Under my skin

Когда пальцы Хелены касаются идеально прямого листа бумаги, что-то меняется. Эйфория от двухдневного общества Джека, весь смех, все веселье и флирт ― все вдруг лопается, точно пузырь, до которого слегка дотронешься. Раз ― и все. Она не понимала. Опустившись в кожаное кресло и скрестив руки на груди, Хелена принялась перечитывать написанное письмо. Снова и снова, пока, наконец, слова заученно не зазвучали у нее в голове. Но легче не стало. Она резко поднялась с места, словно пытаясь сбросить с себя наваждение, и заходила по комнате, нервно переставляя вещи с места на место. Почему, черт возьми…? Этот вечер не должен был закончиться так. Она планировала зайти к Роберту перед сном и пожелать ему удачи на завтрашних выборах. Она волновалась не меньше, но вселить уверенность в сына было куда важнее, чем собственные переживания. Хелена прекрасно знала, что за напускной уверенностью наследника скрывается сомневающийся и немного взволнованный мальчишка, который до конца не понимает свалившуюся на него ответственность за страну. Она даже приготовила речь, но слова куда-то исчезли, когда она оказалась в погрузившейся в уютное освещение комнате. Роберт задумчиво наливал чай, а она злилась на себя, понимая, что мысленно снова и снова возвращается к треклятому заявлению Спенсера об уходе. ― Мам? ― он протянул ей чашку, и Хелена растерянно вздрогнула. Только бы он не заметил. ― Тебе с сахаром? ― она кивнула, натянуто улыбнувшись. Роберт протянул ей чашку, но вкуса чая она так и почувствовала. Стоило их разговору прерваться, мозг словно специально возвращался в реальность, заставляя нервно теребить узорчатый край блюдца. Ей нестерпимо хотелось что-то сделать, что-то придумать и решить, бездействие буквально убивало. Хелене казалось, что прошла целая вечность, прежде чем Роберт, легонько коснувшись губами ее щеки, пожелал спокойной ночи. Виновато улыбнувшись сыну, она клятвенно пообещала себе, что не даст ему проиграть завтра, и будет хорошей матерью. Кажется, она слишком часто обещала себе нечто подобное. Вернувшись в комнату, она плотно притворила за собой двери, не желая видеть перед собой никого и ничего. Физическая усталость от перелетов дала о себе знать сразу же, как только голова коснулась подушки. Закутавшись в одеяло, Хелена глубоко вздохнула, бросив взгляд на часы. Половина двенадцатого. Ровно через восемь с половиной часов она сможет высказать Спенсеру все, что думает о его проклятом заявлении. Она, безусловно, убедит его остаться, ведь он нужен ей здесь, как он смеет бросать ее в такой момент, когда на кону ― ее будущее и будущее ее детей? Почему он, черт возьми, вообще решил, что она его отпустит? Постель вдруг показалась ей неуютной и холодной, а комната ― излишне просторной и чужой. Хелена никогда прежде не осознавала, насколько сильно ей порой не нравится цвет стен, высокие потолки и дорогая мебель. В последний раз она задумывалась об этом только в обществе Алистера, когда они сидели вдвоем, обнявшись, в его маленькой квартирке на окраине Лондона, которую он постоянно грозился сменить. Тогда, лежа в его объятиях перед камином, Хелена могла поклясться, что нет ничего лучше. Но Алистера не было. Карие глаза вдруг широко распахнулись. Легкая дымка желанного сна внезапно пропала, и Хелена резко села на кровати, чувствуя, как гулко бьется в груди сердце. Алистера не было. Взгляд быстро переметнулся на стол, где лежало аккуратно подписанное заявление Спенсера об уходе. Заученные наизусть и теперь кажущиеся бесполезной формальностью строчки вдруг внезапно обрели для нее совершенно иной смысл. Внутри зародилась злоба ― на саму себя, за то, что не осознавала раньше, и теперь вынуждена терпеть съедающее чувство досады. Все казалось неправильным, но в то же время было весьма очевидно, что в этом огромном дворце, который никогда не будет и не был ей домом, Хелена совсем недавно вновь ощутила спокойствие в объятиях человека, от потери которого ее теперь отделяла лишь собственная подпись. Утром она потребовала заварить себе крепкий черный кофе и моментально выгнала прислугу из покоев, лишь только они закончили свою работу. Ей казалось, что время летит слишком медленно, и что она не выдержит больше и секунды после бессонной ночи, которая вымотала кипящее от напряжения сознание до конца. Она валилась с ног, но мозг продолжал работать с бешеной скоростью, не давая сну ни шанса на победу. Мысленно она прорепетировала собственную речь уже сотню раз, но легче снова не стало, и осознание собственной беспомощности буквально выводило Хелену из себя. Холодными пальцами она вновь и вновь касалась листа бумаги, который продолжал лежать на столе, на том же месте, где она оставила его вечером, который теперь казался далеким и смазанным. Порой, в очередной раз подходя к окну, Хелена неосознанно улыбалась, чувствуя неловкость и радостное предвкушение одновременно. Спенсер появился ровно в назначенное время. Он всегда приходил вовремя, предварительно постучавшись перед тем, как войти, в идеально отглаженной рубашке и неизменном темном пиджаке. Но теперь для Хелены все это казалось неважным. Взгляд голубых глаз ― холодный и грустный, сразу же упал на все еще идеально прямой листок бумаги, который она держала в руках. Она шумно выдохнула, позволяя ему заговорить первым, отчаянно желая узнать, что скрывается за формальными фразами и пустыми отговорками, скользя взглядом по его лицу в попытке увидеть былое восхищение и радость. С ним она буквально ощущала теплоту, как от пламени в камине, которое они с Алистером любили зажигать для удовольствия, независимо от времени года, и именно это чувство зажигало внутри Елены нечто большее. Оно было отправной точкой, началом осознания того, что человек, стоящий перед ней, был именно тем, в ком она нуждалась больше всего. Слушая его спокойный и рассудительный голос, Хелена будто бы оказывалась в другом месте, в их собственной маленькой гостиной, в которой уютно и тепло. Он сообщал ей о грядущих делах и встречах, рассказывал о плане проведения сегодняшней церемонии, а она растворялась в нем, впервые ощущая так много и так ясно понимая, что волна чувств, которых она неосознанно боялась, нравится ей, вдруг становясь правильной и родной. ― Вы подписали заявление, мэм? Холодный тон его голоса заставил очнуться. Перед глазами вновь была ее комната и Спенсер, указывающий на зажатое между пальцами заявление. Ее передернуло от страха перед мужчиной, который терпеливо ждал ее ответа, формально назвав ее «мэм», перечеркивая этим холодным и продиктованным обидой обращением другое, сказанное им почти шепотом, совсем недавно, но четко отпечатавшееся в памяти Королевы «Хелена». ― Мэм? ― он чуть подался вперед, не понимая причину ее молчания, ожидая чего угодно от женщины, которая впервые после Рождества казалась ему не похожей на роковую Королеву, готовую разбивать сердца. От внимательного взгляда мужчины не укрылся тот факт, что она заметно нервничает, позволяя ему видеть себя чуть слабее, чем обычно. Он снова перевел взгляд на заявление, чувствуя, как внутри мешаются недавняя обида и раненная гордость, и как уверенное «нет» Хелены воссоздает в сознании еще более непонятный вихрь ощущений, от которого сбивается дыхание. Он слегка растерянно взглянул на нее, не понимая, но внутренне готовясь отражать любую атаку, не желая больше давать ей выиграть и растоптать его снова. Впервые в жизни два совершенно разных человека вдруг ощутили себя равными друг другу. ― Почему вы хотите уйти, мистер Хенигсберг? ― она слегка прищурилась, глядя на него в ожидании ответа. ― Я полагаю, в моем заявлении я четко сформулировал причину своего ухода, Ваше Величество. ― Я спрашиваю не это, ― она делает шаг к нему на встречу, все еще сжимая слишком-идеальную-бумажку уже-совсем-не-слегка дрожащими пальцами. ― Почему вы на самом деле уходите, Спенсер? В огромной комнате с высокими потолками повисает гробовая тишина. Еще шаг ― и Хелена оказывается рядом с ним, и теперь обоим еще труднее привести мысли в порядок и продолжить игру. Он молча наблюдает за тем, как под ее руками рвется на мелкие кусочки бумага, и как Хелена улыбается, вновь ощущая свою власть над его судьбой. Осознание собственной беспомощности бьет куда-то под ребра. Спеснеру душно и невыносимо больно находиться рядом с ней, и он отдаляется, делая пару неуверенных шагов в сторону спасительной двери. ― Вы не ответили на мой вопрос, ― напоминает Хелена, и ее уверенный в победе тон заставляет срываться на крик: ― Что ты хочешь от меня услышать?! ― его трясет от вырвавшихся наружу эмоций. Невыносимый, нечестный, наполненный отчаяньем проигрыш. ― Что, скажи мне, я должен тебе сказать? ― он замолкает, понимая, что говорить дальше бесполезно. Он ждет ее реакции, подсознательно зная, что она все равно победила в этой дурацкой игре, но где-то глубоко внутри желая услышать ее. Но Хелена молчит, и он снова отступает к двери, беспомощно разводя руками. ― Мне нечего тебе больше сказать. Ваше Величество, ― он склоняет голову в вежливом поклоне, ощущая, как что-то внутри рушится от ее внезапного прикосновения. Она никогда прежде не брала его за руку, давая возможность теплым ладоням Спенсера ощутить мелкую дрожь, которая выдавала ее с головой. В эту минуту между ними не было ничего, кроме напряженности и страха. Секунды ожидания больно ударяли обоих, но они были, безусловно, необходимы стенам из внутренних запретов и обид, которые являлись последними преградами к пониманию истины. ― Прости меня, ― тихо шепчет Хелена, и на этом моменте у него нет ни капли сомнения, что ей действительно жаль, но он все равно не верит до конца, следуя остаткам недавней обиды, беспомощный одновременно и перед ней, и перед собственной уязвленной гордостью. Губы Хелены осторожно касаются его губ, и он на секунду пропадает, растворяется в этом ощущении, пока реальность снова не сбивает с ног, вынуждая отстраняться. Его ладонь все еще находится в ее руке, и теперь она позволяет их пальцем переплестись в плотное кольцо ― единственное, что не позволяет ему уйти и оставить ее наедине с бешено колотящейся в груди правдой. Она смотрит на него не моргая, отчаянно пытаясь дать понять, что теперь не хочет притворяться и играть, ругая и ненавидя себя за то, что, несмотря на репетиции, не может произнести это вслух. Ее Королевское Величество облегченно выдыхает, когда Спенсер вновь делает шаг ей навстречу и притягивает к себе.