Under my skin

      Когда Джессика рядом, ему плохо. Внутреннее кровотечение — ничто по сравнению с тем, что творится внутри. А без нее еще хуже. Потому что ей лучше без него.       Они живут вместе уже больше года, но это и жизнью-то назвать сложно. Подчинение и вечный контроль. Чтобы не сорваться и не проиграть. Чтобы подтвердить выкрикнутое когда-то матерью «эгоистичный ублюдок», забыв, кто он есть на самом деле. Забыв мальчика, что когда-то страдал. Его ведь никогда не слушали.       Джессика плохо готовит. Ее кулинарные навыки не раздражают. Он улыбается уголками губ, наблюдая, как она неловко переминается с ноги на ногу возле кастрюль, а затем предлагает ей сходить куда-нибудь, дабы не ремонтировать кухню в сотый, а то и в тысячный раз.       Она счастлива. Он говорит ей это каждый вечер, убеждая не то ее, не то самого себя. Он запутанно наблюдает за ней всякий раз, когда они не вместе. Изучает, чувствуя, как стучит в висках от неконтролируемого страха потерять. Ему кажется, что он страдает больше. Он бы хотел знать, что чувствует она, потому что догадки пугают обоих.       Их приглашают в гости на Рождество. Странные соседи неподалеку клянутся, что лучше компании в этот вечер им не найти. Джессика молча теребит край куртки. Слишком настойчиво. Могут заметить. Он незаметно сжимает ее ладонь, удовлетворительно кивая:       ― Мы придем, миссис Смит. Джессика давно хотела обсудить с вами тот фильм. Как он называется, милая…? ― он поворачивается к ней, натыкаясь на отрешенный взгляд любимых глаз.       ― Не помню…       Его злит любая мелочь. Он снова смотрит, сидя в роскошном кресле чуть ли не лучшего ресторана Парижа, на то, как Джессика умело прикасается к клавишам, заставляя рояль нашептывать одну из его любимых композиций. Ее спина неестественно прямо выгнута, руки действуют четко. Ему вспоминается их последняя ночь, и стакан с недопитым виски с громким стуком ударяется о стену. Все те же послушные руки.       Все смотрят на него. Приказывать им у него просто нет желания. Впервые в жизни Кевин уходит от проблем, не заставляя кого-то решать их за него. Остановившись, он закрывает глаза, вдыхая свежий морозный воздух. Кажется, сегодня слишком холодно для ее тоненького пальто…       ― Джессика… ― он находит ее на том же месте. Все так же нажимающей клавиши. И все тот же взгляд, полный покорности и безразличия, пропитывает горечью пурпурный мир ненавистного ей человека. ― Идем, нам пора, ― она кивает.       Они не ссорятся, как любая другая семейная пара. Он ловит себя на мысли, что она ничего не говорит насчет дома, хотя полы в нем слишком холодные, а предыдущие соседи были куда милее. Она молча осматривает уже обставленную по его заказу гостиную, ходя по кругу от камина до двери. Ему хочется кричать, и он срывается однажды, когда она целует его, намереваясь пойти спать.       Ее идеальная покорность больше не кажется ему чем-то удобным. Он хочет ее. Он любит ее. И он любил бы ее любой.       ― Посмотри на меня! — срывается на крик Киллгрейв, прижимая хрупкое тело девушки к стене и обреченно вздыхая, когда та выполняет приказ. — Джессика… ― он зажмуривается от нахлынувшего отчаянья. Ни звука. — Прости меня, ― почти шепчет он, когда она вдруг замирает в дверях их спальни. И вновь ее идеальная улыбка сводит с ума.       ― Спокойной ночи.       Ему нужно было отвлечься. И шумный Нью-Йорк для этого не подходил. Хотелось спокойствия.       Сидя в уютном кресле и наблюдая за бьющимися о берег волнами, он иногда посматривал на сидящую рядом женщину, которая раз в несколько минут перелистывала страницы книги. Снова и снова. Как по команде.       ― Джессика… ― он, кажется, впервые заговорил с ней. Она тут же повернулась к нему, улыбаясь так же чертовски идеально. Три года… ― Ты… ― он запнулся на мгновение. Ни одна черточка на ее лице не дрогнула. Пальцы лишь чуть сильнее сжали книгу. ― Ты хочешь чаю?       Она не ответила. Стушевалась, будто речь шла о чем-то куда более сложном. Тогда он впервые увидел перед собой результат своих способностей. Джессики не было. Была ее послушная и потерянная копия.       Резко поднявшись с места, Килгрейв направился на кухню. Когда он принесет ей чай, она вновь улыбнется. Сухое «спасибо» и неловкий поцелуй в щеку.       Где-то рядом все еще будут плескаться свободные волны.       Энни бегает быстрее Купера. Он смеется, глядя, темноволосая девочка останавливается, чтобы перевести дух, и дразнит:       ― Ха-ха, ты проиграла, малышка Эн! Я выиграл!       Энни обиженно бурчит себе под нос что-то про обещание рассказать отцу, но не останавливается, когда Купер предлагает ей еще один раунд. На сей раз побеждает дружба. Кареглазый мальчонка с улыбкой обнимает сестру, и он видит на лице Джессики улыбку.       Их маленький домик они не покидали вот уже почти десять лет. Морской бриз приятно охлаждает кожу, когда они прогуливаются вечерами по пляжу. Джессика смеется когда он говорит о детях. Улыбается, когда они вспоминают про инцидент с хомяком, так некстати застрявшем в домике из «ЛЕГО».       Он берет ее за руку и ведет вперед, иногда подхватывая и кружа. Самым сложным было найти ее губы в тот момент, когда длинные черные волосы закрывали лицо. Глаза ― точь-в-точь как у его дочери ― уже который год смотрели преданно и с любовью.       Который год он был не в силах с ними расстаться.       ― Пап, Джейн взяла мою помаду! ― взбудораженная Энни вбежала на кухню как раз в тот момент, когда он помогал Куперу завязывать галстук. ― Пап! ― недовольно воскликнула девочка. ― Помада дорогая! Если приеду в школу страшилищем ― будешь виноват ты, ― она обиженно поджала пухлые губы, плюхнувшись на стул рядом с матерью и склонив голову на плечо Джессики.       ― Энни, кажется, это из-за тебя закрыли драмкружок? ― Купер ехидно улыбнулся сестре, тут же стушевавшись под пристальным взглядом отца. ― Ладно-ладно.       ― Джейн, милая! ― заметив малышку в дверях, Джессика поспешила подхватить дочь на руки. ― Бог мой, ты вся в помаде! ― засмеялась она, пытаясь салфеткой стереть следы косметики с лица дочери. ― В кого ты такая…       Он молча улыбнулся, встретившись с ней взглядом. Его привычная улыбка ― лишь уголками губ ― была адресована любимой женщине, держащей на руках его ребенка.       ― Купер и Одри ушли.       Он не заметил ее приближения. Стоя на берегу, он молча наблюдал, как одна волна сменяет другую. Вечер был теплый, даже несмотря на почти заканчивающееся лето.       ― Она, кажется, хорошая, ― Джессика встала рядом, зарывшись ногами в теплый песок.       Он не ответил.       Какое-то время они молчали, вслушиваясь в тихий шепот волн. Ему казалось бесконечным затянувшееся между ними молчание. Постепенно угасающее солнце медленно скрывалось из виду. Прохладный ветер трепал волосы, и он машинально снял пиджак, набрасывая его ей на плечи.       ― Я люблю тебя, Джессика Джонс.       Вся его жизнь изменилась в ту секунду, когда стоящая рядом женщина вдруг нерешительно улыбнулась ему, тихо шепча:       ― Я тоже люблю тебя, Кевин.