В королевстве у моря

       Уже поздний вечер. Кастиэль не спит, подперев рукой голову, лежа в напряженной позе под тонкой простыней с влажными пятнами на ней, которая очерчивает все его обнаженное тело. А спать бы надо и дико хочется. После сорока сон очень важен. Его голова тяжело клонится на подушку, веки смыкаются – оргазм был так упоителен и беспощаден, что тело почти не ощущается и будто разобрано на части, и в виски до сих пор бьет шумно кровь, искажая звук даже собственного дыхания. Еще минуту, думает Кастиэль, и неотрывно смотрит тяжелеющим взглядом на стройное тело, раскинувшееся по левую сторону кровати. Дженсен. Вселенная его. Его солнце. Его боль. Гореть Кастиэлю в аду. Джен-сен. Родители долго раздумывали, выбирая, назвав сына в итоге именем какого-то полусвятого праведника. А звучит оно как нечто неуловимо восточное и совершенно не американское. Кастиэль любит выворачивать его имя, как и самого Дженсена, наизнанку. "Дженсен" – официоз и строгий голос, этим приходится пользоваться, когда Кастиэль требует чего-то. Дженсен всегда чутко реагирует на свое полное имя, подчиняясь. "Дженс!" – крича из окна во двор со второго этажа. Мальчишка часто забывается и не следит за временем. "Джей" – панибратство у них не в ходу, но Кастиэль пытается, неловко и безрезультатно пытается быть Джею другом. Конечно, он смешон. Они никогда не дружили. "Дженси" – он называет его так почти всегда в постели, еще вполне спокойным ласковым голосом на стадии поцелуев и с рукой не ниже пупка. И еще "Дженни" – женский вариант имени Дженсен, произносимый за секунду до сладкой судороги, которая выгибает всё тело и почти болезненна, и Кастиэлю кажется, что в этот раз сердце всё-таки остановится, потому что с Дженсеном всегда – будто умираешь. Потому что это его Дженсен. Заснул сегодня почти в той самой позе, в которой его имел Кастиэль - на животе, раскинув широко ноги, бесстыдно блестя влагой в глубине чуть раздвинутых ягодиц. Смазка, слюна, сперма. Доказательства любви Кастиэля. Анус Дженсена уже плотно сомкнут, сжавшись после так быстро, что Кастиэль почти уверен – палец не протолкнешь. Он, с просыпающейся похотью (как это вообще возможно в его-то возрасте?) с сожалением отводит взгляд от круглых полушарий и смотрит теперь на русый затылок – Дженсен спит, отвернув от него лицо, впрочем, как всегда. Но Кастиэлю не надо видеть его – он в мельчайших подробностях может воспроизвести в памяти черты живой физиономии Дженсена. Сейчас его лицо вряд ли что-либо выражает, кроме безмятежности. Сон его уже так глубок. Кастиэль знает: Дженсен очень устаёт. Например, сегодняшний день его включает: учебу, а нынче был ненавистный английский и мудреная алгебра, пусть и любимая; футбол с местным пацаньем на зеленом травяном поле за их домом; починка старого велосипеда и последующее невероятно безрассудное катание на нем с громким гиканьем; вполне предсказуемое падение и содранная коленка. Выполнение домашних заданий Кастиэль благосклонно разрешил перенести на утро перед занятиями, и, решив, что обработка раненой окровавленной конечности сойдет за прелюдию, без разговоров повел полусонного Дженсена в спальню. Густые белесые капли на бедрах Дженсена уже подсохли и наверняка ночью он весь исчешется. Но Кастиэлю жалко будить его и гнать в ванную. Он просто смотрит на него, еще секунду, и знает, что в отличие от Дженсена, именно из этого крошечного мгновения и состоит его, Кастиэля, жизнь. Увидеть, как утомленный ярким насыщенным днем и немного жадным до него, как всегда любовником, Дженсен спит рядом, принадлежа только ему.