Поймать и приручить

Дэвид ушел, понимая, что так будет лучше, но только в этот раз. Он пообещал себе, что больше не отступится и не позволит Энтони остаться одному. Но сегодня парню было необходимо вернуть себе то равновесие, которое нарушил мужчина. Вернувшись домой, он сразу отправился в душ, пытаясь хоть немного прояснить свои мысли и разобраться в тех ощущениях, что возникли после рассказа Энтони. Безусловно, ему было жалко невинного ребенка, оказавшегося вовлеченным во взрослые игры людей, где не то, что не боялись пачкать руки, но и забывали о том, что всегда и во всем есть предел. Однако он никогда не покажет эту жалость Энтони, потому что это одно из самых худших проявлений чувств. Дэвид всегда считал, что чем больше ты жалеешь человека, тем слабее становится его дух и вера в себя. Нужно поддерживать и помогать, но так, чтобы эти действия не были навязчивой идеей, и по возможности проявить некую силу, способную дать этому человеку желание вырваться из собственных страхов. После душа Дэвид натянул на себя старые потертые джинсы и простую белую рубашку, оставив ее расстегнутой. Взлохматив пятерней все еще влажные волосы, мужчина остановился в центре своей большой гостиной и устремил свой взгляд на ночную панораму города, пытаясь понять, что же там видел Энтони и видел ли вообще. Постояв так немного, он все-таки решил заглянуть в ту комнату, которая осталась единственной закрытой для парня в его первый визит. Дэвид не скрывал того, что там было спрятано, но тогда считал, что Энтони еще рано открывать завесу его увлечений. Зато теперь он понимал, что поступил правильно и время на то, чтобы когда-нибудь открыть эту дверь перед парнем, еще настанет, пускай и не так скоро, как он на это рассчитывал. Оказавшись внутри, Дэвид обвел взглядом темно-алые стены с деревянными вставками, разбавляющими тяжелый цвет комнаты и создающими своеобразный уют и даже некое тепло. Здесь было все, что он так любил, начиная от простых флоггеров и плетей и заканчивая металлическими распорками и веревками из разных материалов. Все это было гордостью мужчины отчасти потому, что он никогда не экономил на девайсах, приобретая только лучшее и то, что ему действительно нравилось. Однако не все было использовано и занимало место на полках и специальных нишах только в качестве детали интерьера. Дэвид не был жесток, никогда не переступал черту дозволенного и всегда соблюдал правила. Он любил эту сторону своей жизни, как и любил всех своих нижних, даже если видел кого-то из них впервые. До Стива мужчина успел разбавить свой опыт разными парнями, где были и послушные овечки, и непокорные лисы, с трудом поддающиеся «дрессировке». Но Дэвид брал любую высоту, медленно и терпеливо воспитывая каждого, кто хоть раз оказывался с ним в паре. Он жаждал открыть этот мир и Энтони, показать ему все разнообразие секса и удовольствия, которое в сто крат превосходило то, что можно было получить от простого полового акта. Удовольствие, граничившее с болью и адреналином, чувство, которое, словно жидкая лава, растекалось по венам и будто открывало новые грани собственного тела. Дэвид знал это, видя не раз, как его сабы задыхаются от переизбытка эмоций и ощущений, видя, как они жаждут силы своего Господина и своей покорности. Дэвид много работал над собой, чтобы достичь именно той выдержки, которая позволяла держать себя в руках при любых обстоятельствах и приносить невероятное удовольствие даже без сексуального контакта. Но, несмотря на все это, мужчина любил и просто обычный секс, хотя в его понятии «обычный» подразумевалось несколько иное представление о близости. Поскольку Энтони не был сторонником Темы и самой БДСМ-практики и, ко всему прочему, еще и морально уязвлен собственным прошлым, то Дэвид решил для начала просто использовать свои знания для работы с парнем в более близком контакте, но пока не вводя его в основную часть. Мужчина искренне хотел помочь Энтони избавиться от призраков прошлого, которые, как он понял, все еще продолжали крепко держать парня в своих тисках. В первую очередь Энтони нужен был толчок к тому, чтобы начать бороться с собой, а затем и практика для того, чтобы окончательно расслабиться и принять себя таким, какой он есть без всех этих искалеченных масок. Дэвид, в силу своего характера и проницательности, был уверен в каждом своем выводе, сделанном об Энтони. К тому же было несложно догадаться, что все эти психоаналитики сами ввели парня в подобное состояние. Прочищая мозг, ковыряясь в сознании, они шаг за шагом строят внутри своих клиентов новый «скелет» сознания, основываясь в основном на общепринятых понятиях и своих личных убеждениях, что порой имеет обратный результат — как в случае с Энтони. Вместо легкости, принятия самого себя и избавления от прошлого они замкнули Энтони на ложных убеждениях, что вылилось в подобное раздвоение личности и желание закрыться от общества не совсем верными поступками. Дэвид глубоко вздохнул, с любовью огладил черные атласные ленты и пришел к выводу, что пора действовать. Для начала он займется самим парнем, а следом начнет рыть все о том похищении, чтобы разобраться во всем самому и при этом помочь Энтони, зная основные моменты того времени. Связи, деньги и безграничное упорство — все это было у мужчины, а еще у него была Рэйчел, способная достать из-под земли любую информацию. Выйдя из комнаты, Дэвид решительно направился на кухню, по пути захватив свой телефон, и, уже готовя кофе и поздний ужин, набирал знакомый номер. Как он и предполагал, Рэйчел приехала к нему через сорок минут со всеми досье и своим извечным ежедневником, с целым запасом энергии и желанием помочь своему боссу, который вытянул ее из дома уже за полночь. — Мистер Нэвилл, вам придется приписать пару нулей к моей зарплате, — с порога выдала секретарь, сразу направляясь на доносящиеся из кухни запахи еды. — Для тебя, Рэй, я готов на все, но с условием, что ты никогда не переметнешься на другую сторону, — рассмеялся мужчина, легонько целуя женщину в щеку и усаживая ее за декоративную барную стойку. Такие вольности они позволяли себе лишь за пределами офиса и подальше от чужих глаз, выражая этим самым друг другу свою признательность и уважение. Рэйчел все так же скупо улыбалась, но в разговоре могла позволить себе намного больше, например, напрямую задавать вопросы о личной жизни своего босса. — Дэвид, почему ты так интересуешься этим мальчиком? — принимая из его рук чашку с кофе, поинтересовалась Рейчел. — М-м-м, не могу точно ответить на твой вопрос, но это чувство, что я испытываю по отношению к Энтони, очень похоже на желание обладать. Но не временно, а на долгие годы, если не навсегда, — задумчиво ответил мужчина, раскладывая спагетти по двум тарелкам и заливая их сливочным соусом с кусочками грудки. — Я так не думаю, — Рей с интересом наблюдала то за лицом босса, то за его мелькающими руками, в который раз поражаясь тому, что такой занятой человек способен еще и на приготовление потрясающе вкусной еды. — Хорошо. Тогда на что это похоже? — устроившись напротив, Дэвид обратил все свое внимание на секретаря. — На симпатию, на привязанность, которая слишком быстро образовалась, на многое, — Рей сделала глоток кофе. — Если ты веришь в такое чувство, как любовь, то это первые звоночки. — Откуда такие познания, позволь спросить? — поинтересовался Дэвид, нисколько не смутившись от слов женщины о его возможной влюбленности в Энтони. — Я не всегда была сухарем, живущим в стенах офиса, — попыталась она пошутить, и Дэвид действительно рассмеялся на такое заявление своего «засухарившегося» секретаря. — Я в этом и не сомневался, — отсмеявшись, ответил он. — Я была замужем, по любви, но осознав в какой-то момент, что хочу посвятить себя не домашнему хозяйству, а успешной карьере, вскоре рассталась с человеком, который не смог этого принять, — начала Рэйчел, вспоминая свое прошлое еще до знакомства с Нэвиллом. — Он хотел обычную рядовую семью, где я бы стала многодетной мамашей, а он — главой семьи, принося мизерные центы и пропивая их у телевизора с бутылкой пива. Любовь порой выбирает нам не тех, кого бы мы хотели видеть рядом с собой всю оставшуюся жизнь, и у меня хватило ума расстаться с такой плачевной перспективой. — Я в который раз поражаюсь твоим умозаключениям, — хмыкнул Дэвид. — Спасибо, что поделилась со мной своими мыслями. Думаю, я понимаю то, что ты хочешь мне сказать. Мне стоит еще раз подумать над тем, стоит ли связываться с Энтони? — Именно, потому как может оказаться, что тобой двигало только желание обладать интересным мальчиком и мнимая опека над ним, — ответила Рэйчел, параллельно раскрывая свой ежедневник. — Нет-нет, даже не думай! Сначала еда, потом дела, — засуетился Дэвид, вырывая из рук женщины несчастный и потрепанный временем блокнот. Рэйчел спорить не стала, только бросила недовольный взгляд в сторону босса, и молча приступила к ужину, который она тоже пропустила, занимаясь дома рассортировкой документов на понедельник. Уже позже они переместились в гостиную, где женщина заняла кресло, а Дэвид устроился в соседнем, раскладывая досье по всему журнальному столику. — Что конкретно тебя интересует, Дэвид? — Личность некоего детектива, который сыграл немаловажную роль в спасении Энтони семь лет назад, — мужчина выбрал нужную папку, выискивая в ней необходимую информацию. — Энтони сказал, что так и не смог найти этого человека. — Тут два варианта: либо его убрали, либо он сам лег на дно с целью не попасться на глаза тем, кто был ко всему причастен, — записав что-то в ежедневнике, Рэйчел молча протянула руку, в которую Дэвид тут же вложил досье Энтони. — Зачем ему прятаться, если дело было закрыто, а похитителей упекли за решетку? — не понял он. — Затем, что у тех людей в любом случае остались последователи, которые могли рассчитывать на месть или нечто похожее, дабы отвоевать то, что не смогли другие. Тем более ты сам прекрасно знаешь, что в бизнесе нет ограничения во времени, — Дэвид на это только кивнул, после чего Рэйчел продолжила: — А это значит, что если в то время все прошло без новых инцидентов, то следует полагать, что в будущем все может повториться, пускай и в другой интерпретации. — Почему ты работаешь у меня? — не в тему спросил Дэвид, разваливаясь в кресле и наблюдая за тем, как Рэйчел быстро записывает свои мысли и дела, которые ей предстоит совершить. — Почему? Ты не задаешь вопросов, касающихся моей личной жизни, ты не сноб, и ты… — Рэй, я пошутил, — перебил Дэвид, стараясь не рассмеяться при виде потерянного выражения лица своего секретаря. — С твоим складом ума нужно работать в ЦРУ, а не у бизнесмена, который думает твоими мозгами. — Не наговаривайте на себя, мистер Нэвилл. Вашему уму можно только позавидовать, но не будем об этом, — растянув губы в некое подобие улыбки, произнесла женщина. — Хорошо. Так на чем мы остановились? Ты считаешь, что у Энтони по-прежнему остались враги? — Нет. Не у Энтони, а у его отца. Энтони всего лишь ахиллесова пята мистера МакГрегора, что тогда, что и сейчас. И если я права в своих догадках, то тот детектив просто залег на дно, не желая рисковать собственной жизнью. — Рэйчел, это все понятно, но все-таки срок в семь лет, в течение которых ничего не предпринималось, говорит о том, что все позади. Хотя меня стал беспокоить тот парень, который учится вместе с Энтони. Получается, что в университете были предоставлены поддельные документы, по которым он является ровесником Энтони, — Дэвид ненадолго замолчал, после чего продолжил: — Делаем так: ты постараешься найти мне этого детектива, я с ним встречусь, если он, конечно, все еще жив, после чего мне стоит поговорить со Стивом и узнать у него про этого странного друга. А дальше — по обстоятельствам. — Дэвид, послушай, — женщина немного замялась, — я понимаю, что ты вправе поступать, как считаешь нужным, но ответь мне на один вопрос: зачем тебе нужно знать такие подробности? Почему нельзя просто выкинуть это из головы? Дэвид улыбнулся одними только уголками губ. — Это два вопроса, Рэй. Его прошлое — наше будущее. Если я не буду знать, что он пережил, то не смогу подобраться к нему настолько близко, насколько это вообще возможно. Что же касается всего остального, то я просто хочу обезопасить Энтони, приложив к этому максимум усилий. Рэй, — и уже тише произнес, — он мне нужен. — Это диагноз, Дэвид, — вынесла женщина свой вердикт, после чего встала и начала складывать разложенные бумаги, собираясь домой. — Может и так, — Дэвид не стал спорить, тоже поднявшись с кресла и набирая номер такси. — Не буду говорить, что я рада вашему знакомству, но на своем опыте знаю, что ты все равно умудришься залезть в самую глубокую щель, если тебе прижмет, — и уже стоя в дверях, спросила: — Театр все еще в силе? — Конечно, я всегда выполняю свои обещания, — Дэвид мягко улыбнулся и поцеловал Рэйчел на прощание в щеку. — Иди, такси уже ждет. Спасибо, что приехала сегодня. — Ты был слишком расстроен по телефону, чтобы я могла тебе отказать, — сжав легонько плечо мужчины, Рэйчел уже направилась к выходу, как обернулась и произнесла: — Я все сделаю, Дэвид. Доброй ночи. После ее ухода Дэвид еще около часа пытался уснуть, все раздумывая, как ему поступить и с чего начать. В голову лезли сотни идей, но ни одна из них не была стоящей или хотя бы обнадеживающей на следующий раз, но где-то на краю сознания все-таки мелькало что-то необычное и вполне осуществимое. Если бы Энтони знал обо всех мыслях Нэвилла, то, наверное, не глядя на время, примчался бы к нему домой и прибил к чертовой матери. Но Энтони спал, отрешившись ото всех проблем и вечернего визита мужчины, чей запах все еще витал в его квартире. Сны парню не снились уже несколько лет, поэтому он полноценно отдыхал, уютно свернувшись клубочком и едва сопя в большую подушку. Когда Дэвид ушел, он просто проматывал в голове моменты прошлого, вспоминал о тех чувствах, что испытывал, и думал о том, как изменилось его восприятие всего случившегося после знакомства с этим мужчиной. Просто было горько оттого, что он не может быть тем, кого хочет в нем видеть Дэвид. На самом деле, Энтони не был таким уж примерным мальчиком или, наоборот, ветреным гуленой. Он просто был потерянным. Ярким снаружи и пустым внутри. В свои девятнадцать Энтони чувствовал себя лишним в этом мире, обычной единицей, чья роль была почти бессмысленна в огромной цепи человечества. Но у него были родители, которые верили в него и его будущее, и был он сам — оболочка, впитывающая в себя то, что от него все хотели. Отец видел в нем преемника, и Энтони был им, мама гордилась воспитанным сыном, и она его получила, десятки незнакомцев в ночных клубах хотели красивую доступную куклу — он ей стал. А что в нем видел Дэвид? Энтони или Ларса? А может, просто больного мальчишку с кучей фобий и комплексов? Что этот чертов Дэвид хотел от него?! Энтони не знал, но тянулся к мужчине, как к последней надежде, которая неожиданно замаячила в его жизни одним сплошным ярким пятном. Утро субботы для парня началось с противного дверного звонка, из-за чего ему пришлось вставать с постели и, еле переставляя ноги, идти открывать дверь. На пороге оказался Дэвид — чему парень был совершенно не удивлен, — в руках которого была большая коробка в яркой подарочной упаковке и с большим блестящим бантом наверху. — Я почти не удивлен, — произнес Энтони, подозрительно косясь на коробку. — Сегодня какой-то праздник? — И тебе доброе утро, — Дэвид внаглую проскользнул мимо парня в прихожую и, поставив коробку на пол, обернулся к Энтони. — Это мое извинение за вчерашний вечер. — И что там? — неуверенно спросил парень, переводя все еще сонный взгляд на мужчину. — Подарок, от которого, я надеюсь, ты не откажешься, — Дэвид присел на корточки рядом с коробкой и, сняв крышку, извлек оттуда маленького котенка с характерным окрасом, совершенно точно говорившим о сиамской породе этого существа. — Дэвид, это котенок, — промямлил Энтони, совершенно сбитый с толку. — Я знаю, — рассмеялся мужчина, подходя вплотную к парню и передавая ему в руки пушистый комок. — Прости за вчерашнее. Я позволил себе лишнего. — Будто тебя что-то остановит в следующий раз, — недовольно пробубнил Энтони, поднося котенка к своему лицу. — Милая, этот Нэвилл слишком хитрый, чтобы мы ему доверяли. — Милая? Это, что, девочка? — Дэвид тоже приблизил свое лицо к котенку. — А мне сказали, что это мальчик. — Тебя надули, Дэвид, — серьезно произнес парень, после чего не выдержал и расхохотался, глядя на растерянное лицо мужчины, — но я этому даже рад. Девочка — это прекрасно! Энтони снова взглянул на темную мордашку котенка и смешно сморщил нос, раздумывая над тем, как назвать свой необычный подарок. И именно этот момент выбрал Дэвид, чтобы легонько поцеловать парня в щеку, на секунду замерев, вдыхая ставший почти родным запах парня. Зная, что это может привести к плачевным последствиям, мужчина уже приготовился к разбору полетов, как Энтони неожиданно улыбнулся и, развернув котенка мордочкой в его сторону, произнес: — А у нее глаза синие, почти как у тебя. — Не сердишься? — Дэвид улыбнулся в ответ, рассматривая спокойное и почти счастливое лицо парня. — Нет. Твой подарок пришелся мне по вкусу, — Энтони опустил на пол котенка, давая ему возможность освоиться в новом доме, — научу ее гадить в твои ботинки каждый раз, когда ты будешь появляться на пороге моей квартиры без предупреждения. — Это жестоко, но справедливо, — Дэвид осторожно притянул парня к своей груди и, заключив в кольцо своих рук, прошептал: — Впредь буду звонить перед тем, как приезжать к тебе. — Врешь, — так же шепотом ответил Энтони, чувствуя теплое дыхание на своем виске. — Да, но я постараюсь, — немного отстранившись, Дэвид мягко обхватил лицо парня ладонями и, заглянув в его глаза, наклонился ниже, почти касаясь его губ своими, — но это очень сложно. В этот момент Дэвид в полной мере осознал значение фразы «запретный плод сладок», потому что желать Энтони и не иметь возможности прикоснуться к его губам было настоящей пыткой. Он знал, что приложив немного усилий, он сможет овладеть телом парня, как и многие другие, но вот овладеть его душой, и тем более сердцем, было куда сложнее и казалось почти непреодолимой задачей. А так хотелось снова ощутить на своем языке вкус его губ, смешать их дыхание и смаковать каждое прикосновение, как глоток лучшего вина. Энтони был так соблазнителен, что хотелось сорваться и броситься в этот водоворот запретных эмоций и желаний, но Дэвид все еще помнил, чем закончилась его неосторожная выходка. Еще несколько долгих мгновений он смотрел в карие глаза, прежде чем смог почувствовать рваный вздох и легкое прикосновение к своим губам.