Apres Moi

На смятой постели лежит молодая вдова короля Франции. Ее ночная сорочка задрана до груди, руки прижаты к перине над головой, а ноги неуклюже упираются в живот нависшего над ней солдата. На звук распахнувшейся двери он оглядывается, одаривая Катерину взглядом темных зрачков из-под почти глухой тряпичной маски. Не дожидаясь, пока свекровь придет в себя или поднимется на ноги, Мария жалобно требует. Истерически. Сказать им, всем им, что она беременна. Что она королева Франции. Что ее нельзя… Человек в маске неприкрыто смеется над криками молодой вдовы и жестом приказывает поднять с пола Катерину. Та молчит. Приспущенные штаны нависшего над Марией мужчины говорят больше, чем Катерина хотела бы знать. Мария воет. Угрожает. Снова умоляет. На мгновение вырвав запястье из мужской хватки, она тянет сорочку вниз, пытаясь прикрыть едва заметно округлившийся живот. Катерина сглатывает. Она сама предложила невестке держать беременность в тайне. Сама отказалась после смерти сына усилить охрану внутри замка, даже зная, что смерть его многие восприняли как слабость короны. А между тем, мужчина в маске все так же нависает над кроватью, ожидая от Катерины ответа. Будто и правда обещая — пусть и без слов — что как истинный дворянин не тронет беременную девушку. Вот только глаза его наполнены ненавистью — не столько к вдове, сколько к — возможно — существующему в ее животе наследнику. Мария кричит сейчас, что королева-мать единственная, кто знает правду, и неожиданно резко Катерина понимает: все так и есть. Ее стащили с постели и приволокли сюда, чтобы она подтвердила или опровергла слова молодой вдовы. Вот только сама Катерина почему-то уверена, что ребенок короля под сердцем не сможет спасти Марию. И ей даже кажется, будто она знает, зачем мужчина в маске старательно делает вид, что это не так. — Зачем вы это делаете? — срывается с губ Катерины раньше, чем она понимает, что ответ ей известен. Несмотря на то, как неудобно ее держат под руки, королева-мать выпрямляет плечи, выпячивая грудь вперед. Поднимает подбородок. Рассматривает мужчину на постели Марии сверху вниз. — Месть, — слышит Катерина ровно то, что ожидает услышать. — Итак? — он готов повторить вопрос еще раз. Впрочем, уже теряя и без того потрепанное ожиданием терпение. Мария снова пытается вырваться из крепких солдатских рук, барахтается на перине, путаясь босыми ногами в одеялах и расцарапывая кожу о металлическую пряжку расстегнутого ремня. Молит Катерину. Взгляд Катерины холодеет. Из него пропадает вспыхнувшая было материнская жалость. Солдаты не позволят ей приблизиться к постели, но даже отсюда видно, что в глазах мужчины горит безумие. Он рывком выдергивает из сапога кинжал — проводит лезвием по оголившемуся из-под задранной сорочки животу Марии, сильнее придавливает острие между грудей и почти виртуозно подцепляет плотную материю у ворота. Почти — потому что, срезая одежду с молодой королевы, он все же задевает наточенной сталью уплотнившийся сосок. И Мария заходится еще более громким криком. Крови почти нет, но Катерина знает ощущение. Беременность делает грудь едва ли не самым уязвимым местом. Извивающаяся на кровати девушка чувствует ничуть не меньше боли, чем чувствовала сама Катерина, решившись во время очередной беременности тайком прокрасться в детскую комнату и покормить своего ребенка. Сомкнувшиеся зубы на и без того зудящей груди... — Нет, — коротко выдыхает Катерина. — Она не беременна. Звон в ушах проходит. Его место занимает режущая сознание ясность. Всеми силами королева-мать удерживает свои мысли здесь, в этой комнате, у этой кровати. Молодая вдова все еще пытается сжимать колени, дергается из стороны в сторону, выламывает себе руки и кричит — звук тонет в ее всхлипах, как только нависший над ней солдат рывком проталкивает свое колено между ее ног, впивается пальцами во внутреннюю сторону бедра и звучно бьет Марию по лицу. Вязкий хлопок пощечины едва не уводит Катерину туда, куда ей решительно не хочется идти: в воспоминания. Правда, ее саму раздевать догола тогда не стали — им хватило задранного подола, а вместо кровати сошел затоптанный солдатскими сапогами пол. Она была вдвое младше Марии. И она выжила. Марии тоже придется. — Кому вы мстите? — ровный голос Катерины не способен ни остановить, ни замедлить то, что происходит сейчас на кровати. Он едва пробивается сквозь крики Марии, когда та, окончательно потеряв рассудок, зовет уже ушедшего в мир иной мужа. — Королю, — рывком и почти через силу выдыхает мужчина, все быстрее ударяясь о бедра Марии своими. Глубже. Жёстче. Выбивая из нее надежду на спасение. В мгновение слабости Катерина надеется, что жестокостью, с которой солдат сейчас насилует молодую королеву, он компенсирует свои внешние недостатки. Те, которых не видно невооруженным глазом. Те, которые Катерина не успела рассмотреть за чередой неуклюжих попыток Марии сопротивляться неизбежному. Не то, чтобы королева-мать могла винить невестку — она и сама на ее месте делала так же — ничуть не облегчая свою участь, лупила дрожащими ладонями одного за другим нависавших над ней солдат, пока не потеряла сознание. — Король мертв, — коротко отзывается она на протяжный стон мужчины, заставивший его замедлить движения. — Как удобно для него, — слышится ответ, а по покрывалам медленно расползается от бедер молодой королевы красно-бордовый узор с бело-молочными пятнами. — Вы следующая, — уже спустившись с кровати, он кивком головы приказывает отпустить дрожащую всхлипами Марию — та неуклюже переворачивается на бок, подтягивая под себя колени и пытаясь закрыть руками лицо. На боках все сильнее проступают следы ногтей и грубых пальцев. Один из держащих Катерину солдат комментирует оголившийся зад молодой королевы, и все четверо заходятся смехом. — Может, снимете маску? — голос Катерины предательски вздрагивает, и она умолкает раньше, чем хотела бы. К ее облегчению, собеседник подтягивает сползшие до щиколоток штаны и ловко защелкивает пряжку на ремне. Но то, что он делает после, пугает королеву-мать даже больше, чем перспектива оказаться сейчас рядом с медленно натягивающей на себя одеяло Марией. — Вы все еще можете получить золото, — неожиданно срывающимся голосом шепчет Катерина, пытаясь сделать шаг назад, когда толстая веревка петлей прижимает растрепанные волосы к вспотевшей шее. — Иначе вам из замка живыми не уйти! Королева-мать чувствует, как за спиной связывают ее запястья. Видит, как другой конец веревки, плотно обнимающей сейчас ее шею, перебрасывают через массивную люстру, свисающую с потолка. Солдаты уже не смеются. Кажется, даже Мария уже не рыдает. Все происходит за несколько мгновений, но растягивается на долгие минуты — Катерина чувствует, как объятия веревочной петли на горле становятся все теплее и роднее. Она встает на цыпочки, силясь не потерять равновесие, но уже ощущая, как зудит изнутри горло, как покалывают, немея, губы, и как горячеют, пульсируют глаза. Веревку перестают тянуть, лишь когда королева-мать вот-вот не сможет дотронуться ногами до пола. — Осторожнее, Ваше Величество, не упадите, — кто-то подталкивает Катерину сзади, и она едва не теряет равновесие, позволяя петле на шее затянуться еще сильнее. Кашель. Босые пальцы ног на ледяном полу немеют от холода. — Надеюсь, король видит, что оставил после себя. Сосунок не может защитить даже собственных женщин, — сплевывает солдат, и все четверо снова смеются. Громко. Катерина что есть сил зажмуривается, чувствуя, как под подолом сорочки скользит по ноге теплая ладонь. Но в комнате уже никого нет. Дверь в покои закрыта. Мария дрожит и стонет, свернувшись на испачканной постели. — Помоги мне, — скорее хрипит, чем шепчет королева-мать. Долго вот так стоять она не сможет. — Как вы помогли своему внуку? — неожиданно резко и громко прилетает ответ.