Часть 11. Нельзя на колени становиться
Нельзя на колени становиться И нельзя склонять головы. Ай, лэли! Ай, байла! Оле! Чтобы в обмане не забыться И не предать себя, Иллюзии храня.
1. Кай, Сэхун, Хань, Бэкхён В "Райских Кущах" посетителей в этот день принимали только в общем зале. Всё остальное было закрыто до позднего вечера ― в зале для особых гостей устанавливали всё необходимое для нового номера. Окутавшись сигаретным дымом, Эрик оценивающе осматривал высившуюся в центре клетку, поставленную на плиту из прозрачного пластика. В плите имелось углубление, которое можно было заполнить водой или чем-нибудь ещё. Брусья решётки отстояли друг от друга достаточно, чтобы Кай мог красиво протиснуться между ними и оказаться в клетке, что он и проделал. Эрик лениво прикинул, что уровень жидкости в углублении будет Каю чуть-чуть ниже колена. Кай сосредоточенно прошёлся по клетке, измеряя шагами длину, ширину и диагональ, после вытянул руки над головой и ухватился за поперечный брус, повис. ― Ну как? ― нетерпеливо поинтересовался Эрик. ― Нормально. Скользить не должно. ― Я не про это. ― Эрик раздражённо затушил сигарету в карманной пепельнице. ― Я о тебе. Ты сам справишься-то? Или лучше отложить на пару дней? Кай остановился в центре клетки, спокойно размял плечи и коротко пожал ими. ― Справлюсь, конечно. Это всего одно выступление. Акцент на зрелищность. Не такая уж большая нагрузка. ― Хорошо. Тогда готовься. И за мальчонкой присмотри. Вам выходить через два часа. Бублик принесёт костюмы за полчаса до выхода. И проинструктируй мальчонку ― мне накладки не нужны. Через четверть часа заведение открылось для всех в обычном режиме, но вот наплыв гостей оказался грандиозным ― уже неделю бродили слухи о новом номере. Места в зале на время этого выступления раскупили практически мгновенно ― публика привыкла доверять Эрику в таких вопросах. Если он обещал нечто выдающееся, то это, определённо, стоило того, чтобы взглянуть хотя бы раз. Кай и Сэхун готовились к выступлению в тишине. В душевой Сэхун повертел в руках анальную пробку из латекса и вздохнул. ― Помочь? ― добродушно поинтересовался выскользнувший из кабинки Кай. ― Нет. Просто не люблю эти штуки. ― Сэхун потянулся за тюбиком со смазкой и покосился на обнажённого Кая. Тот невозмутимо вытирался полотенцем, а после взялся за традиционную форму: кожаные брюки и узкие ремни. Пока он возился с ремнями, пристёгивая их в нужной последовательности, Сэхун аккуратно подготовил себя и осторожно поставил пробку. Пусть и не любил подобные игрушки, но понимал, что перед зрителями они не смогут отвлекаться на что-то иное, кроме того зрелища, за которое все желающие платили огромные деньги. Пробка была хитростью, и об этой хитрости зрителям знать не полагалось. Кай тем временем накинул на плечи белую рубашку из тонкой ткани и принялся застёгивать её на пуговицы. Сэхун поднялся с лавки, немного подвигался, привыкая к пробке и проверяя надёжность, затем тоже потянулся к форме. Ему достались просто кожаные брюки и рубашка. Никаких ремней. Ремни ― привилегия "чёрного" персонала, а Сэхун к нему не относился, потому мог рассчитывать лишь на ошейник. ― Эрик сказал, что я могу пожить в твоей квартире, ― застёгивая брюки, тихо проговорил Сэхун. Кай сосредоточенно согнул правую ногу в колене и грациозно опустился вниз. Выпрямленная левая нога отозвалась ровным напряжением мышц, когда он потянул сначала пятку, затем носок. Уверенный упор, плавное перемещение ― и Кай уже опирался на согнутую в колене левую ногу, вытягивая в сторону правую. Он слышал слова Сэхуна и пока размышлял. Что бы он ни сказал сейчас, Эрик принял решение. Запретить Сэхуну переехать Кай не мог, пусть и хотел. И дело было не в Сэхуне, а лишь в том, что Кай предпочитал оставаться в одиночестве. Так безопаснее для прочих. Для Сэхуна ― в том числе. ― Гм... так я перетащу сегодня вещи, ладно? Кай упёрся ладонями в пол, неторопливо свёл ноги вместе и резко вскинулся вверх. Замер в стойке на руках, пока пятки тянулись к потолку. ― Господи, что ты делаешь? ― не выдержал Сэхун, закончив застёгивать рубашку. ― С твоим плечом вот только такие трюки сейчас и выполнять! Кай терпеливо досчитал до ста восьми и аккуратно принял нормальное вертикальное положение, отряхнул ладони. ― Посмотри только, весь мокрый теперь... Рубашка в самом деле пропиталась потом в подмышках и на спине, но так даже лучше. Зрители любили подобные нюансы и налёт естественности. ― Зачем тебе это? Сэхун оглянулся с нескрываемым удивлением. ― Снимать целую квартиру довольно накладно, и... ― Ты меня понял, ― перебил его Кай, прислонившись плечом к стене. Спрашивал не о квартире и переезде, а о другом. ― А тебе зачем? ― помрачнев, задал вопрос в ответ Сэхун, понурился и неловко ощупал свободный в запястье рукав. ― У меня другое положение. И я здесь только потому, что люблю сцену. Люблю танцевать перед зрителями. Люблю их заблуждения. ― Может быть, но иногда ты устаёшь не меньше меня. Оно того стоит? ― Не знаю. Я не претендую на роль гуру. Просто не понимаю, зачем это нужно тебе. Сэхун с минуту кусал губы, пребывая в сомнениях, а после честно признался: ― Банально. Деньги. Мне нужны эти деньги. Нигде больше я столько заработать не смогу. Ну и парни мне нравятся всё-таки. Лучше уж так, чем нарваться на неприятности на улице. И это всего на несколько лет. Пока не закончу учёбу. Я молодой, так что выдержу. ― Врёшь родным, да? Они думают, ты удачно поступил и учишься, а на самом деле тебе надо платить и много? Сэхун промолчал, но слов и не требовалось. Не такая уж и редкая ситуация. За тем исключением, что далеко не каждый настолько далеко зашёл бы в своём обмане. Сэхун верно сказал ― в других местах и на других работах он бы не потянул учёбу в престижном заведении. Его смелость в выборе способа заработать вызывала уважение, как и нежелание сдаваться, возвращаться домой и проявлять смирение. ― Слушай, я понимаю, что ты не в восторге от перспективы делить с кем-то дом, но если я буду жить с тобой, смогу высылать кое-какие деньги семье. Мне это важно. Кай не стал напоминать Сэхуну о назойливом клиенте, который при таком раскладе красиво обламывался, ― просто кивнул. Отношения Сэхуна с клиентами его не касались. ― Это квартира Эрика. Если он разрешил тебе, то пожалуйста. Сейчас меня куда больше волнует выступление. Точно готов? ― Ну да. ― И к танцу, и ко всему остальному? ― Так говоришь, как будто я с тобой ещё ни разу не работал. Мне нравится попадать с тобой в пару. Кай тихо фыркнул и двинулся к двери, бросив через плечо: ― Тебе нравится кончать по-настоящему. И вот это ― черта не лучшая для работы в таком месте. Хотя дело твоё. ― Ласточки мои, время! Вы готовы? ― громко прогудел из-за двери Бублик. ― Публика уже жаждет. Шевелите ходулями. *** Хань от души надеялся, что Крис его не заметил. Они едва не столкнулись у главного входа "Райских Кущей". Не то чтобы у Ханя имелись веские причины для скрытности. Дело было в ином. Он пришёл, чтобы посмотреть на Кая и новый номер, а Крис пришёл, судя по всему, по этой же причине. Тем не менее, Хань верил Крису на слово, только не испытывал ни малейшего желания объяснять собственные поступки и выпытывать причины и мотивы поступков Криса. Эрик уж точно заметил нежелание Ханя пересекаться с Крисом и что-то там себе по этому поводу подумал, хитровернутая скотина. Но что бы он там себе ни подумал, в итоге вручил Ханю безобразно милый ключик с брелоком в виде фаллоса и спровадил в лоджию для особых гостей, где Хань мог ничего не опасаться. Он видел всё, а его не видел никто. Идеально. Быть может, Эрик и обходился дорого, но свои деньги отрабатывал с блеском. Хань устроился в мягком кресле, плеснул себе вина и принялся ждать, разглядывая клетку на возвышении. Потом свет погас, а когда вспыхнул вновь, внутри клетки зрители увидели рослого парня в белой рубашке и кожаных брюках. Он стоял прямо в центре, обречённо склонив голову. В зале воцарилась тишина ровно на минуту, и спустя эту минуту тишину расколола тонкая тягучая мелодия. Скрипка и негромкое фортепиано. А мальчик в клетке танцевал под густой капелью. Его движения отличались отрывистостью и некоторой флегматичностью одновременно. Хань помнил парнишку, называвшего себя "Сэ", но вот ни разу прежде он не видел, как этот парнишка танцует. Ощущение было необычным, наверное, по вине Кая. После танцев Кая всё прочее... казалось иным. Мальчик в клетке хорошо танцевал и удачно воплощал движениями атмосферу дождя, но им управляла музыка. Он становился продолжением музыки. Симбиоз. Гармония. Вместе с музыкой он намокал под каплями, блестел и двигался под музыку. Но он не превращался в сердце музыки. Он не хватал мелодию руками и не оборачивал вокруг себя, не придавал ей форму и не управлял ею, не подчинял. Он казался другим. Талантливым, но совсем не таким, как Кай. А Кай появился на сцене только тогда, когда мальчик в клетке промок окончательно. Появился вместе со звуками гитары и агрессией ударных. Просто возник из ниоткуда у клетки и грациозно протиснулся меж брусьями. Капли уже не падали сверху, а в клетке замерли напротив друг друга двое. Один ― в облепившей тело одежде, облепившей до такой степени, что он казался нагим. Другой ― в сухой одежде и полный напряжения. Пауза ― и музыка снова обрушилась на зал. С натиском и мощью. Басы, гитара, резкая дробь. А двое в клетке то ли танцевали, то ли дрались. Руки Сэ выскальзывали из пальцев Кая, а сам он пытался убежать и скрыться. И не мог. И только тогда стало понятно, что в клетку капала не вода, а масло. Двое в клетке хватали друг друга, перекатывались в углублении и не могли удержать ни соперника, ни самих себя. Хань впервые видел такой танец и поражался мастерству обоих. Несмотря на скользкое масло, их движения оставались танцем. Не было ни хаоса, ни растерянности, ни попыток неловко удержать равновесие. Каждая смена положения ― выверенная и чёткая, отточенная. Руки Кая проскользили по телу Сэ, по бокам, вверх. И Сэ изящно сполз вниз, перекатился по маслу и взвился на ноги, чтобы толкнуть шагнувшего к нему Кая в грудь. Кай, опустившись на колено, прокатился по маслу в угол клетки, ухватился за брус и осыпал Сэ веером тяжёлых вязких капель, слетевших с его босой ступни. Снова сближение ― и сплетённые руки. Белая рубашка на Кае тоже пропиталась маслом и стала почти прозрачной. Хань отлично видел узор из ремней под тонкой тканью. И два тёмных пятнышка на груди. Рубашка всё сильнее липла к гибкому телу, предательски очерчивая каждую мышцу и сводя зрителей с ума. Окончательно сводя с ума, потому что танец-бой в масле возбуждал не меньше. Клетка, два притягательных и красивых парня в ней, их попытки победить, когда масло сводило на нет любое их усилие, напряжённая музыка и пропитанная маслом одежда. Сэ уцепился за брус над головой, и пронёсшийся мимо него по маслу Кай ухватился пальцами за полу рубашки. Зал взревел, потому что рубашка осталась в руке Кая, а Сэ повис в клетке, позволив всем насладиться блестящей от масла кожей. Он висел, уцепившись за брус обеими руками, и на его спине и груди выразительно бугрились подчёркнутые напряжением мышцы. Вдохи и выдохи, дрожь волнами по плоскому животу ― под пояс брюк. Хань вцепился пальцами в подлокотники, жадно разглядывая открытое до пояса тело Сэ. Ему сейчас, как и прочим зрителям, до безумия хотелось коснуться твёрдых мышц, погладить и ощупать, присвоить, трогать вволю... За них это делал Кай. Рубашка полетела в угол, а Кай вновь проскользил по маслу, чтобы обхватить руками висящего Сэ и уверенно провести ладонями по спине. Клетка дрогнула и медленно начала поворачиваться вокруг своей оси, чтобы зрители могли увидеть полную картину со всех ракурсов. И ладони Кая на спине Сэ ― каждое смещение и плавное движение. Вплоть до того, как эти ладони протиснулись под пояс брюк и накрыли ягодицы Сэ. При этом Кай цеплялся за Сэ, потому что босые ступни продолжали скользить по маслу ― и это сводило с ума не меньше, чем запрокинутая голова Сэ и грешное трение бёдер обоих. Они прижимались друг к другу так, словно уже занимались сексом прямо сквозь одежду. Они прижимались друг к другу вынужденно, но это ещё больше заводило публику. Всё это ― то, что творилось в клетке на сцене, ― выглядело так, словно этим двоим необходимо соединиться лишь одним возможным способом, чтобы сохранить равновесие в обстановке, где сохранить равновесие было невозможно по определению. Парадоксальность номера оглушала и била возбуждением по туго натянутым нервам. Хань не знал, кто именно придумал этот номер, но он назвал бы этого человека гением. Потому что со сцены разило не пороком и не непристойностью, а естественностью. Всё, происходившее там, казалось правильным от и до. Потому что нельзя сражаться без точки опоры. И нельзя любить, не имея своего центра. Чтобы получить точку опоры и обрести центр, один должен отдаться, а второй овладеть. И только тогда двое в клетке и масле будут на равных и смогут продолжить. Только тогда оба окажутся на надёжной тверди и смогут... Хань затаил дыхание, потому что брюки Сэ медленно поползли вниз, открывая дивный вид на бёдра, ягодицы и стройные ноги. Вместе с брюками вниз по телу Сэ сползал и Кай. До самых лодыжек ― пока его руки не погрузились в масло. Кай стоял на коленях, прижавшись лбом к ногам Сэ, а после водил ладонями по лодыжкам и голеням, заставляя их блестеть от масла. Вместе с резким музыкальным переходом он одним рывком распахнул собственную рубашку и томно повёл плечами, выскальзывая из плена тонкой ткани. Будто подловив его, Сэ толкнул коленом в плечо. Кай рухнул на спину и на спине же проехался по маслу. Смуглая кожа и масло на ней... Хань отчаянно закидывал ногу на ногу, но не помогало. Пришлось ухватить салфетки и расстегнуть брюки, потому что это было невыносимо. Кожа, масло, влажные тёмные пряди надо лбом, вращающаяся с издевательской медлительностью клетка, висящий на брусе обнажённый Сэ, огромные мониторы, позволяющие рассмотреть героев действа в клетке детальнее, осязаемая аура возбуждения, висящая во мраке зала... Кай повозился в масле, поднимаясь на ноги. Выпрямился и вновь проскользил по маслу к Сэ. Цепкие пальцы ухватили Сэ за волосы, заставляя запрокидывать голову и подставлять беззащитное горло. Сэ и Кай теперь блестели оба. Один ― нагой полностью, другой ― увитый тонкими ремнями и облепленный кожей брюк ниже пояса. Казалось, что они даже дышали в такт музыке. Кай медленно вёл ладонями по вытянутым вверх рукам Сэ. Гладил, но уверенно двигал ладони выше и выше, чтобы накрыть пальцы Сэ, а после тоже повиснуть на брусе. И теперь руки Сэ скользили по рукам Кая ― сверху вниз. Он прижимался всем телом к Каю, оглаживал грудь, цепляясь за ремни, трогал бока и подбирался всё ближе к массивной пуговице на брюках, чтобы расстегнуть её и через минуту продемонстрировать всем высвобожденный из плена плотной кожи брюк возбуждённый толстый член. Сэ медленно проводил по стволу ладонями, заставляя его блестеть от масла. Хань попытался сглотнуть, но ни черта не вышло. В горле пересохло. И в горле, и на губах. Даже обычный вдох причинял резкую пощипывающую боль. Путешествие ладонями по смуглой коже ― снизу вверх. И снова на брусе висел Сэ, и теперь уже смуглые ладони скользили вниз по его телу. Кай цеплялся за Сэ, чтобы сохранить равновесие, и одновременно ласкал. Музыка звучала всё тише ― до тех пор, пока Сэ не вскинул ноги, разводя их в стороны. Всего одно резкое движение, но высекающее слёзы из глаз зрителей, как и лицо Сэ крупным планом на мониторе. Напряжённые руки, распахнутый в немом крике рот, цепляющийся за его тело Кай и прижавшиеся к ягодицам узкие бёдра, обтянутые чёрной кожей... Если ад существовал на самом деле, то ему полагалось выглядеть именно так ― когда толпы грешников пялились на двух счастливцев, угодивших в рай. Потому что счастливцы даже трахались под музыку, превращая всё в немыслимо красивый и правильный танец. Хань завороженно смотрел на ступни Сэ. Пальцы Сэ то трогательно поджимались, то расправлялись, то он вовсе тянул носочек на особенно глубоких толчках. Смотреть на увитую узкими ремнями спину Кая было опасно для рассудка. Ещё опаснее было смотреть на встречающиеся время от времени губы Кая и Сэ. Смотреть на скользящие в масле ступни Кая, на его ладони, одержимо хватающиеся за Сэ... И на напряжённые до предела руки Сэ, дающие точку опоры обоим. А потом Кай внезапно отпрянул, позволив Сэ опустить ноги, прижался к боку, скользя по маслу вместе с вращением клетки, чтобы после прижаться всем телом к Сэ со спины. Чтобы потом оба медленно и плавно опустились в масло, продолжая водить ладонями по телам друг друга в постепенно тускнеющем свете и под затихающую музыку. Зал походил на город после цунами: тишина, обречённость, измождённость эмоциями и неверие ― как, уже всё? И только спустя четверть часа всех всколыхнуло. Хань не остался, чтобы посмотреть на это. Он торопливо привёл себя в порядок, испытывая глухое раздражение и сдерживая бешенство, затем выскочил из лоджии, сунул ключ парнишке в коже и помчался к выходу. Бесился из-за возбуждения, поднявшегося до непривычных высот, но так и оставшегося внутри ― без выхода. Эрик, мать его, знал, что делал, когда брал этот номер в программу. Гости просто так отсюда сегодня не уйдут. Им необходима разрядка. Необходима, как воздух. И Хань тоже нуждался в разрядке. Добравшись до машины на стоянке, он постарался взять себя в руки и мыслить здраво. Выступление для Кая было первым после того злосчастного ранения. Эрик не станет рисковать, стало быть, Кай не задержится и рванёт домой, как только отмоется от масла и переоденется. Крис... Крис не помеха. Он вряд ли освободится раньше трёх ночи. Без того потратил время на это проклятое шоу. Хань поспешно вызвонил Маду, отдал несколько распоряжений и достал заветную ампулу. Пошарил в аптечке, немного повозился и полюбовался на содержимое ампулы, перекочевавшее в шприц. Не перебор? Кай, конечно, рослый, но худой. Впрочем, от этого коктейля с сюрпризом ему точно хуже не станет. Не должно. Танцует он много, выносливый ― Хань сам видел его на видео. Сердце сильное, выдержит, никуда не денется. Вот только теперь Кай точно нарвался. Это выступление с Сэ и ноющее неудовлетворением тело Ханя стали последней каплей. Пора. За всё надо платить. *** Бэкхён умывался в роскошном туалете и пытался перевести дыхание. Он всякое ожидал увидеть, но точно не такое. Набрал в сложенные лодочкой ладони холодной воды и плеснул в лицо, потом и вовсе прижал ладони к лицу и глухо застонал. Что это, чёрт бы его побрал, было? Ему повезло оказаться неподалёку от клетки и увидеть всё, творившееся там, с близкого расстояния. До него иногда даже капли масла долетали, не говоря уж о стонах обнажённого красивого юноши. Но Кай... У Бэкхёна и слов не хватало. Вообще никаких. У Бэкхёна, который всегда выдавал слова пулемётной очередью в любой ситуации! Ким, чтоб его, Чонин. Официальный глава семьи Цзинь. И. Вот. Это. То, что Бэкхён мечтал забыть, но не мог. Он всегда искренне полагал, что женщин заслуженно величают "прекрасным полом". Потому что они в самом деле прекрасны. Идеальны. Как, чёрт бы его побрал, Святой Грааль. Только сегодня мировоззрение Бэкхёна серьёзно пошатнулось, когда ему позволили увидеть, насколько прекрасным и идеальным может быть мужчина. По-другому. Совсем иначе, но прекрасным и идеальным. Красота из силы, гибкости и напора. Первобытная мощь и поглощающая жажда обладания. Если раньше закрадывалась мыслишка, что Ким Чонин решил забить на наследие и выйти из игры, то теперь она почила в муках. Ну уж нет. Бэкхёну сегодня показали Ким Чонина. И ни черта он не уступил бы. Не такой это человек, чтобы отойти в сторону и позволить остальным играться в игрушки без него. Что-то где-то непременно жахнет. Со всей дури. Как сегодня в той чёртовой клетке, где творилось сладкое безобразие. Бэкхён никогда не заглядывался на парней и не ловил кайфа от просмотра соответствующего порно. Ему вообще в голову не приходила мысль посмотреть гей-порно. Только он всё равно едва не кончил там, в зале. Смотрел, как тёмные ладони, казавшиеся на фоне светлой кожи грубыми, оглаживали податливое тело, как узкие бёдра прижимались к аккуратным ягодицам, и молился чуть ли не вслух о том, чтобы не кончить прямо на месте. Потому что, чёрт бы всё побрал, это было искусство. Живое и настоящее. И порно в сравнении с этим просто ничто. Прах и пепел. Эти двое в клетке, в масле, лишённые равновесия и горящие страстью, пытающиеся дорваться до близости... Кай и его напор, его танец... Тот мальчик, выразивший своим телом наслаждение и позволивший каждому зрителю почти что прикоснуться к нему... ― Тебе на сцене место, а не в бегах, ― едва слышно прошептал Бэкхён, пытаясь повернуть вентиль и одновременно нашарить полотенце. Не стоило и думать о том, чтобы встретиться с Крисом Ву. Сейчас Бэкхён не мог вести ни переговоры, ни разговоры, ни устраивать революции в миниатюре. Он хотел просто взять себя в руки и успокоиться, но всё внутри бурлило и бушевало, не позволяя толком сосредоточиться. Даже руки мелко дрожали, а в животе ныло, и сводило болью в паху. Хорошо позабытые такие ощущения. Бэкхён по праву считал, что его сложно выбить из колеи после всего, что он повидал в жизни. Только у Кая получилось. Всего лишь танцем. Немыслимо. Судьба будто насмехалась над Каем. Подарила ему такой талант, а потом отобрала всё остальное. Или это компенсация как раз за то, что у Кая ничего не осталось? Просто потому, что судьба всё забрала у Кая, вот и наградила талантом танцевать и быть таким, чтобы никто не смог устоять. Если бы Кай поманил пальцем ― там, в клетке ― Бэкхён встал бы и пошёл к нему. Ничего не соображая и соглашаясь на всё. И не останавливал бы, что бы там ни было после. От этого мороз продрал по коже. Потому что неправильно. Потому что нельзя так. Бэкхён не мог позволить себе забыться и поддаться. Он, чтоб оно всё в преисподнюю рухнуло, отличный агент и профессионал. Великолепно обученный и натренированный. Опытный. Пока остальные в пятнадцать фигнёй страдали, он помогал брать опасную организованную группу во Франции и умел читать по губам, притворялся расторопным "шестёркой" и добывал важные сведенья. А в шестнадцать получил свою самую первую и весомую награду международного уровня. Его досье хранилось за семью печатями, а его имя при подготовке к крупным международным операциям называли если и не первым, то в двадцатке лидеров уж точно. Бэкхён не имел права идти у эмоций на поводу. И не имел права проникаться симпатией ни к Каю, ни к Сян. Но они... Срочно требовалась разрядка. Вот прямо немедленно. Обычно в таких случаях помогала ударная доза тренировок, поэтому Бэкхён пулей вылетел из туалета и рванул к машине у входа в "Райские Кущи". Тот зал, где он обычно занимался, был открыт круглосуточно. Бэкхён никогда не заваливался туда после девяти вечера, но всё бывает в первый раз.