butterfly

      Кастиэль чувствует себя, словно не в своей тарелке. Ему всегда нравилось чувство голода, чувство, когда ты добиваешься чего-то не для кого-то, а именно для себя. Чувство, когда ты делаешь это потому, что тебе нравится. А ему нравится доводить себя до предобморочного состояния, чтобы потом, лежа в постели понимать – он на шаг ближе к своей цели.       Только сегодня что-то пошло не так. Он понял это еще с самого утра, когда подскочил ни свет, ни заря, чтобы отправиться в магазин за обезжиренным молоком, вместе с которым, не понять зачем, купил еще и творог. Он понял это, когда, подсчитывая калории, сбился и насчитал вдвое меньше. Когда вместо обычной порции таблеток, выпил на парочку больше. Все это было предвестником беды. Хотя, в его случае, предвестником депрессии – резкой смены настроения и апатии.       Кастиэль поел. Сначала это был безобидный диетический омлет из обезжиренного молока, без различных специй и масла. Кастиэль привык к такой еде, ему это нравилось. Но уже тогда он понял, что не сдержит перед собой слово. Вечером, когда близилась пора ужина, когда сутки почти прожиты, он вызвался помощником на кухне. Конечно, он не ел то, что готовил. Если речь идет о готовке для семьи, Кастиэль и в жизнь не возьмет это в рот, не то, что съесть. Он будет заставлять всех давиться его стряпней, заглядывать в рот, но сам даже не попробует то, что наготовил.       Так же было и в этот вечер. Кастиэль наготовил много, с чувством, так же заставил всех поесть, помыл посуду и с чистой совестью отправился восвояси бичевать оставшееся время наедине с самим собой. Но не тут-то было. Разыгравшийся во время готовки аппетит дал о себе знать, недовольный желудок принялся напевать рулады, разболелась голова, и Кастиэлю ничего не оставалось, кроме как спуститься на кухню, но, как он себя уверял, только выпить водички. Чего ему сделать не удалось.       В ход шло все. Кастиэль чувствовал огромную вину перед собой, ему стало жутко стыдно за то, что он таким глупым образом сорвался, но устоять перед малиновым вареньем и свежеиспеченными матерью булочками с изюмом никак не мог.       Он ел все и много, пока не почувствовал тяжесть в желудке, запил огромным количеством воды и, словно ужаленный понесся в туалет. Наверное, если бы родители видели его в этот ужасный момент, они, несомненно, обрадовались, что их сын наконец-то выбросил из головы все эти бредни про диеты и прочую чушь. Но точно разочаровались бы, услышав, какие звуки доносятся сейчас из туалета, где и скрылся Кастиэль, не жалея ни сил, ни себя, засунув два пальца подальше в глотку.       Ему удалось избавиться от всего этого, но вину перед собой искупить он сможет, только если сделает что-то действительно стоящее для своего тела, поэтому следующий день он начнет с голодовки. А сейчас, стоя у раковины перед зеркалом со слезами на глазах и сумасшедшей улыбкой, он не может не чувствовать облегчения. Ведь он сможет добиться того, чего так долго желал.