Единственная моя
5 октября 2014 г. в 12:32
Заиду очень нравится Самара. Она напоминает тех женщин, с которыми ему было хорошо. До тех пор, пока они не поднимали на него ствол.
Он старается завлечь ее.
— Мы похожи.
— Неужели?
— Мы охотники… Мы в хорошей форме и самом расцвете сил...
— Я и не знала, что ты так романтичен…
— У нас обоих есть мягкие места… — наемник усмехается.
Однако намеки натыкаются на глухую стену. Самара, очевидно, не заинтересована в сексе на одну ночь.
Подходит Шепард, они начинают беседу об искусстве. Заид из кожи вон лезет, чтобы показать, что он не так прост, как кажется.
— Когда я смотрю на это, мне кажется, что я один в темноте, и смерть дышит мне в лицо…
— Да? — удивляется коммандер.
Он гневно зыркает на нее. Могла бы и помочь!
— Ты сложный человек, Заид Массани, — подначивает его азари.
— Бля, можешь не сомневаться, моя сладкая, — хладнокровно возвращает он колкость.
Он делает выбор в сторону нехитрых наступательных действий.
— Мы можем просто присесть возле камина, выпить несколько коктейлей…
— Кодекс не рекомендует употребление алкоголя.
— Тогда я задавлю муху один. Мы прижмемся друг к другу, полежим вместе…
— Нет.
— Что ж, прямо и честно. Люблю такие ответы.
В отчаянии Заид пытается хотя бы наладить разговор, повести диалог в другое русло.
— Мы можем просто поговорить. Я знаю, у тебя найдется несколько историй.
— Некоторым почти тысяча лет.
— Я хочу услышать их. А потом… я расскажу тебе о Джесси. Она была красива… Такая любовь…
— У вас с Джесси были дети?
Кажется, он все-таки смог заинтересовать ее.
— Нет, — смеется наемник. — Джесси — моя старая винтовка. И… мой лучший друг.
Самара устала от ухаживаний, и теперь уже она кидает ему намек.
— Знаешь, Заид, нет ничего плохого в молчании двух друзей.
— А-а, понял. Все, молчу.
Позже, когда все задают Храповицкого, Заид сидит на кухне и не спит. Кроме него бодрствует только робот, но она где-то в другой части квартиры и не мешает ему.
На коленях наемника лежит Джесси. Он любовно поглаживает старенькое оружие.
— Ты — моя единственная настоящая любовь, Джесси, — шепчет он. — Такая нетребовательная… Такая молчаливая… Такая преданная… И ты одна всегда будешь любить меня, я знаю… Единственная моя…
Он трепетно проводит руками по контурам ветхой винтовки; он знает наизусть каждый выступ, каждую деталь, каждую потертость и каждую царапину. Он смотрит в окно, за которым всегда ночь, и с улыбкой вспоминает те дни, когда возвращался с дела одним выжившим.