Жизнь и подвиги Яронии и Владонии

Ярония была храброй девой-воительницей. Не ради славы, а для народа истребляла она чудищ, что люд простой пожирали, разбойников, что жгли-грабили города-деревни на Роси, и неверных Тутор, что войной на Рось ходили. Владония была девицей, наделённой великой божественной силой исцеления. Была она подле Яронии, исцеляла тело её и дух её. Знакомство их было знамением Божьим. Отдыхала от трудов праведных Ярония, сидела на постоялом дворе светлом, пила мёд хмельный. Подошла к ней девица и говорила: — Ярония, свет очей моих, возьми меня с собой на подвиги славные, на битвы ратные, буду тебе помогать. И отвечала ей Ярония: — На кой мне девица? Нет, не возьму. И говорила вновь Владония: — Ярония, радость моего сердца, возьми меня с собой на подвиги славные, на битвы ратные. Буду тебя оберегать-защищать. И отвечала ей Ярония: — На кой мне девица? Нет, не возьму. И говорила вновь и вновь Владония: — Ярония, душа моя, возьми меня с собой на подвиги славные, на битвы ратные. Буду тебя лечить-исцелять. Призадумалась Ярония, призадумалась и сказала: — Ладно, девица, возьму тебя с собой. Только жизни тебе не обещаю, а смерть ты и сама сыщешь. Обрадовалась Владония. Так и стали они вместе ходить.

***

Ярония не сильно жаловала целителей, и тому была весьма веская причина. Целительство — это самая неточная из наук, и у каждого целителя будет свой диагноз и свой способ лечения, даже если это всего-навсего расстройство желудка. Однако Яронии приходилось преодолевать своё недовольство и обращаться к целителям, ибо была она не просто девицей, а девой-воительницей, и к обычным человеческим хворям у неё примешивались хвори чисто воинские, вызванные её образом жизни. Например, дыра в боку. Дыра в боку беспокоила воина Яронию, но до того целителя, которому она хоть немного доверяла, было более двух дней пути. Потому-то и сидела она мрачнее тучи в трактире и хлестала медовуху, чтобы хоть немного притупить боль. В том же трактире сидела девушка, одетая хорошо, опрятно, но вместе с тем так, что становилось ясно, что давно она не была в отчем доме. А почему молодая дева не в отчем доме — можно гадать долго. Например, от жениха ненавистного сбежала, или от злой мачехи али отчима, или наоборот, пошла за любимым. А может, у неё просто характер скверный. Та девица долго и задумчиво смотрела на Яронию. Ярония увидела девушку, которая подошла к ней. Тонкую, молоденькую («Неужели и семнадцати нет?» — подумала Ярония), красивую. — Простите, — сказала девица своим необыкновенно девическим голосом, тихим, тонким, — вы ведь воительница? — Ну? — Ярония не была предрасположена к беседе. Бок болел, от медовухи хотелось спать. — Возьмите меня с собой, — сказала девица и уселась рядом с Яронией на лавку. — Ещё чего, — как подумала, так и высказала воительница. — Возьмите. Я исцелять умею. Ярония с ужасом представила, как неопытная дева будет её лечить, и отказала ещё более твёрдо, с крепким словом. Девица, однако, не ушла. Ярония и сама бы отошла подальше от девицы, но сидела она в углу, и оказалась зажата между стеной и «целительницей». Если не считать варианта «пролезть под столом». — Ты бы домой вернулась. Негоже девице по таким местам в одиночку ходить, — не глядя на нее, сказала Ярония. — А что гоже? В голосе девицы послышалось такое отчаянье, что Ярония посмотрела на неё и увидела поджатые губы и недовольный взгляд, устремлённый в стол. Это пробудило в памяти её собственный уход из дома. «Что у тебя такого случилось, что ты сидишь в трактире и пристаёшь к первой попавшейся воительнице с просьбой взять тебя с собой?» — хотела бы спросить Ярония, но боль в боку и сонливость не располагали к вопросам и задушевным беседам. В конце концов, в жизни любого воина может наступить момент, когда он будет рад любому целителю, лишь бы тот облегчил его страдания. Подумав об облегчении страданий, Ярония решила рискнуть. — Хэй, девка, пшли наверх, — невежливо ткнув девицу в бок, Ярония заставила её встать и повела в свою комнату. Комнатушка полтора на два шага вмещала в себя кровать и сундук. Здесь останавливались хорошо если на пару дней, и служило это местом для сна, а не для жилья. Потому-то двум девам в комнате сразу стало тесно и неуютно. Демонстративно не обращая внимания на замершую у двери девицу, Ярония скинула с себя кольчугу, сняла куртку и рубашку, уселась на кровать и сказала: — Давай так. Сможешь обезболить — возьму тебя с собой. Девица, смущаясь перед наготой другой женщины, присела рядом с Яронией и начала разматывать бинты. Ярония дёрнулась. — Я же сказала, только обезболить. — Не могу же я сквозь ткань узреть, что именно надо обезболивать, — девица не огрызнулась, но явно попыталась. Ярония скрипнула зубами и вынужденно промолчала. Она ожидала, что девица охнет, или там чувств лишиться, увидев дырищу на боку, но та лишь губу прикусила, да и то, видимо, от сосредоточенности. — У тебя мази и зелья есть? Ярония недовольно ответила: — Я лишь обезболить просила. — Если ты так сдохнуть хочешь, — неожиданно зло сказала девица, — что ж к целителям обращаешься? И мгновенно выскочила из комнаты. Ярония ругнулась. Иметь дело с ребёнком, едва-едва выбравшимся из-под родительской юбки, ей хотелось меньше всего. Стараясь поменьше двигаться, она начала вновь заматывать свой бок, как вдруг дверь вновь скрипнула, и тонкий девичий голос возмущённо воскликнул: — Прекрати, дура! Ярония замерла. Ярония тяжело посмотрела на девицу. Ярония уже прикидывала, как её ударит за подобное, но девица за какое-то мгновение успела кинуть на кровать баночки со скляночками и сесть рядом. — Будет тебе обезболивание, — быстро сказала девица и, пока Ярония не успела возмутиться, наложила руки на рану. Ярония представляла себе, как именно работали целители. Накладывали руки, прикрывали глаза, призывали своих богов — и становилось не больно. То есть, совершенно непонятно, как это всё срабатывало. И девица точно так же, как все остальные, прикрыла глаза, но губами, призывая богов, шевелить не стала, лишь поджала их. Тем не менее, подействовало — вначале Ярония почувствовала неприятный укол в ране, а потом перестала чувствовать не то, что бок — вообще весь живот. Девица тем временем на одном обезболивании не закончила. Взяла, облила всю рану прозрачной жидкостью и начала протирать своей тряпкой. — Я ж просила только обезболить, — возмутилась Ярония. — А я тебе уже сказала… — девица не договорила, что она уже сказала. Злости али раздражения в голосе больше не было, но она всё равно почему-то была недовольна. — У тебя рана твоя начала гнить. Могла погнить ещё немного — и ты бы свалилась в ближайшей канаве. Тебя морозит, это говорит о начавшемся заражении… — С чего ты решила, что меня морозит? — недовольно спросила Ярония, которой действительно со вчерашнего вечера было холодно. — У тебя куртка тёплая. По такой жаре рубашку последнюю снять хочется, а ты — в куртке. И кожа твоя мурашками покрыта. Сейчас я рану твою промою, выведу заражение и обмажу исцеляющей мазью. Если не будешь сильно поворачиваться, то сможешь даже передвигаться. — А если буду? — речи девицы хоть и были разумны, но всё равно не вызывали радости у Яронии. — Постельный режим. Промыв рану, которая вновь начала кровоточить, девица приложила к ней чистую ткань, прикрыла глаза, наложила руки и так сидела, пока тряпица не пропиталась насквозь кровью. Тогда она тряпицу сняла, ещё раз рану промыла и, как и говорила, обмазала чем-то густым и белым. Потом опять наложила руки, пошептала что-то и замотала своей, чистой тканью. Ярония всё это время сидела в напряжении, и смогла расслабиться, лишь натянув рубашку. Девица, собрав банки и склянки, сидела на её постели, сложив руки на коленях. — Помнишь ли ты, — её голос был тих и нежен, — что обещала взять меня с собой, ежели обезболю я твою рану? — Ну? — Ярония уже успела пожалеть об обещании. — Возьми меня с собой. Ярония мрачно посмотрела на девицу. И неожиданно сказала, усаживаясь на кровать: — Ладно, возьму. Но в ответ ты мне расскажешь, где твой дом и почему ты ушла оттуда. Девица вздохнула. — Меня родители хотели замуж выдать. И замолчала. — И что? Неужто жених не по нраву, али любимый есть? — Нет любимого. Просто не хочу я замуж. — Почему же не хочешь? Девица отвела взгляд и поджала губы. — Не по нраву мне мужчины, не по нраву и хозяйство. Или прикажешь делать то, что не любо, лишь бы родители были счастливы? Ничего не ответила на это Ярония. Хотела сказать, что любая девица должна и замуж выйти, и детишек нарожать, но вспомнила, как сама уходила-убегала из дома. Яронии тоже были не любы мужчины. Она была воином не по рождению своему, но по душе своей. Но ей было, куда бежать; она была сильна, и она действительно была воином. Но что делать такой, как вот эта девица, которая только и может, что целительством заниматься? Неужели бросать на растерзание родни, которая и замуж завсегда рада выдать, и хозяйством обложить? — Где ты целительству училась? — У учителя, конечно же, — девица улыбнулась. — Так что, берёшь с собой? — Беру-беру. От тебя же не отвяжешься. Как хоть зовут тебя, скажешь? — Владония, — девица смущённо отвела взгляд. — Ярония. Можно просто Яра. Так они и познакомились.