Журавль в руках

Они прятались в горах – уже вдвоем, остальные разошлись своими дорогами – Авелин, ведомая долгом, вернулась в Киркволл почти сразу, Мерриль сказала, что ей нужно разыскать клан и увести как можно дальше, а Изабелла отплыла еще той страшной ночью. Дольше всех с ними оставался Варрик – он покинул лагерь вчера, сказав на прощание, чтоб Гаррет был осторожнее и больше не защищал никакой город, а то они от этого разрушаются. На Андерса он только посмотрел – и рукой махнул, ночью накануне они о чем-то тихо спорили, пока Гаррет стоял на часах, а стоило ему невзначай пристроиться поближе, тут же умолкли. Одни. Сначала Гаррет вздохнул с облегчением. Им все никак не удавалось поговорить толком; Андерс никогда не стал бы откровенничать при ком-то чужом, но теперь-то, когда они наконец остались наедине, Гаррет надеялся, что сможет объясниться, рассказать, что плевать ему на церковь, на Эльтину, что он давно простил Андерса за молчание, что поддержал бы в любом случае, что жалеет только о том, что не застрелил Себастьяна, который посмел ему угрожать – но Андерс не стал слушать. Попросил только: «Давай поговорим позже» – и занялся лагерем. Голос у него был такой тусклый и уставший, что Гаррет не решился настаивать. Ночью было сыро и ветрено, костер спасал мало, а они не раздобыли ни спальников, ни палаток – когда бежали из города, не до того было; Андерс вспомнил свои ферелденские похождения, и они устраивали постели, наломав еловый лапник. Караулить решили по очереди, по полночи – и Гаррет вызвался первым, чтоб дать Андерсу отдохнуть подольше. Тот разгадал хитрость, но, наверное, слишком устал, чтоб спорить, только покачал головой и лег, завернувшись в запасную мантию. А Гаррет чуть не до рассвета смотрел, как любимый зарывается в лапник все глубже, беспокойно вздрагивает и вскрикивает, так и не решившись погладить по голове или взять за руку, как дома, в конце концов он просто лег рядом, обнял, согревая, и молча смотрел на бледное изможденное лицо. Хотелось не смотреть, а целовать, хотелось разбудить, повалить на этот дурацкий колючий лапник, хотелось ловить губами каждый вздох, и чтобы Андерс прикрывал глаза, когда дышишь ему в шею, хотелось любить его – так, чтоб до рассвета, так, чтоб обоим заснуть измученными и наутро Андерс в одной хоуковой домашней тунике шел за бутербродами, так, как у них было в первый год после признания, когда они не могли надышаться друг другом и не верили, что вместе. Последний месяц Андерс избегал близости. Не только в постели, но и вообще: отстранялся, когда Гаррет норовил притянуть его к себе посреди улицы, обнять, когда он возвращался домой из лечебницы, или подхватить на руки и отнести в спальню из гостевой комнаты – привычка спать в гостевых Гаррета страшно расстраивала, но Андерс только улыбался грустной вымученной улыбкой и говорил, что слишком поздно приходит домой и слишком устает. В бегах они были уже неделю, и посреди леса и в компании товарищей Гаррет не решался даже подержать за руку, не то что поцеловать или помечтать о большем. Но он так истосковался, а Андерс хоть немного, но выспался, и все уже случилось, Андерсу незачем больше от него бегать… Когда он все-таки решился, уже начинало светать. Лес будто пропитался водой и туманом; предрассветная хмарь съедала звуки и запахи, а костер почти погас. Все равно скоро вставать, а так они хоть согреются, они так давно не были вместе, и зачем же сдерживаться, зачем избегать того, чего так сильно хочется… Он успел только распустить завязки верхней андерсовой мантии, когда тот проснулся, резко вывернулся из-под Гаррета и торопливо запахнул мантию обратно. – Прости, родной, – вздохнул Гаррет, понимая, что все испортил – если еще оставалось, что портить. – Я не хотел тебя напугать. – Ты не напугал. Уже утро, да? Давай собираться, нам нужно в Камберленд. В первое мгновение Гаррет не нашелся, что ответить. С тем же успехом Андерс мог бы сказать, что хочет сдаться лично Белой Жрице. – Погоди, нам же туда нельзя. – Можно. Я все продумал. – Андерс, больше, чем там, храмовников разве что в Вал Руайо. Там же самый здоровенный Круг. Даже я тебя ото всех не спасу. Давай попробуем пробраться в Антиву? – Нет. Если не хочешь, я пойду один. Он встал и принялся собираться – уложил в сумку свою подушку, единственное, что прихватил из Киркволла с собой, и взял подвяленное на огне мясо, завернутое в листья. Вода закончилась еще вечером, Гаррет собирался поискать ручей с утра – здесь в лесу их было полно, и довольно чистых. – Никуда ты один не пойдешь и никогда я тебя не брошу. Не повторяй больше эту чушь, пожалуйста. А почему Камберленд? – Это достаточно большой порт, чтоб найти то, что мне нужно. Извини, я не могу больше отвечать. Если не захочешь мне верить, я пойму. – И эту чушь тоже, пожалуйста, не повторяй. Я тебе верю. Если ты говоришь, что мы идем в Камберленд, мы идем в Камберленд. Андерс пожал плечами и принялся тушить костер. Если бы у Гаррета еще оставались силы злиться, он бы злился, наверное. После взрыва Андерс словно превратился в тень самого себя, в отражение – он почти никогда не заговаривал сам, на вопросы отвечал коротко и неохотно, и Гаррет только радовался потихоньку, что никто из товарищей не бросался на него с обвинениями: как отреагировал бы Андерс в таком состоянии, а главное – Справедливость, он даже предположить не мог. Даже сейчас, когда они остались наедине, он никак не мог толком понять, как с Андерсом теперь разговаривать. Он слишком устал. От сражений, от решений, от того, как смотрели товарищи – решай, мол, ты же лидер, выбирай, делай. От того, что хотел любить, ни с кем своей любовью не делиться, унести, спрятать, защитить – а любимый как специально делал назло и влез во все мыслимые и немыслимые неприятности, да еще и войну развязал, а поддерживать себя не дает. От того, что хотел строить – а получалось только разрушать. Больше всего он боялся, что не выдержит, скажет что-нибудь резкое – и разрушит еще и то единственное, что было по-настоящему важно, куда важнее Киркволла, магов, церкви, да всех людей, сколько их имеется в Тедасе. И Андерс просто уйдет. Путь до Камберленда занял пять дней. Оба они умели ходить быстро и тихо, обойти пограничную заставу труда не составило – всего-то и надо было сойти с дороги пораньше и пробраться через чащу. На это ушел лишний день; Гаррет было заикнулся о том, что они могли бы и силой прорваться – какая там застава на лесной дороге, человек пятнадцать? – но Андерс твердо сказал, что они пойдут тайно. Зачем в Камберленд еще и тайно, Гаррет уже не спрашивал, и так знал, что за этим последует. На четвертый день они вышли из леса, а к полудню пятого зоркий Гаррет приметил на горизонте сложенные из светлого камня стены. К вечеру они подошли достаточно близко, чтобы разглядеть и здоровенные ворота с тяжелой решеткой, и то, что стены глухие. Андерс изначально настоял, что сходить на дорогу нельзя, поля подходили к самому Камберленду, и скорее всего, их до сих пор не заметили – судя хотя бы потому, что Андерса никто не тащил на костер, а Гаррета – в тюрьму. Но вот что делать дальше, было не слишком-то ясно. – Как будем пробираться в город? – спросил Гаррет, разглядывая ворота. – Через порт. – В каком смысле? – Рыбацкие лодки. С рассветом рыбаки из ближайших деревень поплывут туда, чтоб успеть к открытию рынков. Мы проберемся туда с ними. Их будут проверять, конечно, но не так, как на воротах. У нас должно получиться. – С чего ты взял? И ты что, хочешь украсть лодку? Это звучало и вовсе невероятно. Андерс, который вознамерился обокрасть и обмануть бедных людей, которых всегда только защищал, – в это Гаррет не поверил бы, если б не видел сейчас собственными глазами. Андерс никогда не воровал и не лгал. Даже когда речь шла о его жизни. – Лодку и рыбу. Пошли. На гениальный план это никоим образом не походило. Более того, если бы Гаррет был храмовником, он, наверное, именно порт бы в первую очередь и проверял. Но в глазах Андерса чуть ли не впервые с той ночи мелькнул живой огонек, а ради этого огонька Гаррет был готов и к самым дурацким планам, хоть переодеваться рыбаками и красть рыбу, хоть взрывать для отвода глаз еще какую-нибудь церковь, да хоть цветы Белой Жрице прислать. К бою он, впрочем, тоже был готов. Ради Андерса – всегда. Рыбацкая деревушка неподалеку и правда обнаружилась. Деревенские жители здесь, как и в Лотеринге, рано ложились и рано вставали; солнце едва зашло, а улицы уже опустели. Только плескались волны и шумел ветер. Андерс что-то сделал с собаками – усыпил или еще как-то зачаровал; Гаррет никогда раньше не видел, как он обращается к энтропии. Говорил – неудобно и не привык, энтропийщику одному не выжить, и навыки забылись, а раз Мерриль тоже умеет, то и вспоминать незачем. Оказывается, не забылись: ни одна собака так и не залаяла, и они прошли к лодкам незамеченными. Андерс выбрал ту, что поменьше и поободраннее; тут Гаррет был с ним согласен – чем меньше они привлекают внимания, тем лучше, а стража в порту придерется скорее к тем, кто побогаче. На свое счастье, одеты они были как те рыбаки: возможно, после доброй стирки мантия Андерса даже стала бы снова напоминать мажескую, но после недели в лесах половина перьев от нее отвалилась. Сам Гаррет выглядел не лучше – в старом, еще отцовском охотничьем костюме, которому путешествие тоже блеска не добавило. Грязные, оборванные, они сейчас могли сойти и за рыбаков, и за фермеров – за кого угодно, только не за себя. – А рыбу ты где собрался брать? – спросил Гаррет, когда они забрались в лодку. Уже совсем стемнело, восходящая луна выхватывала бледное заострившееся лицо Андерса, отражаясь в его глазах. То ли поэтому, то ли еще почему-то его взгляд казался чужим. – Тут должны стоять сети. Садись на весла, а я буду говорить, куда плыть. – Ты-то откуда знаешь, куда? Андерс промолчал. Это его молчание Гаррет прекрасно знал: «не хочу тебе врать, поэтому ничего не скажу» – в последний год такое случалось все чаще; Гаррет сердился, злился – бесполезно, если Андерс не хотел о чем-то рассказывать, он просто молчал и все. Как будто его совсем не волновало, что за него тревожатся. Весла с непривычки были тяжеловаты – наверное, если бы Гаррет привык к мечам-двуручникам, а не к тонким кинжалам, было бы проще. Впрочем, разобрался он довольно быстро, несколько раз чуть не облил обоих, правда, но лодка плыла куда надо, а не куда вздумается. Андерс только командовал «правее» или «теперь прямо», тихо плескали волны, а луна быстро поднималась все выше, из медовой превращаясь в серебристую. Над Киркволлом никогда не было такого чистого неба – дым литейных и пары газовых шахт затягивали его днем и ночью, а дышать полной грудью и не раскашляться можно было только в Верхнем городе, и то если ветер с моря. Пахло водорослями и камнями, которые отдавали собранное за день тепло, в темной прозрачной воде, если нагнуться, можно было разглядеть дно. Гаррету хотелось сказать что-нибудь глупое и нежное – как будто они снова в Киркволле, четыре года назад, еще не было атаки кунари, и он неумело ухаживает за Андерсом; Изабелла только хохочет над его попытками, Авелин смотрит сочувственно, а Фенрис ворчит: «Да соблазни его уже и не мучайся». Тогда все они верили в то, что смогут построить новую жизнь. Андерс махнул ему рукой: останавливаемся. У него были такие серьезные глаза, что Гаррет передумал лезть с нежностями – в который уже раз. – Здесь. Умеешь вытаскивать сети? – Умею, я же на ферме вырос. Ты, главное, рыбу собирай, чтоб она не ускакала. Андерс улыбнулся. – Не ускачет. Нам много не надо, мы их обкрадывать не будем. Я и лодку постараюсь вернуть, если все получится, а то ты обо мне невесть что уже думаешь, наверное. Гаррет уже сам не знал, что думать. Чем дальше они отплывали от берега, тем больше Андерс напоминал ему себя прежнего, до взрыва, до бунта, как будто ночь отгоняла усталость и тяжесть последних недель; Гаррет бы так и умчал его через все Недремлющее море, в Ферелден, если б не подозревал, что их и там отловят, а Андерс совсем в Ферелден не хочет. – Как я могу о тебе невесть что думать, если это ты. Рыбы наловилось не так уж и много. Серебристая чешуя поблескивала в лунном свете, а одна толстенькая рыбешка извернулась и выскользнула из андерсовых рук, уплыла – только мелькнула ее темная спинка. Руки насквозь провоняли, потом придется долго отмываться, особенно Андерсу – он-то любит, когда пахнет травами, а ведь им даже пойти некуда, и в таверну их в таком виде вряд ли пустят, да и Андерс вообще так до сих пор и не сказал, куда именно в Камберленде собирается пойти. Остаток ночи они пересидели в камышах. Гаррет задремал, положив голову Андерсу на плечо, ощущать его тепло было так приятно, так желанно, и если бы он не устал так сильно, а рыба не воняла, сбивая весь настрой, он бы попробовал, наверное, Андерса увести в камыши подальше, чтоб на шум никто не сбежался. Хотя вряд ли Андерс позволил бы. Перед рассветом Андерс разбудил его, и они поплыли к порту. Большая пристань была, как они и предполагали, перекрыта, но рыбацкие лодчонки, вроде той, которую они стащили, подплывали к боковой. На них с Андерсом все косились – наверное, новые лица здесь мелькали нечасто, и Гаррет начал уже думать, что узнай кто лодку – и им несдобровать. Андерс, впрочем, оставался невозмутим и, когда пришла их очередь, сунул стражнику какую-то бумажку. Тот просмотрел, вопросительно вскинул брови, Андерс кивнул, и их пропустили. – Что это сейчас было? – шепотом спросил Гаррет, когда они выгружали рыбу из лодки. – И что ты дальше хочешь делать? Мы сейчас разгрузимся, и нас заставят уехать. – Не заставят. Просто иди за мной и ни во что не вмешивайся. В порту было шумно и грязно, а с каждой минутой становилось все шумнее и грязнее: просыпались рабочие, ночные патрули стражи сменялись дневными. Андерс пристроился к толпе, тянувшейся к главной пристани, они миновали стражу – наверное, работяг никому не хотелось трогать – и прошли на пристань. Здесь было почище и попросторнее; Андерс потащил Гаррета к каким-то ящикам с орлейскими печатями, уселся прямо на них и сказал: – А теперь ждем. Только не суетись, а то мы и так привлекаем внимание. Гаррет начал сердиться. В самом деле, ну что Андерсу стоило толком объяснить, что происходит? Когда он в прошлый раз вот так, ничего не рассказывая, просил довериться, дело кончилось плохо организованным взрывом церкви, а ведь скажи он тогда Гаррету чуть раньше – и они бы из Киркволла не бежали, а уходили, прихватив заранее приготовленные вещи, потому что Андерс не умел уходить в бега правильно, а Гаррет умел. И теперь у Гаррета было чувство, что сейчас они влипнут. От толпы отделилась женщина в темном тяжелом плаще и направилась прямо к ним. Гаррет напрягся было – но Андерс спокойно соскользнул ей навстречу, демонстрируя, что ни посоха, ни заклинаний наготове у него нет. Отлично. Он тут и встречу ухитрился назначить. Женщина подошла ближе. Ее узкое тонкое лицо и ярко-голубые глаза показались Гаррету смутно знакомыми; впрочем, за годы жизни в Киркволле он перевидал столько народу, что мог забыть кого угодно. Женщина окинула их подозрительным взглядом, а потом протянула Андерсу руку, и тот ее пожал. – Рада, что вы добрались успешно. Так, времени у нас немного. Хоук с вами? – Со мной. Женщина хмыкнула. – Инструкции выполнены? – Да. – Тогда пойдемте. Наш с вами корабль отплывает через час. Надеюсь, смотреть город вы не собирались, потому что вы бы все равно не успели. Гаррет хотел было оттащить Андерса в сторону и прямо спросить, какого хрена происходит, но тот так холодно глянул, что он передумал. Голубой блеск в глазах женщины очень напоминал лириумный, и если она из числа контрабандисток, связываться с ней как-то не хотелось. Андерс, однако же, спокойно пошел, куда она повела, а когда Гаррет замешкался, попросту взял его за руку и потянул за собой. Корабль назывался «Отчаянная» и выглядел довольно-таки прилично. Им выделили одну каюту на двоих, с узкой койкой и страшно грязным окном; Андерс сразу же лег и прикрыл глаза. – Гаррет, сядь, пожалуйста, только сразу не кричи. Я тебе сейчас кое-что скажу, ты только не очень возмущайся, хорошо? У меня выбора не было. Выслушай, ладно? Гаррет молча сел рядом, накрыл его ладонь своей. – Мы отплываем в Минратоус. Нас там ждут. Я связался и… договорился с одним человеком. А Адрианна вызвалась нас отвезти, она все равно здесь по делу? Ты ее помнишь? Гаррет, скажи что-нибудь. Что тут было сказать, что когда любят – не умалчивают о самом важном? – Давно ты все это придумал? – Давно. Тебе не сказал, потому что ты бы не пошел за мной, зная, куда я хочу. И меня бы не пустил. Он был совершенно прав. Не пустил бы, удержал, даже если потом пришлось бы расстаться – Андерс мог простить что угодно, но не предательство. Гаррет еще мог уйти, прямо сейчас, выпустить ладонь, которую сжимал все крепче, встать и сойти на берег. В Камберленде ему было некуда податься, но из города всегда можно выскользнуть, а в мире полным-полно банд вроде тех же Кровавых Клинков. – Лучше бы ты сказал. – Сильно сердишься? – Не знаю, – Гаррет отпустил руку Андерса, встал и пересел на сундук. – Я не хочу в Тевинтер. Откуда ты вообще знаешь эту Адрианну? – Неважно. По подполью, если коротко. Андерс чуть заметно поморщился – наверное, Гаррет опять влез на запретную территорию и спросил о том, о чем нельзя было. За годы семейной жизни запретных территорий обнаружилось немало: все, что связано с подпольем, с Кругом, с детством – на такие вопросы Андерс отвечал честно, но очень неохотно, а если Гаррет пытался вызнать, как же его на самом деле зовут или что там у него было с Дайленом Амеллом, попросту молчал. С ним было очень трудно разговаривать о важном – может, потому, что они считали важным совсем разное, может, Андерс так и не смог научиться доверять, даже прожив рядом, одной семьей, целых три года. – Я пойду пройдусь, – сказал Гаррет. – Посмотрю, как тут и что. Мелькнувшему в глазах Андерса облегчению он совсем не удивился. Корабль готовился к отплытию. Налысо выбритый капитан препирался о чем-то с Адрианной; Гаррет заметил на палубе двух человек в цепях, на которых спорщики то и дело указывали. Значит, она еще и с работорговлей связана. Просто отлично. Андерс, конечно, особой разборчивостью в связях не отличался, но с работорговцами никогда никаких дел не заводил и повторял, что не может назвать людьми тех, кто лишает кого-то свободы. Ни разу раньше Андерс не лгал ему впрямую. Половина моряков переговаривалась на тяжелом, рубленом аркануме, который Гаррет совершенно не понимал, мог только отличить от других незнакомых языков по звучанию. Пробивался и марчанский говор; они должны были отплывать уже вот-вот. Гаррет подошел к самому борту, уставился в грязную, изжелта-зеленую воду. Последний шанс остаться в Камберленде. И оставить Андерса разбираться со своим Тевинтером, Адрианной и подпольем самому, раз уж ему это так нравится. В начале отношений андерсовы недомолвки умиляли, как и все в Андерсе, вплоть до пристрастия к лютне, потом начало раздражать. Письма неизвестно от кого, пустая постель по ночам, незнакомые люди в подвале, хотя Гаррет прямо запретил таскать подпольщиков домой, глупые разговоры про «зелье от Справедливости»… Андерс постоянно повторял, что не знает, чем же так заслужил расположение Создателя, что им было суждено встретиться и полюбить, и любовь была взаимной; Гаррет думал уже, что это не любовь, а проклятие какое-то. Как любить, если любимый тебе не верит, ведет какие-то свои игры и не хочет делить с тобой ничего из того, что ему важно и дорого? Он даже сделал два шага к Адрианне с мыслью сказать, что никуда не едет. Потом остановился. Так нельзя. Злиться не на что, Андерсу и без того сейчас плохо, а вместе они справятся, и все будет хорошо. Корабль отплыл. Путешествие оказалось долгим и очень муторным. Дорога из Гварена в Киркволл в свое время заняла три недели; но тогда они плыли медленно, на тяжело загруженной барже, и несколько раз попадали в шторм. Из Камберленда в Минратоус «Отчаянная» долетела чуть больше, чем за месяц, ни разу нигде не пришвартовавшись. Гаррет ждал, что они встанут хотя бы в Антиве – за время пути у него созрел план стукнуть Андерса по голове и силой вытащить на берег в каком-нибудь городе подальше. Андерс, конечно, скорее всего не простил бы, но лучше так, чем разрешать ему самому, добровольно лезть в капкан. Они обогнули Ривейн, миновали Арлатанский лес – Андерс даже вылез из каюты и смотрел, смотрел на линию берега. Что бы он там ни почувствовал, рассказывать, впрочем, не стал. Адрианна наблюдала за ними молча, насмешливо прищурившись. Потом начались тевинтерские территории. В тихой бухте они остановились, и несколько матросов, взяв лодку, принесли пресной воды. Запасов вполне хватало, но капитан решил перестраховаться, а ручейков в здешних лугах было много. Лодка, как выяснил Гаррет, охранялась надежно и слишком хорошо, чтобы попытаться ее увести. Минратоус Гаррет узнал сразу, куда раньше, чем Адрианна сказала, что они наконец-то на месте. Город стоял на холме, белокаменный и светлый, семь башен взмывали в голубое небо, тонкие, легкие, невообразимо высокие, рядом – особняки, у подножия холма – дома поменьше; Минратоус расползался в разные стороны почти как Киркволл – Верхний город, Нижний и то, что ниже Нижнего. Андерс стоял рядом с Адрианной, она положила ему руку на плечо и что-то негромко говорила; он склонил к ней голову, и ветер спутал его волосы с ее. Гаррет отвел взгляд и принялся изучать башни: они подплыли ближе, и он смог различить, как вокруг самого высокого кружат птицы. Огромные, должно быть, раз он разглядел их с такого расстояния. Было в них еще что-то странное; Гаррет хотел уже пойти попросить подзорную трубу, но тут его руки коснулась ладонь Андерса. – Адрианна сказала, нам можно будет жить в Морском квартале. Ее родственник переехал в загородное поместье и свой городской дом сдает за плату. Денег у нас пока нет, Адрианна одолжит, а я отработаю. – Так ты будешь работать на нее? Андерс на мгновение замялся. – Ну в общем да… Ты лучше посмотри, как красиво. Вон те башни – это их Круг. Адрианна говорит, они окружают здание Сената. Его с моря не видно, там возвышение и сады, но мы потом сходим и сами посмотрим. Оно очень старое, древнеимперское, а до сих пор выше других особняков. Представляешь, как тогда умели строить? Андерс улыбался, у него аж глаза светились, а в голосе была такая надежда и такая вера в будущее счастье на этой земле, что Гаррет и сам почувствовал себя почти счастливым. Конечно же, ему надо было просто подождать, пока Андерс не успокоится. Конечно же, теперь у них все будет хорошо. Они причалили уже после полудня. Издалека Гаррету показалось, что тевинтерский порт слишком просторный, но когда корабль подошел ближе, оказалось, что магистры страдали тягой к гигантизму. Слишком много пространства, слишком много места – столько, сколько городу не нужно. Зато здесь не было таких толп, как в Камберленде. И незамеченными, в случае чего, ускользнуть тоже было бы невозможно. Корабль встречала целая делегация. Магистры в раззолоченных мантиях темного шелка, охрана и слуги при каждом. Адрианна, переодетая в легкое платье с гербом тевинтерской церкви на груди, сошла первой; ее коллеги отдали честь и посторонились, пропуская к ней высокого остролицего мужчину с длинными темными волосами. Он пожал ей руку и перевел взгляд на Гаррета с Андерсом, застывших у трапа. – Друг мой, – голос у него был мягкий, а акцент почти незаметен, – этот мужчина – Гаррет Хоук? – Да, – спокойно ответил Андерс, никак не выказав удивления по поводу того, что его назвали «другом». – Хорошо. Адрианна покажет вам ваш новый дом. Ваш друг мог бы поискать работу телохранителя, а вам завтра назначена аудиенция. Адрианна сообщит подробности. Магистры рассматривали их с детским почти любопытством, как будто никогда не вылезали из Минратоуса и не видели магов других стран. А может, и не видели. А может, слышали, что Андерс взорвал церковь, Гаррету это было не слишком интересно. Он знал только, что его раздражает их внимание, раздражает брезгливое любопытство и фамильярность в голосе длинноволосого, раздражает, что они для магистров – как зверушки в клетке. Но Андерс, кажется, был наконец-то счастлив, у них был новый дом и хоть какая-то надежда на будущее, а это стоило всех магистров на свете.