Смириться

Последние несколько лет Юки ненавидел зеркала. Собственное отражение вынуждало его скрипеть зубами и сжимать руки в кулаки от практически непреодолимого желания разбить коварное стекло, казалось, глумящееся над молодым человеком всякий раз, стоило краем глаза заметить отклик себя в зеркальной поверхности. И всякий раз соблазн задержать взгляд, остановиться, присмотреться повнимательнее приходилось подавлять, заталкивать куда-то в глубину своей вечно неуверенной в себе сущности и делать вид, что всё в порядке. Получалось не всегда. Сейчас Юки, потерпев поражение в битве силы воли с любопытством, пристально рассматривал своё отражение, точно надеялся заметить что-нибудь новое, но его изыскания в очередной раз не дали результата. А ведь бывший вор был не требователен и обрадовался бы даже самому крошечному прыщику. Но нет. Щёки по-прежнему по-детски округлы и покрыты мягким пушком, лицо очаровательно и румяно, как у симпатичной девочки, а глаза больше пошли бы оленёнку, чем молодому человеку, разменявшему третий десяток. Местные парни могли похвастаться бородой и усами уже в пятнадцать-шестнадцать лет. Юки же в свои пятнадцать выглядел точно так же, как сейчас. Он будто законсервировался, застыл, как попавшая в ледник лягушка, и совсем не менялся. Парни его возраста привлекали девушек своей мужественностью, а Юки вызывал у них только умиление и желание потрепать за щёки. Мужчину в нём не видела ни одна. Даже Мачико. Она всегда смеялась, когда замечала его крутящимся перед зеркалом, но никогда не шутила. Напротив, в смехе её слышалась недостаточно хорошо скрытая горечь. Мачико выглядела так, будто желала что-то ему сказать, но почему-то вызвать его на разговор она ни разу решилась. Прикрыв глаза, Юки представил, как смешно он будет выглядеть сегодня, и мысленно застонал. Его считают младшим братом Мачико и не воспринимают всерьёз. Иногда от осознания этого было так обидно, что хотелось плакать. Но чаще Юки просто надевал на себя улыбку и делал вид, что всё в порядке. Наступил праздник богини плодородия, вся деревня гудела, ругалась и мирилась. Юки с Мачико почти не готовились к празднику – она возилась с собранными накануне травами, а он старался не попадаться никому на глаза. Было страшно встречаться с Даньей. Юки казалось, что, поздоровайся он с ней, и она сразу поймёт, что он стал невольным свидетелем её свидания. Котёнок уже почти выздоровел, но отдавать его молодой человек не спешил по той же причине. Их с Мачико отношения не изменились, как будто тот разговор был всего лишь сном, и теперь, проснувшись, оба старательно делали вид, что обо всём забыли. В честь праздника Мачико специально сшила платье. Она плохо справлялась с иглой, но соседка, мужа которой слуга Шезара вылечила от болей в спине, здорово ей помогла. И теперь девушка гладила обновку, улыбаясь и что-то рассказывая Юки. Он не слушал. Будь его воля, вообще никуда не пошёл бы, но его рубаха, уже давно приготовленная, висела на спинке стула, оставалось только её надеть. - Почему ты не пошёл утром посмотреть, как засеивают поле Гисами? - спросила Мачико, прикладывая выглаженное платье к груди. Юки, стоявший перед зеркалом, мешал ей полюбоваться на себя как следует. - Проспал, – солгал он, отходя в сторону. Девушка приоткрыла рот, намереваясь что-то сказать, но не решилась. Юки всегда любил Праздник богини плодородия. Когда утром, ещё довольно прохладным, но ясным и тихим, вся деревня собирается возле дома старосты. Каждая семья – с маленьким холщовым мешочком пшеницы, в который как раз входит жменя взрослого мужчины с зерном. Староста, поминая имя богини, собирает семена в лукошко, а потом идёт на поле Гисами, вспаханное накануне. Там под взглядами деревенских он сеет пшеницу. Потом на благословленной земле взойдёт каждое зёрнышко, взойдёт много раньше, чем все остальные посевы. И сожнут их первыми, чтобы испечь хлеб и отдать его полевым птицам, вестникам богини, защищающим поля от вредителей. В этот день в деревне никто никогда не работает – все готовятся к вечеру, когда начинаются танцы, песни, конкурсы, а на столах – те припасы, что остались после зимы. В этих краях неурожайные годы – редкость, так что хозяйки всегда стремятся очистить свои кладовые для новых заготовок, которые принесёт наступающее лето. Это тоже в некотором роде традиция и добрый знак. Молодёжь в Праздник богини плодородия веселится больше всего. Именно в этот день многие становятся парой, в честь которой немного позже, когда настанет время сбора урожая, устроят свадебный пир. Сама Гисами благословляет их союз. Если бы Юки пошёл вместе со всеми, он непременно встретился бы с Даньей. А он пока что не хотел с ней видеться. И Мачико наверняка сказала бы ему какую-нибудь колкость. А ссориться с сожительницей у него тоже не было желания. Поэтому впервые за много лет бывший вор остался в этот день дома. Он бы и вечером никуда не пошёл, но тогда Мачико будет на празднике одна, а этого допустить молодой человек не мог, объясняя себе это тем, что боится, как бы её нечеловеческую природу не раскрыли. Вот и приходилось, придав лицу каменное выражение, собираться вместе с девушкой. - Красавец! – прищёлкнула языком она, проводя руками по его плечам, чтобы пригладить слегка топорщащуюся ткань. В глазах божественной прислужницы читалось удовлетворение как от хорошо проделанной работы – эту рубашку Мачико шила сама, кое-где торчали нитки, но это было почти незаметно. Юки покраснел и опустил глаза, неловко улыбнувшись. Ей он ничего не сказал, хотя её коралловое с белым платье здорово ей шло. Бывший вор подумал, что сегодня у Мачико наверняка не будет отбоя от кавалеров – если она даст согласие провести с кем-нибудь из них весь вечер, это будет равносильно тому, что она приняла приглашений войти в дом счастливца, – и почему-то испытал сожаление. А ведь должен был радоваться: тогда она оставит его в покое. Вечер нынешнего Праздника ничем не отличался от прежних, разве что Юки, наблюдая за веселящимися, впервые испытывал противоречивые чувства. Он стоял в стороне не потому, что был нелюдим и угрюм, а потому, что не хотел давать повод для сплетен и мыслей о нём как о потенциальном женихе. Сначала, когда были конкурсы, Юки успел поучаствовать почти во всех и сейчас никак не мог доесть заработанные сладости, от которых ломились карманы. В руке он сжимал несколько леденцов на палочке, думая, кому бы их отдать, и наблюдал за веселящейся Мачико. Она даже не замечала своего названого братца. Высокий, выделяющийся в толпе танцующих Илей не отпускал от себя Аришу. Несколько девушек, стоящих в стороне, глядя на них, завистливо вздыхали: похоже, в этом году сын старосты наконец-то обзаведётся собственной семьёй. Данья стояла в тени, обособленно от остальных девушек. Лицо её было спокойно. Юки про себя поразился её выдержке – он бы так не смог, его эмоции всегда пробивались наружу, как ни пытался он их скрыть. - Почему ты не радуешься празднику вместе со всеми? – спросил у неё Юки, набравшись смелости подойти к девушке. Данья вздрогнула и испуганно на него посмотрела. - А ты? Сначала её вопрос поставил молодого человека в тупик, а потом он всё же нашёлся: - Мне ещё рано жениться. - Ну вот и мне тоже рано. Он выглядела нерасположенной к дальнейшей беседе, но Юки не хотел уходить и оставлять её в одиночестве. Видя, как Данья бросает быстрые взгляды исподтишка на то исчезающего в толпе, то вновь появляющегося Илея, он чувствовал, как от жалости к ней у него сжимается сердце. Всё, что Юки мог для неё сделать, это увести подальше от танцующей и веселящейся молодёжи. - Знаешь, последние несколько дней нам никак не удавалось увидеться, – начал он. Данья сухо согласилась. – Я всё хотел к тебе зайти, но не было времени... Твой котёнок выздоровел. Хочешь, отдам его тебе прямо сейчас? Она ответила слишком быстро, словно только и ждала повода, чтобы уйти. От прежней сдержанности и отстраненности не осталось и следа. Резко повернувшись к собеседнику, девушка горячо воскликнула: - Так быстро? Давай, давай ты мне его отдашь! Очень-очень хочу на него посмотреть! Схватив Юки за локоть, Данья потащила его за собой прочь от танцующих. Лицо её, до этого бледное, чуть зарумянилось, и молодой человек почувствовал себя едва ли не героем. Окрылённый, он взлетел на чердак в считанные секунды, а потом практически скатился вниз. Юки так спешил, что несколько синяков, полученные по пути, не имели никакого значения. - Держи! – крикнул он, протягивая Данье котёнка, что-то возмущённо пискнувшего. Девушка, радостно улыбнулась и легонько прижала животное к груди. Глядя на неё, нельзя было поверить, что совсем недавно она молча страдала и изо всех сил пыталась это скрыть от окружающих. - Спасибо, – прошептала Данья. - Да ладно, пустяки, – смущённо пробормотал Юки, пряча за спину правую руку, которую сильно оцарапал, когда в спешке запнулся о порог и едва не упал. - Нет не пустяки! – неожиданно горячо возразила Данья. – Если бы не твоя помощь, он бы погиб. Я совсем не знаю трав и не умею врачевать. Я была бы бесполезна, пожелай я его вылечить. А ты вот не отказал, как любой другой, помог. Спасибо тебе! И она, поддавшись порыву, крепко обняла Юки. Тот замер, забыв, как дышать. Данья была по-женски мягкая, пахла молоком, как младенец, и очень хотелось обнять её в ответ. Но Юки, помня, что у него всё равно нет шансов, не решился. Данья ему нравилась, но он не был влюблён в неё до безумия, так что и ревности не испытывал, лишь желал ей счастья и жалел, что пожелание его никогда не исполнится. Почему хорошим, добрым девушкам так редко везёт? У коварной и вероломной Дулотты к ним какие-то свои счёты? Юки не знал ни одной легенды на эту тему, но всё равно злился на богиню. Ему и Данье не повезло войти в число её любимчиков, так что оставалось только смириться и жить дальше. - Если понадобится помощь, обращайся, – севшим от подкативших к глазам слёз пробормотал Юки. – Я всегда к твоим услугам. Данья рассмеялась так горько, что Юки почувствовал укол в сердце. Такой смех обычно у тех, кто знает, что утро следующего дня он уже не увидит, а потому любые попытки его приободрить натыкаются на стену из сарказма и горьких острот, а иногда и просто ругани или упрёков. Молодой человек знал наверняка, потому что не раз был этому свидетелем. Ему хотелось как-то приободрить её, чем-то помочь, но он понятия не имел, что может сделать. - Я запомню, – серьёзно пообещала она и, поблагодарив Юки ещё раз, пошла прочь. Её плечи, всегда уверенно расправленные, теперь грустно поникли. Она прижимала котёнка к щеке, что-то шептала ему и наверняка плакала. Данья была сломлена, как высохшая травинка на дороге, попавшая под колесо проехавшей по ней телеги. И Юки не был тем, кто способен ей помочь. Обратно он вернулся из-за Мачико – почему-то никак не удавалось избавиться от беспокойства за неё. Она ждала его. Весело засмеявшись, схватила за руки и спросила: - Где ты пропадаешь? - Я думал, ты так увлечена, что не заметишь моего исчезновения, – грубо отозвался Юки, всё ещё думающий о Данье и её обречённо опущенных плечах и неуверенной, немного заплетающейся походке. - О, а ты никак ревнуешь! – воскликнула Мачико, в притворном изумлении прикрыв рот ладонью. Она вся была сплошное притворство. Оно, как шелуха у луковицы, надёжно скрывало её настоящую. И нужно было пролить немало слёз, не раз изрезать руки о высохшую, бритвенно острую по краям кожуру, чтобы добраться до сердцевины. Самое обидное, что эта ведьма была права! Юки покраснел и попытался отвернуться, но она схватила его за подбородок и прошептала: - Эй, хозяин, не переживай. Я тебя никогда не покину, – на этот раз Мачико говорила вполне искренне. Молодой человек, привыкший к её издёвкам, уловкам и шуточкам даже вздрогнул от неожиданности. Признание пугало, но в то же время обнадёживало. Ужасное сочетание! - Как она? – спросила Мачико, следя взглядом за Илеем. Её способность становиться то игривой и весёлой, как расслабленная кошка, то серьёзной и собранной, как обсуждающий условия сделки купец, всегда поражала Юки. А собственная способность иногда понимать её с полуслова – тем более. - Глупый вопрос. Надеюсь, ей хватит силы духа, чтобы это вынести. Лицо Мачико приняло серьёзное выражение, улыбка исчезла, как рисунок акварелью под дождём, а между бровей образовалась морщинка. Девушка почти никогда не хмурилась, и у Юки от нехорошего предчувствия пересохло в горле. - Не хватит, – уверенно заявила она. – Данья не переживёт это лето. Я знаю, вижу... - Ты можешь видеть судьбу человека? – изумился Юки и даже отступил на шаг. Мачико это заметила, но ничего не сказала, лишь горечи в голосе стало больше. Шелуха спадала сама. Слуга Шезара впервые решилась кому-то открыться, хотя и подозревала, что это не самая лучшая идея. Во всяком случае, сейчас. - Нет, я не ясновидящая, а всего лишь низшее божество. Почти человек, только живущий очень долго и обладающий кое-какими талантами, недоступными смертным. Я не знаю, когда человек умрёт, и не могу предсказать его смерть. Просто вижу тех, кто ходит по краю. Я могу определить, кто из них сорвётся в любом случае, а кого я могу задержать ещё ненадолго. Это мой талант как Лекаря, чтобы я понапрасну не растрачивала свои силы, иначе не смогу спасти тех, кто действительно в этом нуждается. Так было с твоими друзьями. Один умер не в своё время, поэтому я могла его вытащить, дело было лишь в цене, а другого надо было удержать на краю, не позволить упасть, оттащить от пропасти подальше, и я это сделала. А вот Данью я не спасу. Тут уж как решит Дулотта. – Она немного помолчала, а потом спросила: – Теперь ты меня ненавидишь? Впервые Мачико смотрела на него так жалобно и преданно, напоминая пса, который ради хозяина готов на всё. Захотелось погладить её по голове, а потом обнять и заверить в том, что всё в порядке, он не держит на неё зла. - Нет... – ответил Юки. – Я должен быть тебе благодарен. Оказывается, Мачико лучше, чем он думал о ней всё это время. Она женщина и даже не человек, поэтому пытаться её понять всё равно что пытаться убедить Дулотту быть ко всем справедливой. Он может только попробовать смириться и привыкнуть к ней. Главное, найти достаточно мужества для этого шага. Она так и не выпустила его левую руку и во время своего признания сжимала её так крепко, что у Юки затекли пальцы. Мачико и сейчас цеплялась за его ладонь, а молодой человек не делал попыток высвободиться. Его правая рука взметнулась вверх, чтобы коснуться её щеки, к которой прилипла влажная от пота прядь. Девушка вздрогнула и перехватила его руку. - Ты поранился? Ссадина была пустяковая, через три дня заживёт, но она выглядела такой обеспокоенной, словно он мог вот-вот потерять кисть. - А, ерунда... – начал Юки, но Мачико его перебила. - И ничего не ерунда! Её надо срочно обработать. – Она бросила беглый взгляд на танцующих, а потом наконец-то снова лукаво улыбнулась: – Как насчёт соревнований? Кто быстрее добежит до ворот нашего дома, тот неделю не моет посуду. - Эй, я уже вышел из этого возраста. - Я тем более, но весело же! Да и рану твою побыстрее обработаем. - Ну, ты сама напросилась, – предупредил её Юки. И под звонкий смех Мачико сорвался с места. Она прибежала первой. Но только потому, что он ей поддался.