы Первой Эпохи — особенно прошедшие с Нирнаэт — не оставили в его душе ничего, кроме горечи, и только Клятва до сих пор позволяла ему держаться. Однако братья-полуэльфы с детским простодушием продолжали тормошить Маэдроса, когда не могли добраться до Маглора, и позже, когда пришло время учить их обращению с оружием, сами попросили об этом старшего феаноринга. Маглор учил их музыке, и для Элронда эти уроки были почти бесполезны, хотя он и научился разбираться в мелодических созвучиях; Элрос же достиг в этом деле неплохих успехов. Позже, когда братья сделали свой выбор, и один пошёл путём людей, а второй принял эльфийскую судьбу, многие удивлялись немузыкальности Элронда. Маглор обнимал бы Элронда куда дольше, но тот сам разжал объятия и шагнул к Маэдросу. На глазах у певца проступили слёзы, когда Элронд и Маэдрос пожали друг другу руки, а затем коротко, но так же искренне обнялись. — Рад тебя видеть, penneth, — негромко произнёс феаноринг над головой у эльфинита. Тот отстранился и кивнул. Он выглядел смущённым: похоже, только сейчас подумал, что следовало бы приехать к своим приёмным отцам куда раньше — ну или хотя бы предупредить о своём приезде… Маэдрос хмыкнул. — Элронд, не морочь себе голову. Ты всё делал правильно, и мы на тебя не в обиде. — Спасибо, — ответил эльфинит, хорошо знавший их обоих. Может, он и не был таким остроглазым, как чистокровный эльф, но наблюдательности ему всегда было не занимать. — Вы только что вернулись. Может, пойдёте искупаетесь, а мы с Химэделем пока займёмся ужином? Времени на разговоры у нас хватит. — Ты ещё не уезжаешь? — непонятно, чего в голосе Маглора было больше: опасения или надежды. Элронд мягко улыбнулся ему: — Не сегодня и даже не завтра.***
Маэдрос старался держать вилку крепко и есть медленнее, чтобы не выдать, насколько ему тяжело. Он был гордым — слишком гордым, как часто говорил ему Маглор. Элронд и певец увлеклись разговором, но Маэдрос ни на миг не сомневался, что полуэльф замечает всё вокруг. Маглор бросил на брата встревоженный взгляд. Разумеется, Элронд перехватил его и тоже посмотрел на Маэдроса. — Что, невкусно? — Нет, всё в порядке, — ответил старший феаноринг, прекрасно понимая, насколько неискренне звучит этот ответ, произнесённый с таким хмурым лицом. — С рукой неладно, — наконец признался он. Элронд вскочил со своего места и шагнул к Маэдросу, наклоняясь ближе: — Покажи. Объяснений не требовалось: Элронд уже много лет был известен всему Средиземью как искусный целитель. Левая рука Маэдроса была затянута в чёрную перчатку — как и большую часть времени. Ухватив зубами за кончик пальца, феаноринг стащил её и уронил на стол. Элронду почти удалось скрыть своё потрясение — у него вырвался лишь вздох. Вся ладонь рыжего была стянута толстым рубцом, из-за которого движения пальцев были скованными, и руку часто сводила жестокая судорога. — Сильмарилл, — понял Элронд. Он оглянулся на Маглора, который тоже снял перчатки и показал полуэльфу свои шрамы. — Adar, — Элронд со вздохом покачал головой. — Почему вы не… Он оборвал сам себя. Почему они не обратились за помощью, почему не написали ему — ведь им же наверняка было известно, каким хорошим целителем он стал? Что толку задавать вопрос, ответ на который и так знаешь: они понимали, что их никто не жаждет видеть — или, по крайней мере, считали так. — Простите, — прошептал полуэльф. Маглор покачал головой: — Ты здесь ни при чём. — Вы обращались к целителям, когда это случилось? — Нет, — ответил Маэдрос. — Лечились сами, но мы тогда… были слишком не в себе, чтобы уделить этим ранам должное внимание. За минувшие годы признавать былые ошибки сделалось проще, но вдаваться в подробности Маэдрос всё равно не стал. Маглор с детства владел обеими руками почти одинаково — натренировался на музыкальных инструментах; но и он терпел те же мучения, что и Маэдрос. Ему было лишь немного легче — возможно, из-за того, что он опустил руку в морскую воду, когда бросил Сильмарилл в пучину. В такие дни он играл на арфе медленнее — иногда даже одной рукой, когда никто его не слышал. По крайней мере, петь он мог и без помощи рук. Маэдросу приходилось куда хуже: ладонь, обожжённая Сильмариллом, была у него единственной, и временами любое движение давалось ему через боль. — Рассказывай, что ты чувствуешь, — скомандовал Элронд. Сейчас он был целителем, который не отстанет, пока пациент не ответит на все вопросы, какими бы деликатными и неловкими они ни были. — Руку сводит, и пальцами двигать трудно. Маэдрос мог бы вытерпеть, если бы его стали резать на куски — это он знал о себе ещё с Тангородрима; но невозможность по несколько дней удержать в руке чашку его злила. Элронд придвинул стул так, чтобы сесть рядом с рыжим, и принялся разминать ему ладонь. — Кто-нибудь может это делать регулярно? — Время от времени. — Пусть Маглор или Химэдель разминает тебе руку каждый день. Я приготовлю лекарство — может, получится подобрать мазь или что-то в этом роде. — Думаю, у тебя хватает дел и без того, чтобы возиться с моей рукой, — заметил Маэдрос. — Есть такое, — ответил Элронд. — Но я могу их на время отодвинуть. Ты сможешь удержать меч, если вдруг что? — Если очень нужно — да. Химэдель говорил, куда мы ездили? — Нет. Он сейчас на удивление молчалив. — Мы были у Келебримбора. — И что думаете? — Что он как был дураком, так дураком и остался, — мрачно ответил Маэдрос. Эльфинит фыркнул: — Эрейнион говорит то же самое. — Он тебе говорил про кольца? — Да, я знаю про них. Сколько их? Маэдрос чуть улыбнулся. Полуэльф знал о последних трёх, которые Келебримбор сделал сам и которые сильнее всего жаждал заполучить Саурон, но хотел проверить, что известно его приёмному отцу. — Считая те, которые он отослал — девятнадцать. Элронд кивнул. Маэдрос мог даже предположить, куда именно его племянник отослал три кольца. Келебримбор хотел отправить их в безопасное место — а значит, не стал бы их оставлять в Эрегионе и не послал бы лесным эльфам, которые не поняли бы всей их ценности и значимости: обычно их не интересовало ни кузнечное, ни ювелирное мастерство. Значит, отправить кольца он мог только к нолдор. Келебримбор всегда был неравнодушен к Галадриэли, и Маэдрос догадывался, что одно кольцо досталось ей. Два других, скорее всего, отправились к Гил-Галаду: он и Кирдан из Гаваней сейчас были сильнейшими эльфийскими правителями в Средиземье. — Готов ли Гил-Галад прибыть ему на помощь? — спросил Маэдрос. — Да. Будем надеяться, что наших сил хватит. На самом деле из-за надвигающейся войны я и приехал. — Гил-Галад знает, что ты здесь? — Да. Собственно, с его разрешения я и прибыл. — Понятно. И чего же хочет от нас Верховный король? Клятвы в верности? — феанарион почти улыбнулся. — Нет! — вскинулся Элронд. — Никаких клятв! Маэдрос рассмеялся. Ему показалось это забавным — хотя полуэльф, судя по мрачному взгляду, его веселья не разделял. — Вам-то зачем клятвы, — добавил Элронд, раздосадованный несерьёзностью старшего эльфа. — Вернусь к Эрейниону — попрошу его королевским приказом запретить клятвы во всех эльфийских землях! Феаноринг ухмыльнулся: — А что, хорошая идея. — На самом деле смысла в моём визите уже и нет: Эрейнион надеялся, что вы поговорите с Келебримбором и, может быть, что-нибудь ему посоветуете. Но вы сделали это сами, без сторонней просьбы. Он дал мне письмо для вас и попросил узнать, как у вас дела и как вам здесь живётся. Я знаю, что у вас есть причины жить так далеко от прочих эльфов — но он сказал, что если вдруг вам понадобится покинуть крепость, мы отыщем для вас безопасное место в Линдоне. — Подальше от города, — Маэдрос скорее утверждал, чем спрашивал. Элронд виновато кивнул. — Да. Но под его личной защитой. Он говорит, что в долгу перед своим отцом. Фингон. Маэдрос подавил вздох, вспомнив давно погибшего родича и друга. Как редко его ныне вспоминают… Гил-Галад и феаноринг уважали друг друга. Маэдрос — потому что Эрейнион был сыном Фингона и потому что он был хорошим королём. Эрейнион — потому что его отец очень уважал сына Феанора и потому что знал: Маэдрос никогда не был дураком — просто слишком долго заблуждался. Жаль, что Эрейнион не мог расспросить своего отца о Маэдросе: слишком юным он был в те времена, когда Фингон был жив. Однако и он, и Маэдрос были согласны в одном: хорошо, что Фингон уже не увидел, что натворили сыновья Феанора в более поздние времена. Элронд потянулся за круглым кожаным футляром, который привёз с собой, и достал из него свиток пергамента, который протянул своему приёмному отцу. Маэдрос повертел его в руке. — Пошли-ка в мой кабинет. Я уже поел, — сказал он. Полуэльф хмуро посмотрел на почти нетронутую тарелку Маэдроса. — Но ты же и половины не съел. Маэдрос пропустил его слова мимо ушей. Он поднялся, и брату с приёмным сыном пришлось последовать за ним. Маглор попытался подбодрить Элронда взглядом. Вечер предстоял долгий, и если он будет понемногу подсовывать брату мелкие кусочки чего-нибудь съедобного, тот их за разговором сжуёт и не заметит. В конце концов, не останется же он сидеть голодным после такого долгого пути.