Часть 10. К чужому сердцу нельзя стать ближе
Герои: Сухо, Минсок, Кай, Сян, Хань, Эсмер Пары: СюХоК чужому сердцу нельзя стать ближе — Страшно себя не услышать. Ай, лэли! Ай, байла! Оле! Быть одному, лететь всё выше И просто забывать — Так легче умирать.
Сухо не рассчитывал на внезапный дождь. Он как раз вышел из «Райских Кущей» и остановился на ступенях. Красное платье, парик и лёгкий плащ надёжно скрывали его мужскую сущность, как и неизменная сумочка-конверт. Правда, сегодня Сухо тащил с собой пакет, забитый игровыми тряпками. Хотел запихнуть их дома в стиральную машинку и чуть обновить фасон. Обычно тряпками занимался специальный персонал, но Сухо предпочитал следить за личными костюмами сам. Ему не нравилось одеваться так же, как прочие сотрудники из «белого» персонала. Он предпочитал оригинальность. Сухо продолжал торчать на крыльце под дождём и рыться в сумке с тряпками, потому что где-то в недрах сумки полагалось валяться зонтику. С сухим щелчком над Сухо раскрылся чужой чёрный зонт, а сильная рука аккуратно коснулась предплечья. Спустя миг сумка с тряпками оказалась у хорошо знакомого Сухо посетителя «Райских Кущей». Того самого, что не ленился постоянно пялиться на Сухо в роскошных салонах. ― Дождь усиливается, ― негромко отметил внезапный помощник. ― Ким Минсок. Могу проводить вас, если вы не возражаете. Сухо внимательно смотрел на него и лениво размышлял, как его отшить. Заявлять, что Сухо не дамочка вообще-то, а парень, было бессмысленно ― этот чёртов Ким Минсок и так прекрасно знал правду. Не первый же раз в «Райских Кущах». Сухо успел пожалеть, что выполз из «Кущей» в женских тряпках. Лучше бы он переоделся, но всегда так не хотелось тратить время на снятие макияжа и смену образа ― всё равно дома можно сделать всё сразу и поваляться в ванне, никуда не спеша. Так удобнее. Ким Минсок расценил молчание как согласие, провёл Сухо к машине и распахнул дверцу. Он дождался, пока Сухо сядет, дверцу захлопнул и оставил сумку с тряпками на заднем сиденье. Через минуту уселся за рулём и покосился на Сухо. Наверное, ждал, что Сухо всё-таки представится. Но Сухо молчал. Этот Минсок наверняка знал его официальное прозвище в клубе, а называть настоящее имя он не желал ― даже почти им не пользовался, давно привыкнув к неизменному «Сухо». Минсок удивил ещё и тем, что не стал спрашивать адрес, просто завёл машину и повёз Сухо в нужном направлении. Следил за ним? Скорее всего, не раз и не два. Сухо не слишком беспокоился по этому поводу. Человек, столько времени глазевший на него, следивший за ним, но рискнувший подойти лишь сейчас и без откровенных предложений, не внушал ему серьёзных опасений. Такой человек в большей степени казался ему робким. С лёгким любопытством Сухо покосился на Минсока, оценил профиль и полюбовался на разрез глаз. Красивый парень, но, наверное, не во вкусе Сухо. Невысокий, крепкий, изысканный. Так и про Сухо можно было сказать. Сухо вообще часто западал на парней выше ростом, чем он сам, и никогда ― на таких же невысоких. Он вновь окинул Минсока быстрым взглядом искоса. Подумалось вдруг, что у Минсока в очках будет добродушный и милый вид, домашний такой. От подобных мыслей у Сухо заныло в груди. Он давно привык, что популярен в дамских шмотках и при макияже. В нормальном виде он почти не вызывал интереса у симпатичных ему людей. Был юным и глупым, одержимым амбициями, когда рвался на сцену и в кино. Дальше театра не ушёл, так и не получив значительных ролей. Зато узнал, когда попробовал себя в роли горничной, что отлично может заработать в постели. Вот так Сухо и попал в свой первый ночной клуб. Всякое бывало в его жизни после, зато так он получил определённые умения, которые и привлекли к нему внимание Эрика. Эрик буквально вытащил его из болота и привёл в «Райские Кущи». И Сухо никогда не работал так спокойно и комфортно, как в «Кущах». Это не отменяло всех неприятных заказов и клиентов, но всегда всё оставалось именно в тех рамках, какие Сухо для себя считал приемлемыми. Эрик никогда не заставлял его делать нечто такое, что вызвало бы у него нестерпимое отвращение. Эрик хорошо заботился обо всех сотрудниках: не только о «белом» или «чёрном» персонале, но даже о тех, кто промышлял в общем зале. И именно поэтому Сухо никуда не уходил из «Райских Кущей», пусть ему и предлагали другие варианты. Он не соблазнился даже более крупным заработком. На кой чёрт нужны деньги, если всем плевать на твою шкуру? Эрик же ценил шкуру Сухо и не позволял её портить. Ещё немного поработать ― и можно уйти с чистой совестью, целой шкурой и крепким состоянием. И после ― трахаться только с теми, с кем захочется сердцем и без оплаты, просто из-за чувств и удовольствия. С теми, кто клюнет не на яркий макияж и бабские тряпки, а на самого обычного Ким Чунмёна в брюках, рубашке, без сложного макияжа и с короткими волосами. Минсок притормозил у дома, минуту молча посидел, потом выскочил из салона и распахнул дверцу перед Сухо, словно тот был самой настоящей леди. Козёл. Натуральный. Сухо проигнорировал протянутую руку и выбрался наружу собственными силами. Вот ещё! Ему хватало манер в «Райских Кущах», как и изысканного обхождения. И, может, он неподражаемо носил платья и туфли на шпильках, но это не отменяло наличия у него члена. Когда же с ним обращались так, словно у него есть дырка, но члена нет, он бесился. По-настоящему. Бесился даже на работе, что уж говорить о внерабочем времени. В этом они с Эриком походили друг на друга: Эрик тоже не терпел, когда к нему обращались как к женщине, хотя Эрику, в отличие от Сухо, нравилось выглядеть женщиной. Сухо с каменным лицом принял сумку из рук Минсока и двинул к крыльцу. Минсок молча последовал за ним. ― Хватит, ― остановившись и резко повернувшись к Минсоку, заявил Сухо. ― Я не приглашал тебя на чай. Я даже не просил провожать меня. Я вообще ни о чём тебя не просил. ― Знаю. Но могу я проводить тебя до конца? Хотя бы. ― Нет. ― Почему? ― Мне это не надо. Мне вообще ничего от тебя не надо. Просто держись от меня подальше. Минсок с лёгким недоумением смотрел на него, через минуту вздохнул и отступил на шаг назад. ― Я предполагал, что, наверное, не особенно и нравлюсь тебе. Выходит, так оно и есть. ― Ты часто приходишь в «Райские Кущи». ― И что из этого? ― Недоумение Минсока усилилось. ― Ты ― клиент. Какое тебе вообще дело до симпатии или антипатии персонала? Ты приходишь, выбираешь того, кто нравится, платишь денежку и трахаешь. В чём проблема? ― В симпатии или антипатии? ― помолчав с минуту, отозвался Минсок и пожал плечами. ― Такие вещи не продаются. Ты вроде не маленький уже, должен бы сам это понимать. Купить можно удовольствие, с симпатией это не работает. ― Я и не хочу покупать, я просто… ― Тогда стоит купить просто удовольствие, как думаешь? Кстати, если кто-то узнает, что ты клеился ко мне в моё нерабочее время, тебя и попереть из «Кущей» могут. И запомни, что вне «Кущей» меня бесит внимание. Ты можешь считать меня «дешёвой дыркой», шлюхой или ещё кем, но это не значит, что меня можно тащить в постель в любое время суток, когда тебе этого хочется. Более того, у меня в трусах вполне себе натуральный член. Если я раздвигаю ноги в «Кущах», то это ещё ни черта не значит. За пределами «Кущей» я вполне любитель засаживать. И вообще ― вуайерист. В голову не приходило? Ну так пусть придёт. Всего доброго и спокойной ночи. Сухо оставил ошарашенного Минсока на крыльце, захлопнул дверь, влетел в кабину лифта и нажал нужную кнопку. Через минуту неохотно посмотрел на своё отражение в зеркале и стянул парик. Хотел бросить парик себе под ноги, но удержался от лишней расточительности. Парик он выбирал долго и придирчиво, да и парик ни в чём не виноват. Нужно лишь немного потерпеть. Ещё совсем чуть. До первого глотка полной свободы. А потом его жизнь изменится навсегда. *** Кай легонько сжимал в ладони пальчики Сян и вёл её по узким и влажным после дождя дорожкам парка. Она с улыбкой рассказывала ему об особенностях местного ландшафта и о том, что охотно поправила бы для улучшения течения ци. ― Тут вообще хорошее место. Я пока не видела ни одного «затора» или неблагоприятного участка. Может, мне потому и нравится тут гулять? ― Ты меня спрашиваешь? ― не удержался от смешка он и сжал тонкие пальцы в ладони чуточку крепче. ― Я же в этом не силён. ― Нет, вопрос риторический, но если тебе очень хочется ответить на него, то почему бы и нет? Они вышли к мелкому, но широкому ручью и остановились, озираясь в поисках моста или кладки. Кай замер, ощутив лёгкое прикосновение к плечу. Он повернул голову и встретил неожиданно серьёзный взгляд Сян. ― Твой друг. ― Что? ― Твой друг с горячим шоколадом. Помнишь, он приходил к тебе? Бэкхён. ― А, да. И что с ним? ― Вы с ним… ― Просто ходим в один зал. Тренируемся вместе. ― Кай продолжал озадаченно смотреть на Сян. В мысли даже вкралась догадка, что Бэкхён произвёл на Сян впечатление и заинтересовал её. И Кай не знал, как к этому отнестись. Не то чтобы он считал Бэкхёна плохим или недостойным его сестры, но… Довольно-таки странное и необычное ощущение, когда человек симпатичен, но подпускать его близко к сестре всё равно не хочется. Хочется сначала получить кучу справок о физическом и психическом состоянии кандидата, прогнать кучу тестов, убедиться ― если он и не супермен, то где-то близко, чтобы кандидат мог как защитить Сян, так и носить её на руках до конца жизни. Пресловутая братская ревность? Похоже на то. ― Это всё, что ты о нём знаешь? ― тихо уточнила Сян, отвернулась и небрежно заправила длинную прядь за ушко, чем заставила Кая запаниковать ещё больше на тему отношений сестры с мужчинами в принципе. Такой интерес выглядел подозрительным. И да, Кай знал ещё кое-что о Бэкхёне. «Перевозки». Якобы. Бэкхён принадлежал тому же миру, что и Кай. И это был ещё один пункт, чтобы не позволять Бэкхёну приближаться к Сян. Не потому, что Бэкхён не смог бы сделать Сян счастливой, а потому, что подверг бы её ещё большей опасности. ― Что именно тебя интересует? Я не так давно познакомился с ним, чтобы… ― Бэкхён ― представитель Совета, если ты знаешь, что это такое, ― вдруг отчеканила Сян, повернулась к нему и посмотрела прямо и твёрдо. ― Ты понимаешь, что это значит? Почему он общается с тобой? Ты ведь точно не имеешь отношения к Совету, иначе не работал бы в… ― В борделе, ― договорил за Сян Кай. ― Но я понимаю твоё удивление. Действительно, что такой крутой парень, как Бэкхён, может делать в компании такой продажной шкуры, как я? Не то чтобы Кай чувствовал обиду, но слова Сян прозвучали так, будто представителя Совета и впрямь ничем не мог заинтересовать Кай сам по себе. ― Угу, ещё как-нибудь похуже себя обзови, чтобы было веселее, ― огрызнулась Сян и вновь отвернулась. ― Никогда не пойму, почему ты настолько к себе жесток. Подумаешь, танцуешь в ночном клубе или раздеваешься напоказ, но, по сути, это ты их имеешь, а не они ― тебя. Они все у тебя в руках, но ни у одного из них тебя нет. В твоём сердце пусто, ведь так? ― У меня и сердца нет, маленькая принцесса, ― криво улыбнулся Кай, протянул руку Сян и повёл её вдоль ручья. ― Неправда, есть оно у тебя, ты им просто не пользуешься. Сян внезапно остановилась, шагнула к Каю и замерла, вскинув голову. Она смотрела на его губы, затем коснулась ладонью шеи и приподнялась на носочках, чтобы… Кай невесомо коснулся её губ ладонью, создав преграду на пути к губам собственным. Он медленно покачал головой. ― Прости. ― Не нравлюсь? ― с болезненной усмешкой поинтересовалась Сян. ― Мне парни нравятся, ― солгал без сожалений Кай. Чтобы не говорить правду. Целовать собственную сестру он был не готов. По-братски ― мог, но не так, как она сейчас хотела. ― Я могу дать тебе дружбу. Могу притвориться твоим парнем. Могу быть тебе братом. Но быть кем-то большим… Прости. Сян прикрыла глаза и вздохнула, потом покачала головой. ― Это ты меня прости. Сама не пойму, чего меня потянуло на приключения. Хотя с тобой это легко, когда знаешь, что ты точно умеешь дарить удовольствие. Как ты поступишь с Бэкхёном теперь, когда знаешь правду о нём? ― Никак. Меня не касаются его дела. Да и видимся мы в основном только в зале. За пределами зала ― почти никогда. ― Он не приходил в клуб? ― Никогда. ― Странно. Мне казалось, ты ему нравишься. ― Мне тоже странно, потому что он, кажется, не по мальчикам. И, кажется, ему ты нравишься куда больше. ― Мило. Только увы ― ты ему интересен куда больше, и это хорошо заметно. Уж не знаю, по мальчикам он или по девочкам, но… Но знаешь, не обязательно обстоятельно дегустировать горячий шоколад, чтобы понять, что пить его будешь. Иногда достаточно запаха. Кай расхохотался от оригинальности сравнения, потом подхватил Сян на руки и перенёс на другой берег ручья, ступая прямо по воде. ― Ненормальный! У тебя же ноги промокли! Пусти меня! ― забуянила Сян. ― И не подумаю. Ты лёгкая. И у меня хорошие ботинки. Не промокли, видишь? ― Сейчас как врежу… ― Не врежешь. Я тебе нравлюсь. И ты добрая. ― Льстец. Ладно, всё-таки пусти меня, я ножками хочу. Кай с улыбкой отпустил Сян и легонько потянул её за длинную прядь, выбившуюся из причёски. В детстве он любил точно так же играть с длинными волосами матери. Ловил пряди и осторожно тянул за кончики, чтобы волосы шёлком скользили меж пальцами. Сейчас у Сян были такие же волосы, как несколько лет назад у их матери. ― Проводишь до ворот? ― с грустью спросила Сян, напомнив о времени. Ей нужно было встретиться с кем-то из преподавателей по поводу годовой итоговой работы. И у ворот парка наверняка уже ждала машина с шофёром. Кай коротко кивнул, вновь поймал в ладонь пальцы Сян и повёл её в нужную сторону, неохотно размышляя о неумолимом беге времени. Вечер этого дня постепенно приближался, а Кай предпочёл бы оттянуть сроки. Потому что к исходу дня его ждал за городом Крис. И он обещал Крису, что приедет. А Крис собирался его убить, к слову. Просто пока не знал, что человек, которого он хочет, и человек, которому он желает смерти… Кай закусил губу, терзаясь сомнениями. Ему стало интересно, что победило бы, если бы Крис знал правду. Желание? Или жажда власти? Именно жажда власти, а не ненависть. Причин для ненависти у Криса не было. Вроде бы. Хотя кто его знает ― люди часто ненавидят друг друга и вовсе без причины. Ехать за город не хотелось. Совсем. *** Хань огляделся, прикидывая расстояние от ограды и густоту кустов вокруг, потом опустился на корточки и поворошил пальцами мокрый после дождя песок. Не показалось. Двумя пальцами он осторожно вытянул на свет гильзу. Покрутил и так, и эдак на ладони, припоминая отчёт предшественника из наблюдателей. Тот писал, что гильзы тут были повсюду. Метрах в двадцати от Ханя темнели руины то ли церквушки, то ли часовни. Стены частично выложили из камня, частично ― кирпичами. Сейчас останки этих стен потемнели не только от некогда бушевавшего тут пламени, но и от времени. Хань выпрямился, бросил гильзу себе под ноги, отряхнул ладони от приставших к ним песчинок и медленно двинулся к руинам. Чем ближе подходил, тем отчётливее видел выбоины от пуль и дыры от бронебойных. Семь лет назад сюда наведались явно серьёзные люди с отличной огневой мощью. Церквушку разнесли сразу и пулями, и огнём. Точнее, «огнём и железом». Под таким напором в самом деле невозможно было уцелеть, даже если прятаться за стенами лёжа. Хань коснулся кончиками пальцев уцелевшей каменной кладки и в очередной раз подумал, что наследник семьи Цзинь не мог выжить после такого. Тут вообще никто не мог выжить. Смотрителя он нашёл через полчаса и расспросил о событиях семилетней давности. ― Да какое там… ― Седой мужчина в немного великоватом тёмном костюме обречённо махнул рукой. ― Тут такое пламя было. Потушить не смогли, пока само не выдохлось. Полиция увезла в мешке угольки ― всё, что осталось. ― А захоронили где? Я слышал, где-то тут неподалёку. ― Ну да. Тут кладбище. При церкви как раз было. Оно и сейчас есть, но года три как тут никого уже не хоронят. Это там вон. ― Смотритель коротко объяснил дорогу и указал направление ― вниз с холма и направо. ― Отсюда не видно из-за рощи, но идти совсем чуть. Вас проводить, или вы сами? Хань отказался от помощи и двинулся по тропке. Вышел к воротам кладбища через семь минут и окинул внимательным взглядом тщательно подметённые дорожки и ухоженные надгробия с крестами. Он понятия не имел, к какой конфессии принадлежала госпожа Ким, но она вполне могла быть католичкой, тогда это было модно. Хань сунул руки в карманы брюк и двинулся вперёд по дорожке. Читал надписи на надгробиях и искал нужную пару могил. Вроде бы их похоронили вместе, хотя логично ― родственники же. Разрешение на эксгумацию никто не даст, но это и неважно. Что-то наверняка осталось в архиве полицейского участка ― достаточно. Хань просто хотел взглянуть на могилы. Пока что. Хань прошёл почти через всё кладбище, благо, оно оказалось небольшим, миновал ручей, измерил шагами выложенную плиткой дорожку, обсаженную клёнами, и остановился у низкой решётки. Нашёл. Могильные холмики казались одинаковыми. На надгробии крайнего красовались нужные цифры. Короткая жизнь, если эта жизнь принадлежала Ким Чонину. Или Цзинь Чжунжэню. Иероглифов не было, только знаки хангыль. Ким Чонин. ― Хорошо устроился, ― подытожил Хань, когда обвёл взглядом шелестящие листвой на ветру клёны. ― Тихо и красиво. Если ты и впрямь тут. На глубине двух метров. Потому что если ты не тут, а шляешься по земле… я тебе не завидую. Поразмыслив немного и оглядевшись, Хань перелез через оградку и подошёл к могиле вплотную, остановился у холмика и изучил ровную траву, цветы на граните и плошку с водой. Цветы принесли недавно. Рядом, на могиле госпожи Ким, цветов было куда больше. Но на могиле Ким Чонина лежали всего два цветка: белая лилия и ещё один цветок, тоже белый и немного, на взгляд Ханя, похожий на лилию. Он не сразу вспомнил название. Видел прежде такие цветы на похоронах в Европе. Асфодель. Символ смерти и загробной жизни. Хань задумчиво разглядывал оба цветка. Асфодель выглядел распустившимся ― таким, словно его только что срезали. На стебле лилии красовался всего один бутон, который только-только начал распускаться. На языке цветов белая лилия означала чистоту и непорочность. Странно, хотя в момент смерти Ким Чонин был фактически ребёнком, может, поэтому? Хань не знал, приходила ли сюда Сян. Она вполне могла приносить цветы на могилы матери и брата. Почему бы и нет? Вряд ли от неё скрыли, где именно захоронены тела, то есть, останки тел. Она никогда и ничего об этом не говорила, но мало ли. Но если цветы приносила не она, то кто? И почему на могиле госпожи Ким цветов намного больше? Хань вздрогнул, различив звук неспешных шагов, отвернулся от могил и уставился во все глаза на человека, которого вот уж никак не ожидал встретить. По дорожке меж клёнами шагал Эсмер Чжанавар в неизменной чёрной одежде из плотной кожи. Светло-зелёные глаза не отрывались от лица Ханя. Мороз продирал вдоль позвоночника от этого неподвижного ― змеиного ― взгляда. Чжанавар небрежно тронул зелёный кленовый листок, и тот слетел с ветки, чтобы спланировать прямо на дорожку ― аккурат по центру. Чжанавар невозмутимо приложил к уху телефон и негромко сказал пару слов на незнакомом Ханю языке, после чего небрежно сунул телефон в карман и остановился. Смотрел на Ханя и чего-то ждал. Хань в мыслях матерился и пытался придумать, что ему вообще делать. К Эсмеру Чжанавару ни один человек в здравом уме лезть не стал бы. Можно, конечно, выхватить пистолет и пальнуть ― Хань быстрый, он сможет. Но где гарантии, что чёртов Чжанавар сдохнет? И что тогда Ханю вообще за это будет? Наблюдатели держались от Чжанавара подальше. Всегда. Даже когда он отправил на тот свет семью Ли с Запада, наблюдатели промолчали, хотя их интересы были существенно задеты. Чего уж там, этим поступком Чжанавар вообще жирный крест поставил на нескольких грандиозных планах наблюдателей. И хоть одна шавка тявкнула бы! Так нет, все дружно делали вид, будто ничего не случилось. Хань напряжённо осмотрел Чжанавара с головы до ног и обратно, попытавшись прикинуть возраст. Не смог. Чжанавар выглядел на двадцать пять, но он выглядел так же и пять лет назад, если верить снимкам. Стоять на месте дальше было бы глупо, так что Хань неохотно подошёл к оградке и перелез обратно, остановился в пяти метрах от Чжанавара и замер под змеиным взглядом. Чжанавар внезапно чуть наклонил голову к плечу и посмотрел на что-то за спиной Ханя. Хань немедленно ощутил фантомное ледяное дыхание затылком. ― Всё никак не простит тебе пущенную ему в лоб пулю. Считает, ты испортил его красивое лицо, ― слегка растягивая слова, заявил ему вдруг Чжанавар на хорошем кантонском. Хань обмер, припомнив, как шесть лет назад убил напарника из наблюдателей, продавшегося японцам. Тот вечно трясся над своей внешностью и просил пустить пулю куда угодно, только не в голову. Но Хань убивал наверняка, так что влепил пулю в лоб. Но об этом не знал никто. Никто, кроме Ханя. ― Не пытайся бежать. Он крепко к тебе привязан и всегда будет дышать тебе в затылок. Чувствуешь? ― вкрадчивым шёпотом поинтересовался Чжанавар. Хань понятия не имел, дышал ли кто-то ему в затылок или нет, но вот волоски на загривке у него точно стояли дыбом и от осведомлённости Чжанавара, и от чужого дыхания, казавшегося вполне реальным, хотя Хань видел собственную тень под ногами и мог поклясться, что за его спиной никого нет. ― Люди их не видят, но чувствуют иногда. Не волнуйся, я не собираюсь забирать твою жизнь. Госпоже она пока не нужна. И не из моих рук. ― Чжанавар криво улыбнулся. В лучах солнца металлический череп на его заколке в тёмных волосах блестел нестерпимо ярко. ― Но если я ещё раз увижу рядом со мной твоих шавок… Чжанавар выразительно замолчал, сунул большие пальцы за ремень и двинулся по тропке дальше. Прошёл мимо Ханя, не удостоив его взглядом, и скрылся вскоре за поворотом. Хань с трудом сглотнул. Он никогда не был трусом, но Чжанавар вызывал у него неконтролируемую дрожь. Чжанавар как будто пропах смертью с головы до ног. При взгляде на него возникало ощущение, словно это не человек, а работающая бензопила, которой всё равно, что кромсать. Хань осторожно выдохнул, посмотрел вперёд и сделал шаг, чтобы тут же застыть. Посреди дорожки на камнях лежал жёлто-коричневый мёртвый лист клёна. Тот самый, что Чжанавар смахнул с ветки. Тот самый, что минуту назад выглядел зелёным и сочным. В мистику Хань не верил никогда, но пересмотрел своё отношение в том, что касалось Чжанавара. По пути к машине попытался найти нормальное объяснение увиденному. Чжанавар просто производил пугающее впечатление. Всего лишь человек, поразительно похожий на змею, а рептилий большинство людей боится. Это нормально. И он псих. Полный. Больной на голову. И Чжанавар владел искусством сюда-фа в совершенстве. Если он мог убить человека одним прикосновением, то вполне мог провернуть нечто подобное с растением, логично? Вот и нет тут никакой мистики. Но до чего же этот сукин сын опасный… ― Мада, ― коротко рыкнул Хань, плюхнувшись на переднее сиденье и приложив к уху телефон, ― убери людей от Чжанавара! Я же говорил ― не попадаться ему на глаза! ― Но мы… ― Лично проверь! Замаячит на горизонте ― пусть убираются тут же. Не до него сейчас! Нам такие проблемы не нужны! ― Но вы же сами приказали следить за… ― Если на горизонте маячит этот сукин сын, то и чёрт с ним. Разрешаю в таких случаях забывать о моих приказах и уносить ноги! Всё! Хань отбросил телефон и тихо выругался. Давно бы прищучить этого Чжанавара, но увы. Триады и наблюдатели вне закона, а у Чжанавара государственная лицензия на убийство и дипломатическая неприкосновенность. Хотя его всё равно прищучить пытались, правда, толку-то… Он и убивает так, что хрен его обвинишь по закону. Тоже пытались. И тоже пшик. ― Полный псих… ― пробормотал Хань, повернув ключ в замке. ― Смертепоклонник чёртов! Не к месту вспомнилась заколка Чжанавара. Оскал черепа на ней походил на издевательскую усмешку: «Сколько ни бегай, от меня не убежишь. Бессмертна только смерть. И ты будешь моим, просто подожди». Очень верно, если учесть обстоятельства, в которых Хань оказался ныне. Направо пойдёшь ― Совет прикончит, налево пойдёшь ― грохнут наблюдатели, а прямо пойдёшь ― как кривая вывезет. Если наследничек Цзинь жив, и Крис сгоряча голову ему не открутит. Вот если мёртв, или Крис до него доберётся раньше, то Ханю никто не позавидует, а Чжанавару и впрямь руки пачкать не придётся ― без него управятся. Он ведь так и сказал, что если Хань и сдохнет, то не от его руки. Звучало как хреновое пророчество, и Хань предпочёл бы это пророчество никогда в жизни не слышать.