Мне нет прощения

Первые недели своей жизни я провел, бесцельно шатаясь по городу и пытаясь вспомнить фрагменты того, в существовании чего даже не был уверен. Кем я был? Есть ли у меня родители? Откуда у меня акцент? Откуда татуировка? С чем связано мое влечение к морю? Почему я вообще существую? Какова была моя цель и была ли она вообще? Моя жизнь была странной. Я никогда не задумывался о будущем, только занимался абстрактными упражнениями в философии, размышлял над вопросами своего существования, гадал о прошлом, которого могло и не быть. Иногда я воображал себя ребенком из пробирки, результатом какого-нибудь правительственного эксперимента, человеком, которому стерли память. Иначе как мне было объяснить то, что меня никто не искал? Почему у меня было так мало зацепок, ведущих к прошлому? Я был беззаботным, вероятно потому, что у меня на самом деле не было никаких забот. Я даже не ощущал на себе материального гнета – хён пустил меня к себе, дал крышу над головой и делился своей едой за то, что я мыл посуду. Однажды он спросил меня, как я сумел оплатить больничные счета и только тогда я понял, что не платил. Кто-то сделал это за меня. Я сразу же бросился в больницу, пытаясь узнать, кто был человеком, оплатившим мое лечение, ведь он наверняка являлся ключом к моему прошлому, но, к сожалению, он предпочел остаться неизвестным. Точнее, он назвался Восточным Морем. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что это всего лишь выдуманный им псевдоним. - Восточное Море, говоришь? Хён вышагивал по тротуару с почти преувеличенным энтузиазмом. Он сосал леденец и выглядел слишком счастливым, чтобы быть настоящим. Коричневые локоны парика подпрыгивали на его плечах, вверх-вниз, вверх-вниз, с каждым шагом, а дырки на его чулках становились все больше и больше. Казалось, он жил посреди катастрофы и был счастлив. Счастлив за себя. Мне никак не удавалось его понять. - Да, - ответил я. Мне хотелось пить. В Сеуле было слишком душно и сухо. Солнце нещадно палило по нам, и я отчаянно хотел окунуться в холодное... море... Я часто думал о море. Точнее, я постоянно думал о нем. Воспоминания о воде наваливались на меня так же часто, как те самые странные сны. - И чо бы это значило, а? Почему-то хёна этот вопрос взволновал сильнее, чем я ожидал. Он никогда особо не интересовался моим прошлым и это был первый раз, когда он начал задавать мне вопросы. - Не знаю. Может, какая-то... эм, инсайдерская шутка? Только понимаешь ли, я теперь аутсайдер. Я сухо рассмеялся, а хён только нахмурился. Он остановился и принялся возиться с леденцом, пока не добрался до деревянной палочки. Повисло молчание, которое не хотел нарушать ни один из нас. Иногда у меня возникало странное ощущение, как будто Хичоль... Как будто в нем похоронена беспокойная бездна, глубокая-глубокая, а мне он показывал только ее недвижимую поверхность и наигранное спокойствие. Он был двуличным. Один лик – фальшивка, другой – ужас. Думаю, я немного боялся хёна. Но в то же время мне было комфортно с ним. Я хотел прикоснуться к нему, увидеть его улыбку, притянуть его к себе и сказать, как много он для меня значит. Как-никак, он был моим первым спутником, он спас мою жизнь. Мне было все равно, даже окажись он серийным убийцей с комплексом Бога, я считал его другом. Своим первым другом. *** Я решил, что раз уж родился без цели, то возможно, моя цель – как раз таковую найти. Делать что-то. Что угодно. Устроиться на работу, например. С помощью хёна я поместил объявление на доске в центре пешеходной улицы. Это был крошечный кусок бумаги для принтера, который мы вытащили из какой-то мусорки, слегка пожелтевший по краям и заляпанный масляными пятнами. На фоне напечатанных на компьютере, аккуратных объявлений других людей мое выглядело жалким и хрупким. Примерно так я и сам себя чувствовал. Хён помог мне разгладить рваное, мятое объявление, и это странным образом придало мне сил. Я заранее знал, что никто мне не позвонит – я предлагал слишком расплывчатые услуги – уборка и любая ручная работа. У меня не было ни сертификатов, ни рекомендаций, кроме той, что накорябал Хичоль. Я не обладал никакими особыми знаниями в области литературы или физики, бухгалтерии или биологии. Я злился на старого Ли Донхэ за то, что он ничего не знал. Чем, черт побери, он занимался на этой земле целых 20 лет? Когда зазвонил телефон хёна, я поднял трубку без колебаний – главным образом потому, что не ожидал, что звонить могут мне. Ни один человек в здравом уме не обратил бы внимания на мое мятое, закручивающееся по краям объявление. - Мне нужен Ли Донхэ-ши. Голос звонившего показался мне странно знакомым. Даже не просто знакомым – из-за него мое сердце сделало крутой кульбит. В горле возник огромный, мешающий дышать ком, и мне захотелось кричать. Я ничего не понимал. Я уже слышал этот голос. Никаких сомнений, я слышал его где-то... где-то, когда-то... совсем недавно. Да, я определенно слышал его этим же утром... Завораживающий, глубокий, жаркий... Во сне? Неужели звонил блондин из моих снов? - Это я, говорите, - меня била крупная дрожь. Голос показался скрипучим и, услышав его, я занервничал еще сильнее. Я не мог дождаться ответа незнакомца. Солнечный свет танцевал вокруг моих пальцев, уговаривая меня довериться своим инстинктам, убеждая в том, что судьба на моей стороне. Я решился задать вопрос. Прижал телефон к губам и произнес всего два слова, но так, словно говорил прямо на ухо парню. - Ты блондин? На другом конце линии повисла пауза, во время которой мое сердце колотилось так бешено, что я мог отключиться в любой момент. А затем незнакомец нежно и мягко ответил "нет". За полгода своей жалкой жизни я впервые слышал такой ответ. Я не знал что сказать. Просто не стал ничего говорить, потому что хотелось плакать. Я не понимал, откуда возникло это желание, мне казалось, я был близок к встрече со старым собой, но какой-то незначительный шум вот так, просто в два счета, его спугнул. Наша связь была почти до абсурдного хрупкой. Вымышленной. Я вполне мог оказаться человеком, рожденным из пробирки. Если так, не было бы и глупых надежд. - Ты все еще ищешь работу? - Эм... - У меня есть квартира. В центре Сеула. Мне нужно, чтобы ты приходил и громил ее каждую среду в определенный час. Сможешь? - Что? - Я хочу, чтобы ты громил мою квартиру. Разбрасывай вещи, устраивай беспорядок, рви постельное белье, вытряхивай содержимое ящиков на пол. Ломай мебель, если захочешь... Что угодно. Каждую среду в половину первого ночи. Согласен? - Но что... - Семьдесят тысяч вон за работу. - Что? Нет! Кто это?! - Человек, который готов заплатить тебе огромную кучу денег за самую смешную в мире работу. Подробности сообщу позже. Ну же, скажи "да". Пожалуйста? Последние несколько слов пронеслись в моей голове эхом, словно древнее заклинание. Кем бы ни был звонивший, он стал моим боссом еще до того, как начался наш с ним разговор. Его голос начисто стирал мои мысли, и я забыл о самой возможности дать отказ. Я сказал "да", не задумываясь. Так, будто это была моя старая привычка. Или нет, это действительно была моя старая привычка. *** В квартире было жутко не из-за странных картин, неприятных запахов, цветов или звуков, нет. Это была небольшая, уютная квартирка для одного человека или, может быть, пары - пастельно-желтые стены, аккуратные окна и подержанная мебель. Под потолком висели фигурки маленьких рыбок и клубники, стол был накрыт неожиданно яркой скатертью, а на полу лежали красивые, подходящие интерьеру ковры, которые, казалось, вырезали из какой-нибудь сказки. В комнате было огромное количество мелких деталей. Складывалось впечатление, что в запасе живущего здесь человека имелось много свободного времени. Все это должно было меня согреть, но нет. Едва коснувшись дверной ручки, я почувствовал приступ тошноты. Квартира была идеальной и оттого жуткой. Чувствовалось что-то омерзительное в совершенстве, из-за которого мне резко стало так плохо. Казалось, что темно-красные ковры пропитаны кровью, нет, они напоминали месиво, сочащееся красным. Красный. Цвет, идеально подходивший под желтые стены. Я мог представить себе крупные, некрасивые брызги красного на желтом, рисунок ревности, кровь и злость. Я почувствовал рвотный позыв, пошатнулся от резкой головной боли, обо что-то ударился и едва устоял на ногах. С этой квартирой было что-то не то. Или что-то не то было со мной? Почему я так реагировал? Быстро. Я хотел сделать все быстро. Вошел. Разрушил все. Вышел. Я дернулся и резко смахнул со стола какие-то бумаги, кружки, журналы... Я хватал все, что попадалось под руки и, зажмурив глаза, швырял на пол, не глядя, действуя скорее интуитивно до тех пор, пока больше не смог ничего нащупать. Открыв глаза, я оглядел комнату и понял, что работа сделана. Квартира была разгромлена, без сомнений. Я направился к выходу, но в двух шагах от двери заметил на стене кое-что. Фотографию, которая казалась... Не просто знакомой. На ней был я. На огромной фотографии, помещенной в рамку, я выбирался из какой-то машины. Мои волосы были другого цвета, я был немного плотнее, чем сейчас и татуировку тигра скрывала рубашка, но я смотрел прямо в камеру, прямо в глаза нынешнему себе. Это определенно был я. Я не чувствовал пальцев. Ощущал только легкость, головокружение и нечеткие контуры мира. Я уставился на отражение блондина, видневшееся в боковом зеркале автомобиля, пробежал взглядом по его нечитаемому лицу, а затем упал. Это был первый раз, когда я вырубился после своего пробуждения. Не помню даже, как ударился о землю, столкнувшись с серым. Кто-то, очевидно, работодатель, вытащил меня на улицу, и я проснулся лежа на асфальте с конвертом денег в руках и жуткой болью в ребрах. Первое, что пришло на ум – блондин. Я безумно захотел еще раз увидеть ту фотографию, но когда прибежал обратно к квартире, дверь уже была заперта. В ту ночь мне снова снились мои сны.