Сказки и сны

Осколки будущего снова разлетелись крошевом по щербатому полу. Очередная мозаика пала под тяжестью вод времени, подобная плотине, которой не удержать могущественнейшую из рек. Собирать эти осколки, по магии своей схожей с тем самым зеркалом Тролля из красивой датской сказки, складывать из неё очередную вечность хотя бы на вечер, или, может, на час. Посмотреть, как прекрасен случайный узор, закрепить кое-как и украсить им окно между мирами, пока очередной поток времени не сметет его, разметав снова по полу, как часто поступает с нашими грёзами и мечтами, для которых мы недостаточно смелые. Когда-то, в давние времена, когда мир ещё не стал привычным настолько, что обрел черты то ли лишенного всякой мистики болота, то ли скучной кухни в привычной квартире, где паутиной по стенам ползут тени прошлого, смущая разум контурами того, что могло бы быть, будь ты немного иным, чуть честнее, стремительней, преданней собственному сердцу, а не трусоватому эго, эти мозаики становились порталами в лучшие миры, и в этих мирах, пройдя по звонким тропам-ручейкам, порой даже люди находили зачарованный родник, полный прохладного счастья, и, утолив его водой жажду чудес, сами могли вершить их, становиться подобным ветрам, краше самых изысканных закатов, пронзительнее ядовитых искренних стихов. Но это было очень давно. С тех пор повседневный мир потускнел, обрюзг, стал респектабельным настолько, что сам себя почти задушил своей телесностью и строгостью, не оставив почти и следа от былого очарования, закопав где-то в золе изначальный замысел. И всё реже мозаики из осколков прошлого становились порталами, да и охотников бродить по волшебным тропинкам в поисках чудес, чья суть и есть счастье — становилось всё меньше. Слепли когда-то вещие глаза и не замечали света далеких звезд. Иссохли сердца, некогда стучавшие жаждой сказок и приключений — осмотрительность и повседневный предсказуемый лад надежно опутали их, как паук несмышленую бабочку. Но и по сей день находятся те, кто не разучился еще складывать из мозаик несбывшегося новые порталы в дивные миры. И еще не иссякли страждущие пройти в эти порталы навстречу, в сущности, к самим себе… Настоящим. И чем-то большим, чем мечта о самом себе на границе между ночью и утром, когда нестерпимо хочется спать, но страшно смежить веки, потому что бывает и так, что те, ради кого ты, будто Алиса в кроличью нору, ныряешь в бездну сновидений, там не случаются. — А что, Вечность теперь можно сложить из дней? — Кай опять проник туда, куда ему запретили ходить. Но он упрямый. Жаль, что ненастоящий. А вернее — несбывшийся. Пока. Или вообще. — Вечность можно сложить из чего угодно, — хоть из капель росы на вешней траве, хоть из воспоминаний о том, что наяву не прозвучало, но в миг, когда фантазия торжествовала над здравым смыслом, этим карикатурным ревнителем не собственных правил, они были куда более настоящими, чем то, что хромало по пути в ничто в миру. — А Вечность — это вообще навсегда? — Нет, Вечность вообще ко времени отношения не имеет. Она — совершенно другое. Тот самый источник, родник, из которого льются энергии, что, разрастаясь, становятся реками, а после мирами. И тот самый океан, в который эти реки-миры впадают, забывая свою суть и вновь становясь частью источника. Альфа и Омега. Кай озадачен. Он как-то то ли проще, то ли просто иначе представлял исходный материал иных миров, да и своего собственного заодно. А может и вовсе не задумывался, из чего складывается любой видимый и тем более незримый мир. Понял, что они есть, наугад начал складывать, как пазл, собственные, но они редко получались у него устойчивее, ощутимее, чем последние секунды предрассветных снов. Да и послевкусие у них такое же. Свершилось где-то там что-то важное, заветное, но одно движение ресниц — и всё исчезло. Так, пара прозрачных образов осталось. И тоска по утраченному едва ли не раю. Продолжаю собирать новую мозаику из осколков будущего. Сейчас она выглядит, как распахнутое окно, за которым распласталась звездная ночь. И лимонно-желтая полная луна освещает ставни. Манит к себе. Пройти сквозь себя в следующее пространство, которое вполне можно сложить, пока летишь на этот немыслимый чарующий мертвый свет. — Я хотел бы остаться здесь, — говорит Кай. И краснеет. Это почти трогательно. — В этом сне? — В этих снах… — Кем? — Кем-нибудь. Кем захочешь… — Я не могу хотеть за тебя, Кай. Как и принимать решения. Свобода воли и дела. — Чьего? — Каждого из нас. Я не могу до бесконечности удерживать твою душу на границе между Явью и Сном только потому что ты этого хочешь. Там, наяву выбор сделан. Каким есть. Пусть даже с оговорками, а вернее — отговорками, мол, что я могу изменить и прочая малодушная чушь. Чушь, которая сжигает собственную судьбу и делает таким же скучным и повседневным, как обычные люди. Выбор сделан. Но часть эту не устраивал такой исход. Так появился ты, Кай. Тот, кем мог бы стать. Но нет. Не стал. Несбывшийся, честный, идущий следом несмотря ни на что. Ты отделился от Яви и продолжил гореть. Потому что тому, что наяву уже ничего не надо, он завис в повседневной выверенной трухе. В болоте, в котором всё есть для предсказуемого и одобряемого социумом бытия. — Кроме Дивных… — Верно. Дивных там нет. И не случатся. Дивные не вьют гнезд. Не хвалят свое болото. И не отрезают крылья себе и ближним ради респектабельного быта. — И тебя там нет… Он всё-таки это сказал. — Выбор сделан. Всё честно. — Несделанный выбор тоже выбор? — И самый бескомпромиссный из всех. Вот уже сложена полностью мозаика из осколков будущего. Портал в иные миры. Исполненные чудес. — Я должен туда идти? — в голосе Кая какая-то особая обреченность. — И что дальше? — Выбор. — Какой? — Ты можешь сбыться. Или стать чем-то другим. Прекраснейшим из закатов, осенним дождем, первым снегом, ветром… Как пожелаешь. — И обратного пути не будет? — Да. — Да будет так, — усмехается Кай. И шагает в портал.