Ради тебя.

— Отвяжись, а? – смотрю на него почти высокомерно, давая понять, что мне эти его попытки спровоцировать конфликт глубоко до фени. Потому что его чай действует лучше, чем любое антипохмельное зелье, и я готов опуститься до того, чтобы выпросить рецепт. — Как всегда безукоризненно вежлив, — он неожиданно спокойно улыбается и откидывается на спинку стула, складывая руки на груди. — И как мистер Шеклболт до сих пор терпит тебя? — Вот уж точно не твое дело, — огрызаюсь и понимаю, что пора уходить. Я не добьюсь от хорька ничего путного, по крайней мере, в таком состоянии, не подготовленный к искусному допросу. Но мысль о собственном доме настолько невыносима для меня, что я продолжаю сносить унижения. — Думаю, пора получить о тебя хоть какую-то пользу, — задумчиво произносит Малфой и поднимается на ноги. – Раз ты так настойчиво действуешь мне на нервы, тебе придется помочь мне избавиться от этого кулинарного шедевра. Он захватывает со стола нож и осторожно подходит к кофейному столику, намереваясь испортить это кем-то старательно выполненное произведение искусства. И когда он заносит блестящее лезвие, во мне срабатывает то чувство, которое принято называть чутьем или интуицией. Подскакиваю на ноги, в два шага преодолевая расстояние до Малфоя, обхватывая его за обнаженные худые плечи и отталкивая в сторону. Но он успевает коснуться торта, а сразу за этим следует оглушительный взрыв. Взрывной волной нас отбрасывает к стене, Малфой накрывает меня своим костлявым телом, и мы оказываемся погребены под ощутимым слоем пыли, штукатурки и сливочного крема. С трудом разлепляю веки, чувствуя, как в ушах образовались пробки, и голова снова нещадно гудит. Пытаюсь пошевелиться и слышу тихий стон над ухом. Малфой по-прежнему пребывает на мне и не предпринимает попыток к восстановлению вертикального положения. Поднимаю взгляд и встречаюсь с серыми, полностью дезориентированными глазами, вопросительно смотрящими мне в лицо. — Живой? – хрипло спрашиваю у распластавшегося на мне слизеринца, и он в тон мне отвечает: — Вроде бы. — Тогда потрудись освободить меня от собственной тяжести. Он, все еще пребывая в шоковом состоянии, пытается сесть, но вместо этого со стоном откатывается в сторону и остается лежать на спине с закрытыми глазами. Мне самому едва удается удерживаться на ногах, когда я достаю палочку и отправляю патронуса Кингсли. Как только серебряная тень исчезает, бегло осматриваю злосчастные останки Малфоевской гостиной и отмечаю, что взрывчатка в торте была направлена на убийство – она не оставила ни единого целого стекла, уничтожив даже толстую столешницу кофейного столика. Не сработай мое профессиональное чутье, лицо Малфоя пришлось бы собирать по клеткам, да и то только в том случае, если бы удалось восстановить содержимое его черепушки. Кстати о Малфое. Возвращаюсь к телу, одиноко покоящемуся на остатках десерта с сюрпризом, опускаясь рядом с ним на колени, и оцениваю масштабы произошедшего. Он дышит быстро и поверхностно, глаза остаются закрытыми, а вдоль предплечья катится кровь из глубокого пореза. Должно быть нож, которым он намеревался разделать начиненный весьма неаппетитным содержимым подарок, вспорол ему руку в момент взрыва. — Малфой, открывай глаза и начинай соображать, — приказываю ему, прекрасно зная, как такой тон помогает ускорить процесс возвращения в реальность. — У тебя что-нибудь вроде аптечки есть в доме? Он распахивает помутневшие и до крайности усталые глаза и невыразительно отвечает: — В шкафчике в ванной. Второй этаж, последняя дверь направо. Пошатываясь и спотыкаясь об обломки мебели и куски побелки, бреду по узкой витиеватой лестнице, наблюдая, как мир вращается вокруг почти так же, как после хорошей порции виски. Захожу в чистую, крайне уютную комнату, отделанную светло-зеленым кафелем, дрожащими пальцами открываю висящий рядом с зеркалом шкафчик и почти бездумно начинаю перебирать медикаменты. В поисках бадьяна натыкаюсь на крайне любопытный тюбик, судя по надписям на этикетке, с лубрикантом внутри. Решаю оставить размышления в этом отношении на более благополучное время и возвращаюсь в разгромленную гостиную, щедро смазывая все еще кровоточащую рану на руке слизеринца. Кожа мгновенно регенерирует, кровь сворачивается, оставляя тонкий шрам, едва заметный на хрупком предплечье. Малфой наблюдает за моими манипуляциями, и я замечаю, как удивление на его лице сменяется отголоском страха. Если до этого момента он еще мог предполагать, что инцидент на тренировке был роковой случайностью, то теперь сомнений не осталось ни у него, ни у меня. Кто-то настойчиво желает ему смерти, настолько, что не дает передохнуть между покушениями больше двадцати четырех часов. — Встать можешь? – спрашиваю, изучая взглядом белые от строительной пыли лицо и обнаженную грудь, покрытые красными пятнами ожогов. Да, пожалуй, эту попытку избавиться от лучшего ловца Британии можно считать почти состоявшейся. Если бы не я, вряд ли мы бы еще когда-нибудь устроили сцену взаимных обвинений. — Не уверен, — слабым голосом отвечает он, но все же предпринимает героическое усилие, заставляя себя хотя бы сесть. Подаю ему руку, не чувствуя при этом никакой злости – только острую жалость. И он принимает эту помощь, оказываясь рядом со мной, закрывая глаза и прижимая ладонь ко лбу, а спустя секунду чуть не возвращается обратно на пол, оставаясь в вертикальном положении только благодаря моим рукам, удерживающим его за острые локти. — Спокойно, — говорю твердо, понимая, что на данный момент я соображаю лучше, чем едва не распрощавшийся с жизнью хорек. – Ты как? Он поднимает на меня все еще ошарашенный взгляд, несколько секунд словно обдумывает ответ, а я пальцами чувствую, как нарастает дрожь в его существенно подпорченном теле. Только сейчас замечаю, что взрыв вынес в гостиной все окна, и вовсе не теплый весенний ветер гуляет по особняку, а Малфой при этом остается стоять рядом со мной в одних домашних штанах. Снимаю местами порванную и белую от пыли мантию с плеч и оборачиваю ею полностью сбитого с толку слизеринца. А он только устало прикрывает веки и наконец отвечает: — Мутит, — и отворачивается, а я слышу на улице хлопки, с которыми аппарируют на территорию поместья авроры. Меньше чем через минуту в зоне досягаемости появляется Кингсли с привычным составом своих подчиненных и подходит ко мне. Сам не замечаю, как Малфой молча высвобождается из моих рук и уходит. А я понимаю, что сейчас придется держать ответ перед начальством. — Какого черта здесь произошло? – карие глаза навыкате смотрят на меня, немедленно требуя полного отчета. И я, с трудом преодолевая желание послать его ко всем чертям, в двух словах описываю произошедшее. Вокруг уже начинают работать эксперты, осторожно разбирая остатки торта. — Говоришь, с утра ему это тортик доставили? Ну и придурок он, честное слово. Жаль только, что слишком ценный придурок, иначе я бы и пальцем не пошевелил. Ладно, Поттер, будем считать, что сегодня ты молодец. Есть предположения, кто так старается угрохать наше квиддичное дарование? — Слишком рано делать выводы, — протягиваю я, понимая, что это дело начинает по-настоящему интересовать меня. Отношение к расследованию так быстро меняется, когда невольно оказываешься втянутым в самую гущу событий. – Я толком не успел поговорить с ним. — Значит так, Поттер, слушай меня, — Кингсли понижает голос и за локоть отводит меня в сторону. – Мы имеем дело с публичной жертвой, у него поклонников не перечесть, поэтому особенно важно не допустить огласки, это понятно? Репортеры будут здесь через несколько минут, в силу чего в твою задачу входит устранить Малфоя отсюда. В Мунго, в Министерство, хоть к себе домой – забирай его и не выпускай до тех пор, пока я не дам команду. Это твое дело, поэтому возражения не принимаются. А мы с ребятами закончим здесь, объяснимся с журналистами и после этого пообщаемся с тобой куда как более подробно. Договорились? – его тон смягчается, и я понимаю, что он на самом деле доволен моим участием в этом деле. В конце концов, я избавил его от свежего трупа, это стоит благодарности. Киваю, и лицо его на мгновение расслабляется: — Отлично. Забирай Малфоя и аппарируй. Кстати, где он? Выхожу на улицу в поисках пострадавшего, но не нахожу. Огибаю дом и замечаю стройную фигуру, опирающуюся одной рукой на стену дома, с низко наклоненной головой. Хорошо хоть не сбежал, это было бы в его духе. Только, я думаю, ему некуда. Подхожу к нему, намереваясь грубостью принудить следовать за мной, но опущенные плечи и тяжелое дыхание и так достаточно измученного слизеринца заставляют передумать. — Эй, Малфой, ты в порядке? – спрашиваю, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки от его плеча, а он вздрагивает, словно не заметил моего появления. Распрямляется и оборачивается ко мне, а я замечаю дорожку капелек пота над его верхней губой. — В полном, — отвечает он уверенно, и я понимаю, что момент дезориентации прошел, и теперь он вернулся к тотальному самоконтролю. Не знаю, насколько это мне на руку, но выбирать не приходится. – Что там с домом? — Осматривают. Слушай, если не хочешь красоваться на первой странице пророка в таком виде, то я бы посоветовал тебе аппарировать со мной, — хмурюсь, отмечая какую-то мертвенную бледность, проступающую сквозь побелку на лице, и характерно блестящие глаза. — Куда? – вяло интересуется он, и я слышу усталость в каждой нотке его голоса. Мне вовсе не улыбается тащиться с ним в Мунго или, тем более, в Министерство, чтобы ждать сообщения Кингсли. Но думаю, что первое все-таки будет предпочтительнее для пережившего очередной удар Малфоя.