Записки на коленке

- На обиженных воду возят, - так говорила ему мама, когда Пав обижался на нее или на брата. В какой-то мере она была права, хотя мальчик не понимал, кто может к нему подойти и начать возить воду. - Рома, ты слишком упрямый, - постоянно говорила она, гладя его по голове, когда он в очередной раз вспылил. Пав только головой качал. Что значит упрямый? Неужели упрямством считается то, что ты не можешь примириться с каким-то ужасно несправедливым фактом? Вот и сейчас, Павлюченко скрипит зубами, смотря на объявление о трансфере Торбинского. Ведь говорил ему Чарли, что в любви очень сложно, особенно, к футболисту, когда велика возможность в любой момент уйти. У него что-то подобное было, только он не особо помнит, не слушал просто. Ведь Торба другой. Торба ни за что не оставит его одного. Да что там, он не может собаку-то дома на время оставить, все время перезванивает соседке, уточняя, как там его любимое животное. А теперь, получается, он смог оставить Пава. Вот так вот просто, просто взял и уехал в Рубин. Да зачем, зачем ему этот жаркий Татарстан, если Торба-то северянин. Он всегда так забавно радуется, когда идет снег. И говорит, что он тут белый. Что удивительного в белом снеге? Но, похоже, Торба найдет, что. А теперь, что теперь? Он едет в какой-то Рубин, когда Пав остается в Москве. - Ты же можешь все изменить, - в сотый, наверное, раз говорит он, смотря на Диму. Торба устало сидел, облокотившись о пианино, которое успело покрыться порядочным таким слоем пыли. Оно и понятно. Сейчас музицировать некогда. Особенно, когда в его квартире поселилось такое стихийное бедствие как Павлюченко. - И что ты предлагаешь? Пойти к ней на поклон и умолять не продавать? - Ты преувеличиваешь, ты можешь просто отказаться от этого предложения. - Конечно, и мне найдут другой клуб, не пори ерунды, Ром. Они спорили неделю. Павлюченко обижался, психовал, уходил. Торба неизменно возвращал его, и они сидели обнявшись на какой-нибудь крыше и молчали. Просто молчали, думая, каждый о своем. Иногда, Дима как будто пробуждался от своих мыслей и целовал Пава то в шею, то за ухом. А иногда Рома разворачивался и целовал его в губы. Со страстью, с болью, с привкусом отчаяния. Они срывали друг с друга одежду и стонали-стонали-стонали. Не боясь, что их услышат. Не боясь, что их запомнят. Это их город, их ночи. А потом Рома бережно обрабатывал спину Димы, вытаскивая мельчайшие камушки, обрабатывая свои укусы. А Торба улыбался и говорил, что это ему на память. В ночь отъезда Рома как обычно пришел домой и услышал звуки музыки. Торба играл какую-то печальную мелодию, напевая себе под нос. Он всегда стеснялся петь, хоть и умел. Пав облокотился о косяк, смотря на друга, который все-таки протер пыльный инструмент. Сзади Димы стояла собранная сумка. На пианино билет. Рейс до Казани отправляется в 8 утра. Назад дороги нет. Они заигрались. Рома не смог этого вынести и просто развернулся, уходя. А грустная музыка и тихое пение продолжало звучать будто набатом в ушах. Будто похоронной мелодией в их отношениях. В ту ночь Рома завалился к Чарли и напился, жалуясь на судьбу. Хорват молча слушал, попивая чай и ничего не говоря. В ту ночь Торба играл без перерыва, пока пальцы окончательно не перестали его слушаться. Тогда он пошел на балкон и сидел там, укутавшись в какую-то отдаленно пахнущую Ромой футболкой, встречая рассвет. Мало кто знал, что Дима, как и Ренат боится летать и не может заснуть за день. Обычно, Торбу успокаивал Пав, лаская всю ночь, окутывая вниманием. А сейчас его нет. Сейчас ничего нет. На следующее утро Дима отправился в Казань, чтобы пройти медосмотр, он был хмур и не разговорчив. А где-то в Москве проснулся Пав, с тяжелой головой и нехорошими мыслями. Идя на кухню, он увидел Чарли, что-то печатающего в ноутбуке. В колонках играло радио. Подойдя к кофейнику, Пав застыл на месте. Из динамиков доносилось лирически-усталым голосом «Мы обязательно встретимся». Это то, что играл вчера Дима. На лице Пава медленно стала появляться улыбка, и достав телефон он написал смс: «До Казани 4 часа полета? Я спрошу у Маги». И где-то в Татарстане Торба сидел с абсолютно счастливой улыбкой. Ведь они обязательно встретятся.