Нерассказанное

Всё прекрасно, но это не их прекрасно. Так злиться по мелочам - не в их стиле, и всё тут. Тулио рвёт эту чёртову карту на мелкие клочки, как будто она виновата в том, что он вот-вот навсегда лишится самого близкого человека. Завела не туда, вот поганая бумажка - или, наверное, просто не хватило такого же на удивление точного изображения, посвящённого тому, что между ними пролегло. Этим пустыням и топям, продуваемым ветром равнинам - Тулио мог бы уйти, но он нарочно кидает в заплечный мешок больше золота, чем способен унести; он и пришёл-то сюда вовсе не за этим. Эту ночь они с Чель провели на борту. Освящали корабль. Она во сне всхрапывала, плотная и мягкая, напряжённая, как прикорнувшая на ветке пантера, а Тулио глаз не сомкнул - поглядывал на неё и думал, что она дышит не так, что под это вообще не возможно выспаться... Мигеля он слышал так хорошо, что как будто даже мог различить сердцебиение - и под него никогда не ворочался по полночи, напротив, с утра просыпался отдохнувшим, полным сил и безумных планов, обязательных к исполнению. В этот же раз поднялся разбитым - и сразу в храм, по старым знакомым ступеням, в последний раз. Как тебе спалось, дружище? Ещё одна фраза из тех, которые он не сказал и уже никогда не скажет. Мигель не выглядит весёлым - в кои-то веки, но от этого он будто постарел лет на десять; десять лет, которые они не разделят, это даже представить сложно. Спихивает локтем идола и даже не оглядывается - это он в отместку, можно поспорить. Будто у них совсем ничего не осталось, кроме злости, будто им нечего друг другу выпалить прямо в лицо, не думая и не сомневаясь. Кажется, Мигель раньше это мог, но теперь смотрит исподлобья и не раскрывает рта. Никакая муха не залетит, думает Тулио в отчаянии. Это была их шутка из детства. Будет ли кому её помнить? Оба раз или два, ладно, много раз порываются заговорить, но это ни к чему не приводит - если не считать момента, когда они в последний раз вместе стоят на верхней ступени, и Тулио знает, что ему бы взглянуть на город, который он покидает, но выходит разве что боковым зрением пытаться рассмотреть лицо Мигеля, запомнить каждую чёрточку. Ничего не выходит. Всё забывается, стоит лишь отвернуться, и на Тулио нападает вдруг такой страх, что не шевельнуться - ноги сами волокут его вперёд. Дуновение ветра за спиной, едва уловимое, бесстыдно доносит, что Мигель повернулся - но это теперь тоже останется в прошлом, каждый шаг и каждый последний взгляд. Надо же, Тулио думал, что был нелюдим и груб, что его здесь не любят и совсем не знают, но люди выходят проводит его - своего уходящего бога, а вождь обнимает так крепко в нарушение всех законов, земных и небесных. Женщины, которых он благословил, виснут на руках, а дети, игравшие с Мигелем в мяч, подражают жестам, которые выучили только недавно. Тулио сам показал некоторым из них - теперь он уплывёт, а это останется. Родятся новые крохи. Всё потечёт по-старому - с благословления богов, конечно, хотя бы одного из них. Прощания нелегко даются - что бы ты ни решил, всегда кажется, что всё можно переиграть и повернуть время вспять. Не лучше ли остаться? Чель ему бы этого не простила, дело ясное. Она целует Мигеля в губы, легко, но искренне, а Тулио смотрит на это, не зная, что и чувствовать. Перестать думать о том, что, когда они останутся вдвоём в следующий раз, её маленький пухлый ротик будет помнить это прикосновение - его можно будет забрать, смахнуть и спрятать в карман. Даже попрощаться по-человечески им не дано. Это слишком сложно. - Ну, удачи, - бросает Мигель, в последний раз вставая с ним бок о бок. Они оба смотрят на корабль, и Тулио с тоской думает: ну и развалюха! Это же не доплывёт до Испании, можно и не надеяться. В первый же шторм им суждено утонуть, их потянет ко дну собственная жадность и несусветное богатство. Умирая, можно поспорить, Тулио будет звать по имени не Чель и думать не о ней; она не обидится, не маленькая, знает же, что молитвы посвящают богам. - Да, и тебе, - рассеянно отвечает он, пока Мигель пытается взглянуть на мир вокруг его глазами. Сколько золота! Сколько счастья! И то верно, они могли бы купить в Барселоне всё, они бы могли купить саму Барселону... Что ни скажи, а Мигель скучает по нормальной гитаре. Нет, конечно, ещё по доброму вину, запаху улиц после дождя - по всему, что там было, чтобы никогда уже не повториться. Пусть Тулио проживёт это заново - за двоих. Но, видят боги, он не будет счастлив. Можно сказать много красивых слов и возвести девять стен, так, чтобы рука не нащупала руку, чтобы даже взглянуть не вышло в нужную сторону, однако правду не изменить, как не выговорить вслух: пока Тулио ищет способ остаться, Мигель присматривает повод уплыть. Кому-то из них везёт, а второму - везёт вдвойне. Так вот просто.