Полёт Белого Ястреба

      Шли дни, месяцы, годы. Маленький Кирилл Егоров рос здоровым и крепким ребёнком, без каких-либо отклонений в развитии, кроме одной черты в его внешности, которая заставляла недоброжелателей насмешливо шептаться, — глаза золотисто-янтарного цвета, когда у родителей и ближайших родственников были совсем другие цвета. Кирилл был первым членом семьи с такими необычным окрасом радужной оболочки. Поначалу злые языки распускали слухи о том, что Мирослав не отец ребёнка, стараясь запятнать честь его супруги. Но глава семьи соблюдал гордое равнодушие к подобным сплетням, ни разу не усомнившись в верности Анны, вызывая восхищение у друзей и зависть врагов. Причина такой уверенности была не только в доверительных отношениях между супругами, но и в одной тайне, которую знал только сам Егоров. Чем старше становился мальчик, тем больше он становился похож на своего отца, что заставило даже самых ярых клеветников замолчать и признать тот факт, что Кирилл — сын Мирослава.       Едва младшему Егорову исполнилось шесть лет, как Мирослав начал проводить с ним обучение по ассасинской системе воспитания, которую в детстве прошел сам. Цель этой системы: духовное и физическое воспитание ассасина; в духовном воспитании послушник вырабатывал в себе презрение к страху и жалости, изучал философию ордена и понимание Кредо; в физическом воспитании послушник усиленно занимался физическими упражнениями, тренировался во владении разными видами оружие, делал своё тело сильным и ловким, выносливым и невосприимчивым к боли. В более поздние периоды, будущий ассасин изучал тактику скрытности и незаметных убийств, ухода от погонь и отрытого боя с несколькими противниками, а также медицине, чтобы, в случае ранения в бою, оказать первую помощь себе или товарищу. Послушник, выдержавший эту суровую школу, после финального испытания (обычно сложного заказного убийства) получал на церемонии посвящения своё кольцо и становился полноправным ассасином. Далее начиналась карьера убийцы, в которой ассасин двигался вверх по иерархии ордена, оттачивая мастерство и, в конце концов, мог стать великим магистром. Великий магистр должен быть лучшим из лучших и лишь единицы из наиболее одарённых могут заслужить это звание. Иметь своим учителем великого магистра — великая честь для послушника; обычно именно такие ученики, переняв все навыки у преподавателя, в будущем сами становятся великими магистрами.       Главную роль в жизни ассасина по-прежнему играет Кредо — основа мировоззрения, философия ассасинов. «Ничто не истинно, все дозволено» — гласит кредо и каждый ассасин должен достигнуть своего понимания этих слов.       Обучая своего сына, Мирослав часто повторял ему объяснение Кредо, которое передавалось в семье ассасинов Егоровых из поколения в поколение:       — «Всё для меня законно, но не всё полезно. Всё для меня законно, но ничему не позволю властвовать надо мной». В мире нет абсолютной истины, за которой обязаны следовать люди. У каждого человека есть своя истина, за которой он следует и может делать всё, что захочет. Мы ищем свою истину и, обнаружив её, начинаем кричать: «Вот она истина, единственная и самая верная!». И что же мы делаем дальше? Начинаем навязывать свою истину другим. Наше Кредо учит тому, что нельзя навязывать свою истину другим, а в жизни человека всегда множество истин, которых придерживается и каждую новую считает своей абсолютной истинной, но её попросту не существует. Ничто не истинно — нет в мире истины, за которой мы должны следовать по определённому пути, поэтому для нас открыты все пути — всё дозволено.       Кредо российских ассасинов сохранило три основных моральных принципа ордена:       1. Не позволяй клинку поразить невиновного.       2. Скрывайся на виду у всех.       3. Никогда не подставляй под удар Братство.       Но со времён средневековья в ордене появлялись новые правила, которые со временем изменялись, подстраиваясь под разные культуры, обычаи, страны и народы. Таким образом, у каждого ответвления ордена были созданы собственные уставы, которые в разных частях света иногда разительно отличались друг от друга по размеру и содержанию.       Уставы, как и три главных принципа ассасинов, являются одним из Четырёх Великих Противоречий ассасинов: «Мы стремимся просветить людей, но требуем подчинения господину и правилам».       В Уставе Российских Ассасинов, формировавшихся в основном из военных, преобладали правила, схожие с воинскими уставами Российском империи. Устав формировал структуру ордена и функциональные задачи его членов, нормы поведения ассасина в конкретных случаях, а также правила проведения тренировок ассасинов.       В ордене российских ассасинов никогда не было единого лидера. Управлением занимались великие-магистры, чисто которых в разное время варьировалось от пяти до десяти человек. Они совместно принимали решения, отдавали приказы нижестоящим членам ордена и выносили приговор ассасинам, нарушившим правила ордена. За нарушение правил Кредо, ассасину грозила смертная казнь, которую имели право проводить только великие-магистры, предварительно надев на шею провинившегося амулет с перевёрнутым знаком ассасинов (символ предателей).       В конце 1792 года на одной из подобных казней побывал Кирилл Егоров, присутствуя на ней вместе с отцом.       Мирослав и Кирилл гуляли морозным декабрьским днём по одной из туманных набережных Петербурга и беседовали о Кредо и целях ордена ассасинов. Одиннадцатилетний сын, отданный год назад в Императорский сухопутный шляхетский кадетский корпус, проявлял не по годам развитый интерес к подобным темам, что очень радовало отца.       — Отец, — говорил Кирилл, — разъясните мне третье противоречие Кредо в действиях ассасинов: «Мы стремимся разъяснить всем опасность слепой веры, но сами ее практикуем».       — Это трудно объяснить, — ответил Мирослав, — но я постараюсь. Кредо говорит нам, что нельзя слепо следовать за истиной. Некоторые непосвящённые скажут, что мы следуем Кредо, истиной ассасинов, но из этого выходит, что согласно Кредо мы не должны следовать Кредо — такой вот абсурд. Но учёные-философы нашего ордена скажут тебе, что Кредо не запрещает само себя, а даёт нам право самому решать свою судьбу. Ничто не истинно — Кредо говорит нам, что нет истин. Всё дозволено — Кредо открывает нам все пути.       — Из этого выходит, что в одном из путей мы можем усомнится в Кредо и отказаться от него?       — Да, но за это любого ассасина ждёт наказание.       — Но это наказание является противоречием Кредо — ведь если Кредо запрещает нам навязывать свою истину другим, то заставляя других следовать Кредо — мы сами нарушаем Кредо.       — Сын, ты не по годам смышлёный малый. Загнал меня в угол.       — Ответ может крыться в том, отец, что Кредо не является истиной, поскольку ничто не истинно. Если Кредо не истина, то и мы не можем нарушить его, наказывая других за отречение от Кредо. Ведь прийти к таким умозаключениям может только человек следующий Кредо. Если ассасин отринул Кредо, то значит, он никогда не следовал ему.       Отец с восхищением посмотрел на сына и улыбнулся.       — И какой ты из всего этого делаешь вывод, сын?       — Что не следует заморачиваться поиском разгадок противоречий Кредо. Нужно просто следовать Кредо, но только разумно и с широко раскрытыми глазами, поскольку только Кредо учит нас не следовать слепо за истинами и выбирать свой путь обдуманно, а путей сколько угодно.       — Я безмерно рад, сын, что мои уроки дают свои плоды. Скоро прибудет человек, который объяснит тебе всё более подробно и проведёт новые тренировки.       — Зачем мне новый учитель? — удивился Кирилл. — Ведь у меня есть вы, отец.       — Понимаешь, сын, в нашем жестоком мире нужно всегда совершенствоваться. Да, я-великий магистр и могу защитить нас от большинства врагов, но никто не застрахован от предательства. Я не могу быть абсолютно уверен, что провидение будет ко мне благосклонно, и я никогда не скрещу своё оружие на поле битвы с другим ассасином, равным мне по силе. Всё это коснётся и тебя в будущем.       — Этот человек убийца ассасинов?       — Я уже говорил тебе, что ты смышлёный малый, — снова улыбнулся Мирослав.       — Если он убийца ассасинов, то он наш враг?       — Нет, он наш друг.       — Если он убийца ассасинов и наш друг, то кем его считать, добрым или злым?       — Сын, одни тебе скажут, что он враг, другие, что — друг, но никогда не стоит верить всему, что сказано или написано, ведь всё это может служить чьим-то целям. В этой жизни все относительно: не существует грани между добром и злом. Помни всегда, что нет добрых и злых людей, а есть жизнь, одна неделимая жизнь. Мы отнимаем жизнь виновных и считаем, что без них мир станет лучше, но они не зло, а мы не добро. У нас просто разные взгляды на мир, и мы выбрали другой путь.       — Я запомню это, отец.       — Что-то мы заговорились о философии Кредо, Кирилл. А я чувствую, что сейчас у нас будут гости.       — Это ваш друг, отец.       Раздался стук копыт, и к прогуливающемуся с сыном отцу подъехала карета, из окна которой высунулась физиономия Олега Стромилова.       — Миро, залезай сюда! — крикнул он. — Я прибыл от графа Орлова.       — Какая неожиданность, друг! — ответил Мирослав, забравшись вместе с Кириллом в карету и пожав Олегу руку. — Что-нибудь случилось?       — Граф поймал в ловушку предателя, и теперь великие-магистры собираются на Неве за городом. Не хватает только тебя.       — Хорошо, тогда едем. Карета тронулась с места и помчалась по заснеженной столице.       — Есть какие-нибудь новости из Франции? — спустя несколько минут спросил Мирослав.       — Да, — с неохотой ответил Олег, — есть, но весьма удручающие.       — Что-то серьёзное? — Мирослав заметил волнение друга.       — Да, Миро, очень… — начал отвечать Олег, но остановился, чтобы подобрать нужные слова.       — Говори же! Не томи.       — Семейство де Мартен убито.       — Что?! Как это произошло?       — До нас только дошло сообщение о том, что они погибли в той сентябрьской резне заключённых, которую учинили тамплиеры. Вся семья старика Эмиля де Мартен была казнена толпой под предводительством тамплиера Станислава Майяра в тюрьме аббатства Сен-Жермен. Мирослав сжал недовольно губы, а затем гневно прорычал:       — Кто-то рассказал тамплиерам о том, что банкирское семейство де Мартен тайно финансирует наш орден. Нас предали!       — Они убили и мою невесту? — неожиданно спросил Кирилл.       — Да, сын.       — Теперь у меня есть ещё один повод ненавидеть тамплиеров.       Кирилл не был сильно расстроен этой новостью, ведь он никогда не видел свою невесту и даже не знал имени той, с которой его обручили в раннем детстве. Зато Мирослава всю дорогу мучила скорбь по убитому другу и его семье.       Оставшийся промежуток пути все ехали молча. Карета остановилась рядом с двумя другими, стоящими на берегу обледеневшей Невы, далеко за пределами Петербурга. Шел снег и дул пронизывающий ветер. Мирослав, который был теперь не в духе, после новости о семействе де Мартен, велел сыну оставаться с Олегом в карете, а сам направился по льду, к группе людей, которые столпились у проруби, но по внешнему виду были явно не похожи на рыбаков.       В этой группе находились: пятидесятипятилетний граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский, один из знаменитых братьев Орловых, участник дворцового переворота 1762 года; сорокаоднолетний адмирал Осип Михайлович Дерибас, он же Хосе де Рибас, по происхождению испанский дворянин; двадцатипятилетний капитан из Измайловского полка Пётр Александрович Талызин, недавно ставший великим магистром; двадцатидевятилетний конногвардеец Николай Александрович Зубов, высокий и невероятно сильный человек.       Все эти люди стояли кружком около человека средних лет, который стоял на коленях перед прорубью, с завязанными за спиной руками. На шее у него висел медальон в виде перевёрнуто знака ассасинов.       Мирослав поприветствовал группу традиционным приветствием ассасинов: прикладыванием левой руки с согнутым безымянным пальцем к груди.       — В чём его обвиняют? — спросил Мирослав, указывая на безмолвного пленника.       — В нарушении принципов Кредо и Устава ордена, — ответил граф Орлов. — Он убил собрата по ордену, затем перебежал к тамплиерам и сообщил им о наших союзниках, в число которых входило семейство де Мартен. Твой вердикт, Мирослав?       — Так это он выдал их! — воскликнул Егоров и бросил гневный взгляд на предателя. — Мой вердикт: смерть.       Граф Орлов довольно улыбнулся и подошел к пленному.       — Яков Васильевич Колокольцев, — обратился он голосом судьи, — вы осуждены за измену моральным принципам Кредо и приговорены, согласно Уставу ордена, к смертной казни. Есть ли у вас последнее желание?       — Да, — ответил дерзко предатель, — я желаю умереть в поединке. Пусть я отринул Кредо, но я был ассасином и желаю умереть как ассасин.       Граф Орлов с недоверием посмотрел на пленного, а затем обратил свой взор на братьев по ордену.       — Да, — закивал Николай Зубов, — давайте устроим поединок. Я бы с удовольствием размялся в этом холоде.       — Я согласен с Николаем, — сказал Пётр Талызин. — Пусть будет бой.       — А я против такого нарушения Устава, — отрицательно завертел головой Дерибас. — Собаке собачья смерть, как говорят здесь в России.       — Я тоже против, — высказался граф Орлов. — Осталось услышать мнение только одного великого магистра.       — Я за поединок, — произнёс Мирослав, вытащив скрытый клинок и отсоединив его от механизма, — только с тем условием, что в нём буду участвовать я.       — Три голоса против двух, господа, — сказал Орлов, потирая руки в перчатках. — Да будет поединок! У каждого по кинжалу. Дайте пленному оружие и отойдём на расстояние.       Николай Зубов отсоединил кинжал от механизма скрытного клинка, грозной фигурой подошел к пленному и разрезал ему путы на руках, а затем приставил лезвие к горлу и прошептал:       — Если наш брат пострадает, то ты у меня будешь умирать долго и мучительно.       Затем Николай метнул кинжал, и тот воткнулся в лёд у ног предателя.       Четыре великих магистра отошли в сторону, оставив участников поединка друг против друга.       — Знаешь, Мирослав, — проговорил Яков, беря в руки кинжал Зубова и вставая с колен, — я рад, что ты сам вызвался со мной драться.       — Я не могу упустить случая, — ответил Мирослав, — чтобы собственноручно прикончить мерзавца и предателя.       — А мне представился шанс устранить одного из великих магистров.       Договорив, Яков быстрым прыжком набросился на Мирослава, но тот парировал удар и, отскочив в сторону, пошел в ответную атаку. Начался смертельный поединок двух ассасинов, который был большой редкостью и мог удовлетворить любого поклонника боевых искусств. Кроме кинжалов в ход шли почти все части тела, сыпались удары ногами и руками. Прыжки, финты и ловкие уходы были неотъемлемой частью такого боя, даже на скользком льду.       Спустя десять минут непрерывной схватки, противника разошлись на небольшое расстояние, чтобы перевести дух. У обоих были раны и царапины в нескольких местах, из которых струилась кровь.       — Ты доволен, Мирослав? — тяжело дыша спросил Яков.       — Нет, предатель, я ещё не доволен, — ответил Егоров и пошел в атаку.       Яков ловким поворотом увернулся от удара и вонзил кинжал в правый бок Мирослава.       — Отец! — закричал испуганный Кирилл и хотел выскочить из кареты, чтобы побежать на помощь, но его остановил Олег Стромилов.       — Нет, Кирилл, ты не должен вмешиваться.       На лице предателя Якова засияла ухмылка, но она быстра сменилась недоумевавшим взглядом, когда Егоров схватил его за руку и, преодолевая боль и сопротивление врага, вынул кинжал из своего тела.       — Мастерство приходит с годами, Яков, — произнёс Мирослав, не обращая внимания на свою рану и крепко держа руку предателя со сжатым кинжалом.       — Я недооценил тебя, — сказал Яков, не сомневаясь, что это конец.       — За моего друга! — закричал Егоров и свободной рукой вонзил кинжал по самую рукоятку в грудь предателя.       Вскрикнув от боли, Яков распластался на льду, залитому кровью обоих противников, и почти сразу умер.       — Покойся с миром, — проговорил Мирослав и, почувствовав слабость от потери крови, упал без чувств рядом с поверженным противником.       Подоспевшие ассасины, подняли Егорова и отнесли его обратно в карету, где оказали первую помощь, перевязали раны и вернули к сознанию, — напомним, что все ассасины хорошо владели медициной и в своих каретах постоянно возили саквояжи с бинтами и медицинскими инструментами, — закончив все процедуры, они отправили карету с Мирославом, Олегом и Кириллом обратно в Петербург.       Всю дороги Кирилл не отходил от отца, крепка прижавшись к нему со стороны здорового бока.       — Ты испугался за меня, сын? — спросил Мирослав.       — Да, отец, я испугался за вас, — ответил мальчик.       — Ты считаешь этот страх постыдным для ассасина?       — Нет, отец.       — Почему?       — Потому что для ассасина постыдно убежать с поля боя, струсить при виде многочисленных врагов, но страх, забота о родных и братьев по ордену, для ассасина не может быть постыдным. Ведь даже великий Эцио заботился о родных и боялся за их жизни. Ассасины тоже семья и все мы друг другу братья.       — Молодец, Кирилл.       Карета прибыла к особняку Егоровых уже по темноте. Олег и маленький Кирилл помогли ослабевшему от ран Мирославу зайти в дом и повели его в гостиную, но в парадной неожиданно встретили молчаливую фигуру человека в странном чёрном костюме ассасина с вышитыми красной нитью узорами и иероглифами; он стоял в полутьме, скрывая лицо под капюшоном.       Мирослав узнал этого человека, выпрямился во весь рост, приложил руку к груди в приветствии ассасинов и с поклоном произнёс:       — Честь для меня, мастер.