***
«Странно, — думал Дженсен, обложившись вечером документами и уткнувшись в ноутбук, — что это Миша не объявился в самом неожиданном месте и не утащил куда-нибудь на Пирс 11? Даже как-то скучно...» Нью-Йорк возмущенно взвыл полицейской сиреной: «Че-его?! Это во мне — скучно?! Я зачем тебе целую неделю обратное доказывал?!». Дженсен отправил в рот очередной сухарик и неуверенно пожал плечами: нет, ну а что? Приучил ко всяким невероятным вещам — и свалил? Я так не играю. О том, что Миша — тоже человек, и у него запросто могут быть какие-то свои дела, Дженсен тоже почему-то не думал. Миша явно был кем-то большим, чем просто очередной нью-йоркский трудяга — ну сразу же видно, невозможно не заметить, так какого же, спрашивается, черта... «На такие случаи люди обычно берут мобильные номера, — осадил Дженсен сам себя, — кто мешал?». Почему-то гениальная в своей простоте мысль появилась именно тогда, когда исполнять ее было уже поздно.***
— На основании этих данных мы вполне можем заключить, что этот график поставок нас полностью... мистер Эклз? С вами все в порядке? «С мистером Эклзом все в полном порядке, — хотелось ответить Дженсену, — просто мистер Эклз чувствует себя так, как будто его кинули». Он с титаническим трудом заставил себя сконцентрироваться на эти пятнадцать минут, потому что нужно было просто перетерпеть формальности и подписать, наконец, чертов контракт. В конце концов, не ради него ли он сюда прилетел? Прилетел ради него. А улетать не хотелось совершенно по другой причине. И вот причина пропала, растворилась где-то в воздухе. Дженсен пытался искать причину на улицах Чайнатауна, среди бесконечных китайских ресторанов и прилавков — всё это было, конечно, очень увлекательно, но причина так и не нашлась. На следующий день он отправился на Брайтон-Бич, в «русский уголок Нью-Йорка», о котором Миша с таким упоением рассказывал в их самую первую прогулку. Потом попытался найти один из секретных баров, но закончилось всё это ссорой с полицейским и порванной штаниной брюк. Ну а теперь, по прошествии почти недели с момента внезапного исчезновения Миши, Дженсен скис. Еле-еле дотянув до окончания процесса подписания договора и пожав, наконец, руки новоиспеченным партнерам по бизнесу, он поплелся к выходу из финансового центра. Здесь стоял кофейный автомат — очень кстати, речи партнеров его здорово усыпили, сейчас жизненно необходим двойной эспрессо... Дженсен поднял взгляд и заметил на противоположной стороне улицы гигантский рекламный баннер. Там была гигантская эмблема зачеркнутой сигареты, но его взгляд в первую очередь упал на красную надпись «Может, хватит?». Стаканчик с эспрессо обжигал пальцы, но Дженсен так и замер, уставившись на дурацкий баннер. «Да ладно. Одно дело — посмеяться над парочкой забавных совпадений с билбордами, но чтобы всё это стало постоянной практикой?», — подумал он. «То есть, я имею в виду... города ведь не разговаривают с людьми», — подумал он. «Но черт, откуда у меня ощущение, что это... мне? А эмблема прилеплена для всех остальных нью-йоркеров. Мол, да, кстати, курить тоже вредно, конечно, но вот этот вот парень ведет себя совершенно неподобающе!», — подумал он. — Я, видимо, рехнулся, — тихо сказал Дженсен сам себе и резко отхлебнул эспрессо, специально, чтобы обжечь горло и отвлечься от идиотских мыслей. Чертова реклама из этой серии попалась ему на пути домой еще два раза: Дженсен решил пройтись пешком от Юнион-сквер хотя бы до какой-нибудь третьей по дальности станции метро, чтобы проветриться, привести голову в порядок и влиться в общий поток людей, который, если им правильно пользоваться, даже успокаивал. На эмблемах появились символические гамбургер и бутылка, но гребанная надпись оставалась одной и той же. Дженсен скрылся от нее в метро.***
«Что, домой? — недовольно осведомился то ли внутренний голос, то ли чертов дух Нью-Йорка. — И что ты там будешь делать, умник? Плакать в подушечку и запихивать в себя остатки хот-догов? Хоть бы отпраздновал подписание контракта...». «Ага, — язвительно ответил Дженсен непонятно кому, — с кем, интересно?! С кондиционером? Или с семейной фотографией миссис Гарди?!». Внутренний голос, или что там разговаривало с ним вот уже который день, был неумолим. Заставил выйти из вагона, скотина такая, вытащил за шиворот на улицу. Оглядевшись, Дженсен понял, что его вытурили в Даунтаун. Как раз туда, где они с Мишей по крышам гуляли. «Это форма издевательства, да? Прямо бенефис юных садистов. Иначе и не скажешь». Дженсен угрюмо пошагал вперед, мучительно пытаясь придумать, чем бы себя занять. Неужели он настолько зануда, что без компании ему нечего делать в огромном и, по сути, прекрасном Нью-Йорке? Он бессильно опустился за столик первой попавшейся на пути кафешки. Для начала надо что-нибудь съесть. Вот, куриные крылышки вполне подойдут. Типичное нью-йоркское блюдо для типичного нью-йоркского идиота, не удосужившегося даже взять мобильный номер у самого охрененного человека на земле. Куриные крылышки принесли быстро, хотя, конечно, деликатесом их назвать было нельзя, особенно за ту цену, которая была затребована. Сидя в кафешке в Даунтауне, ты скорее платишь не за куриные крылышки, а за сам факт нахождения в Даунтауне и за внезапно возникшую потребность поесть. Он мог бы еще очень долго исходить ядом, но тут произошло то, чего он ожидал меньше всего. Если бы Дженсен задался целью написать автобиографию, то, пожалуй, озаглавил бы это происшествие как «День, когда я убедился в собственном сумасшествии». Но он не писал автобиографий, а поэтому его реакция была куда менее поэтична: он просто по-человечески охренел. Скомканная бумажка внезапно приземлилась неподалеку от тарелки с куриными крылышками, случайно задела мисочку с кетчупом и, запачкавшись, упала под стол Дженсена. Он еще некоторое время таращился на размазанный по столу кетчуп, а потом медленно перевел взгляд вниз. Скомканная бумажка. Упала с крыши. В Даунтауне. Упала. С гребанной, мать ее, крыши упала скомканная бумажка. — Хрень какая-то, — прошептал Дженсен, хотя по-хорошему ему хотелось взвыть об этом на всю улицу. Но вокруг были люди, и вряд ли они поймут, почему можно орать от одной бумажки. «Ну все, блин. Готов. Я сошел с ума в этом чертовом городе. Можно написать боссу смс-ку об этом. То-то он обрадуется». Дженсен был готов думать о чем угодно, только не о диком желании и нежелании развернуть эту бумажку. Эти два чувства боролись в нем очень долго. Победило второе, но Дженсен не знал, чего боится больше: развернуть и увидеть там текст песни, или же обнаружить, что это совершенно случайная бумажка со случайной крыши? «Нихрена не случайная, — торжествующе вопил внутренний голос, — нихрена! Зуб даю, которого у меня нет, что там текст песни! Или ноты. Или что там музыканты записывают...». Дженсен начал почти истерично запихивать в себя куриные крылышки. Похоже, настал день для покупки обратных билетов, всем спасибо за чудесный отпуск, теперь он ненавидел мегаполисы по другой причине. Плевать на квартиру и на тот факт, что у него еще остались полторы недели. Ничего. За возможность свалить отсюда он сейчас мог бы заплатить большие деньги — лишь бы вот прямо сейчас, прямо сегодня, улететь к чертям из этого... — Я тобой недоволен, Дженсен Эклз. Почти разочарован в тебе.***
Дженсен все-таки успокоился. Каким-то образом у него это получилось. Ему даже уже почти не хотелось прикончить этого засранца в темно-синем пиджаке. Так, ограничиться парочкой тяжелых увечий. Но тут выяснилось, что вряд ли это будет эффективно. — Слушай, раз уж пошло такое дело, — сказал Дженсен, все еще не в состоянии переварить полученную информацию, — так, может, посоветуешь хорошего психиатра? Уж ты-то должен знать, Большое Яблоко. Миша тяжело вздохнул и посмотрел на него не то снисходительно, не то виновато. — Дженсен, остроты неуместны, честно говоря. — М-м? — картинно вскинул брови Дженсен, чувствуя, как в груди опять поднимается волна бессмысленного гнева. — Неуместны, да? Хорошо, если я встречу чрезмерно острящих людей, я им сообщу. Нет, ну а серьезно? Откуда у тебя столько денег? — Что? — озадаченно нахмурился Миша, выпрямившись на стуле. — Ну, как же. Это ведь диких денег стоит — столько рекламных баннеров в центре Нью-Йорка разместить. Не жалко было? Чем я заслужил такую честь? Миша раздраженно качнулся на стуле. Вернулся в нормальное положение. Взъерошил волосы. Дженсен наблюдал за всем этим, флегматично пережевывая последнее куриное крылышко. Откуда-то пришло фантастическое спокойствие. Если бы прямо сейчас рядом с его столом упал метеорит, Дженсен бы только плечами пожал. — Дженс... — Ага, я, — с наигранной готовностью подался вперед Дженсен. Он сам не понимал, зачем издевается над Мишей вместо того, чтобы сказать, как он ему рад, пусть даже тот и нес всякий бред из разряда «я — это и есть Нью-Йорк». — ...я почему-то думал, что ты уже и сам догадался и понял. Ты ведь даже говорил со мной. Ну, там, на Таймс-сквер. На Втором Авеню. Так почему ты вдруг?.. — Почему я вдруг? — осведомился Дженсен, начиная подозревать, что не один он тут сумасшедший. — Миша. Или как там к тебе обращаться... неважно. Я все-таки надеюсь, что ты Миша, а не какой-нибудь сбежавший Макмёрфи с парочкой лишних счетов в швейцарском банке. Ты не находишь, что вот это всё... звучит слегка бредово, м? — Нет, — твердо ответил Миша. — Ты и сам прекрасно понимаешь, что это не бредово. В глубине души тебе уже хватает доказательств. — Каких доказательств, Миша? Эту бумажку ты скинул сам. С крыши. — В какой-то степени я к этому причастен, да. В конце концов, я — Нью-Йорк, и здесь ничего не произойдет без моего ведома. — Боже милостивый... — Дженсен, ты можешь развернуть эту бумажку, если тебе угодно, — почти настаивал Миша. — Ты увидишь там текст песни, которую написал тот парень. Ты можешь пойти и постучаться — и я гарантирую, что тебе ответит именно тот, о ком я рассказывал. Дженсен нервно барабанил пальцами по столу. Может, действительно прямо при нем пойти и постучаться? Но он мог договориться с тем парнем. И вообще. Какой, нахрен, Нью-Йорк?! «Но он с легкостью ориентируется в метро. Знает всё о любом месте в этом городе, о чем не спроси. Когда мы гуляли по Манхэттэну, он не умолкал ни на секунду. Он знает мою фамилию — да, сказал ее тогда, в Центральном парке, а я махнул рукой, хотя не говорил ему ни черта. Нет у меня привычки просто так называть свою фамилию. И за незначительные правонарушения вроде карабкания по крышам ни ему, ни мне ничего не было. И вообще, он творил невероятные вещи все это время. А я предпочитал не думать об этом. Он с первого взгляда понял, что мне не нравится Нью-Йорк. Обижался, когда я говорил об этом слишком резко. Самый коренной житель, блин. Вашу мать. Так что же... передо мной сидит воплощенный Нью-Йорк, хотите сказать? Серьезно?!». — Ну, так что? Поднимаемся? — на полном серьезе спросил Миша. — А? Да ну тебя на хрен! — отмахнулся Дженсен — мысли были заняты совершенно другим. С ним, похоже, случилось самое настоящее чудо. Редкость, между прочим! А он сидит и до сих пор не подпрыгивает от счастья. С самого детства ведь мечтал о чем-нибудь необыкновенном — чтобы дух захватило, чтобы нельзя было поверить. И вот. Почти половина месяца прошла у него именно так. А он понял это только сейчас. — Слушай, но... но почему ты пропал-то? Миша опешил. А потом опять нахмурился, принял почти деловой вид: — Я думал, ты понял. — Хорошо, в таком случае, я — кусок непонятливого дерьма. — А зачем я еще был нужен в таком... состоянии? — Миша неуклюже помахал на себя руками. — Ненавидеть меня черт знает за что ты перестал, получать удовольствие начал, даже научился со мной разговаривать так, как мне удобнее... Дженсен прыснул. Миша озадаченно приподнял бровь. — Сейчас-то что не так? — Ничего, — Дженсен не мог сдержать смех. — Меня веселит сама ситуация. Ну, то есть... разговаривать с билбордами... по-твоему, это нормально? — Ты такой не один, если тебя это утешит, — саркастично парировал Миша. — Ах так? А я-то думал, мне жутко повезло, и я избранный. — Избранный. Ты не один, но вас таких немного. Есть повод гордиться собой. — Гордиться тем, что меня в друзья записал сам Нью-Йорк? — Нет, Дженсен, — устало усмехнулся Миша, допивая неизвестно откуда взявшийся кофе. — Гордиться тем, что преодолел свою дурацкую нелюбовь к мегаполисам — думаю, остальные парни должны обрадоваться. Гордиться тем, что сумел меня услышать, и тебе в какой-то момент перестал требоваться для этого местный бродяга с навыками прирожденного экскурсовода. Гордиться тем, что теперь всегда будешь приезжать сюда не просто так, а к лучшему другу. Это же здорово, нет? Дженсен почему-то забеспокоился. Миша... Нью-Йорк... выглядел теперь как-то одновременно близким и далеким. Нет, не так. Дженсен наконец-то окончательно осознал, кто сидит перед ним. Миша был совершенно органичной, неотъемлемой частью этого города — теперь, когда он сидел перед ним, такой здешний, местный до мозга костей, Дженсен понимал это так отчетливо, что наконец-то стало страшно. Все-таки он контактирует с чем-то очень глобальным... и это одновременно завораживающе и пугающе. — Только вот этого не надо, — вдруг по-человечески замахал Миша руками, убавив свой величественный нью-йоркский ореол. — Не люблю всю эту муть. Почему-то, когда ты салютовал рекламному щиту, у тебя не возникало мыслей о глобальности. Со мной надо на короткой ноге. Я давно не люблю подлиз и вот таких вот подобострастно-уважительных взглядов. Либо я совершенно свой, и ты находишься во мне, как дома, либо ты у меня в гостях. — Понял, извини... хм, то есть, не вопрос, Миша... эм-м... — Ох, просто расслабься, — вздохнул Миша с такой безнадежностью на лице, что Дженсен чуть не рассмеялся. — Потому-то я и не устраивал перед тобой спектаклей из разряда «Дженсен, а теперь нам нужно серьезно поговорить». Этого добра у меня на Бродвее хватает. Дженсен усмехнулся и покивал. Миша все равно теперь казался дальше — ну, оно и понятно. Нью-Йорк слишком велик, чтобы постоянно исполнять мечту только одного человека. Но это ведь совершенно не отменяет того факта, что он, наверное, лучший город на земле. — Правильно, — улыбнулся Миша, кажется, прочитав его мысли. Улыбка была теплой, искренней — прямо как во время их совместных прогулок. Дженсен улыбнулся в ответ. — Верно мыслишь, дружище. Я все равно всегда тебя жду, понимаешь? И если тебе вдруг чего-нибудь захочется — можешь скинуть с моей крыши бумажку. Как вариант. Миша неопределенно махнул рукой куда-то в сторону, и Дженсен автоматически проследил взглядом за его движением. Оказалось, что на стене дома на противоположной стороне улицы был растянут рекламный баннер — пожалуй, самый большой из тех, которые он видел в этом городе. Это была реклама банка, конечно же, потому что чрезмерно уверенный в себе молодой человек улыбался с баннера натянуто-дружелюбной улыбкой, держа в руках портфель, а рядом была какая-то эмблема, которой Дженсен не придал ни малейшего значения. Значение имел исключительно слоган, конечно же. Поворачиваясь обратно, Дженсен понимал, что Мишу, скорее всего, уже не увидит. Когда подозрения подтвердились, он ни капельки не удивился. Перед ним был лишь пустой стул и чашка из-под кофе, за которую — Дженсен был уверен — денег с него не возьмут. Он долго разглядывал эту чашку, улыбался, а потом вновь перевел взгляд на рекламный баннер. Банк «Флит». «Всегда рядом».