Ты мой свет в ночной тьме

Как неохота снова подниматься, зная, что ничего не изменилось. Меня окружают всё те же стены. В углу всё так же лежат подгнившие человеческие останки. И самое ужасное то, что мой желудок вот-вот сам переварит себя. Держись, Хао, ты же шаман! Вот оно, моё преимущество перед простыми людьми. Фурёку, которое сможет поддерживать мою жизнь. Единственное, что я хотел понять, что же именно тогда произошло. Поднявшись с пола камеры, в которую меня видимо опять принесли после допроса, я заметил, что ран, как таковых, не было. Но я же сам помню, что хлестали до крови. В чём же тогда дело? Внезапная догадка словно рукой сняла всю мою радость. Значительная часть фурёку сама восстановила весь ущерб. Однако, я не знаю, сколько ещё придётся держаться без еды и воды. Так что лучше не тратить энергию, данную мне, как шаману. Так пролетали дни. Проблема с голодом всё ещё не решилась. Смотрители обходили меня стороной, словно мне пища не нужна была. Эти ироды даже воды мне не хотели принести. Когда я только тут очутился, то не смел просить. А теперь стало всё равно. Каждый раз, видя две фигуры на горизонте, я забывал о гордости и кричал, зовя их. Умолял дать мне поесть, как и всем пленникам. В ответ только насмешки. Иногда они, ухмыляясь, показывали на кости, лежащие на полу. Только вот до такого я уже не докатился. Когда я в очередной раз попросил воды, смотритель молча указал на лужу, в которую стекала вода с потолка. - Пей. Я долго смотрел на сомнительно мутную сероватую воду. Поняв, что хуже уже не будет, я наклонился и сделал пару глотков. Зря. Очень зря. Не прошло и десяти минут, как меня вырвало чем-то похожим на кровь. Внутренности неприятно скрутило. Видимо, здешняя вода не предназначена для питья. Третье, что начало заботить меня - отсутствие одежды. К сожалению, лёгкие тонкие штаны не спасали от холода. А в камере было даже холоднее, чем на улице. Точнее, мне так казалось. По ночам мои руки немели ещё сильнее. Создавалось ощущение, что вот-вот начнётся озноб. И всё же я выдержу. Другой исход просто не устраивает меня. На всю жизнь запомнил тот день... Это было самое обычное утро. Проснувшись на полу, я отметил, что даже не могу встать. Фурёку вот-вот закончился, а мне ещё хочется пожить. И что де теперь, подыхать с голоду? Нет. Найдя осколок стекла на полу, я начал резать свою руку, наблюдая, как стекает по коже алая кровь. Поборов отвращение, я осторожно слизнул солоноватую каплю с запястья. Во рту застыл тошнотворный металлический привкус. Слегка причмокнув, я начал пить дальше, пока кровотечение не остановилось. Видимо, рана была слишком маленькой. Сжав осколок сильнее между дрожащими пальцами, я нанёс ещё один удар, что было не очень легко. Я ведь никогда не страдал мазохизмом, и причинять боль самому себе было слишком странно, непривычно. Нанося всё новые увечья, я осознавал, что боль нарастает моими усилиями. Разум велел остановиться, но я этого не сделал. Спустя мгновенье я жадно хватал губами свою собственную кровь, стекающую по руке. Сглатывал, опасаясь нового приступа рвоты, которого всё равно не последовало. В эти моменты я понимал, что не сломаюсь, пока у меня есть моё собственное тело. Я буду жить. Снова раздался звук открывающейся решётки и я по привычке отскочил в свой угол. Ещё один допрос? К слову, они допрашивают меня почти что каждый день, а то и чаще. Как бы не старался Кэтсу, он не вытрясет из меня признание. Судя по подслушанным разговорам, Мичинага этим страшно недоволен. Но он приказал меня не трогать. Наверное думает, что сможет завербовать меня. Ха, как бы ни так! Я никогда не стану придворным псом. Вспомнил, каким был Сеймей семнадцать лет назад. Статным мужчиной. Сколько ему было, Когда вы впервые встретились? Кажется, около сорока шести. Его волосы, ещё едва тронутые сединой, струились по крепким плечам. Хитрые карие глаза лукаво и немного оценивающе смотрели на меня сверху вниз. Он был независим и волен, как ветер. Я уважал его. Ровнялся на него. Мечтал вырасти, похожим на него. А он изменился. Ушёл работать во дворец и утратил немалую долю уважения к себе в моих глазах. Когда я потерял ещё один свой идеал из неумелого детского сознания, мне было всего лишь девять лет. С того дня я уже не мог никому доверять. - У тебя посетители, - пропел ехидный голос. - Поднимайся. Быстро спрятав окровавленную руку за спину, я всмотрелся в уже знакомые силуэты у входа. Мужчину немного подвинулись и за ними зашёл третий. С виду он был гораздо чище и богаче тюремных смотрителей. Если бы не лысина на голове, я бы принял его за императора. Однако по сравнению с ним Фудзивара был ещё молод. На руках вошедшего был подозрительный грязный свёрток, который он кинул возле меня. Раздался глухой стук. - Сегодня вечером дайте ему фору, - странно улыбнулся он, и эта улыбка мне не понравилась. Охранники загоготали. Смысл фразы был мне совсем непонятен. О какой ещё форе идёт речь? Решётка закрылась, а эти двое остались со мной в камере. Чего им от меня надо? - Разверни его, - приказал один из них. Я дрожащими руками начал разворачивать грязные тряпки. И тут... свёрток зашевелился, и более того, из него послышался тихий стон. - Ч-что это? Но мне никто не ответил. Руки окончательно онемели, однако я продолжил. Это была маленькая девочка. От её вида я пришёл в ужас: торчащие рёбра, кожа местами была протёрта до крови, словно сухая бумага, нижняя губа рассечена, а волосы торчали неровными клочками. Ещё живая, она захрипела, потянув ко мне свои запястья, которые судя по всему, выкрутили ещё до того, как принести сюда. - Что...что вы с ней сделали?! - я сам не понял, как ко мне вернулся голос. Поборов дрожь я поднял голову. Оба злорадно улыбались. - Вы...вы хуже собак! - Хао-сама, - не своим голосом прохрипел ребёнок, в чьих золотистых глазах застыло отчаяние. - Х-а-ао-са-ама... Я слушал, как она произносит моё имя, судорожно гладя каштановые пряди её волос. Мне становилось всё хуже и хуже. На один момент даже показалось, что я вот-вот потеряю сознание. В золотистых глазах застыло отчаяние и боль. - Хао-сама...прошу... Она билась в судорогах на моих коленях, кашляя и давясь. Резко мою руку схватили, потянув назад. Прошипев от боли, я упал на пол, сильно приложившись спиной. Перед глазами поплыли тёмные круги, а ещё через мгновение в меня начали насильно вливать что-то очень холодное и противное. Большими усилиями я попытался выплюнуть субстанцию, но крепкая пощёчина заставила меня невольно проглотить всё до последней капли. - Молодец, будь послушным мальчиком, - мужчина отпустил меня. Через минуту под рёбрами прокатилась ноющая боль, остановившись в области живота и терзая внутренности. - Что вы мне подлили? - сквозь сжатые зубы прошипел я, тяжело дыша. - Что вы мне подлили?! Увидев похабные улыбки надзирателей я всё понял. Боль перешла в область паха, сдавливая сильнее. Более того, ощущения стали не просто болезненными, а ещё и немного приятными, почти сладостными. В низу живота заметно потяжелело, и заметив это я почувствовал, как пылают мои впалые щёки от стыда. Нет, только не это. Не просите меня. Не хочу. - Возьми девочку, - жарко прошептал смотритель, загоготав громче прежнего. Мои руки уже сами тянулись к ребёнку, зажавшемуся в сыром углу. Во рту пересохло и хотелось только одного: высвободить всё своё возбуждение и расслабиться. Внезапно в моей голове зазвучал более уверенный и на удивление властный голос. "Идиот! Ты не сделаешь этого! Не смей!" Я быстро отскочил от пленницы, постепенно приходя в себя. Кем я становлюсь? Похотливым животным? Нет, я не буду таким! Я не стану! Ни за что! Увидев, что я сел к стене, поджав ноги, улыбки сползли с широких морд тюремщиков. - Я не хочу, - прошептал я, пряча лицо ладонями. - Не заставляйте меня! - Давай, или это сделаем мы, - фыркнул мужчина. Но мне было всё равно. Ни за что я не возьму на душу такой тяжкий грех. Я убивал людей, и в глубине души сожалею об этом. Однако никогда в жизни я не посмею сотворить такое. Не хочу. Не буду. Не могу. - Не заставляйте, прошу, - словно в бреду продолжал шептать я. - Какой же ты эгоист, Хао, - усмехнулся второй смотритель подходя ближе к девочке. - Посмотри, как она молода и прекрасна. С этими словами он приподнял голову ребёнка за волосы. Я отнял руки от лица, вглядываясь в затравленные заплаканные глаза. В них я на секунду увидел своё отражение. Худое, с сероватым оттенком лицо, чёрные, как-будто неживые глаза, в уголках которых тоже застыли слёзы ужаса. Это я плачу? Не могу поверить. - Или не такой, каким кажешься? Мужчина сорвал с пленницы последние лохмотья, оставив лежать её на полу обнажённой. Девочка извивалась, пытаясь прикрыться маленькими ладошками. Я уткнулся лбом в колени, громко выдыхая. - Смотри же... Я не смог сдержать любопытства, смешанного с долей отвращения и одним глазом взглянул на происходящее. Тюремщик подошёл вплотную к своей жертве, грубо раздвинул её ноги. Я и так знал, что будет дальше и зажмурился. - ХАО-САМА! - нечеловеческий вопль боли чуть не разорвал в клочья мои барабанные перепонки. Шепча лишь одни извинения, я почуял, как в воздухе запахло кровью. На этот раз не моей. Вперемешку с запахом похоти двух взрослых мужчин, среди которого мои запах перестал быть таким резким, мне снесло крышу. Схватившись руками за голову, я упал на пол, проклиная себя. - Хао-сама, - простонала девочка, глотая слёзы. Я так и понял, что он воплей она сорвала голос. А потом стали слышны только тихие хрипы. Я понял почему, но не хотел об этом думать. Когда к насильнику присоединился его напарник... Ещё более громкий вопль чуть не оглушил меня. Детские крики отрезвили мой затуманенный разум, и теперь я кидался на обидчиков, истошно вопя: - Не трогайте её! Возьмите лучше меня! Нет! Прекратите! ПРЕКРАТИТЕ! Мои старания были тщетны. От беспомощности хотелось рыдать. Почему они так? Что такого им сделала бедная девочка? - За что? - еле слышно произнёс я, покачнувшись. - За что?! Меня никто не слышал. Надрывая голос, я мог только наблюдать, как двое мужчин вдалбливали юное тело в пол, оставляя под ним немалую лужу крови. - Отпустите её! Умоляю! Отпустите! Я всё сделаю... всё, что нужно.. только прекратите! - Если она подохнет раньше времени, то и твоя очередь настанет, - уверил тюремщик, ехидно усмехнувшись. Я не помню, сколько пришлось метаться рядом, прося их остановиться. Я бился в агонии, лёжа на каменном полу и вдыхая запах чужой крови.

***

И снова холод. Я умер? Нет, раз ещё способен мыслить и ощущать. А раз так, то я всё ещё здесь. Поднявшись, я сразу приметил, что остался тут один. Стоп. То, что я видел - это не сон? Судя по-всему нет. Повернувшись я вскрикнул. Маленькое тельце слабо вздрагивало. Девочка лежала там, где они бросили её - в луже собственной крови. смешанной с чем-то белым и вязким. - Хао-сама, - одними губами произнесла она, когда я подбежал к ней, принявшись щупать пульс. - Ха..о... Она ещё была жива. Я шептал слова утешения, сам понимая, что это бесполезно. Я смотрел, как ускользает жизнь из сломанного детского тела. Это они его сломали. Они сделали с ней такое. В детских глазах не осталось ничего, кроме тоски. - Ты...ты будешь жить. Я спасу тебя. Теперь я попытался передать ей остатки своего фурёку. Я не узнаю себя. Когда это прежде меня беспокоила чья-то жизнь кроме своей? Но мне было всё равно. Я просто не хочу, чтобы она умерла. Я не могу этого допустить. Однако всё было напрасно. Фурёку перетекало обратно, что означало одно: жить ей осталось недолго. - Хао-сама, - последний раз её губы сомкнулись, после чего хватка ослабла, а глаза закатились. Девочка умерла. На моих руках. С моим именем на устах. И буквально через несколько часов я совершил то, о чём раньше стал бы жалеть. Стараясь забыться, я переступив через отвращение начал отделять плоть от костей. Я жадно обгладывал кости, понимая, что скоро сам сойду с ума. Теперь мне не прощения, вкусившему чужую плоть и кровь. Но выживание - важная вещь.