Прощай, Пашка!

       Я думала, что меня никто не видел, как я вышла из воды, и подошла к памятнику. Будучи ещё далеко в заливе, я увидела на берегу монумент бронзового ангела, стоящего на гранитном постаменте. Надпись я не смогла различить своими глазами, но я прочитала то, посылая к надписи чётко направленные волны. Там было написано:        «Россiяне не забываютъ своихъ героевъ мучениковъ». Создан скульптором Амандусом Адамсоном. Посвящён 177 морякам Российского императорского флота, погибшим на броненосце «Русалка» 7 сентября 1893 года.        Я поднялась по ступеням и глазами прочитала надпись, о которой уже знала. Прикоснувшись к ней рукой, я как будто глазами увидела происходящее с броненосцем. Но я ничего не сделала для спасения экипажа, а только смотрела как какое-то "кино". Я видела, как вода ломала палубные постройки, и, проникая в открытые люки, заливала жилой корпус. Первым накренился нос корабля...        Дальше, кино я смотреть не могла, и силою воли нажала на "выкл". В тот же момент своим плечом я почувствовала мужскую руку. Было особое тепло, распространявшеся от его руки по всему моему телу. Меня просто "накрыло". Развернувшись, я зарылась носом в драповом пальто мужчины.        — Селезнёва, ты почему не захотела стать Гераскиной? — спросил он.        Я подняла глаза наверх. Я сама по себе девочка сравнительно-высокая, а он ещё выше, плечистый, мускулистый. Положив свои девичьи ручки на его выступающую через пальто мускулистую грудь, я сказала:        — Понимаете, я приревновала его!        — А что ты делаешь сейчас, как не даешь ему повод?        Как он был прав! Сразу же, в памяти всплылась наша ночь с Заком. И мне стало стыдно за себя. Тогда я сказала ему правду:        — Вы мне нравитесь. Понимаете?        — Тебе, Селезнёва, нравлюсь не я, а тритон!        — Хорошо. Если так, почему бы нам с вами не уединиться в море?        — Почему из "нам с вами"? Селезнёва, никаких "нам с вами" НЕТ!        — А что же тогда есть?        — Есть ВЫ, и есть Я, и есть одно общее дело. Вы поняли, барышня, намёк?        — Поняла. Только, вы по-прежнему считаете, что на вас мои чары не действуют?        — Я так не сказал. Когда вы сопротивляетесь силе, вы становитесь ещё сильнее. Это Аксиома, не требующая доказательств! Так, что можете меня искушать!        Именно тогда мой взгляд соединился с его взглядом. И я начала проникать в него. Сколько ему было лет, не знаю. У тритонов возраст не спрашивают (как и у женщин). Но он был самцом в самом расцвете сил. Он явно не принадлежал к "посвящённым" (это мне сказал анализ ДНК на сетчатке глаза), но был тритоном второго (или третьего) поколения. А его глаза мне чьи-то напоминали. Вдруг мой мозг пронзила мысль: ЭТО БЫЛИ ГЛАЗА ЗАКА! Я хотела задать ему этот вопрос, и открыла свой рот... но он его закрыл быстро:        — А почему бы нам с вами не прогуляться? Мороженое будите?        — Буду! — сказала я. Ведь в моём мире мороженого нет. И однажды, когда мой дед захотел настоящего мороженого, мне пришлось лезть за ним в машину времени!        Тут я заметила, что все вокруг тоже ели мороженое. Значит, это время начала 21 века, время Рикки, Клео, Эммы, Зака, и других.        Итак, он говорил, а я, облизывая язычком мороженое, вспоминала взросле игрушки, которые я "случайно" откопала при раскопках какого-то shop-a, конца 20 го века. Но я чувствовала, что он краем глаза на меня поглядывал. И мне это нравилось. Я закрыла глаза, и медленно провела языком по мороженому, представляя, что это "лакомство" из shop-а. Тогда мне показалось, что он прочитал мои мысли. И чем больше он на меня поглядывал, тем больше я "тащилась" от мороженого. Но мороженое, к сожалению, когда-нибудь всегда заканчивается.        — Опять облом? — спросил он.        — Спасибо! — поблагодарила я, — просто я улетела.        — Вместе с мороженым?        Я рассмеялась. Мне он нравился. Не то, чтобы я его полюбила, нет! Меня к нему тянул природный (точнее: морской) инстинкт. Возможно, если бы передо мной стояло несколько тритонов, и я могла бы из них выбрать одного... только не как у акул, или кошек. У тех и у других в утробе два отделения. У кошек вообще хлеще, они могут принести шесть котят, и все будут от разных котов. Не хочу так. Но кто его знает, какой я сделала бы выбор, стой среди них мой Пашка? Не знаю. А интересно, какой выбор сделает он, окажись рядом с ним множество самок (как рядом с Заком)? Тогда я (мысленно) рассказала ему своё желание, что он мне интересен не как "мужчина всей моей жизни", но как Тритон для Русалки. Но я ему поставила одно условие: самое драгоценное — только для любимого (для Павла). Остальное — как он пожелает. Услышал он меня, или нет, не знаю, вида он не подал. Но сказал:        — Вы меня не слушаете, Алиса!        — Я летаю! — честно сказала я.        Тогда и он сказан честно:        — Хорошо, Селезнёва. Если вам очень нравится летать... мне нужен капитан космического корабля для продолжительной миссии!        Мне нравилось летать. И я ответила:        — Ну, я совсем не против того. Но, почему именно "капитан"?        — Потому, что вы любите! Потому, что вы оставляете для любимого самое драгоценное, то, что вам дороже всего, а ради полётов оставляете самого любимого. Мне нужны именно такие...        Он замялся, потому, что хотел сказать слово "люди". А я уже не была это слово. А он подумал, и решил не юлить, и закончил предложение:        — ...РУСАЛКИ!        — Значит, вот, почему я на острове никого! Но почему тогда вы оставили Шарлотту?        — Она внучка стража! Я не имел права. Да и характер у неё не ангельский.        — Вот последнее вы подметили верно. Она стерва. Но иногда мне её жаль: раз не поверили, другой раз кинули, а в конце вообще... разве так подруги поступают?        — Вы кино насмотрелись, Селезнёва?        — Сильвер Джонович предлагал посмотреть. Раритет! А я так и не взяла.        — Зато оно у меня есть.        — Тогда к вам!        В это время мы подошли к набережной. На наше с ним счастье, вокруг никого не было. Мы спустились по ступенькам к воде. И тут мне в голову пришла шальная мысль. Я её тут же озвучила:        — Как на счёт спарринга?        — Мы же с вами договаривались!        — Я знаю. Но целоваться — с кем хочу, и когда хочу — мне не запретит ни кто!        Чтобы мне достать до него, мне пришлось встать чуть на носочки. А положив руки к нему на плечи, я обнаружила отсутствие как таковой (в смысле она исчезла под моими руками). У него были "губы", а это значит, что он — самый настоящий тритон (в смысле, не оборотень). Нас начали окутывать какие-то узы (нити, верёвки, или щупальца... не важно). Не отрываясь от него, я передала ему мысль:        "Я — лечу, а вы — мой капитан, лоцман и всё остальное!"        И он принял мой вызов. Нет, Павлу я не изменяла. Я выкинула в глубокую пропасть то, о чём мечтала, и забылась с тритоном. Если бы я Павлу рассказала о моих переживаниях, он бы меня не понял. Это сто процентов. Но я с тритоном была счастлива, потому, что была в своём кругу, потому, что нашла общника, потому, что могла отрываться по-полной, и ровно столько, сколько хочу, и даже больше, проникать в его мысли, желания... планы. И я Его узнала. Это был Он, мой б_г и Повелитель, Кто выбил из моих рук бытылёк с лунной водой, Кто успел вовремя вырвать меня из цепких лап желания (в смысле Аркаши Сапожкова), Кто в последний миг разъединил меня с Заком (когда у него почти, что получилось)... И это Он устраивал мне серфинг по туннелю, это Он мне позволил заглянуть в иллюминатор космического корабля, и проникнуть внутрь него, позволил услышать имя: "Ильюшенька". Да, моя жизнь, теперь крепко связано с Ним. Я не хочу Его отпускать. И я не жалею о своём выборе. Я — КОСМИЧЕСКАЯ РУСАЛКА!        Как в подтверждение моих мыслей, устроив серфинг по воде, мы взмыли в Небо. Я по-прежнему чувствовала Его: губы, обхватывающие мою талию руки... Я летела только благодаря тому, что Он был со мной, летела ментально, и летела физически. В тоже время, держа мою руку, Он был рядом со мной. Явно, что Он не был человеком. Мне хотелось спросить у Него Имя, но я не посмела этого сделать. Мы летели через звёзды, галактики... скопления к самому СВЕТУ, к самому ЦЕНТРУ, где вся СИЛА. Мы уже готовы были влететь в Жемчужные врата, сияющие всеми цветами радуги, как меня снова окликнули:        — Селезнёва, проснитесь! Пришли ваш Отец, Мать, и друзья!        Я открыла свои глаза, и увидала над собой больничный потолок, докторов, родителей, друзей...        — Я утонула, или меня парализовало?        Мама меня поцеловала:        — С тобой всё хорошо, и это главное!        Подошёл Павел. Он взял мою руку. Он не был таким сильным, как тритон, но в нём что-то было, что я бы не захотела променять ни на что.        — Паша, — призналась я ему, — я целовалась с другими парнями. Ты меня за это простишь?        — Значит, мы с тобой в расчёте!        Я хотела в него чем-нибудь запустить, и пошарила рукой... но ноги пронзила боль. Я снова легла.        — Что со мной, Паша? Мои ноги переехал каток? Почему вы все молчите? Я инвалид? А космос? А полёты?        Здесь зашёл доктор. Приоткрыв одеяло, он взглянул на мои ноги, потрогал их. Их пронзила боль. С моих же глаз брызнули слёзы. Он сказал:        — Ну вот, швы зажили, и ты скоро снова будешь летать! — увидав же мои слёзы, он спросил, — больно?        Я улыбнулась:        — Щекотно!        Закрыв мои ноги одеялом, он сказал:        — Болит, значит, ноги живы, и это — хорошо, Селезнёва!        Это меня ободрило. Тогда я сказала:        — Доктор, я поправлюсь, и полечу в космос, вот увидите!        — Конечно, Селезнёва, и я в это не сомневаюсь!        — Спасибо!        Почувствов усталость, я извинилась, и, превозмогая боль в ногах, перевернулась на бок.