444

И в ночи ты будешь слышать, как я зову тебя, Ты будешь слышать мой зов И в своих снах ты увидишь, как мы падаем, падаем вниз. (M83 feat. Susanne Sundfor – Oblivion)

День, который изменил мир. Холодный октябрьский дождь хлестал с такой силой, что порой коже становилось больно. Где-то в вышине рокотал гром, молнии то и дело сверкали под небесами, на доли секунды озаряя мир яркими вспышками. Но это было вовсе не главной проблемой. В ночной синеватой тьме, подернутой плотной завесой серого ливня, на покрытой резиновой крошкой площадке для баскетбола корчилась фигура: молодой парень в одной рубашке, прилипшей к телу и в тонких брюках, дергался так, будто испытывал сильнейшую агонию. Что, в общем, было недалеко от правды. Он выгибался, раскрывал рот в беззвучном крике, потому как голос от холода сел, и двумя ладонями крепко прижимал рану на боку, из которой хлестала тёмная кровь. Сколько себя помнил, Казуки давно не получал таких сильных ранений, а значит, тварь ему попалась очень сильная. Боль и ломота были ужасны, казалось, будто полоснули по самым рёбрам. Но нужно было сосредоточиться, иначе он мог завершить свою веселую жизнь сегодня, на этом самом баскетбольном поле, огороженном высокой сеткой. Чего ему очень бы не хотелось. Шум ливня мешал парню сосредоточиться и услышать шаги противника, но Казуки знал, что оно здесь. Совсем рядом, во тьме, за завесой дождя – выжидает удобного момента, чтобы нанести последний удар. Поэтому дорога была каждая секунда. Одно неверное движение могло стать последним. Кое-как поднявшись на ноги, всё так же прижимая рану, Казуки быстро вытер ладонью мокрое лицо, убирая налипшую челку. Несмотря на холодный воздух и дождь ему было горячо. Бил озноб и, кажется, поднялась температура. – Ну, где ты, маленькая мразь? – безумно полуулыбнувшись прорычал Казуки, осматриваясь по сторонам. Его острые зубы тускло блеснули в свете единственного фонаря, освещающего только середину площадки. – Что, страшно, да? – Не страшно, – раздалось прямо у Казуки за спиной. Он мгновенно подскочил и повернулся лицом в ту сторону. Медленно, будто нехотя, в круг неяркого света вышел ещё один парень, в простой, уличной одежде. Он был намного худее Казуки, бледнее, что, однако, не преуменьшало его нечеловеческой силы. Чёрные волосы облепили щёки и шею парня, с их кончиков лилась тонкими струйками вода, а его пиджак от влаги потемнел и стал тяжелым. Казуки знал, что это за существо, хотя не ведал его названия. Красные глаза противника светились в темноте, и подступало оно кротко, но уверенно, держа наизготовку поднятую руку с выпрямленной ладонью. Войдя в круг света, существо замерло довольно близко к Казуки, и они обменялись не самыми дружелюбными взглядами. – Ещё раз повторю, – сдержанно просипел парень, сверкнув красными глазами в лучших традициях современного кино, – ты оставишь в покое Руи? Для большей убедительности парень, которого звали Манабу, насколько Казуки знал, в одно мгновение ощетинился двумя рядами пугающе острых костяных шипов. Причем появлялись они прямо из-под его кожи, что наверняка было больно, если бы не было ему уже привычно. Шипы, самый большой размером сантиметров в пять, покрывали тело Манабу не полностью: пара рядов вдоль рук, один – вдоль спины, отдельные группы шипов на его бёдрах и ногах. В целом, он отдалённо напоминал какого-то динозавра или ящерицу-молоха, о которых Казуки читал в учебниках по биологии. Услыхав его вопрос, Казуки едва не запрокинул голову, чтобы громко расхохотаться. Каждый гребанный раз, стоило им сцепиться в схватке, этот парень был готов убить или сдохнуть за «хозяина». Правда, в этот раз того здесь не было. Всё началось с того, что какой-то идиот по имени Руи взмолился небесам, прося послать ему настоящую истинную любовь. Может быть, в шутку, а может, в истерике. Но затем на него свалился Манабу – в общем-то, то самое, что Руи и просил. Бесценная, счастливая, вечная, прекрасная, самая глупая в мире любовь. – Твой Руи нахрен мне не сдался. Но я его успокою, поверь мне, если с тобой «внезапно что-то случится». Казуки никогда не жалел таких тварей, как Манабу. Проснувшийся с совершеннолетия слепой инстинкт приказывал ему уничтожать их, но не сразу – для начала нужно было отвлечь, оградить, заставить разлюбить «хозяина». Ведь человек будет страдать из-за потери подобной возлюбленной твари, а это противоречило внутренним законам, диктуемым природой Казуки. Если человеку причиняли вред, такому вот охотнику физически и морально становилось хуже некуда. – Ты не посмеешь. – Манабу угрожающе зарычал, и в рассеянном свете лампы мелькнули его острые клыки, – даже не прикоснешься. Казуки на это только горделиво ухмыльнулся и тоже решил продемонстрировать свой боевой арсенал: не такой мощный, как у Манабу, но его было вполне достаточно. Помимо нечеловеческой силы, способной сломать толстую балку, как простой карандаш, у Казуки выросли и заострились ногти – ими он вполне мог процарапать металл. Глаза, как он точно знал, засверкали, будто жидкое золото, зрачки из круглых стали узкими и звериными. А ещё рана на боку уже зажила, и он был полон сил, чтобы расправиться со своей целью. – Давай узнаем это, моя маленькая мерзость! – задорно воскликнул Казуки сквозь усилившийся шум дождя. – Ты точно здоров? – хмурясь, спросил Руи, глядя на явно хромающего Манабу, который ещё и пытался это скрыть. Ничего необычно в этом не было, Манабу слыл достаточно неуклюжим человеком. – Если болит, то лучше не вставай пока. – Да не стоит волноваться! – бодро сообщил Манабу, махнув рукой. Сидя на диване, он подмял под себя ногу и глупо улыбался Руи, а в его тёмно-серых глазах отражалось настоящее обожание к этому человеку. – Мне вот, Казуки помог сумки отнести до дома. Правда ведь? – Ага! – не менее оптимистично отозвался Казуки. – Видишь, на рубашке пятно красное, это я гулял, по дурости сел на окрашенную скамейку. А потом ещё и дождь пошёл. Я как увидел Ману, подумал, дай помогу, а мне добрый Руи за это чистую рубашку выдаст! В ответ на эту наглую тираду Манабу недружелюбно фыркнул, но тему развивать дальше не стал. Из магазина Казуки с Манабу вернулись промокшими до нитки, запыхавшимися, и Руи, устало вздохнув, тотчас же отправил их по очереди в ванную комнату. Продукты, увы, немного подмокли, и пришлось выкладывать кое-что возле обогревателя. Руи точно заметил безнадёжно порванную одежду Манабу, но ничего не сказал, и Казуки заключил, что тот знал о защитном механизме любимого существа, но при друге говорить об этом не желал. Однако Руи не ведал о просвещённости Казуки, и последнему это было только на руку. В тот момент, когда произошла нелепая встреча будущей пары, Манабу четко объяснил, что раз попросил любви, то – на, распишись и люби. Поначалу Руи даже несказанно обрадовался, но потом, заметив, что щуплое хрупкое создание с чёрными длинными локонами оказалось парнем, мужчина попытался отказаться. У него ничего не получилось. А уже через неделю он забыл о том, что не гей. Казуки знал десятки подобных историй как эта: кто-то свыше, про себя он называл это место верхним миром, присылал таких вот как Манабу на землю. К людям, отчаявшимся полюбить. Самое интересное, что они человека любили очень сильно, преданно и до конца жизни. Просто так были устроены. Была и более приятная Казуки особенность: существо имело шансы быстро скопытиться, сгорев от высокой температуры и свернувшейся крови, если не видело своего человека несколько дней. Главным заключением так называемого «контракта», когда пути назад уже нет, служил самый обыкновенный поцелуй. Он связывал хозяина и существо духовно, ментально, чувственно, и далее человек сам вскоре начинал испытывать к подарку судьбы безграничную любовь. Ядовитый поцелуй, как считал Казуки, плюясь от отвращения; по сути лишавший людей свободы выбора на всю оставшуюся жизнь. Но вот с этой парой вышла неувязочка. Казуки не ощущал между ними никакого контракта. То бишь, Руи не поцеловал Манабу до сих пор, но по какой-то причине треклятое существо жило и радовалось жизни, хотя давно должно было сдохнуть. – Пиво будешь? Казуки очнулся от мыслей, только сейчас осознав, что уже добрых несколько минут хмуро пялится в стену перед собой. Должно быть, это выглядело странно. Руи шумно приземлился на диван рядом с другом и без слов протянул ему банку асахи, за что получил благодарный кивок. Они вдвоём откинулись на мягкую диванную спинку и принялись лениво потягивать алкоголь, ожидая, пока Манабу выйдет из душа. Перед ними, на тумбочке, стоял небольшой телевизор, но Казуки не слушал его настойчивое бормотание. Его всё занимала мысль, почему существо живёт в одной квартире с Руи, без контракта, и прекрасно себя чувствует при этом. Может быть, Руи трахает его каким-то особым способом? Потому что если между ними ничего не было, то Манабу просто не мог оставаться в живых. – … Казуки, ты меня слушаешь? – А? Что? – встрепенувшись, Казуки мило улыбнулся другу. Подойти к Руи в баре, угостить выпивкой, а затем внушить, что они лучшие в мире друзья, было сущим пустяком. – Да, прости. Друг был немного выше Казуки в росте, шире в плечах и старше. Он работал менеджером в небольшой креативной фирме, и считался вполне успешным и самостоятельным человеком. Благодаря овальной форме лица он казался окружающим добродушным, так что даже его пепельно-белый цвет волос с розовыми кончиками никого не смущал. А свои уши в проколах он старательно прятал. – И что я говорил только что? – насупившись, Руи перехватил банку пива из одной руки в другую и, придерживая, поставил её себе на колено. На секунду растерявшись, Казуки смолк, а потом с улыбкой переспросил: – Арсенал победил, да? Судя по ничуть не изменившемуся выражению лица Руи, ответ Казуки был неверным. – Мне нужно завтра слетать на конференцию в Пекин. Это займет немного времени, но… ты не мог бы присмотреть за Манабу? Казуки удивлённо заморгал, ему поначалу показалось, что он ослышался. Вот удача так удача! Несмотря на то, что Манабу с Казуки не слишком друг друга любили, Руи не обращал на это никакого внимания. Он явно не размышлял долго, прежде чем попросить друга присмотреть за своим возлюбленным существом. – Манабу взрослый вроде, сам о себе может позаботиться. – Ну да, – тут же смутился Руи, явно на ходу придумывая какое-то логическое объяснение своей просьбе. – Ты знаешь… вы ведь так вымокли и замёрзли. Я боюсь, что у него начнет подниматься температура. Поэтому, если ему станет плохо, нужно будет дать жаропонижающее. – О, вот как? – с хитрым видом покосился на приятеля Казуки. Эта игра забавляла его. Интересно было, что ещё напридумывает этот супер менеджер. – Можно его сейчас на всякий случай напоить чем-нибудь, чтобы не заболел. – Да… – неопределённо кивнул Руи, не глядя на Казуки. – Я сделаю это, обязательно. Но всё-таки хотел бы подстраховаться. Переживаю ведь. – Ну ладно, ладно, – не став больше мучить, Казуки весело кивнул, махнув ладонью. Руи тут же облегчённо выдохнул и натянуто улыбнулся. – Я присмотрю за этой милашкой. По-идиотски заржав, Казуки ткнул друга локтем, как бы говоря, что всё нормально. Его уже распирало от грядущего веселья наедине с Манабу. Тем более, что если Руи задержится, то есть шанс добить несчастную тварь без лишних хлопот. – … А мне нельзя с тобой? Казуки вздрогнул, когда за их спинами раздался робкий, чуть испуганный голос. На секунду парень едва не выдал себя, сверкнув золотистым оттенком глаз, но тут же радужка снова стала тёмно-карей. Манабу, как оказалось, уже вышел из ванной. Он стоял в дверном проёме, обнажённый, с влажными волосами, и придерживал белое махровое полотенце на бёдрах. Нескладная, щуплая фигура мальчишки почему-то не отталкивала Казуки, даже наоборот – смотреть было приятно, хоть и не на что. Манабу обладал такой же способностью к быстрой регенерации, как и Казуки, поэтому на его коже не осталось ни единого ранения после недавнего поединка. – Прости, Мана, – Руи виновато пожал плечами, одарив любимое существо неловкой улыбкой, – менеджер, конечно, звучит солидно, но я пока не могу позволить себе лишний дорогой билет на самолёт. – Вот как… – огорчённо выдохнул Манабу, уныло свесив голову. Казуки мысленно уже ликовал, в то время как Руи снова попросил у любовника прощения. Возникла неловкая тишина, и спустя минуту Казуки хлопнул себя по коленям и уведомил всех, что ему пора домой. – Ты точно не хочешь остаться? Дождь всё ещё идёт, – Руи поднял на друга, обувающегося у порога, вопросительный взгляд. Встав спиной к двери, он накинул на себя чёрную куртку поверх футболки, таки выданной хозяином квартиры. – Да всё нормально, – махнул рукой друг и, выдержав секундную паузу, переминулся с ноги на ногу. – Хотя… у тебя не найдется лишнего зонта? – Вот, то-то же. – Руи кивнул, довольный собой. Он сунулся в шкаф, стоящий в прихожей и, вытащив на свет один из самых обыкновенных серых зонтов, презентовал его Казуки. – Спасибо! Теперь-то я меньше вымокну, – старательно выдохнул Казуки и подхватил с пола пакет, в котором лежала его испачканная рубашка. Дальше уже не имело смысла задерживаться, ведь всё самое интересное должно было начаться очень скоро. Спускаясь вниз по лестнице, Казуки переместил ручки пакета на сгиб локтя, чтобы было удобнее открыть зонт. Погода по-прежнему была ужасная, вокруг стояла жуткая темень, а ливень и не думал утихать. «Эта тварь наверняка хорошо подготовится», – думалось парню, и, стоило только взметнуть зонт над головой и сделать шаг из-под укрытия крыши, как тяжелые капли тут же оглушающе забарабанили по водонепроницаемой ткани. Казуки был доволен собой и отчасти ощущал печаль, что ему придется уничтожать такое симпатичное существо. Раньше тоже попадались красивые, они все и были созданы без изъянов – но Казуки не нравились слишком смазливые мордашки. А именно такими было большинство тварей: красивыми, как юные девицы школьного возраста, стройными – просто мечта модельного бизнеса! И показать не стыдно, и трахать приятно. В этот же раз существо попалось интересным тем, что в нём не было никакой поверхностной сахарной красоты. Манабу вообще был каким-то нескладным, изломанным, и внешне напоминал грустного кролика. Казуки знал его всего несколько недель, но понял, что у существа имелся характер, пусть на Руи он всё равно смотрел влюблёнными глазами. В этом все подобные Манабу монстры были схожи – за своей половиной бегали как фанатки за кумиром, в любой момент готовые отдаться и выполнить даже самое извращенное пожелание хозяина. За этими мыслями Казуки не заметил, как быстро дошёл до своего жилища. Обитал он напротив дома Руи, о чем и не думал говорить последнему. Благодаря нехитрым манипуляциям с тем же старым добрым внушением, Казуки удалось снять именно ту квартиру, где окна очень удобно выходили на окна Руи. К сожалению, несмотря на свои способности, парню тоже приходилось несладко в этом мире, так что деньги он зарабатывал самым обычным путем, работая в магазине. Именно по этой причине купить отличный бинокль ему удалось только вчера. До этих пор то, что происходило в доме дорогого друга, он разглядеть особо не мог. – Какой чудесный день, мне убивать не лень! – напел под нос Казуки, оказавшись дома и стаскивая с себя мокрую куртку. – Уж скоро день придёт, и монстрик огребёт! В нос пахнуло пылью и мусором, который он забыл вынести утром. Квартира вообще была очень маленькой, и запахи тут распространялись быстро. Закрыв зонт, Казуки поставил его в углу, разулся и первым делом поставил греться воду для чая. Особо не переодеваясь, разве что стащив промокшие джинсы и натянув хлопчатые бриджи, он прихватил бинокль, оставленный утром на кровати. Залез на нее, выглядывая в большое раздвижное окно, за которым находился узкий балкон. Непогода совсем не располагала к вуайеризму на свежем воздухе, потому Казуки старательно вглядывался сквозь капли дождя, стекающие по стеклу. Мутная пелена ливня мешала, но в ночи было видно гораздо лучше, чем при дневном свете. К тому же над окнами квартиры Руи располагался балкон, так что они не были запорошены дождём. Медленно, но верно погас свет на кухне Руи. Манабу, натянув на себя какую-то драную футболку, то ли развлекался, то ли работал на ноутбуке за столом возле окна. И не сразу заметил, как к нему со спины подошёл Руи. Монстр выпрямил спину, когда его обняли за плечи. «Как повезло, на самом интересном месте!» – возликовал Казуки, максимально приближая фокус. Сегодня, как он считал, у него вообще был самый удачный день в году. Несмотря на то, что этим вечером он получил ужасающую рану. Плотные шторы спальни, где происходило действие, были распахнуты. Об этом Казуки позаботился сам, отодвинув их, пока хозяева не видели, и надеялся, что никто не заметит. Не заметили. Руи как-то совсем не нежно и аккуратно, обхватив Манабу сзади, сдёрнул его со стула и повалил на пол. Казуки видел их сбоку; как выяснилось, на любовничке Руи кроме футболки не было даже трусов, чем хозяин решил незамедлительно воспользоваться. В этот момент мимо окна пролетела пара голубей, попавших в поле зрения бинокля, а затем ещё и капля, стекающая по стеклу с той стороны окна размыла всю картинку. – Вот же дерьмо, – выругался Казуки, злясь на погоду, птиц и весь мир в целом. Он на секунду отстранился от окна и глубоко вздохнул, потерев пальцами веки. Когда продолжил, найдя хорошее место обзора, то картина ему открылась неожиданная. Обычно спокойный и миролюбивый Руи, которого многие считали эталоном пацифизма, грубо и жестоко имел Манабу, прогнув его в спине, вжимая грудной клеткой в пол и приподняв за бёдра. Судя по профилю лица, существу с верхнего мира было очень больно, оно явно шипело сквозь зубы, но не вырывалось – только скребло ногтями половицы. Казуки на мгновение настолько опешил, что едва не выронил бинокль из похолодевших пальцев. Но затем, облизав пересохшие губы, продолжил наблюдать. Расстояние между домами на самом деле оказалось небольшим, поэтому через оптические стекла бинокля были заметны даже особо сильные покраснения на бедрах Манабу, оставленные грубыми пальцами любовника. Руи держал в одной руке зажженную сигарету, которую Казуки ранее не заметил. После нескольких затяжек, во время которых он придерживал Манабу одной рукой, Руи опустил руку, туша тлеющий кончик сигареты о белую кожу послушной твари. Последняя только закусила губы, чуть не до крови. Возможно, Руи ещё что-то говорил, но Казуки вдруг почувствовал приступ лёгкой тошноты и опустил бинокль, держа его ослабшими руками. Как ни странно, инстинкт, диктующий Казуки что так и надо с такими тварями, спал или просто был доволен, потому и бездействовал. Но тут проснулась другая его сторона, которую люди называют человечностью. По сути, Казуки родился от обычных родителей, вырос в обычном обществе, и ничто человеческое ему было не чуждо. Ну, почти. «Вряд ли такой, как этот Руи, станет жалеть, если Манабу исчезнет», – сытно заявил вдруг внутренний голос Казуки. – «Тогда убить монстра ещё проще». Или не проще? Может быть, Руи любит его, но по-своему, вот так? Ещё раз посмотрев в бинокль, Казуки увидел, что Манабу теперь перевернули с живота на спину, запутали закинутые над головой руки в почти снятой футболке. Руи зажимал его рот одной ладонью, второй придерживая за ногу. Если бы монстр захотел, то мог легко освободиться, ему не составило бы это труда. Даже по силе он превосходил любого человека. Но дело было именно в том, что Манабу не хотел этого и терпел все издевательства над собой с болезненной улыбкой на губах. Это было одной из сотен тех вещей, которые выбешивали Казуки в этих тварях. Самопожертвование в пустоту. В конце концов, отложив своё неприличное занятие, Казуки задумчиво побрел на кухню, снять засвистевший чайник с плиты. Что-то в голове всё равно не вязалось, почему этот Манабу ещё жив, если его дела так плохи. Руи улетел ранним утром, однако Казуки пришёл проведать Манабу лишь через день. После отбытия «хозяина», тот был ещё полон сил - именно поэтому Казуки взял и не пришёл, чтобы неожиданно явиться на следующее утро. Манабу наверняка уже должен был начать чахнуть. – Ма-на-бу! – приторно-ласково позвал он, стуча кулаком в безмолвную входную дверь. Ключей Руи, увы, не презентовал, а Манабу отказывался открывать злейшему врагу. – Давай, открывай, а то у Руи будут проблемы с соседями! Или тебе уже нехорошо? Казуки прислонился ухом к двери, однако не слышал никаких шагов с той стороны. Быть может, монстр спит, или ему, в самом деле, хреново. Или просто плевать на гостя. С последним Казуки был категорически не согласен: гость из него просто замечательный, и вот так игнорировать его просто было просто верхом невежества. – Манабу, ты ведь знаешь, что я могу просто сломать дверь? Эй, слышишь? Уже ломаю! Ра-а-аз… Ему действительно хотелось ударить по деревянному полотну, разломать в щепки, и пусть потом тварь оправдывается, как хочет. Но когда Казуки уже было решил, что это замечательная идея, и как следует размахнулся, замок щёлкнул. Его кулак, не встретивший никакого сопротивления, заставил по инерции покачнуться, и парень едва не пропахал носом линолеум под ногами Манабу. – Бля! – И тебе доброе утро, – флегматично отозвался Манабу, держа в руках книгу и поправляя симпатичные очки на носу. Выглядел он растрёпанным, всё в той же вчерашней футболке и коротких шортах, – Но я запрещаю тебе переступать порог моего жилища. Сгинь, нечисть. Мгновенно вскочив на ноги, Казуки выпустил когти. Его глаза сверкнули золотом, но при всей своей готовности, он весело расхохотался. – Какой мусор ты читаешь, что думаешь обо мне так плохо? Я ведь очень положительный! К его несказанному удивлению, Манабу даже не подумал ощетиниться шипами и принять оборонительную позицию. – Положительный как вич, – прошлёпав босыми ногами мимо Казуки, он со вздохом захлопнул входную дверь, но вопреки своим действиям устало произнёс. – Уходи, а? – Но я хочу посмотреть, как ты умрёшь, – гость состроил обиженное выражение лица и не заметил, как вновь стал обычным человеком. – Ты себя ещё хорошо чувствуешь? – Лучше, чем будешь чувствовать себя ты, если не уйдешь, – угроза Манабу прозвучала меланхолично, но несложно было понять, что он злится. – Я не желаю, и тебе не позволю, крушить дом Руи. На минуту Казуки состроил задумчивое выражение лица. Для верности даже почесал пальцем подбородок. Дразнить Манабу доставляло ему какое-то садистское удовольствие. Хотя садизма, он мог поспорить, в жизни этого монстра и так было предостаточно. Шумно выдохнув, Казуки с наглым выражением лица обошёл Манабу и направился вглубь его квартиры: – Нет, не уйду. Твой хозяин просил меня присмотреть за тобой, так что неси мне пиво. Я буду с дивана присматривать. Судя по неприкрытой злобе, мелькнувшей в сузившихся глазах существа, зрачки которого налились красным цветом, оно было готово убить Казуки прямо на месте, на коврике у двери. Но сдерживался лишь потому, что они могли разрушить не только квартиру, но и весь дом. – Какого черта вообще существуют такие, как ты? – сдержанно прошипел Манабу, скорее даже не ожидая услышать ответ. Но услышал. – Чтобы уравновешивать таких, как ты, – спокойно пожал плечами Казуки, с удобством рассевшись на диване. Пива ему не дали, но и без того он чувствовал себя хозяином положения. – Вы лишаете человека пары, предназначенной ему судьбой. Вы заставляете, этим ядовитым поцелуем, любить себя. Фу, как эгоистично. – Люди желают трепетной, вечной любви до конца дней. Из этого желания мы и рождаемся. Так чем же мы ужасны? – Всем! – долго не задумываясь оборвал Казуки. – Это не любовь, это извращение над природой! Люди должны не только любить, но и расставаться, драться, ревновать, скучать, сожалеть, предавать, изменять, и снова любить! Искать новые ощущения, в конце концов! Их жизнь не вечна, потому и должна быть наполнена чем-то ещё, кроме бесконечной тупой любви к красивой игрушке! Поморщившись, но явно смирившись с присутствием чужака в доме, Манабу сел в самое дальнее от него кресло и попытался найти страницу случайно захлопнувшейся книги, которую держал в руках. – Но некоторые люди живут парой почти всю жизнь, – холодно возразил он, шурша белоснежными листами. Казуки так засмотрелся на его бледные, тонкие пальцы, что даже ответил не сразу. – Редкое исключение. И то у них никогда не бывает всё идеально. А идеального в мире нет ничего. – Ты ведь заметил, верно? Казуки осёкся посреди своей тирады, не сразу поняв, о чем так тихо спросил Манабу. Нахмурившись, изобразив работу мысли, он на всякий случай вопросительно произнёс: – Контракт? ... Мне уже давно интересно, как это ты так смог. Лазейку нашёл, или всё дело в том, что Руи так жесток с тобой? Но что ты неудачник – это точно. Расслабленный, Казуки не ожидал, что лицо Манабу внезапно окажется так близко к нему. В одно мгновение тварь, показав свои красные глаза, нависла над гостем. И вид у неё был настолько угрожающий, что когти Казуки вытянулись сами, как поднимается шерсть у кота, завидевшего собаку. Голос у Манабу прозвучал пугающе громко, в нём будто слилось несколько рычащих голосов. – То, что делает Руи – тебя не касается, дебила кусок! Это было настолько внезапно и пугающе, что Казуки сначала вонзил когти ему в грудную клетку, прежде чем смог соображать. Широко распахнув глаза, он тупо переводил взгляд с раны Манабу на его лицо и обратно. Словно бы и не он это сделал. Но монстр в ответ только глухо зарычал, и к этому рыку добавился какой-то пронзительный, тоскливый вой. Шипы на теле Манабу появились мгновенно, и прежде чем Казуки успел среагировать, его со всей звериной силой шлёпнули по лицу. Обычному человеку удар такой силы мог бы оторвать голову, но гость только лишь отлетел и с грохотом впечатался боком в стену. – О… значит… на что-то ты реагируешь! – вяло отметил Казуки, лукаво ухмыльнувшись. Сидя на полу, он вытер запястьем кровь изо рта. Даже если повредились внутренние органы, то они быстро восстановятся. Так же, как и дыра в теле Манабу. Последний подходил медленно, так же, как и тогда, на баскетбольной площадке. Но наступал на врага Манабу уверенно, несокрушимо, будто был уверен в своей победе. Казуки обнажил клыки, прикинув, как можно поудобнее укусить монстра с красными, как кровь, глазами. Прямо над их головами висела полка, прикрепленная к стене, на которой располагались тяжёлые книги и толстые кипы документов в папках. «Если ударить по стене, то падающие книги могли бы его отвлечь», – быстро размышлял Казуки, в то время как монстр накинулся на него. Они сцепились ладонями, Манабу уложил Казуки на лопатки, тот же пытался его оттолкнуть. Тут-то в голову нерадивого гостя пришла замечательная мысль как увернуться. Он и не думал, что это станет самой главной ошибкой всей его жизни. Манабу навис над ним так близко, что Казуки чувствовал его дыхание, а необычный взгляд буквально пронзал насквозь. Но, собравшись с последними силами, Казуки напряг мышцы и с силой потянул Манабу на себя, вперёд. И с ужасающим стуком треснул монстра макушкой о стену. На полке слетел один держатель, и тут же тяжёлые предметы полетели вниз. Казуки уже прицелился, готовый разодрать Манабу шею, но не тут-то было – ведь агрессивный оппонент всё ещё нависал над ним. Стоило тому повернуть голову в сторону, как все книги метко упали бы Казуки прямо на лицо. Но Манабу не успел ничего предпринять, только зажмурился, когда одна особенно тяжелая папка упала на его затылок, заставив невольно дернуть головой вниз. Когда они, всего лишь на мгновение, коснулись друг друга губами, Казуки понял, что конкретно попал. Хотя полное понимание этого пришло к нему позже. В момент поцелуя его слово током пришибло. Странная волна какого-то наэлектризованного чувства прокатилась вдоль всего тела. От нее занемели кончики пальцев и ослабли колени. Ещё секунду спустя, ошарашенные случившимся, оба монстра молчали, испуганно глядя друг другу в глаза. Они так и замерли в той позе, на которой прекратили драку, напоминая собой окаменевших горгулий. Первым очнулся Казуки: резко выдохнув, отмирая, он медленно покрутил головой. – Нет… нет. Нет-нет-нет-нет-нет! – вдруг зачастил он, с каждым «нет» повышая голос. Манабу если и дышал, то незаметно, порывисто, но больше не предпринимал попыток отправить врага к праотцам. Впрочем, как и Казуки. Где-то за окном тоскливо завыла собака. День катарсиса. «Никогда! Ни за что! Скорее я сожру собачьи потроха и принесу в жертву младенца!» – выкрикнув это, Казуки позорно сбежал, оставив ошеломлённого Манабу в одиночестве. Вернувшись в свою квартиру, он осознал, что дыхание у него резкое и шумное, что его распирает от какого-то странного чувства в груди, будто жжёт в самом сердце. «Чёрт возьми, я всего лишь должен был его убить!» – со злостью подумал Казуки, резкими движениями стаскивая сапоги и кидая их в угол. – «Какого хрена это произошло!?» Войдя в квартиру, он не удержался от порыва и в сердцах пнул низкий столик. Но столик оказался то ли тяжелее, то ли умнее хозяина дома, так что Казуки тонко взвыл, ощутив боль в вывихнутом пальце ноги. «Блядский день. Блядская жизнь!» Почему-то Казуки показалось, что между этими двумя обозначениями должно было быть что-то ещё. Но думать об этом сейчас вовсе не хотелось. Часы только пробили обеденное время, а он, нагло забив на работу и дела, одетым валялся в постели. Казуки не помнил, чтобы когда-либо жалел себя так, как сегодня. Даже когда у него поначалу не получалось вести достойную охоту на тварей, или когда его сильно ранили, он не обращал на это внимания и упорно шёл к цели. Поэтому и выигрывал. А сегодня, как последний неудачник, случайно заключил контракт с жертвой. «Или, может, не заключил?» – робкая надежда вселилась в его мысли, не давая покоя, и он машинально прикоснулся пальцами к своим губам. – «Всего-то мгновение. Даже не поцелуй ведь, а так…» Казуки точно знал, как можно это проверить. Для этого нужен был Руи и время. Совсем немного времени. Руи прилетел на следующий день, с небольшим опозданием, и тут же позвонил Казуки. Тому поначалу даже трубку брать не хотелось: Казуки чувствовал, что впадает в странную депрессию, а голова его была тяжела, точно он перепил накануне. Он пролежал вчера очень долго, и лишь поздно вечером, согласившись с нуждами организма, поел и принял душ. А после вновь впал в затяжную дрёму, перетёкшую в душный, тяжёлый сон. Педантичный Руи ничуть не смутился тому, что звонит другу в пять утра. Хотя Казуки всё равно уже не спалось. Он проснулся от какого-то дурного, липкого сна, то ли страшного, то ли грустного, за полчаса до звонка и просто молча лежал, глядя в потолок, сереющий в предрассветных сумерках. Нынешняя осень выдалась так себе. – Казуки, вы ничего там не натворили? – буркнул Руи, когда властелин кровати всё же взял трубку. – У Манабу температура. Ты не присматривал за ним? «Нянька я ему, что ли?» – хотелось было недружелюбно ответить другу, но Казуки взял себя в руки. В конце концов, одного дня было достаточно, чтобы побыть размазнёй, и следовало подумать, что делать дальше. – Да был я у него, он и дверь открывать не захотел. – Манабу говорит, что ты разнёс полку на стене. Я надеюсь, вы не подрались там? Казуки сам не понял, почему его вдруг так разозлила эта обычная дружелюбная фраза Руи. Он спросил так, будто в самом деле заботился о Манабу. На деле же едва не наносил ему увечья во время жестокого секса, больше похожего на изнасилование. «Лицемер». Определение так чётко вспыхнуло перед глазами, что казалось, его можно было рассмотреть на потолке, в который бездумно пялился Казуки. А следом за этим вдруг пришло понимание, что вот только что Казуки вроде как пожалел жертву. – Да нет, всё в порядке. Если хочешь, могу зайти вечером. – Непременно, Казуки, – судя по голосу, Руи улыбнулся. – Я привёз немного сувениров, даже для тебя кое-что прихватил. «У Манабу температура». Сказанные Руи слова только сейчас в полной мере дошли до Казуки. В сердце дрогнуло, будто он стоял на пороге больших неприятностей. Но мысленно Казуки успокоил себя тем, что тварь начала загибаться из-за долгого отсутствия хозяина. Руи не было… два или три дня – в голове уже всё смешалось, и Казуки не мог точно сказать. Каждый монстр, дарованный человеку с верхнего мира, имел свой временной лимит: кто-то начинал болеть через день отсутствия второй половины, кто-то через три-четыре. Через неделю подыхали все. В страшных муках, Казуки сам наблюдал за этим. – Лечи там своего Манабу, – он фальшиво рассмеялся в трубку, надеясь, что Руи ничего не заметит. – А мне пора, до встречи. – Да, удачи. – Послышалось из динамиков телефона прежде, чем тот был отключен. Долго и шумно выдохнув, Казуки положил аппарат рядом с бедром и подтянул к себе подушку, чтобы устроить на ней тяжелую голову. Что делать дальше? Да всё просто. Если выяснится, что контракт всё-таки был заключён, Казуки будет достаточно уехать куда-нибудь на неделю. И проблема с тварью будет решена. Вопрос лишь в том, что тогда станет с ним самим, если это соглашение действует в обе стороны? Будет ли ему больно и тоскливо настолько, что он начнет жалеть об этом? «Невозможно жалеть тварь», – сам себя тут же одернул он, хмурясь и поворачиваясь набок. Позже что-то дёрнуло Казуки снова взять бинокль в руки и попытаться разглядеть, что происходит в квартире Руи. Увы, в этот раз шторы были задернуты, а дневной свет отражался от окон. И всё же кое-что рассмотреть удалось: Казуки настроил фокус и увидел Манабу. Тот раскинулся на полу кухни, закинув над головой связанные каким-то поясом руки, но фигура его видна была частично, лишь до груди. Впрочем, сомнений в происходящем не возникало, скорее всего Руи таким образом «лечил» любовника. Манабу извивался и жмурился, но покорно всё принимал. Дальше Казуки смотреть не стал. В сердце будто кольнула раскалённая игла. Отложив бинокль, он нехотя поднялся и принялся собираться на работу, продумывая оправдание для своего злостного прогула. Даже если его уволят, он не видел в этом ничего страшного, внушить очередному работодателю, какой он чудесный и способный работник, было делом двух минут. Как и обещал, к Руи он зашёл вечером. Не очень поздно, но небо уже стемнело, явив большому городу неяркие, редкие звёзды. Топая по пустой аллее, ведущей к дому друга, Казуки хотелось обнять себя, чтобы спастись от промозглого ветра, задувающего под куртку. Приподнимая плечи, он отстраненно, чтобы не думать о холоде, рассматривал мокрые листья под ногами, посеревшие от грязи и влаги. Между его домом и домом Руи пролегала небольшая детская площадка, а рядом, под густой сенью уже облетевших чёрных деревьев, проходила асфальтированная вьющаяся дорожка. Именно благодаря тому, что она была скрыта насаждениям кустарниковых деревьев, Казуки удавалось ходить между домами незамеченным. Сейчас, в темноте, контрастирующей со светом уличных фонарей, всё, что окружало Казуки – блестело от влаги. И ветви деревьев, и низкие ограждения площадки, и металлические столбы, и электропровода над головой. Воздух, пропитанный сыростью, пах свежестью, дождём и землёй, а спокойная обстановка чудесно успокаивала парня. Поэтому ко всем неожиданностям, которые могли возникнуть, Казуки мысленно был готов. Манабу было плохо, очень плохо. Поначалу Руи не сразу открыл даже, а когда сделал это, то тут же убежал на кухню, чтобы сменить своему существу компресс. Разувшись, стащив куртку, Казуки насторожился. Войдя в гостиную, он увидел картину, от которой ему стало дурно, а ещё – страшно. Манабу, раздетый до пояса, лежал на диване, закрыв глаза, сложив руки по бокам и вжимаясь щекой в подушку, как пациент в больнице. Он сипло, часто дышал через рот, а его худое тело подрагивало – и не надо было быть врачом, чтобы понять, что у монстра высокая температура. Лицо Манабу, его шея и округлые плечи покраснели, на коже проступил пот. – Ничего не понимаю, – бормотал Руи, прикладывая на лоб Манабу холодную тряпицу. – Что с ним такое? Ничего не помогает. Казуки стоял подальше от Манабу, у противоположной стены, и старался не выглядеть слишком испуганным. В груди неожиданно снова возникла неприязнь к Руи, когда тот касался больного, но тут же сменилась наигранным самодовольством. «Пусть умрёт, ты сто раз видел это. Только не подходи к нему. А лучше вообще беги». Казуки был бы и рад сбежать, но тут же нашел отговорку, которой смог уверить себя и успокоить своего внутреннего зверя. «Может, это банальная простуда, и я тут вообще не при чем?» – Пойду принесу ещё жаропонижающего, – зачем-то уведомил друга Руи и сорвался с места, поспешив на кухню. Оттуда до слуха Казуки донеслось хлопанье дверцами шкафчиков. Своего шанса всё выяснить, Казуки упустить не мог. Сделав неуверенный шаг вперёд, затем ещё один, парень приблизился к Манабу. Тому, конечно, было плохо, но ещё не смертельно. Слишком мало времени прошло, если отсчитывать от момента поцелуя. Совершив следующий шаг, Казуки заметил, что дыхание Манабу перестало быть таким рваным и начало выравниваться. «А может ли вообще быть простуда у существа, на котором даже сквозные раны заживают?» Шаг – и он увидел, как при его приближении пальцы Манабу сами собой начали костенеть, принимая форму звериных когтей. Возможно, это была лишь инстинктивная реакция. Но Казуки плюнул на это и решительно подступил вплотную к дивану. Манабу перестала бить дрожь. Стоило склониться над ним, как тот приоткрыл один глаз, внимательно глядя на врага, будто ожидая его дальнейших действий. – Я хочу проверить, – зачем-то объяснился Казуки, а в следующий момент беззастенчиво положил ладонь Манабу на плечо. Возможно, просто казалось, что где-то раздался тонкий хрустальный звон. А может, это звенели натянутые нервы Казуки, хотя физически такое было невозможно. Или же виной всему воображаемая электрическая искра, ощутимая где-то на уровне чувств. Кожа Манабу была горячей и влажной, и Казуки поймал себя на том, что хочет притрагиваться к ней, гладить и запустить руки… «Что за хрень я сейчас подумал?» – мысленно одернул он себя и тут же убрал руку. Спустя всего несколько секунд, шумно вздохнув, Манабу расслабился и затих. Казуки уже было подумал, что тот заснул, однако этот жест был обманкой: потому как в одно мгновение Манабу поднял руку и взмахнул ей, неожиданно царапнув Казуки ногтями, изорвав его одежду в клочья и оставив на коже груди и на щеке глубокие рваные раны. По природе такие, как Казуки, обычно старались не вступать в прямой бой с такими, как Манабу. Потому что заведомо были слабее и боялись проиграть. Страх слабых превращался в ненависть к сильным. Но сегодня у Казуки, видимо, был не самый удачный день. – Блядь! – Какого… – Руи так и замер на месте, а стакан с водой выскользнул из его ослабших ладоней, с грохотом разбившись об пол. Несколько крупных кусков прозрачного стекла откатились под ноги Казуки, вжимавшегося спиной в противоположную от монстра стену. Манабу, набравшийся сил, поднялся с дивана и встал прямо, медленно приближаясь к противнику и будто прожигая его взглядом. Мало того, что он щетинился шипами, выступившими из его спины, рук и плеч, только теперь он явил то, о чём Казуки только слышал, но не видел ни разу – крылья за спиной. Точнее, их сложно было назвать крыльями: две больших серых кости, по форме напоминающие меч кхопеш, и тоже покрытые белыми шипами, будто редкими перьями. С такими «крылышками» не полетаешь, но они внушали противнику настоящий животный ужас. Руи упал в кресло, бледный от такого открытия, хотя Казуки мог поспорить, что свою начальную боевую форму Манабу показывал ему и раньше. Теперь стало страшно самому Казуки, так что он невольно выдал себя перед человеком, обнажив когти перед грозным соперником и явив миру свой золотистый цвет глаз. «Что ж, закончилась дружба», – отчего-то безразлично подумалось Казуки, прежде чем Манабу подошёл слишком близко. Глаза монстра сияли ярко-багровым светом, как у киношных вампиров, а на лице застыла маска холодности и равнодушия. В этот момент затянулись раны Казуки: в истинном обличии они обычно заживали быстрее, чем в облике простого человека. – Да ты пострашнее будешь, чем твои сородичи… – пробормотал Казуки, имея в виду не только внешность противника и не отрывая взгляда от его красных глаз. – Ты вообще какой-то не такой. – Я не выбирал, кем рождаться, – ответил Манабу тем же пугающим многоголосьем, когда казалось, что в один голос вещает стая разъяренных зверей. – Я всего лишь хотел любить. – Странно слышать это от такого чудовища! – хохотнул Казуки, будто не ему сейчас грозила смертельная опасность. Вопреки некоторым ситуациям, он заметил, что когда паникует и боится, то вместо того, чтобы следовать инстинкту самосохранения, начинает издеваться и сарказничать с врагом. Это было странно, иногда даже сбивало оппонентов с толку, но это никак не гарантировало Казуки долгой жизни. Также и с Манабу. Опустив голову, тот с ненавистью взглянул на врага исподлобья. – М… Манабу, прекрати… – прошептал напуганный Руи из своего угла. Но, кажется, уже не настолько ошарашенный, как ранее. – Хва… тит… – Неужели… – проговорил своим страшным голосом Манабу, медленно поворачивая голову к мужчине. А потом будто что-то надломилось внутри монстра, и закончил он почти жалобно, растеряв всё своё хладнокровие. – Неужели было так трудно просто поцеловать меня?! Тогда бы уже никаких проблем не возникло! Вот что мне теперь делать, я ведь не хочу умирать! – Ч… Чего? – тупо переспросил Руи, впервые глядя на монстров в своей квартире не боязно, а недоумённо. – Но ведь с тобой всё было в порядке до этих пор… – Пока этот урод случайно не поцеловал меня… – фыркнул Манабу, пряча всё своё смертоносное вооружение. Вмиг из грозного противника он стал обыкновенным несчастным юношей, сутулым и разбитым. Брюки – единственная вещь, бывшая на нём, повисли лохмотьями на бёдрах. Прикусывая губы, он смотрел сердито и, казалось, пытался не зареветь. На секунду даже пожалеть его захотелось. – … Вот не надо валить, сам виноват, – хмыкнул в свою очередь оскорблённый Казуки. Частично, на самом деле, они оба были виноваты. Вот только признавать это никто не желал. Руи молчал, долго разглядывая брюки Манабу и о чем-то размышляя. Повисла неприятная тишина. Казуки обвел их тяжелым взглядом, и в ожидании чего-либо сел прямо на пол, скрестив ноги. Манабу устало прошествовал к дивану и плюхнулся на него, прислонившись грудью на мягкий подлокотник. – Значит… – начал было Руи, глядя себе под ноги, потирая пальцами свой подбородок. – Поэтому тебе было плохо, верно? – Поэтому, – нехотя согласился Манабу, изучая пол. А затем поднял на возлюбленного потрясённый взгляд. – Ты ведь не… Казуки с любопытством глядел то на одного, то на другого, размышляя при этом, почему лично его никто не спросил, что он такое, да и вообще вроде как не замечали. Руи выдохнул, закрыв глаза, словно приняв какое-то важное решение. А затем снова поднял на любовника спокойный, усталый взор и непоколебимо произнёс: – Уходи, Манабу. Даже Казуки это показалось жестоким настолько, что непослушное сердце снова дрогнуло. Что говорить о Манабу: совершенно неожиданно лишившись всего, он обречён на скорую смерть. В ужасе раскрыв глаза, монстр раскрывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба. Но глядя на спокойного Руи можно было даже не сомневаться – тот всё решил окончательно. И сейчас хладнокровно выгонял несчастного Манабу из дома. Но того, похоже, даже потеря крыши над головой заботила сейчас меньше всего. – Не надо… пожалуйста, не надо! – всхлипнув, Манабу сорвался с места и оказался возле ног Руи, положил ладони ему на колени и преданно заглянул в глаза. – Не бросай меня, прошу! «Жалкий. Безнадёжный. Ничтожество», – с презрением подумал Казуки, поморщившись. На это было неприятно смотреть, от этого почему-то болело сердце. В какой-то миг возникло даже желание встать и оттащить Манабу, пусть лучше на улице ночует, чем так унижаться. «Так, стоп-стоп!» – Казуки тряхнул головой, прогоняя до чёртиков странные мысли. – «Это действие контракта всё». – Насколько я помню правила, – негромко, но непреклонно заговорил Руи, равнодушно глядя на любовника, – у меня два выбора: либо позволять ему использовать тебя, либо ждать, пока ты не станешь трупом. С последним мне возиться неохота, да и подумать могут всякое. А вот насчет первого все просто. Я не хочу ни с кем делиться своей собственностью. Либо моё, либо ничьё. В книгах Казуки как-то прочитал такое выражение, как «в глазах рухнул весь мир». Он не представлял, как это выглядит, но, несомненно, именно это чувство сейчас отразилось во взгляде Манабу. – Пож… жалуйста… – севшим, дрожащим голосом попросил Манабу, и на его глазах выступили слёзы. Ладони на коленях Руи он сжал в кулаки и потерянно опустил голову. А Казуки почему-то сейчас захотелось выйти и закурить, будто он видел то, что ему не следовало бы. – Я с самого начала говорил тебе, что не хочу связывать себя со всей этой ерундой. Да, я просил небеса о любви, но ты – это вовсе не их подарок. Всё, больше ты мне не нужен, уходи. Закончив речь, Руи дернулся, но поняв, видимо, что Манабу не двинется с места, подтянул ноги к себе и кое-как покинул кресло, оставив любовника тупо смотреть в пол и обнимать руками дрожащие плечи. – Уходи, прошу тебя, – всё так же спокойно повторил Руи из кухни, вынимая из шкафчика свою чашку. Бросив прямо так на донышко щепотку заварки, он залил всё это кипятком, и по комнате тут же поплыл сладковатый, приятный аромат дорогого чая. – И ты, Казуки, или кто ты там – тоже. Валите и больше не возвращайтесь. – Настоящие слова настоящего друга, – как-то не обидевшись хмыкнул Казуки, пожав плечами. В общем-то, ему было всё равно, он уже почти достиг своей цели. Поднявшись на ноги, Казуки бросил один-единственный взгляд на Манабу, который неподвижно сидел на полу и всхлипывал, а затем развернулся к выходу. Ступив за порог, Казуки сам себе признался в том, что это далось ему нелегко. И причина была вовсе не в потерянном друге. Первой мыслью было, конечно же, просто уехать. Казуки позвонил живущему в другом городе сородичу и, не объяснив ситуацию, попросился пожить на неделю. Чтоб уж наверняка. Бё был таким же, а ещё он был первым, кого встретил Казуки, растерянный осознанием своей сущности. Бё научил его охоте, объяснил правила, законы, физиологию и рассказал, что на деле их не так уж и мало, как и немало тварей. Бё стал его первым другом. Со странностями конечно, но из него вышел куда лучший охотник. И только к нему Казуки мог обратиться с такой просьбой. – Ну ок, валяй, чо, – согласно выдохнул Бё, не интересуясь подробностями, и положил трубку. На счету телефона закончились деньги, поэтому Казуки пришлось довольствоваться вокзальным таксофоном. Глядя на стену, оклеенную яркими разноцветными бумажками объявлений, он вспомнил о Манабу. Скорее всего, флегматичный монстр не стал бы принципиально подходить к нему, несмотря на зов своей крови, или что там у них заставляло любить поцеловавшего. Но вчера он выглядел таким несчастным и… Казуки замер, распахнув глаза и удивлённо глядя перед собой, на всё те же аляповатые объявления. … Прислушавшись к своим ощущениям, он вдруг осознал, что больше не ненавидит Манабу. Вообще, совсем. – Нетушки! – вслух, но негромко рыкнул Казуки, ещё не повесив трубку, в которой раздавались долгие гудки. – К чёрту всё, я ни за что не поддамся! Сейчас прямо вот сяду и уеду! Сесть прямо сейчас и уехать у него получилось. Ноги сами несли подальше от этого города. Казуки устроился в полупустом вагоне, откинувшись на спинку скамьи и сложив на груди руки. Нужно было бы ещё снять осенний плащ, но на него напала жуткая меланхоличная лень. Из дома он прихватил только самое необходимое и ехал налегке, с одной сумкой, размышляя, что будет дальше. «Манабу умрёт. И всё, и я свободен буду. Наверное», – нахмурившись, Казуки опустил голову, зарываясь по нос в шерстяном красном шарфе. Что произойдёт дальше, он не знал, потому как подобных прецедентов не случалось. Либо он о них не слышал, но подумал, что стоит спросить об этом у более опытного Бё. Даже если человек отказывался от дара свыше, существа не столько умирали, сколько исчезали, возвращаясь в свой мир. Так они могли перерождаться до бесконечности, ожидая своего единственного человека, который полюбит навсегда. Насколько помнил Казуки, эти твари обладали способностью даже дольше сохранять любимому человеку молодость и делать его долгожителем, но это были лишь слухи. Потому что большинство этих любовных тварей уничтожались сородичами Казуки. «Стрёмный какой-то круговорот монстров в природе», – подумал он, морща нос и задумчиво глядя в окно, за которым проплывали скучные осенние пейзажи. Второй месяц осени близился к завершению, потому все красоты этого времени года уже потускнели. Листья облетели, оставив чёрные голые ветви деревьев чернильными потеками тянуться ввысь. Жёлтая трава поблекла и посерела, теперь напоминая солому. В воздухе витал морозный запах, а по утрам лужи покрывались тонкой коркой льда. «Но до первого снега ещё далеко», – разочарованно вздохнул Казуки. Ему поскорее хотелось увидеть, как весь мир укроет белым одеялом: тогда тишина станет уютней, а хруст снега будет приятно отдаваться в ушах. «Было бы здорово вывалять Манабу в снегу, а потом поить горячим…» Казуки вслух выругался, чем привлёк внимание пассажира рядом. Тот покачал головой, молчаливо ругая нынешнюю распутную молодёжь. Не обратив на это должного внимания, Казуки шикнул, сжав ладони в кулаки, да так, что ногти больно впились в кожу. Не нужен он мне, шёпотом твердил себе Казуки, совсем не нужен. Он не такой, как все его красивые сородичи, странный и пугающий. Они – природные враги, хотя Казуки даже не знал почему именно, ведь Бё не вдавался в пространные размышления о том, для чего они здесь. Они просто передавали этот опыт, эти накопленные знания, потеряв саму суть, самые истоки, которые, возможно, многое бы объяснили. В поезде Казуки ехал весь день, и всё это время его терзали сомнения. Тяжело было только привыкнуть к мысли, что испытываешь нежные чувства к врагу. Было в этом, как казалось Казуки, что-то извращённое, что он отказывался принимать. В конце концов, во всём были виноваты грёбанный поцелуй и не менее грёбанная физиология. К вечеру, когда стемнело и тучи затянули весь горизонт, Казуки почувствовал голод. Отбросив мысли, упрямо лезшие в голову, он достал из сумки заранее приготовленный перекус в виде бутерброда, колы, шоколадки и каких-то мармеладок. Сладости были одной из его слабостей. – Что должен делать человек, если влюбился? – себе под нос пробурчал он, задумчиво глядя в большое окно. Унылые осенние пейзажи сменились рисовыми полями и далёкими горами. – Идти к любви, конечно, – неожиданно ответили ему сзади, так что не ожидавший подобного Казуки вздрогнул. Сосед, до этого неприветливо глядевший на Казуки, теперь изучал его любопытным взглядом. Он был явно небольшого роста, с типичными японскими чертами лица, волосами в два цвета – с одной стороны как молочный, с другой стороны как белый шоколад, и большим ртом. Судя по ямкам на щеках, незнакомец часто улыбался. Улыбнулся он и Казуки, чему последний не особо обрадовался – разговаривать ни с кем не хотелось. – Я – Джин, – представился теперь уже не незнакомец, и Казуки в ответ сухо назвал своё имя. На шее у Джина он заметил выглядывающую из-под воротника расстегнутой куртки серебристую цепочку. И вроде бы ничего тут такого, но почему-то от этой цепочки исходил странный холод. Как если бы Казуки сунулся лицом в морозилку. Проследив взглядом за Казуки, Джин опустил голову, поглядев на свою грудь, а затем дружелюбно рассмеялся: – Чего? Хе-хе, обычная подвеска, но с секретом, – игриво подмигнув, парень вытащил наружу свою тонкую цепочку с серебристым отливом, продемонстрировав Казуки подвеску в виде луны. – Сплав платины и иридия. Редкая штука. Мне её подарил любимый человек. – Поздравляю, – не слишком радостно ответил Казуки, надеясь, что его вежливо-безразличный тон отпугнёт внезапного собеседника. Отчего-то не верилось, что какая-то девушка станет дарить своему парню такие дорогие и красивые украшения, разве что этот Джин был вовсе «не по девочкам». – Ты знаешь, у любви множество перипетий, – продолжал, будто ничего не замечая, Джин, – но жизнь не такая длинная, чтобы всего бояться. Если тебя сковал страх, то ты застываешь на месте и не можешь двигаться вперёд. И смотришь только под ноги, боясь споткнуться, но не видишь, насколько извилиста и прекрасна дорога перед тобой. «Философ, нашелся на мою голову», – с грустью подумал Казуки, даже не глядя на треплющегося соседа, а уставившись в потолок вагона. Железный, холодный, по которому быстро перемежались светотени от фонарей на столбах. – … а вообще, есть хочется, – неожиданно закончил Джин, внимательно глядя на Казуки. Последнему вдруг захотелось расхохотаться, он как-то неопределённо усмехнулся, поняв, ради чего была затеяна эта беседа. Но по натуре Казуки считал себя не таким уж злым, потому и поделился едой с этим парнем. Тем более что через две станции, между которыми ехать было меньше часа, пора было выходить. Быстро схомячив угощение, Джин поблагодарил спутника и довольно вздохнул, хлопнув себя по коленям. – Так что почему бы тебе не попробовать вернуться? С удивлением взглянув на него, Казуки глубоко выдохнул через нос. – Нам нельзя. Это противоречит всем правилам. Это немыслимо. Это… – … Неизвестность? – в этот миг Джин посмотрел так проницательно, словно уже знал всю историю Казуки от начала до конца. Немного помолчав, он добавил: – Ну и что? Разве ты хочешь бросить всё только потому, что не знаешь, что произойдёт? Мужик ты, или где? От таких слов Казуки буквально опешил. Но в словах Джина была определенная логика. – Я… я мужик… – послушно кивнул он. В этот момент почему-то сердце забилось учащённо, а мысли невольно вернулись к Манабу, который сейчас находился неизвестно где, без крова и пищи. – Но даже если я приму это, не знаю, захочет ли… то есть, я не хочу принуждать. Но не могу отказаться. Казуки вдруг прикусил язык, сам удивившись своим словам. А ведь сказал он это от сердца, которое, как выяснилось, даже у него умело болеть. Джин только заговорщицки кивнул. В его глазах плясали искорки настоящей радости: – Может быть, всё намного проще, чем ты думаешь? За этими уговорами Казуки и не заметил, как поезд остановился на предпоследней для него станции. А неожиданный собеседник вдруг засуетился и едва ли не силой вытолкал его из теплого вагона на холодный воздух. Над бескрайними серыми полями уже повисла ночь, и в вышине небес гудел порывистый ветер. Одинокая открытая станция, где высадился Казуки, была безлюдна, разве что изредка встречались её работники. Вся эта обстановка навевала тоску и одиночество. – Эй, я хочу отблагодарить тебя за еду! Улыбчивый парень Джин стоял в раскрытых дверях вагона, который должен был вот-вот тронуться. Надолго здесь поезда не останавливались. Взмахнув рукой, он бросил Казуки, замершему посреди станции, что-то тонкое и блестящее. Едва тот поймал это, как ладонь тут же обожгло холодом, будто там оказался кусок льда. Сдержав болезненное шипение, Казуки поначалу растерянно уставился на раскрытую ладонь, а затем не менее изумлённо на необычного собеседника. – Береги то, что тебе дорого! – Джин в ответ помахал ему ладонью, и в этот момент перед ним с гулким стуком захлопнулись дверцы вагона. Он подарил Казуки свою драгоценную подвеску-луну. Но, что более вводило в ступор, так это то, что Джин оказался сородичем Манабу. Они столько часов просидели рядом, но Казуки совершенно не почуял в нём ничего такого. И понял правду, лишь когда случайный спутник снял с шеи эту цепочку. Стуча колёсами по ледяным рельсам, поезд двинулся в путь и вскоре исчез из виду в ночной темноте. День, когда умирали монстры. Казуки ещё некоторое время зависал, крутя в пальцах холодящий и дорогой подарок, оставленный ему едва знакомым парнем. Явно для Манабу. Этот Джин сразу почувствовал суть Казуки, но вместо драки вдруг поддержал его, уговорил подумать ещё раз. Скорее всего, он понял почти сразу, в чём тут проблема. «И… что же теперь делать?» – Казуки задумался, а затем лениво сверился со временем на своих часах в телефоне. Потом сверился ещё раз, огляделся, отыскивая взглядом вокзальные часы, и уже затем громко и щедро выругался. На обратный поезд он опоздал, и теперь ему была уготована незавидная судьба ночевать на вокзале до утра. – Вот так всегда, когда спешишь, всё будто против, – про себя пробурчал он, заходя в просторный и холодный зал ожидания. В несколько рядов здесь стояли пластиковые сиденья, на одно из которых Казуки и приземлил зад, сложив руки на груди. Ждать предстояло ещё долго. Несколько человек неподалёку дремали сидя, согнувшись в своих плащах и куртках, и клевали носом. Казуки тоже хотелось спать, но отчего-то было страшно оставлять свой ноутбук в сумке без присмотра. Поэтому он отправился на поиски круглосуточного вокзального магазинчика, которые не закрывались специально для ночных посетителей. Закупившись кучей всего, что было упаковано и готово к употреблению, Казуки отправился искать таксофон, чтобы сообщить Бё о своём неприбытии. – Да бля, ты определись уже, а то как баба! – первая реакция друга была вполне ожидаема. Он сипел в трубку, недовольный тем, что его побеспокоили в ночное время суток. – Казуки, иди нахер, не мог позвонить раньше? Всё, я сплю, бывай. Когда в трубке раздались длинные гудки, Казуки устало вздохнул. Ему явно нужно было отдохнуть от мыслей. Рано утром, когда небо только-только подернулось неярким светом и наступили тихие сумерки, прибыл самый первый поезд. Сонный и шатающийся, Казуки уже ожидал на платформе, выдыхая в воздух пар изо рта. Прежде чем ступить внутрь вагона, он снова задался вопросом, мучившим его всё это время. «Почему я делаю это?» Даже несмотря на неуверенность, он возвращался обратно: в этот город, на эту улицу, к этому дому. Просто что-то глухо взывало в нём к этому, подавляя даже инстинкт уничтожения противника. Который и противником теперь был отчасти. То ли монотонный стук колёс и лёгкое покачивание вагона, то ли ворох почти бессвязных мыслей подействовали на него так, но спустя какое-то время Казуки начал клевать носом, отчаянно пытаясь не заснуть, хотя ехать предстояло долго. Где-то на грани дрёмы и сна он слышал давно забытые подростковые голоса – его и Бё. «Ты не маньяк, Казуки, ты вообще не человек». Кажется, Казуки тогда сильно удивился. А Бё только устало вздохнул, будто работал воспитателем в яслях. «То, что раны заживают, твои когти и глаза – это наша сила. У каждого такого из нашего рода есть. Разве что глаза у тебя золотые, а у меня – смотри…» – Моргнув, тогда Бё продемонстрировал свой цвет глаз, ярко-голубой, как океанские лагуны с брошюр туроператоров. – «Это значит, что я по силе тебя превосхожу, вот так. Есть золотой, голубой и самый высший – красный». «Ха, и как же вы увеличиваете свою силу, чтобы золотой стал голубым?» «Опытом в охоте», – совершенно серьёзно отрезал Бё и развернулся к другу спиной. Казуки проснулся от небольшого толчка – видимо, поезд тряхнуло. Подорвавшись, он тут же прилип к окну, высматривая, где сейчас едет. За окном проплывали бесконечные осенние поля. – Простите, это какая станция? – осведомился Казуки у пассажира рядом. На этот раз он был уверен, перед ним обычный человек. С уставшим лицом и глубокими морщинами. Когда мужчина хмуро буркнул название станции, Казуки даже просветлел. Он почти доехал. «Бё, а ты когда-нибудь видел тех, кто встал на уровень выше, с красными глазами?» «Нет малыш, это фантастика», – состроив фальшивое сожаление на лице, хмыкнул Бё, и тут же громко заржал: – «Шучу. Нет, не видел, но мы просто знаем это. Как люди верят, что есть бог, так же и мы знаем, что существует наша высшая ступень». – Странно… – на секунду Казуки замер посреди людной станции, крепко стискивая в руках ремешок сумки. Ему показалось, всего на мгновение, что он о чём-то догадался. Догадка вертелась в уме, будто издеваясь, но никак не формируясь в дельную мысль. В конце концов, он бросил это занятие и ускорил шаг, спеша домой. Судя по ощущениям, Манабу не было в доме Руи. По крайней мере, Казуки не чувствовал никакого внутреннего отклика подходя близко к квартире бывшего друга. Это могло означать, что здесь охотнику делать нечего, а Манабу мог быть где угодно. Нужно было расширить зону поиска: за почти два дня он мог уйти как угодно далеко. Но неожиданно искать долго Казуки не пришлось. Едва ступив на извилистую дорожку аллеи, которой Казуки постоянно ходил от дома Руи до собственной квартиры, он ощутил слабый отклик. Когда рядом находилась цель, внутри всегда неприятно свербело, и болели реберные кости. Сейчас чувство было очень слабым, поначалу Казуки даже спутал его с обычным голодом. Отклик шёл с детской площадки, и Казуки сразу же рванул в ту сторону, с хрустом пробираясь сквозь кустарниковые деревья. Несколько веток болезненно хлестнули его по лицу, но именно в этот момент он понял, что времени мало. И что он должен спасти Манабу. «Я ещё пожалею об этом. Он убьёт меня, точно убьёт». – Ма-а-ам, там какая-то собака! – С громким визгом маленькая девочка сбежала с детской площадки и бросилась на колени к матери, сидящей неподалёку, на скамейке. Женщина, с удивлением смотревшая до этого на странного парня, ломающего кусты, крепко прижала к себе испуганную дочь в цветастой курточке. – Пойдём, милая. Не трогай собак. Идём-идём, я приготовлю вкусный ужин. – Онигири с джемом! – совсем забыв об испуге, тут же радостно скомандовал ребенок и побежал вперёд по аллее быстрее матери. Тем временем Казуки обвёл взглядом странную карусель на площадке, откуда мелкая испуганно дёрнула прочь. Необычное развлечение, предназначенное для детей, выглядело как ярко-красный осьминог. Четыре щупальца-трубы отходили во все стороны света от деревянной закрытой коробки, два на два метра. Коробка стояла на четырёх металлических опорах, внизу виднелась прилаженная ко дну железная лесенка, ведущая внутрь. Отличное убежище для того, чтобы переждать непогоду. Только вот сегодня ни дождя, ни ветра не было. Недолго думая, Казуки метнулся к аттракциону. Подлез под деревянный куб, находившийся от земли всего лишь в полуметре высоты, и заглянул внутрь. Свернувшись в крошечном пространстве, как брошенный котёнок, Манабу лежал спиной к входу, на отсыревших досках, и крепко обнимал себя руками. Он наверняка уже почувствовал присутствие врага, но даже не пошевелился и вероятно желал, чтобы Казуки наконец-то нанёс ему решающий удар. – Эй, слышишь? – можно было бы попытаться забраться внутрь, да только сомнительно, что вдвоём они тут поместятся. Протянув руку, Казуки дотронулся до пальцев парня, оказавшихся просто невероятно холодными. – Манабу, очнись… И, прежде чем Казуки успел опомниться, его нещадно царапнули когтями по лицу. Резко подорвавшийся монстр вжался спиной в дальний от противника угол, испуганно и растерянно хлопая глазами. Манабу был не столько бледен, сколько уже синеват от холода, но одновременно с этим его шатало из стороны в сторону из-за температуры, а с края губ стекала тонкая струйка крови. Он не говорил, видимо, уже просто не мог, только вскинул перед собой руку с согнутыми пальцами, демонстрирующими серые костяные когти. Казуки покачал головой, заметив, как дрожит рука Манабу. Вероятно, сейчас он был настолько слаб, что победить его не составило бы большого труда. И он это понимал прекрасно. Но он не знал, что Казуки больше не желает ему смерти. – Тише, тише, – несмотря на боль в ранах, Казуки не поморщился и не выпустил своё оружие в ответ, чем вроде даже удивил загнанного монстра. – Видишь? Я не хочу тебя убивать. Позволь мне тебе помочь. Судя по лицу Манабу, тому сейчас предлагали не помощь, а секс за деньги. Или сообщили, что он на самом деле мандарин. В любом случае, он, позабыв о своём положении, приподнял тёмные, красивые брови, явно недоумевая, кто так сильно стукнул врага по темечку. Стоило только протянуть руки, как Манабу снова ощерился, показывая клыки. Шипы он не выпускал, угрожая одними когтями. Его ботинки находились в опасной близости от многострадального лица охотника. Устало вздохнув, Казуки вытер рукавом куртки окровавленные щёки и лоб. Ему очень хотелось пить и поскорее вернуться домой и согреться. А ещё притащить домой окоченевшего Манабу, согреть и поговорить с ним. В конце концов, Казуки перестал сопротивляться своим желаниям, и это дало ему сил. – Всё, хватит рычать, пойдём в тепло, – ухватив растерянного парня за коленки, которые оказались на ощупь худыми и жилистыми, он потянул монстра на себя. – Б… больно… – вдруг хрипло отозвался Манабу, стиснув зубы и без сопротивления отдаваясь в руки врагу. Его голос пропадал, и было видно, что даже речь давалась с большим трудом. Как можно ближе и аккуратнее придвинув к себе тщедушного парня, Казуки подхватил его одной рукой под колени, другой обняв спину. Зажмурившись, Манабу очень тихо всхлипнул, так что Казуки сначала подумал, будто ему просто показалось. Бывший любовник Руи оказался тяжёл, даже несмотря на прилагаемую Казуки нечеловечную силу. Очевидно, к обычному весу Манабу прибавлялся вес шипов и крыльев, которые теоретически находились в ином пространстве. Об этом Казуки тоже был только наслышан от Бё и даже не представлял как это. Достав Манабу из-под дурацкой детской карусели, он поудобнее перехватил его, прижав к себе и услыхав очередной болезненный стон. – Держись, я тут близко живу, – взглянув сверху вниз на осунувшееся лицо парня, которого недавно так ненавидел, Казуки подарил ему неуверенную улыбку. Оказалось, что в основном Манабу больше замёрз, чем был при смерти. Поднимающаяся температура какое-то время защищала от обмораживания, тогда как холод на улице не давал ей подняться слишком высоко. Уложив монстра на свой диван, хозяин квартиры принялся стаскивать с него уличные вещи. Хоть Руи и оказался бездушной скотиной, но всё-таки вещи на Манабу были тёплые – пухлая куртка, свитер и джинсы с начёсом. Раздев и оставив его в футболке да в нижнем белье, Казуки завернул парня в одеяло, точно в кокон, и пошёл в ванную, приводить себя в порядок. Он мысленно отметил, что обнимать Манабу нравилось ему всё больше и больше, в чём не хотелось признаваться самому себе. После недолгих, но частых контактов с Казуки, Манабу начал приходить в себя. Восстановилось его дыхание, унялась дрожь, а цвет кожи перестал быть таким синеватым. Несколько раз он чихнул, и Казуки тут же заставил его выпить таблетку от простуды. Самое удивительное, что Манабу совершенно не сопротивлялся, послушно делая всё, что ему скажут. Но его взгляд по-прежнему оставался каким-то застывшим и отстранённым. – Ты, наверное, голоден. Два дня почти без еды, – негромко разговаривал Казуки, хотя и не слышал ответа. – К сожалению, готовлю я так себе, но у меня осталась лапша для заварки, а горячий бульон это то, что тебе сейчас нужно. Ты не против? Казуки выглянул с кухни, где собирал на стол всё, что можно было съесть, но Манабу не шевельнулся. Перевалившись со спины набок и сложив ладони под подушку, монстр внимательно смотрел на хозяина квартиры. «Он не монстр», – в мыслях поспешно одёрнул себя Казуки, пусть вслух обычно не называл его так. – «Не монстр, не существо, не тварь. Просто Манабу». Ему почудилось, что Манабу согласно качнул головой. Что ж, даже если он потом будет воротить нос, его всё равно насильно заставят всё съесть. Уж Казуки об этом позаботится. К удивлению, Манабу сопротивляться не стал. Когда ему принесли высокий бумажный стакан с заваренной лапшой, предварительно слегка остуженной, он принял сидячее положение и молча всё умял. Достаточно быстро умял, что свидетельствовало о его нешуточном голоде. Казуки всё это время сидел рядом, наблюдая за ним. Мысленно он снова возвращался к тому, каким образом вообще удалось смириться с этой вынужденной любовью. Но отчего-то она совсем не тяготила его, наоборот, казалась такой естественной, что он погрузился бы в неё полностью, если бы не всё то же противное настораживающее чувство ненависти к природному врагу. – О, вспомнил! – с этими словами Казуки подскочил на месте и улетел в прихожую. Нащупав в кармане куртки ледяную цепочку, он принёс её своему гостю, протянув на развёрнутой ладони. Подвеска в виде луны тускло блеснула в неярком вечернем свете заходящего солнца. Манабу перевёл удивлённый взгляд с цепочки на Казуки и обратно. – Когда я ехал, я встретил твоего сородича, – негромко начал рассказывать Казуки, присев на корточки перед диваном и серьёзно заглядывая в тёмные глаза Манабу, – но я не узнал, кто он, потому что на нём была эта штука. А потом он подарил её мне, и… вот. Может, ты будешь носить её некоторое время, пока я не привыкну? Брови Манабу от удивления взметнулись вверх, он выпрямил спину и расправил плечи, явно не представляя, что за странные перемены с его извечным врагом. Но тут впервые за последнее время проговорил, хрипло и тихо: – Почему ты вернулся? В принципе, Казуки ожидал подобных вопросов, но не ожидал их так скоро, так что даже вздрогнул от неожиданности. Сейчас он и сам ещё не мог подобрать исчерпывающего ответа. Манабу смотрел на него так странно, вроде и без интереса, но выжидающе. И от этого мурашки шли по коже. Тишина затопила полутёмную комнату. Там, за окном, уже начало смеркаться, а электрический свет ещё не был включен. Прошло несколько долгих секунд, а то и больше, прежде чем Казуки, наконец, устало выдохнул. Не говоря ни слова, он перехватил обжигающую холодом цепочку за концы и протянул руки к шее Манабу. Поначалу тот дёрнулся, пугливо отклоняясь, но, видимо, поняв, что ничего плохого ему не сделают, позволил застегнуть на себе необычную подвеску. – Вот так. Теперь ложись спать. Тревожно-злое чутьё Казуки будто успокоилось и свернулось клубком, как кот, решивший вздремнуть. И первым, что он отметил, это какой же Манабу красивый. Только это была другая красота: не девчачья мягкость и упругость, даже лицо парня нельзя было однозначно назвать красивым. Он вызывал восхищение, как произведение искусства из фарфора или хрусталя – бледный и ломкий, но не беззащитный и не слабый. Казуки снился сон-воспоминание. Давнее, ещё когда он жил вместе с Бё. Он всё задавался наиглупейшим вопросом: почему парни становятся геями? Бё весь вечер сидел рядом, рубился в какую-то видеоигру и беспардонно тырил его чипсы. Перед глазами на большом экране мелькали гоночные машинки на крутой трассе. В ответ на задумчивую реплику Казуки он, не поворачиваясь, пожал плечами. «Да хуй их знает. Я слышал как-то, как один мой друг сказал… А, чёр-рт, куда ты прёшь, сука!» Засмеявшись, Казуки не стал переспрашивать, но даже не ожидал, что Бё всё-таки закончит свою речь. «На! Вот тебе, на-на-на-на! Агрх!» – Бё извивался, резко дёргал геймпад из стороны в сторону, сопровождая игру большим количеством нецензурных слов. А потом он протянул руку и загрёб в охапку кучку чипсов, которые сразу отправил в рот. – «Мхх... так вот, один мой друг как-то сказал, что он не стал бы геем, если бы ему нравилась слабость». Казуки потянулся к Бё, чтобы положить руку ему на плечо, привлечь к себе внимание и спросить, что всё это значит, но тот вдруг замер и обернулся сам. Подсвеченный голубым сиянием экрана, на него смотрел улыбающийся Манабу. Их контракт словно материализовался в хрустальный звон, и Казуки впервые перестал воспринимать эту связь как что-то плохое и противоестественное. – Мне надо будет привыкнуть к этому. Дай ещё немного времени. Это было первым, что Казуки услышал от своего гостя поутру. Он поднялся с постели рано, Манабу ещё спал на диване в гостиной, и сразу отправился в душ. Покинув ванную комнату, натягивая по пути махровый халат, Казуки застал парня уже сидящим на краю дивана и уныло пялящимся в одну точку перед собой. Смысл слов дошел до него не сразу. – А… а, хорошо, – спустя время послушно кивнул он, и Манабу вежливо кивнул в ответ. Казуки попал в странную для себя ситуацию. Ему будто дали некую ценную игрушку, с которой он не представлял что делать, но и отпустить от себя не мог. Не хотел. Благодаря подвеске природный зов к убийству таких, как Манабу, заглох, однако умом Казуки понимал, что всё не так просто. Ни для него, ни для Манабу. Казуки бесшумно приблизился к нему, но тот, подняв взгляд, испуганно дёрнулся. На мгновение в его глазах сверкнул красный огонёк. – Эй, я не такой уж страшный, – Казуки шутливо надул губы и свёл брови к переносице. – Не бойся уже, не съем, ты не вкусный. Казалось бы, впервые на лице Манабу появилось что-то вроде неуверенной улыбки, и это придало Казуки больше смелости. Присев рядом с ним, на диван, он поинтересовался, разглядывая спутанные волосы Манабу: – Как ты себя чувствуешь? Если хочешь, можешь сходить в душ. Хотя… ты должен сходить в душ. Манабу повернул к нему голову, вопросительно глядя на оппонента. Но тут же смущенно отвернулся, догадавшись, что не мылся уже несколько дней и пребывал совсем не в лучшем виде. – Хорошо. – А потом мы поедим. Я попробую сготовить омлет. Прости, если отравишься. – Хорошо. – А потом займемся сексом. – Хоро… Манабу так резко обернулся и так неприветливо посмотрел на Казуки исподлобья, что последний передёрнул плечами, отклоняясь назад. А потом весело рассмеялся, видя, как Манабу непонимающе наклонил голову к плечу. – Когда ты хмурый и серьёзный – это так забавно! – Не вижу ничего забавного, – Манабу обвёл взглядом комнату, старательно пытаясь не глядеть на веселящегося собеседника. А после поднялся с места и встал на ноги, слегка пошатнувшись. – Пожалуй, действительно пойду в душ. Можно мне… – Лови! Полотенце, которое Казуки стащил с шеи, прилетело Манабу точно в лицо, прежде чем тот успел поймать его руками. Получив в ответ на это недовольное фырканье, Казуки захихикал, как хулиган, довольный своей выходкой, и вскоре услышал, как громко щёлкнул замок на двери в ванной. Почему-то сейчас он особо жалел, что, проснувшись, ни разу не удосужился подойти и посмотреть на лицо спящего Манабу. После завтрака, к счастью никого не отравившего, Казуки собрался сходить в магазин, затариться едой и по возможности сладостями. Как-никак, теперь он был не один. То, что Манабу будет жить здесь, с ним, казалось само собой разумеющимся и вполне естественным. Об охотничьей деятельности Казуки сейчас совсем не помышлял. Да и раньше разница между началом преследования новых жертв была значительной. Иногда даже по полгода он мог жить обычной, человеческой жизнью. Натянув тёплые джинсы, нацепив на себя клетчатую красную рубашку и короткую осеннюю куртку, Казуки подхватил пальцем ключи от квартиры и повертел ими в воздухе. Посмотрел в зеркало и пригладил ладонью свою рыжую чёлку. А потом едва не отпрыгнул, заметив, что в зеркале позади него отражается бледный, точно привидение, Манабу. – Ты, блин! Не надо так делать! – возмущенно проговорил Казуки, стараясь сгладить впечатление от внезапного испуга. Сунув руки в карманы, он вопросительно посмотрел на парня, неловко топчущего порог прихожей. – Это… – Манабу был одет в джинсы и свой свитер, отчего Казуки разгадал суть просьбы за секунду раньше, чем она была озвучена, – можно мне с тобой? – Боишься оставаться один дома? – Казуки, прищурив один глаз, хитро ухмыльнулся, обведя Манабу взглядом. Но его теперь сожитель ответил твёрдо и совершенно серьёзно. – Боюсь, что ты снова уедешь. Фраза будто повисла между ними в воздухе. И какой бы дурацкой и нелогичной по своей сути не казалась, Казуки ощутил, как странно кольнуло в самом сердце. – Я же в магазин, неподалёку отсюда, – он даже развел ладонями, которые находились в карманах расстегнутой куртки, – через полчаса приду, чего толпой таскаться. – Люди, бывало, выходили за пачкой сигарет во двор и пропадали на многие годы, – тут же упрямо возразил Манабу. И тогда Казуки только выдохнул, опустив плечи, и понял, что отговаривать бесполезно. К счастью Казуки, Манабу совершенно не мешал совершать покупки. Вёл себя тихо и таскал одну из двух корзин с продуктами. Вторую Казуки не стал ему отдавать, заверив, что сам справится, мужик ведь. Когда с этим было покончено, и они вышли из супермаркета, держа по пакету в каждой руке, Казуки с удовольствием распаковал маленький батончик молочного шоколада с мятой. – О, да. О да, о да, о да! – вскинув голову, с удовольствием проговорил он в чистые голубые небеса. – Как сразу стало жить так хорошо. – Обычно мужики не любят сладкое, – как бы случайно заметил Манабу, не разделяя такого пристрастия, грозящего диабетом. Всю дорогу он вёл себя так покладисто и спокойно, что порой Казуки сомневался, тот ли это ещё парень, которого он встретил впервые, почуяв поблизости жертву. Случилось это этой же осенью, казалось бы, так давно, хотя на самом деле прошло очень мало времени. Руи и Манабу гуляли по парку, и счастливый Манабу смеялся, громко разговаривал и собирал яркие жёлтые листья клёна в букеты. Казуки сидел на скамье, уже зная, кого ждёт. За день до этого он случайно подслушал рассказ пьяного Руи в одном местном пабе. В таких злачных местах информация сама давалась в руки. И стоило только понять, что на Руи свалилось не просто некое аморфное «счастье», а его будущая жертва, Казуки принялся за работу. Внушил Руи что они друзья, выведал телефон и координаты. Оставалось только самое интересное – встретиться с целью. Казуки помнил, как они увидели впервые друг друга. Беззаботная улыбка мигом слетела с губ Манабу, и, похоже, он сначала не сразу понял, кто перед ним. А когда понял, то насторожился и развернулся в сторону дома Руи. Но деваться ему всё равно было уже некуда. Неожиданная догадка посетила так внезапно, что Казуки едва не споткнулся на ровном месте. Манабу осведомился, всё ли с ним в порядке, на что ему махнули рукой. Слова Бё так и засверкали перед мысленным взором, превратившись в неоновую надпись. И ещё более ярко нарисовалась стрелка, указывая на вывеску чуть ниже. Всё это выглядело так очевидно: «У следующей нашей ступени, у них глаза красные. Никто их не видел». «У Манабу красные глаза». До этого у Казуки было не так много жертв, но если припомнить, у тех тоже, вроде как, радужка глаза была кроваво-красной. Но слова друга он вспомнил только сейчас. Возникало множество вопросов: почему же никто не подумал больше о том, что жертвы и могут быть высшей ступенью? Игнорировали этот факт, или что? Или может, не у всех жертв были такие глаза? А если они – высшие, то почему никогда не говорят об этом, и почему на них такая странная, агрессивная реакция сородичей Казуки? – Когда ты думаешь, у тебя лицо противное, – в мысли Казуки ворвался низкий приятный голос Манабу. Они в это время уже подошли к дому и поднялись на свой этаж. Поговорку о том, что беда любит приходить рано утром, Казуки усвоил уже давно и даже не очень удивился, встретив у двери своей квартиры взъерошенного Руи. Плащ мужчины оказался наполовину расстегнут, шарф явно закинут кое-как, а волосы не расчёсаны. Он обвёл Казуки безумным взглядом, а затем его спутника, и резко выдохнул, выпуская в холодный воздух облачко пара. – Ох, Манабу, я так волновался… – Руи простёр руки навстречу бывшему любовнику, а его лицо приобрело слащаво-мечтательное выражение, будто он встретил родного человека. – Маленький мой Набу, я так и думал, что ты будешь здесь, больше ведь некуда. Прости, что тебя оставил, прости! Давай вернемся обратно домой. – А ты не охуел ли? – совершенно искренне поинтересовался Казуки, машинально закрывая собой замершего на месте Манабу. Он даже не представлял, откуда Руи узнал его адрес. Не ожидавший такого поворота от двух извечных врагов, Руи нахмурился и поправил пальцем свои очки. – Да, я помню, что поступил некрасиво, но я понял, что не могу без Набу. Так что не вмешивайся не в своё дело и отойди. – Отойди от моей двери, пока я тебе морду не начистил, – с неожиданной для себя тихой яростью прошипел Казуки, – и не трогай Манабу. Люди тебе не вещи. – Слишком громкие слова для столь небольшого ума, – парировал вконец обнаглевший Руи. И пока Казуки только хлопал ртом, не зная, которую из тысячи нецензурных мыслей сейчас бросить ему в лицо, тот ринулся мимо препятствия. Оказавшись прямо перед Манабу, от растерянности выпустившего из рук пакеты, Руи крепко обхватил его одной ладонью за затылок, другой прижал к себе за талию. Быстрый, резковатый голос мужчины так и повис в тишине осеннего утра. – Набу, если так нужен поцелуй, так и ладно, я на всё согласен. Лишь бы ты вернулся! Казуки успел только развернуться, чтобы в следующий момент широко раскрывшимися глазами уставиться на Руи, жадно целующего Манабу. День важных решений. Если бы мог, Казуки применил бы когти. Но дело было в том, что вся его сущность восставала против причинения вреда человеку. А своим оружием он мог легко и просто порезать Руи на красивые стейки. – От… пусти… – упершись ладонями в грудь бывшего, Манабу попытался высвободиться, но его только крепче прижали к себе. Кажется, Казуки даже услышал его писк. Но помимо оружия у Казуки были самые обычные руки и ноги, потому, недолго думая, он развернулся на месте и со всей силы ударил Руи по рёбрам. Того тут же отбросило к стене возле двери, и он, согнувшись от боли, сполз на пол. Противный голос внутри истошно завопил, что это против правил. Казуки затошнило; ощущение было такое, как если бы юная школьница смотрела на препарируемый человеческий труп. Мерзко, гадко, страшно. Казуки понимал, что между ним и Манабу ещё не всё было гладко, даже намёка на какие-то отношения не существовало. Они как слепые котята, заблудившиеся вместе и растерянные, просто шли бок о бок. Но чисто по-человечески он был уверен, что поступает правильно. – Ещё раз сунешься – убью! – зарычав, пригрозил Казуки и, ухватив Манабу за запястье, принялся отпирать дверь. Дрожащими руками открыть удалось не сразу, ключ всё никак не хотел поворачиваться. А затем Казуки дёрнул бывшего любовника Руи внутрь квартиры и громко захлопнул дверь. Последним, что он увидел – это злой взгляд Руи, красноречиво обещавший, что он так просто этого не оставит. – Манабу! – голос в тишине прозвучал резко, заполнив на мгновение всю пустоту квартиры. Кучу пакетов так и оставили у стены в прихожей, Казуки сейчас волновало не это. Он прижал Манабу к стене, удерживая за плечи, и пристально посмотрел парню в глаза. – Манабу, – снова повторил Казуки, но уже более спокойно, не так громко, – скажи мне, что бывает, если кто-то поцелует тебя во время существующего контракта? Ну? Объясни! В старые добрые времена, то есть всего несколько дней назад, на подобный выпад Манабу ответил бы серией ударов шипами, возможно, разорвал бы Казуки несколько жизненно важных органов или сломал пару костей. Но сейчас он выглядел таким потерянным, что почти не среагировал на такую грубость. – Я… не знаю. Такого не случалось раньше, наверное, – залепетал Манабу тихим голосом. – Я могу только предположить… – Ну так предположи! – ослабив хватку, чтобы ненароком не причинить ему боль, Казуки продолжал молча разглядывать собеседника. Почему-то взгляд замер сначала на кончике его носа, а потом опустился к бледным губам. Казуки только сейчас заметил, что у Манабу в нижней губе был едва заметный прокол. – Я пытался найти кого-то из наших по интернету, – неуверенно начал тот, не пытаясь освободиться, – но даже так ничего толком не узнал. Я подумал так, что… если контракт не закреплён окончательно, то любой, кто поцелует, может его разорвать. – То есть, сейчас ты снова… в этого? – Казуки указал большим пальцем в сторону двери. Не хотелось ему произносить имя этого человека. И вообще не хотелось думать, что все его чёртовы порывы чувств были напрасны и зависимы. Все это так просто было выбросить в мусор. Манабу утвердительно кивнул и опустил глаза к полу. – Что значит «закрепить окончательно», эй? – приподняв пальцами его подбородок, Казуки пристально заглянул в глаза собеседника. – Ты знаешь? – Это… – неожиданно Манабу покраснел как рак и прикрыл рот ладонью, стараясь не смотреть на него, и всё как-то само собой стало понятно ещё до того, как смущённый парень робко прошептал: – … Секс. – Просто чудесно, – просиял Казуки фальшивой улыбкой, а затем вновь нахмурился. Манабу не смел поднять на него взгляда, но он и не обращал на это внимания. В конце концов, Казуки махнул рукой на собственный эгоизм и недовольство. – Значит так, – твёрдо и решительно проговорил хозяин квартиры, в прихожей которой они замерли, – ты – взрослый, умный парень, Манабу. Посмотри на меня. Сейчас же. В голосе Казуки не было угрозы, но его жертва послушно выполнила указ. Удовлетворившись этим, он продолжил: – Сейчас я даю тебе выбор. Решай сам, куда ты хочешь пойти. Но имей в виду, история с Руи наверняка повторится, а я в этом случае и пальцем не шевельну ради тебя. Или ты остаешься со мной и посылаешь этого извращенца ко всем чертям. Судя по тому, с каким видом Манабу посмотрел на дверь, он серьёзно задумался о первом варианте. В конце концов, перевес сейчас был на стороне Руи. Более того, для Манабу это было бы чем-то вроде возвращения к стабильности и к человеку, у которого он недавно валялся в ногах, моля не выгонять на улицу. «Ничему улица щенят не учит», – зло подумал Казуки, терпеливо выжидая. Он уже десятый раз обещал себе, что если этот парень выберет не его, то он съезжает из этой квартиры и вообще из города. В молчании проходили минуты, и время тянулось, как резина. Казуки отпустил плечи Манабу и отступил. Но тот не пошевелился, разве что крепко сжимал пальцами своё запястье. Наверняка даже до боли, но Казуки не собирался его останавливать. А затем Манабу вдруг положил ладонь на грудь и стиснул пальцы, будто стремясь вырвать себе сердце. – Ты думаешь… он снова так поступит? Вопрос прозвучал совсем тихо, а Казуки обречённо вздохнул, уже готовый к худшему. – Не знаю, мне плевать. – Ясно… Неожиданно Манабу подался вперёд, отлипая от стены. Удивлённо приподняв бровь, Казуки наблюдал за тем, как его друг стащил ботинки и ловко подхватил с пола пакеты, по два в обе ладони. С совершенно обычным выражением на лице, Манабу поплёлся на кухню. Можно ли это было считать за выбор в пользу Казуки? Сам Казуки как раз об этом намеревался спросить, пока разувался и шёл следом за парнем, туда, где тот уже выкладывал продукты на стол, возле холодильника. Но стоило зайти, как Манабу отозвался сам, услышав шаги, застывшие за спиной. – Ты, наверное, считаешь, что я шлюха какая-нибудь? Но не думай, что мне хочется быть тем, кто я есть. Я не могу препятствовать своей природе, как и тебе неприятно бить людей. – Вообще-то я и не думал, – спокойно отозвался Казуки, сложив руки на груди. Наблюдать за Манабу со спины было тем ещё удовольствием. – Так это значит «да»? На миг Манабу застыл. Именно сейчас, в этой кухонной обстановке, он казался каким-то особенно трогательным и хрупким. В расстёгнутой куртке, с взъерошенными после чужих рук волосами, чёрными, как тушь. И постоянно бессмысленно перемещающий продукты на столе: то апельсины переложит, то соусы переставит. Манабу неприкрыто нервничал. Затем резко на пятках развернулся, Казуки успел заметить только его горящий уверенностью взгляд, да апельсин, покатившийся по столешнице и упавший вниз. «Ну вот, упал», – подумал он перед тем, как Манабу подошёл сам и осторожно коснулся губами его губ. Видимо, поначалу он хотел сделать это более настойчиво, но струсил в последний миг, и поцелуй вышел смазанным и лёгким. Когда уже тот собрался отстраниться, Казуки решительно взял инициативу в свои руки. И не только инициативу, но и прижал худое тело Манабу к себе. Сквозь рубашку почувствовался холодок, исходивший от подвески, будто напоминавший о неправильности их союза. Казуки вдруг стало абсолютно плевать на все запреты, отчасти он даже возненавидел себя и свою дурацкую природу. Целовал Манабу он страстно, крепко придерживая, будто тот хотел вырваться. Его губы были прохладными после улицы, а куртка мешала. Казуки порывисто стащил уличную вещь с плеч Манабу и улыбнулся, не разрывая поцелуя, когда тот неуверенно обнял в ответ. И всё это время будто снова где-то в осеннем дне за окном слышался хрустальный звон, а по телу Казуки пробегали электрические заряды. Возникало чарующее и возбуждающее ощущение, так что когда они наконец оторвались друг от друга, чтобы просто отдышаться, Казуки осознал, что желает продолжения. Он не выпустил Манабу из объятий сразу, только молча наблюдал, как тот шумно дышит через нос и облизывает покрасневшие губы. Опустив голову и смущенно рассматривая клетки рубашки Казуки, тот вскоре восстановил дыхание. – Знаешь… я принял одно решение, – с отрешенной улыбкой объявил Казуки, заглядывая в тёмные глаза Манабу и отмечая, как умилительно тот выглядит, когда слегка приоткрывает рот, обнаруживая краешки зубов и кончик языка, – только сначала скажу тебе, Манабу, что ты невероятно мил, когда ведешь себя так послушно. Однако я привык к тебе настоящему и хочу, чтобы ты был самим собой. Манабу повел бровью, видимо, не сразу поняв, чего именно от него ожидали. Улыбнувшись этому, Казуки договорил: – Я хочу, чтобы ты, как и прежде, был таким же занудным и вредным. Мне раньше до жути нравилось тебя дразнить. Думаю, я бы и сейчас… – Тогда я тебя ударю, – тут же фыркнул Манабу, отчего Казуки негромко расхохотался. На кухне всё сильнее пахло апельсинами, и долго ли они так стояли – Казуки не считал. «Главное не где, главное с кем», – подумалось ему, когда он всё-таки выпустил смущённого парня из кольца своих рук. Манабу сразу же отвернулся и присел, подбирая упавший фрукт с пола и возвращая его на стол. – Я решил, что хочу завязать с охотой. – Да? – скорее по инерции переспросил Манабу, прежде чем вник в смысл сказанной фразы. – Что… То есть как, завязать? – Ну как завязывают с сигаретами, с алкоголем, с наркотиками, – пожав плечами перечислил Казуки и внимательно уставился на спину Манабу, за каких-то пару часов перешедшего из статуса врага в статус любовника. Что было такого странного в этом решении, он не понимал. – Но… если ты почувствуешь моего сородича поблизости? – Манабу обернулся так резко, что он чуть не отшатнулся назад от удивления. – Убьёшь его? Казуки замер, задумавшись на целую минуту, а то и две, прислушиваясь к своим чувствам. Он хотел, действительно хотел оставить это дело. Но ведь он уже пал жертвой контракта, а значит, возможно, и сила его инстинкта окажется не такой уж и слабой. – Не знаю. Сказано было честно, и после этих слов вновь в помещении воцарилась относительная тишина. Манабу нахмурился, глядя в глаза Казуки. – Меня волнует одна вещь, – тихо проговорил он, обратив на себя пристальное внимание охотника. – У меня есть защита от тебя, а вот у тебя ничего такого нет. Меня это пугает. – Боишься причинить мне вред? – весело хмыкнул Казуки и, подняв куртку Манабу, развернулся на пятках, проследовав в прихожую. – Безусловно, это так. Но я доверяю тебе. Слова эти наверняка смутили Манабу, но Казуки этого уже не видел, занятый распределением уличной одежды в шкафу. Пока Манабу оставался дома, Казуки решил наведаться на работу, узнать, не уволен ли ещё. Как оказалось, строгий начальник хоть и добротно накричал на него, однако оставил жить и работать, заодно лишив нескольких выходных сразу. Казуки такое не устраивало, но на внушение он тратил слишком много сил, поэтому в этот раз решил побыть честным. Вернулся домой он поздно, едва успев на последний поезд в метро. На улице было темно, подходя к дому, Казуки отметил, что над аллеей, ведущей к его дому, выбито несколько фонарей. Ветер стих, и над городом разверзлось огромное и глубокое чистое небо, к которому тянули голые ветви облетевшие клёны, посаженые в ровные ряды вдоль аккуратной дорожки. Пока он преодолевал тёмный отрезок дороги, ему всё больше становилось не по себе. Хоть он был охотником, но в этот раз ощущал себя жертвой, за которой пристально наблюдают. И потому даже ускорил шаг, услышав шуршание в кустах где-то позади. Сунув руки в карманы куртки и старательно не оборачиваясь, Казуки весь обратился в слух, но больше ничего особенного не заметил. Тишину маленького парка разбавлял далёкий шум машин. Вздохнул с облегчением он только когда оказался на пороге собственной квартиры, вертя ключ в замке. «Может, этот Руи усвоил урок и больше не полезет», – почти оптимистично подумал Казуки, отперев дверь и зайдя в квартиру. Внутренний зверь в нём тут же проснулся, но на этот раз заурчал, будто его почесали за ушком. Такое знакомое ощущение не только ошеломило, но заставило растерянно замереть на пороге. Казуки не знал, к чему нужно готовиться, если помимо жертвы, которую он по обыкновению не чувствовал, в его доме находился ещё и охотник. – О, наконец-то! По-хозяйски развалившись на диване, Бё приветственно махнул рукой хозяину дома. Повернув голову, Казуки увидел Манабу: тот спокойно читал книгу, забравшись с ногами в кресло напротив. Он явно не собирался паниковать или драться, а значит, Бё его не чувствовал. – А… Привет, – неловко поприветствовал гостя Казуки. – Ты бы хоть предупредил. – Видно, кто-то был очень занят и не ответил. А моё гордое величество дважды не звонит, – хмыкнул Бё. Казуки знал его давно, почти с самого совершеннолетия. Высокий, худощавый парень с жёсткой смуглой кожей, овальным лицом с высокими скулами – он отдаленно чем-то напоминал Манабу. Разве что волосы у Бё были веселого солнечного цвета, и он постоянно зачёсывал чёлку назад. За то время, сколько они не виделись, охотник ничуть не изменился. В бледных губах гость держал незажженную сигарету. Выпав из задумчивости, он внимательно посмотрел на Казуки. – Такое дело, короче, – не столько неуверенно, сколько отстранённо начал Бё, жуя фильтр сигареты, – пропал один очень близкий мне… человек. Заметив заминку в голосе друга, Казуки усомнился в том, что именно это ему и хотели сказать. Но выспрашивать подробности не стал, только спросил, что требовалось от него лично. – Он пропал в этом городе, – неопределённо пожал плечами Бё, словно это должно было всё логически разъяснить. – Точнее так: он покинул этот город, это была отправная точка, и отсюда я начну поиски. Ну а к тебе я просто так зашёл, узнать какой хернёй ты страдал в последние дни. Что у тебя случилось? Бё всегда говорил так естественно и непринуждённо, что в его обществе Казуки расслаблялся. Появлялось странное ощущение безопасности и могучего покровительства. Раздевшись, Казуки присел рядом с другом и поймал на себе короткий взгляд Манабу исподлобья. Судя по всему, тот всё-таки немного нервничал в присутствии аж двоих охотников, но старательно делал вид, что читает роман или составляет предмет интерьера. – Да, ерунда. Просто… влез в разборки с одним плохим парнем. – Убил его, что ли? – тут уж брови Бё от удивления взметнулись вверх. – Да ну, ты б встать не смог. Корчился б страшно. – Не убил, – Казуки вздохнул, прижав ладонь к животу и как бы давая понять, что подобную агонию он уже испытал на себе, но жалел, что не завершил дело. – Но этот плохой парень создает нам проблемы. – «Нам», значит? – гость Казуки чуть отклонился на подлокотник дивана, устроив на нём локоть и подперев щеку рукой. Он не смотрел на Манабу, но явно имел его в виду. – Нам с Манабу, – подтвердил Казуки, игнорируя насмешливый взгляд приятеля, и, наконец, прямо посмотрев на внешне спокойного Манабу. Он впустил Бё, потому что тот умел быть убедительным. – Ладно-ладно, – тут уже сдался сам гость, беззащитно взмахнув перед собой руками. Он рассмеялся, словно услышал очень бесполезный и глупый секрет. – То, что ты по мальчикам, меня не интересует. Я просто хочу найти человека. С этими словами Бё сунул ладонь в карман и вытащил безбожно потрёпанный тканевый кошелёк. Щёлкнув очень простым железным замком, он извлёк на тусклый ламповый свет небольшую фотографию. Такие размеры обычно делают люди для каких-нибудь документов или заграничных виз. Основными преимуществами фотографии было то, что она цветная, и то, что её сделали совсем недавно. Даже Манабу с интересом вытянул шею, пытаясь разглядеть лицо человека на ней. Но это было не так уж и необходимо. Потому что Казуки и так узнал парня: со снимка на него приветливо смотрел Джин – тот самый пассажир, которого он встретил в вагоне всего пару дней назад. Когда, не сдержавшись, он удивлённо повторил это имя вслух, Бё вздрогнул, а Манабу встрепенулся, оторвавшись от книги. – Ты знаешь? Знаешь его?! – Бё не напирал, но в его глазах почудился какой-то лихорадочный блеск. – Где? Когда? Он цел? – Ну, – Казуки понятия не имел, с чего начать короткую историю этой странной встречи. Но для друга наверняка важно было всё, потому, набрав побольше воздуха в лёгкие, он продолжил, – я встретил его, когда ехал к тебе. Но я высадился раньше и не знаю, как далеко он ехал. – Вы общались? – в свою очередь интересовался Бё, и Казуки невольно почувствовал себя как на допросе. – О чём? – Ну-у-у… вкратце, он уговаривал меня не принимать поспешных решений, и… – Это точно он. Бё кивнул сам себе. Уже не смущаясь, Манабу с любопытством наблюдал за этой сценой, отложив книгу. – Возможно, – кивнул Казуки, отмечая про себя, что история Бё уж как-то похожа на его собственную. Но один вопрос интересовал его больше других: – Этот парень – кто он тебе? – Я же сказал, это близкий мне человек. – Ты заключил контракт с жертвой? – теперь напрямую вопросил Казуки, хотя так или иначе контракта он не ощущал. Однако тут же его поразило неподдельное изумление на лице Бё, посмотревшего на него, как на идиота. Он ответил не сразу, спустя разве что полминуты, искренне и уверенно: – Что за херню ты несешь, друг? Джин – такой же как мы, охотник. Причем здесь эти мерзкие твари? На последних словах приятеля Казуки Манабу вздрогнул, но, слава богу, этого никто не заметил. Казалось, что два охотника говорят на разных языках, но как ни стараются, не могут понять друг друга. Казуки точно был уверен, что в Джине почуял жертву, и из этого можно было сделать несколько определённых выводов. Либо Джин соврал Бё и всё это время носил подвеску, скрывающую его истинную сущность, либо Бё попросту врал, либо… каким-то образом это могло быть доказательством теории о том, что красноглазые – действительно бывшие охотники. Возможно, поэтому Джин и исчез. Казуки мысленно взмолился о том, чтобы Бё случайно не заметил край цепочки на плече Манабу, выглядывающий из-под ворота футболки. Вполне могло быть, что эту подвеску подарил Джину именно он. – Я не мог ошибиться. Я точно почувствовал, что твой потерявшийся друг – жертва, – терпеливо пояснил Казуки, механично почесав пальцем кончик носа. Хотелось добавить, чтобы Бё не называл их «тварями», но это могло вызвать ненужные вопросы. Поэтому он промолчал. Его друг некоторое время задумчиво пялился на свои носки, не говоря ни слова. – О`кей, – после минуты раздумий заключил Бё, нарушив тишину в гостиной. Кивнув каким-то своим доводам, он тяжело поднялся с дивана и прошлёпал в прихожую. Казуки, как порядочный гостеприимный человек, скользнул следом за ним. – Я знаю его личные данные, так что постараюсь поискать. Каким, говоришь, поездом ты катил ко мне? Казуки по памяти назвал номер того поезда, в котором ехал, время и путь следования. Удовлетворившись этим, Бё быстро накинул на себя уличные вещи и надел здоровые чёрные ботинки. Напоследок осмотревшись, он вздохнул и ступил за дверь, но когда Казуки уже собирался закрыться, Бё её попридержал. Он окинул друга внимательным взглядом и наклонился ближе, прошептав так, чтобы никто, кроме него, не услышал: – Чувак, не моё дело, конечно, но ты смотри не нарвись на более бесхитростных наших. От тебя несёт контрактом, как от алкоголика дешёвым пойлом. День истины. – Казуки-и-и… – Ну, тише, Манабу. – Не надо, пожалуйста… – Успокойся. Перестань так сопротивляться! – Но… я не хочу. – Хочешь. – Нет! Нахмурившись, Казуки подался вперёд и вытянул руку, чем вызвал сердитое фырканье своего партнёра. Манабу весь вытянулся в струну и зажмурился, капризно сжав губы. Стёкла его очков блеснули, отразив свет от окна. – Не хочу! Убери это! – Всего разочек, Мана-а-абу. – Не буду, отвали! Огорчённо вздохнув, охотник всё-таки сдался и положил вилку с насаженной на неё оливкой обратно в салат. Манабу чуть ли не зеленел при виде этих крайне полезных и горячо любимых Казуки плодов. – Ты вроде должен был быть послушным, а вредничаешь, как ребенок. – Ты сам просил быть собой, – Манабу обиженно надул щёки. – Ненавижу оливки. Мерзость какая. Сам жри. – И буду, – Казуки нарочно начал с наслаждением поглощать салат из оливок и мягкого сыра, нарезанного кубиками, взглядом давая понять, как это вкусно. Вкусы, как уже было ясно, всегда относительны – и сладкое, и солёное Казуки одинаково нравилось, а вот Манабу больше любил блюда острые и мясные. Всё это Казуки узнал о Манабу за один выходной, наступивший после тяжелой недели труда. Работал он допоздна как проклятый, а когда приходил домой, валясь от усталости, его уже ждал ужин и ванна. Манабу видел, как ему тяжело, поэтому поддерживал беседу, если Казуки говорил, и помалкивал, если у Казуки язык не ворочался. Привыкнуть к хорошему оказалось достаточно просто, так что вскоре охотник перестал задаваться вопросом, кто сегодня убирает и готовит: Манабу безропотно выполнял всю домашнюю работу. И этим утром, глядя на взъерошенного, сонного парня, Казуки задавался вопросом, стоит ли им спать вместе? Ведь до этих пор Манабу оставался полновластным хозяином дивана в гостиной. Спать в одной кровати для Казуки было чем-то личным: это значило не просто делить свою личную территорию, но и оставаться всю ночь беззащитным перед опасным существом. Манабу будто чувствовал это нежелание и никаких попыток изменить положение не предпринимал. Весь выходной день Казуки действительно отдыхал: рубился в видеоигру, общался с Манабу и даже продемонстрировал ему свою игру на домашней гитаре. А потом удивился, когда тот смог в точности повторить наигранную мелодию. – Я быстро всему учусь, – улыбнулся парень, сдув со лба чёрную чёлку и пальцем поправив очки. Они сидели на полу скрестив ноги, напротив друг друга, а время уже перевалило за десять вечера. – Если хозяин пожелает, могу даже выучиться игре на скрипке или рисованию. Или выучить физику и высшую математику. Так уж мы устроены. Задумчиво глядя на красивые пальцы Манабу, которые минуту назад плавно скользили по струнам, Казуки недовольно сморщил нос. – Не говори этого дурацкого «хозяин». Я не рабовладелец какой-то, я… «А и правда – кто?» – Казуки даже часто заморгал, удивившись собственным мыслям. Он не сразу закрыл рот, так и не закончив фразу. – «Друг? Любовник? Контрактник? Как такие вообще называются?» Ни одно определение полностью не подходило для обозначения их странных отношений. Но нужно ли было вообще это? Тихо, с каким-то сожалением Манабу вздохнул и молча отложил гитару, а затем придвинулся ближе к Казуки. Он согнулся, нежно касаясь губами его губ. Сделано это было неожиданно, но жест вышел удивительно естественным, так что поначалу Казуки даже растерялся. Кровь хлынула к его лицу, а сердце учащенно забилось. Но почти сразу Манабу отстранился, и Казуки с трудом смог оторвать взгляд от его розоватых губ, влажных после того, как тот обвёл их языком. – Сигареты закончились. Пойду, куплю. Охотник пребывал в прострации еще с полминуты и только потом, тряхнув головой, вскочил на ноги. Манабу уже шуршал одеждой в прихожей, видимо, действительно собираясь в магазин. – Стой-стой-стой! – возмущению Казуки не было предела. Мало того, что из-за этого парня его одолевало смятение, множество сомнений мешали думать так же хладнокровно, как и прежде, так он ещё и нагло издевался. А охотнику никогда не хватало терпения, особенно если его дразнили. Манабу успел только обернуться, как его тут же вжали в стену, крепко ухватив за запястья. Казуки хищно облизнулся, крепко прижимая жертву, во всех смыслах этого слова, своим телом, не позволяя лишний раз дернуться. В то же мгновение зрачки Манабу окрасились в алые оттенки, а пальцы вытянулись и затвердели, став довольно опасным оружием. Однако судя по растерянности во взгляде, эта реакция была спонтанной и неконтролируемой. – К… Казуки, – Манабу слабо выдохнул, когда охотник склонился и бесцеремонно куснул его в шею. Освободив одно тонкое запястье парня, Казуки запустил руку под его футболку, погладив впалый прохладный живот. Пришло совершенно неожиданное и ошеломляющее понимание – он хотел Манабу. Хотел очень сильно. Его чувства, словно подернутые до этого непроницаемой коркой льда, высвободились, и мир Казуки затрещал, начав расходиться по швам. Но на деле, он сузился на одном лишь не совсем человеке, которого охотник до боли сжимал в крепких объятиях. У Манабу были безумно красивые мягкие волосы, в которые хотелось зарыться носом. От него пахло кофе, что он недавно заварил во френч-прессе, и слегка – мылом. Казуки стащил с него злосчастную куртку, которую Манабу успел накинуть, оставив в одной футболке. Не слишком умело, ведь раньше ему не доводилось укладывать мальчиков, охотник повёл рукой ниже, от живота к паху. – Пожалуй… – Манабу приподнял голову, открывая больший простор для поцелуев в шею. Ему явно нравилось это. – Пожалуй… я привык к этому. – Что? – мыслями Казуки уже был далек от разговоров, потому вопрос прозвучал рассеянно и тихо. Но, прежде чем Манабу объяснил, тот вспомнил и сам. Когда-то, кажется, что уже сто лет назад, он просил Казуки дать время привыкнуть к этим отношениям. И теперь он напомнил об этом, а значит принял, и никаких преград между ними больше не существовало. Казуки это очень даже устраивало. Он отпустил второе запястье жертвы, позволив ему обвить руками свою шею, а сам лихорадочно расстегнул собственные штаны. – Ты… уверен, что хочешь закрепить контракт? – шёпотом, на выдохе, спросил Манабу. На что Казуки улыбнулся, но, наверное, улыбка у него вышла чересчур пошлой. – Нет, – так же тихо прошипел он, заметив мелькнувшее в глазах жертвы изумление. – Я хочу тебя. Только тебя. Как никого никогда не хотел. Если б твой контракт знал, как сейчас мне плевать на него, он бы расплакался. Казуки уткнулся носом в изгиб плеча Манабу и услышал, как тот фыркнул, а потом согласно качнул головой. Дальше они оба буквально утонули в океане нахлынувших ощущений. Кое-как избавившись от тесных джинсов и белья Манабу, отбросив всё в сторону, Казуки подхватил податливого парня под колени, сильнее вжав его спиной в стену. Тот крепко держался за его шею и был довольно тяжел, но не мелькнуло и мысли о том, чтобы перейти на горизонтальную поверхность: Казуки был слишком возбуждён и банально боялся потерять момент, а Манабу не отпирался. Откинув голову назад, он слегка стукнулся затылком о стену и шумно выдохнул сквозь сжатые зубы, когда в него проникли почти сразу, без подготовки. Казуки знал, что ему это не в первой, знал, что тот привык к постоянной грубости, потому замер, прислушиваясь к учащенному дыханию партнёра, позволяя привыкнуть. Не хотелось больше причинять Манабу боль, пусть раньше это делал вовсе не Казуки. Больше всего на свете ему хотелось показать обратную грань таких отношений: нежность и осторожность. Он даже не удивился, ощутив, как в его плечо вошли когти, которые растрепанный и взволнованный Манабу плохо контролировал. – Казу… – тот опустил голову, рассеянно заглянув Казуки в глаза. Виновато улыбнувшись, он убрал своё оружие, однако в процессе когти всё равно бесконтрольно появлялись вновь. Манабу дрожал, так что хотелось его крепко-крепко обнять и согреть, но руки Казуки были заняты тем, что поддерживали парня на весу. Вместо этого охотник выждал ещё несколько секунд, склонившись и прикусывая нежную кожу на выступах его ключиц, прежде чем начать двигаться. В ушах раздался знакомый уже тонкий звон, который неясно откуда исходил. Об этом Казуки решил спросить Манабу уже после, сейчас его живот сжимало болезненным спазмом, а пальцы так впились в бедра партнёра, что задрожали. Прошипев от боли, когда он стал проникать глубже и грубее, Манабу навалился грудью, уткнувшись носом в его волосы. У жертвы было чарующе сиплое отрывистое дыхание, редко сопровождаемое короткими стонами. От одних только этих звуков Казуки становилось дурно. Он не знал, было ли это тем, что называется «закреплением», но с каждым толчком и каждым вздохом Манабу, Казуки четко осознавал, что пути назад нет, да и возвращаться совсем не хочется. Каждое касание к жертве обжигало как огнём, а в глубине души рождалось сильное чувство, сродни зависимости и настоящему безумию. Казуки тяжело дышал, ему хотелось поцеловать Манабу, но он просто не дотягивался, потому что тот находился чуть выше, и поэтому лишь страстно впивался губами в его шею. Когда Казуки накрыло, он с такой силой вжал Манабу в стену, что та нехорошо затрещала. Томно и низко застонав, жертва в очередной раз впилась когтями в его спину, только усилив ощущение эйфории, сделав настолько острым и чувственным, что Казуки несдержанно зарычал. Сил стоять и тем более держать Манабу больше не было, они разом покинули его. Так что колени подогнулись и, вместе с любовником, Казуки плавно опустился на пол, рассеянно глядя перед собой. В глазах Манабу он видел конец собственного мира, и начало нового. – Дурак… – почему-то тихо и незлобно прошептал Манабу, после чего наклонился, уткнувшись горячим лбом в многострадальное плечо Казуки. Всё, на что Казуки нашёл в себе силы, это поднять руку и успокаивающе провести ладонью по мягким, спутавшимся волосам Манабу. – Звон? После случая в прихожей последовала не менее бурная ночь, а наутро Казуки проснулся таким счастливым, каким был разве что после своего первого поцелуя в школе. Солнечный свет заглядывал в спальню, рассеиваясь по стенам и мягко ложась на одеяло. Казуки проснулся раньше Манабу и некоторое время наблюдал за тем, как тот мирно спит. Во сне он забавно поджимал губы, что придавало жертве строгий вид. Аккуратно проведя костяшками пальцев по скуле любовника, Казуки вымученно вздохнул и нехотя поднялся. Сосущее чувство голода проснулось раньше него и давало о себе знать. Спину до сих пор ещё жгло после оставленных Манабу глубоких царапин. Но, тем не менее, кожа быстро заживала. Когда проснулся Манабу, нечто, вроде яичницы уже весело обугливалось, намертво пригорев к сковороде. Закатив глаза с видом «с кем я только связался», он взялся за дело сам, и довольно быстро на столе появился пригодный в пищу салат и не менее аппетитный яичный рулет. Хозяину квартиры, так уж и быть, Манабу дал простое задание сварить кофе. Пока они занимались этими ежедневными бытовыми делами, Казуки и рассказал любовнику о звоне, который слышит в определённые моменты, а Манабу нахмурился, надолго задумавшись над этим. – Думаю, я знаю что это, – неопределённо кивнул он, спустя пару минут. – Но удивительно, что ты можешь их слышать. Видимо, это потому что мы из одного… Манабу вдруг осекся и замолк, метнув на Казуки странный взгляд. От пробудившегося чистого любопытства охотник даже подался вперёд. – Забудь, – вдруг отрезал Манабу, делая вид, что лист салата для него важнее всех вещей на свете. Такой неожиданный расклад и виноватый вид парня совершенно не устраивали и угнетали охотника. Казуки справедливо считал, что раз они теперь вместе, то и секреты у них должны быть общими. Хотя бы та часть, явно касающаяся их двоих. – Говори, – настойчиво произнёс он, но Манабу только отрицательно повертел головой. Сложив палочки на плошку, парень встал из-за стола, намереваясь ретироваться, но охотник оказался быстрее. Схватив бледное хрупкое запястье Манабу, Казуки резко дёрнул его на себя. Как только тот оказался в объятиях – сомкнул кольцо сильных рук, не позволяя даже шевельнуться. – Скажи же, ну? Почти с минуту Манабу заглядывал в его глаза, молча и задумчиво, будто решая, достоин он тайны или нет. В тишине освещённой кухни время будто застыло и пошло только после короткого обречённого вздоха Манабу. Тот сдался, попросил Казуки сесть и сам устроился на прежнее место. Сложив руки на коленях, Манабу тупо уставился в свою тарелку с недоеденным салатом. – Ну… в общем… тебе не просто так казалось, что я странный. Это действительно так. – В каком смысле? – эта новость отнюдь не удивила Казуки. – Я – девиант. Ненормальный, аномалия, как угодно. Я почему-то помню… помню всё, что было до и после, – с этими словами Манабу поднял на Казуки пристальный взгляд, за стеклами его очков будто отразилась очень древняя мудрость. – Я знаю всё о том, кто мы. Кто ты, кто я и откуда мы. Но никогда бы не хотел этого знать. Сказать, что это было ошеломляюще – ничего не сказать. Казуки, как и большинство охотников, гадал о своем происхождении и природе, а тут оказалось, что на эти важные вопросы могла ответить одна-единственная жертва. Несколько раз открыв и закрыв рот, Казуки наконец спросил самое первое, что вертелось на языке: – Почему ты раньше не говорил об этом? Ведь Манабу, и правда, выходило, притворялся, что ничего не знает. Тот пожал плечами и задумчиво почесал пальцем бровь. – Потому, что этого никто не должен знать. Просто поверь мне, Казуки. Порой знание – опасная штука. – Я хочу знать, – уверенно заявил Казуки, проигнорировав слова Манабу о том, что это может призвать беду. Казуки всегда был честен с собой, если чего-то хотел, то делал всё, чтобы достичь цели. Протянув руку, он накрыл ей ладонь Манабу и с нежностью улыбнулся: – Я внимаю тебе, мой милый котёнок. Видно поняв, что Казуки уже не заговорить зубы, и он не отступится, Манабу шумно выдохнул через нос. Откинувшись на спинку стула, он скрестил руки на груди и, прежде чем начать повествование, обвёл взглядом залитую солнечным светом кухню. – Как бы объяснить понятнее… Впрочем, я просто начну с начала. Мы рождаемся от людей и как люди живём до совершеннолетия. А затем, как ты догадался, в нас рождается охотничий инстинкт. Должно быть, ты уже знаешь, что у охотников, в процессе того, как они уничтожают жертв, меняется цвет глаз. Это действительно обозначает уровень охотника. Золотые, голубые и… красные. – Я предположил, – неуверенно перебил Казуки, видя, как тяжело Манабу подбирать слова, – что когда голубой цвет глаз меняется на красный – охотник становится жертвой. Манабу замолк на минуту, задумчиво отвернувшись к окну, а Казуки залюбовался его профилем. Всё-таки он был очень красив. Мысленно Казуки сделал себе заметку купить лабрету и посмотреть, как она будет выглядеть в проколотой губе Манабу. – Ты прав, – парень обернулся, пристально глядя на Казуки, – когда-то и я был охотником. Ты представляешь, каково это, когда помнишь, как убивал своих сородичей? Казуки отрицательно покачал головой, понимая, что это, должно быть, ужасное чувство. Его партнёр неспешно продолжил рассказ тихим низким голосом. – От этого выворачивает наизнанку. Я тогда был жесток и эгоистичен. Но обычно при переходе охотник забывает всё начисто. Один я, почему-то, не забыл. А потом… в один день я вспомнил, откуда мы. Как-то само собой так вышло. Люди называют это место четырёхмерным пространством. – Четырёхмерным пространством? – Казуки напрягся, вспоминая, что слышал что-то такое на уроках физики в школе. Но он был тогда слишком раздолбаем и лентяем, чтоб учиться. – Звучит фантастически. – Да, – Манабу кивнул и взял одну из палочек для еды. Словно указкой, он нарисовал в воздухе невидимый квадрат. – Мы с тобой, как и все люди, живём в трёхмерном пространстве. Оно состоит, проще говоря, из трёх векторов: высоты, ширины и длины. Наше же, содержит четвёртый, временной вектор. В теории струн векторов может быть до одиннадцати, но даже я слабо себе это представляю. С этими словами, Манабу провёл в воздухе линию по диагонали, как бы перерезающую нарисованный квадрат. Получалось что-то совершенно непонятное Казуки, который никогда особо умом не блистал и в геометрии не разбирался. Но, дабы показать, что он хоть что-то понимает, задал вопрос: – Но почему мы оказались в трёхмерном мире, а не живём там? Манабу, показалось, даже был озадачен: – Кто сказал, что мы живём не там? Теперь Казуки совсем перестал понимать, и его собеседник огляделся в поисках чего-то. Он встал из-за стола и прошёл в комнату. Вернувшись оттуда спустя полминуты, Манабу сел и положил на стол перед Казуки вырванный из блокнота лист бумаги. Теперь уже ручкой нарисовал на листе синий ровный квадрат. – Видишь, этот квадрат находится сейчас в своём двухмерном мире. Но ты ведь видишь его? Он находится на объемном столе, во вполне трёхмерной кухне. Он уже есть в этом измерении. Примерно так же и с нами. – Но… но мы же ничего не видим из этого! – Казуки оглядел стены и потолки кухни. Никаких изломанных линий, скачков времени или чего-либо ещё. Тогда Манабу встал со своего места и подошёл к нему поближе. Слегка наклонившись, он снял свои очки и напялил их на нос Казуки, отчего тот начал часто моргать. Сквозь стекла очков охотник видел только расплывчатые очертания предметов и черное пятно – силуэт Манабу рядом. Но стоило глазам привыкнуть, как окружение обрело чёткость, пусть и не слишком хорошую. – Мы привыкли, наш мозг привык видеть так, – с умным видом изрёк Манабу, забирая очки обратно. Перед глазами Казуки снова поплыло, но на этот раз эффект длился всего секунду-две. – Мы воспринимаем эту реальность как через призму. Но когда жертва умирает, она переходит в свой мир, а в трёхмерном пространстве её больше не существует. Через какое-то время она может снова переродиться и оказаться здесь. Вот и всё. – Надо же, как ты только всё это понял, – Казуки взволнованно покачал головой, но Манабу в ответ неуверенно улыбнулся. – Я это будто всегда знал. Но объяснить смог благодаря тому, что неплохо учился в школе. Знания о мире, об окружающей среде при перерождении из охотника в жертву остаются у всех. И вот ещё… – Манабу вытянул руку, обнажив когти, а за его спиной неожиданно снова появились пугающие костяные крылья. От удивления Казуки невольно отшатнулся к стене, но собеседник только устало прикрыл глаза. Крылья жертвы, имевшие форму крюка, были будто опутаны тончайшей и сияющей золотой нитью. Если вслушаться, то можно было различить, как она вибрирует и звенит. Манабу кивнул в сторону своих «крыльев». – Я был удивлён, что ты слышишь их частоту, обычно, никому это не удается. И людской облик – это тоже только лишь то, к чему привыкло наше восприятие. На деле же наша внешность вот здесь, – и он наглядно продемонстрировал своё вооружение. Казуки завороженно смотрел, как блики света скользят по гладким серым когтям, в которые превратились пальцы Манабу. И понимал, что даже вот таким тоже любит его. Протянув руку, Казуки ухватил когтистую ладонь, подтянув Манабу ближе, и нарочито медленно прикоснулся губами к костяшкам его пальцев. Аккуратно целуя огрубевшую кожу, он улыбался, зная, что заставляет Манабу краснеть. Тот и правда смолк, в тишине кухни раздавалось только его спокойное дыхание. Спустя минуту он, смущенно отвернувшись, пробурчал: – Т-тебе на работу… надо… Казуки посмотрел на него, не переставая улыбаться так, будто они делали что-то запретное, но невероятно приятное, доставляющее удовольствие обоим. – Работа? Какая работа? – пробормотал охотник, а затем встал вплотную к Манабу, крепко обняв того за талию. – Ничего не знаю ни о какой работе. Ты слишком близко, и слишком аппетитный. – Казуки! – попытался не сдаваться Манабу, хотя Казуки почти одерживал верх. – Слушай меня, эй! Но Казуки не стал его слушать. Он уже чувствовал собственное возбуждение и тесноту в джинсах. Прижав Манабу поясницей к столу, Казуки безмолвно развернул его и слегка толкнул в спину, заставляя лечь грудью на столешницу. Ладонями он скользнул по горячей коже спины, стаскивая с любовника футболку. Шумно выдохнув, Манабу снял очки, возможно, опасаясь, что те разобьются в процессе. Но Казуки вдруг взволнованно выпрямился, позабыв о ласках. – Ого, я раньше не видел этого! На спине Манабу, прямо на лопатках, красовалась большая татуировка в виде чёрных лебединых крыльев. Невероятно чёткая и красивая. Крылья будто были живыми, каждое пёрышко вырисовано так детально, что, когда под кожей двигались лопатки, создавалось впечатление, что рисунок трепещет и оживает. Такое украшение однозначно шло Манабу. – Вчера же было темно… – смущённо пробормотал тот, вздрогнув, когда Казуки, склонившись, прикусил его кожу на спине. – Только осторожнее, это и есть мои крылья. Просто сейчас они находятся в двухмерном мире. – Вот как? – прошептал Казуки и без всякого стыда провёл языком вдоль позвоночника любовника, от лопаток к шее. Ему жутко нравилось узнавать новые грани Манабу, нравилось трогать и кусать его, и вообще нравился он весь, целиком. «С ума сошёл. Совсем. Категорично», – отстранённо подумал Казуки, не переставая целовать плечо любовника и крепко сжимать пальцами его бёдра. В этот момент он совершенно не думал о контракте, это всё казалось абсолютной чепухой по сравнению с тем горячим, сильным чувством, от которого порой щемило сердце, а дыхание срывалось на шумные, частые вздохи. День конца света. Манабу с трудом удалось выгнать Казуки на работу. Один растрёпанный вид любовника после того, что они делали на столе, заставлял забыть обо всём на свете. Но в конце концов педантичность Манабу взяла верх над озабоченностью охотника, и Казуки отправился восвояси. Первая половина рабочего дня протекала ужасно скучно. Работы было мало. По трассе, ближайшей к станции технического обслуживания, где работал Казуки, даже машины проезжали редко, не то, чтобы у них возникала необходимость в помощи. Так что в основном все механики и техники курили весь день у заднего выхода из одноэтажного серого здания. Когда минуло четырнадцать часов, у Казуки в кармане завибрировал телефон. В этот момент он как раз задумчиво наблюдал за проплывающими по голубому небу облачками, жмурился от холода и никак не мог решить, стоит ли звонить Манабу просто так или всё же не беспокоить. Услышав звонок, Казуки поначалу растерялся и выронил сигарету, которую до этого держал двумя пальцами. Похлопав себя по карманам куртки, он всё-таки извлёк на свет чёрный тонкий аппарат и ответил, даже не посмотрел, кому он там понадобился. Увлеченный своими мыслями, Казуки не сразу осознал, что голос в трубке принадлежит не Манабу, как он надеялся, а старому доброму Бё. – Эй, слушай, – судя по голосу, друг был чем-то огорчен, либо недоволен. Так сразу определить трудно. – Я тут рядом. Не против поболтать? Про себя Казуки удивился, ведь раньше Бё никогда не просил его о чем-то таком, да ещё таким тоном. Будто ему нужно было с кем-то посоветоваться, обговорить какую-то непростую ситуацию. Казуки выдохнул в воздух облачко белого пара. Он просто не мог не пойти навстречу лучшему другу. – Конечно, Бё, в чём проблема? – Вообще-то, я уже у вас на заправке. А моя проблема сидит на заднем сидении моей машины. Удивлённо моргнув, Казуки ничего не ответил, только сбросил звонок и сунул телефон в карман. Затушив носком ботинка тлеющий кончик сигареты, он дернул вбок, обходя вокруг серое одноэтажное здание техсервиса. Маленькая тойота Бё действительно обнаружилась на стоянке возле заправки. Неспешно передвигаясь, её хозяин вдевал пистолет шланга в бак, чтобы залить топливо. Холодный воздух наполнился забивающим нос запахом бензина. Казуки двинул навстречу к другу и только тогда заметил второго пассажира на заднем сидении машины, после чего от удивления открыл рот. Сгорбившись, там находился Джин, тот самый случайный пассажир в поезде, подаривший Казуки подвеску в форме луны. Заметив Казуки, Джин вдруг тепло улыбнулся, будто встретил старого знакомого и поднял руки, чтобы поприветствовать его. Его запястья оказались крепко связаны верёвкой, разглядев это Казуки даже запнулся. Хмурый Бё махнул своему пассажиру, чтобы тот не высовывался, пока вокруг люди. Дождавшись, когда подойдёт Казуки, он хрипло произнёс, глядя себе под ноги. – Прости, что оторвал от работы. Просто не знаю что делать. Я нашёл его, но он… и правда этот… Бё многозначно кивнул в сторону Джина. Казуки молчаливо качнул головой – он явственно ощущал жертву. Но, к большому его удивлению, убивать это существо не хотелось. Осознание сего факта свалилось так внезапно, что Казуки на пару секунд завис, глядя перед собой. Да и запах жертвы был довольно слабоват, чудилось, будто бы парень на заднем сидении обычный человек, просто соприкоснувшийся где-то с аурой существа из другого мира. А ещё Джин был свободен от контрактов. Совершенно чист. – Знаешь, когда-то давно, ещё до знакомства с тобой, – серьёзно начал Бё, а Казуки деловито фыркнул, закатив глаза: – Ну ты и древний. Получив за это подзатыльник и хмурый взгляд исподлобья, Казуки решил не рисковать здоровьем дальше и заткнулся. Оглядевшись по сторонам, Бё громко выдохнул и по-дружески обнял Казуки одной рукой, заставив встать ближе. Они вдвоём обернулись спинами к машине, словно два заговорщика. – Когда-то я пообещал, что буду защищать Джина и помогать ему, что бы ни случилось. Потому что без меня он просто не справится. Он слабый и беспомощный. Я должен был присматривать за ним, но… как так вышло, что он так переквалифицировался? Он меня даже не помнил. Почему? Не понимаю… Судя по выражению лица, Бё задавался подобным вопросом уже много раз. И каждый раз не знал ответа. В отличие от Казуки, который вдруг подумал поделиться тем, что рассказал утром Манабу. Но стоило ли? Да и так ли мало помнил Джин, если точно знал, что подвеску подарил ему кто-то любимый и близкий? «Или просто почувствовал», – решил про себя Казуки. – П-прости, Бё… – донесся до них неуверенный голос Джина. Тот даже не посмотрел в сторону жертвы, только отмахнулся, вновь обращаясь к Казуки. – Ты ведь тоже заключил контракт с тем парнем, которого я видел, верно? – О чём ты говоришь?! – тут же возмутился Казуки, но почти сразу согласно кивнул: – Его Манабу зовут. – Бё… – Мне плевать, как его зовут. Но вы ведь как-то живете? Неужели на охотников это тоже действует? – Бё-ё… Казуки задумался, глядя куда-то перед собой, скользя взглядом по гладким стенам заправки и замерзшим лужам. Секрет был прост – ведь Джин подарил ему подвеску в виде луны. Когда он сказал, что это был подарок какого-то его близкого человека, то это могло означать, что им и был Бё. И если это так, то Казуки малодушно не хотел возвращать сию пока необходимую вещицу. – Бё! Неожиданно что-то за их спинами громко хрустнуло и затрещало, взвизгнули шины, перекрыв обычный шум заправки. Резко обернувшись, Казуки и Бё во все глаза уставились на машину, в которой сидел Джин. Последний, правда, сейчас лежал на заднем сидении, сжавшись и обняв колени руками. Он не был сильно испуган, скорее просто механично спрятался, чтобы защититься. В багажник маленькой тойоты не слишком сильно врезалась носом черная хонда, не мытая, наверное, со времён своей покупки. Машина Бё, впавшего в ступор от такого сюрприза, слегка подалась вперёд. Опасно натянулся шланг, подающий топливо. Казуки успел среагировать быстрее владельца автомобиля. Бросившись вперёд, он открыл дверцу тойоты, поставил машину на ручник. Крепко ухватившись за корпус автомобиля, изо всех сил упёрся ногами в асфальт, толкая его обратно. Достаточно большая для человека сила легко позволила остановить эту феерию. Бё вздрогнул, будто сбросив оцепенение, громко и нецензурно выругался. Первым делом он побежал к Джину, чтобы справиться о его состоянии. Казуки всё ещё удерживал машину, с удивлением отмечая то, с какой нежностью его друг смотрит на жертву. – Не ушибся? Всё в порядке? – Бё осторожно погладил Джина по макушке, и тот, коротко всхлипнув, утвердительно кивнул. На вид он был вполне взрослым парнем, как казалось Казуки, был если не старше, то точно их с Бё ровесником. Однако вёл себя слегка инфантильно и робко, как девчонка. Решив, что тут всё ясно, Казуки отступил от недвижимой больше тойоты и зашагал к хонде. Ещё издалека сквозь лобовое стекло он заметил, что водитель не в порядке: сгорбившись, тот лежал головой на руле, но, видно, не задевал сигнала, поэтому стояла относительная тишина. – Эй! – стучать в стекло, как выяснилось, было бесполезно. Водитель не шевельнулся. Тогда Казуки сделал то, что сделал бы любой на его месте, предчувствуя скверное положение дел – вызвал скорую. Парня звали Юуто. Его каштановые волосы были взъерошены, кожа оказалась горячей, а лицом он напоминал очень милого хомяка. Для начала его отвезли в больницу, и начальник станции попросил Казуки поехать тоже, чтобы проследить за самочувствием парня. Казуки против и не был, но оставил Бё и Джина вдвоём разбираться с дорожной полицией. В конце концов, машина была их, а не его. Юуто диагностировали обыкновенное истощение и высокую температуру. Как выяснилось позже, он просто потерял сознание, оттого и не справился с управлением, но от удара не пострадал. Разве что над его бровью покраснел небольшой ушиб. В больнице, глядя на парня, лежащего на постели, Казуки прислушался к своим ощущениям, но отклика не возникло. Это означало, что Юуто был самым обычным человеком, просто подхватившим где-то простуду. Такое положение дел неожиданно успокоило охотника. О том, что дома его ждёт Манабу, Казуки вспомнил, когда улеглась вся суета. Врач перестал возиться с больным, вкалывать Юуто антибиотики и витамины. Охотнику пришлось заполнять какие-то бумаги, ожидать приезда бледной, невзрачной сестры горе-водителя, так что когда он посмотрел на часы, то ужаснулся: последний поезд уже ушёл, а до дома было очень далеко. За окнами стемнело, и даже от одного вида промозглой улицы пробирал холод. Казуки попытался дозвониться на свой домашний номер, но безрезультатно. От охватившего душу беспокойства захотелось съесть плитку шоколада или хотя бы выпить какао. – Э… эй… который сейчас час? Стоявший в этот момент у окна Казуки развернулся, услышав слабый голос единственного в этой палате пациента. Вообще-то надо было двигать домой, но медсёстры почему-то не выгоняли Казуки отсюда, а он просто слишком задумался. Юуто лежал на спине, и растерянно озирался, не понимая, что происходит, и где он находится. Радужка его глаз была удивительно тёмной и будто почти сливалась со зрачком. – Одиннадцать вечера, – кивнул Казуки, мысленно отметив, что ещё может вызвать такси. А потом поморщился, представив кругленькую сумму, в которую ему обойдется эта дальняя поездка. – Как самочувствие? Позвать медсестру? – Медсестру? Я в… – … больнице, – кивнув, Казуки улыбнулся парню, и тот вдруг расслабился, словно ему стало гораздо легче. В светлой больничной палате каждая эмоция Юуто была видна как на ладони. Он немного кривился, видимо, лекарства оказали не такой сильный эффект. Решив потратить ещё немного времени, Казуки коротко рассказал о том, что с ним произошло. Услышав о том, что въехал в чей-то автомобиль, Юуто побледнел. Но успокоился, когда узнал, что не пострадал никто, кроме него самого. В свою очередь он рассказал, что тогда возвращался с работы. После нескольких суток почти без сна, да ещё подхватив где-то простуду, Юуто почувствовал, что его не хватит до дома, и решил, что было бы неплохо взять кофе в магазинчике у заправки. Но даже остановиться не получилось. Сознание медленно покинуло Юуто, и если бы не автомобиль Бё, дело могло кончиться куда хуже. Парень горячо поблагодарил Казуки за помощь и взял его номер телефона, пообещав возместить ущерб Бё, и только тогда Казуки наконец-то двинул домой. В общем-то, он мог бы переночевать в больнице, всё равно с утра на работу, если только не одно но: Манабу ждал. Манабу физически было необходимо его присутствие. Поэтому, горестно вздохнув, Казуки раскошелился на такси. Аллеи возле родного дома встретили Казуки пустотой и холодом. Он зябко поёжился, кутаясь глубже в воротник куртки. Над крышами жилых домов, которые окружали его, занимался рассвет: небо становилось светло-серым, и весь мир преображался, словно на него смотрели сквозь синее стекло. Казуки винил себя в том, что так непредусмотрительно поступил. Задержался, да ещё не позвонил Манабу сразу, а теперь тот не брал трубку. Вполне возможно, что ему стало плохо. При мысли о том, что любимый помирает от температуры где-нибудь на полу, Казуки ускорил шаг, абстрагируясь от притихшего вокруг него мира. И не сразу заметил тень, отделившуюся от дерева в самом конце парка. В предрассветных сумерках было трудно разглядеть лицо, и Казуки затаил дыхание. Кто мог в такое время гулять по улицам? Тот, кто стоял в конце парка, как-то очень поспешно пошёл навстречу Казуки, отчего того пробрала внутренняя дрожь. Стало весьма жутковато на душе, словно этот кто-то шёл прямо к нему навстречу. А затем свет тусклого придорожного фонаря высветил лицо незнакомца, и Казуки облегчённо вздохнул, замерев на месте. – Ты! – возмущённо воскликнул Манабу, прежде чем не сбавляя скорости броситься на Казуки и крепко стиснуть его в объятиях. От него чувствовался жар, как от обогревателя. – Я, – спокойно подтвердил охотник, выдыхая горячий пар, тут же растворившийся в холодном воздухе. – А ты что делаешь на улице? Я тебе столько звонил. – Прости, – уткнувшись носом в его плечо совсем не виновато пробормотал Манабу, – я не смог отыскать твоего мобильного номера, а ты взял и… не пришёл. Я не находил себе места. Дурак. Манабу испугался, вот что вдруг ясно понял Казуки. Он опасался, что его снова бросили. Забыли о нём, как о никому не нужном щенке. Манабу дрожал, его куртка была запахнута, но не застёгнута на пуговицы, а пальцы, когда Казуки сжал их, оказались ледяными. – Долго ты тут меня ждал, Манабу? – строго спросил охотник, собираясь отчитать любовника за такие проделки. Хотя на деле пытался скрыть за этим своё явное беспокойство. – Надо было оставаться дома! Манабу и не пошевелился, разве что дрожать, наконец, перестал, и тогда Казуки повторил свой вопрос более мягким тоном, погладив жертву по голове. – Просто… вышел встретить. Вот только что, – не столько хмуро, сколько печально отозвался Манабу, отодвинувшись от него, сделав несколько шагов назад. Но смотрел так странно, что становилось слишком очевидно – всё это ложь. Снова приблизившись, Казуки схватил жертву за запястье и прижал к себе прежде, чем та успела что-то сообразить. Вырываться Манабу не стал, просто потому, что в следующий момент его поцеловали, сильно и страстно. Губы у Казуки были ошеломляюще тёплыми, почти горячими, так что Манабу вновь задрожал, но уже не от холода. Мир вокруг них медленно светлел, синева сумерек разгоняла ночную тьму, но ни одно окно в округе ещё не горело тёплым ламповым светом. Звёзды исчезли с неба, а они всё стояли. Казуки показалось, что прошло несколько минут, прежде чем им удалось оторваться друг от друга. Хотелось прикасаться губами к шее Манабу, запустить руки под ворох его мешковатой одежды, но у Казуки уже замёрзли ступни в ботинках. Да и Манабу, он мог поспорить, тоже был не в лучшем состоянии. Заглянув в его глаза, Казуки невесомо провёл кончиками пальцев по холодной щеке возлюбленного. – Пойдём домой. Манабу ничего не ответил, только неуверенно кивнул. В его взгляде вдруг отразилась такая щемящая нежность, что сердце Казуки забилось втрое быстрее. Хоть и было решено идти, но никто не двинулся с места. – Знаешь… – вдруг сказал он, протянув руки к шее Манабу. На ощупь нашарив крохотный замочек, Казуки легко расцепил подвеску, подаренную Джином. Руки обожгло холодом, а ощущение присутствия жертвы в разы усилилось, но он будто и не замечал этого. Оказалось, что подавить внутренние противоречия было вполне возможно. Положив подвеску в карман, Казуки заметил изумлённый и растерянный взгляд Манабу. Тот попытался опасливо отшатнуться назад, но Казуки легко удержал его, ухватив за предплечье. И снова поцеловал. А затем на затылок охотника опустился страшный по своей силе удар. Дальнейшие события развивались слишком быстро. Громкий, но короткий вскрик Манабу потонул в тишине сумеречного парка. Поначалу в голове Казуки раздался долгий гул, какой остается после удара в колокол, а затем всё его существо заполнила невероятная, пульсирующая боль. В какой момент подкосило, он не запомнил, но очнулся почти сразу, уже лежа на асфальте. По лицу стекала тёплая влага, несложно было догадаться, что это кровь. Руки и ноги отказывались слушаться, а дыхание то и дело прерывалось: лёгкие выталкивали воздух с трудом, а каждый вдох отзывался острой болью в грудной клетке. Из-за всего этого Казуки не сразу заметил, как ему что-то вкололи. – Не дёргайся, Казу, – зашипел над ухом до боли знакомый и самый ненавистный голос. Руи удерживал бывшего друга ногой, вжимая его голову в асфальт парковой дорожки. Однако это предупреждение не было смысла озвучивать – тело итак не слушалось Казуки. Даже когти он выпустить не смог. То, что ввели в его организм, моментально распространилось, гонимое по кровеносным сосудам. Оно немного успокоило боль, но взамен Казуки потерял способность даже шелохнуться. Он практически перестал ощущать своё тело. Какой-то незнакомый здоровый детина, очевидно, сообщник Руи, скрутил Манабу металлической колючей проволокой, какую используют для ограждений тюрем и запретных территорий. Естественно, что жертва попыталась вырваться, огромные острые крылья взвились в воздух и распороли руку тому парню. Такой немой, сдерживаемой боли, Казуки никогда прежде не видел. Проволока наполовину разорвалась, а уцелевшая её часть натянулась. Шипы впились глубоко в тело Манабу, заставляя испытывать ещё большие страдания. Тот согнулся, хрипло часто дыша, кусая губы, и Казуки видел застывшие в уголках его глаз слёзы. Причинение вреда человеку действовало на жертву точно так же, как и на охотника. А затем Манабу посмотрел на Казуки, и его взгляд застыл. В сумерках было плохо видно, разве только кровь, от которой потемнела одежда парня, но Казуки почувствовал, что замер тот от страха. – Нет… Что-то холодное коснулось виска Казуки, и в тишине раздался громкий щелчок. Словно они были в каком-то дурацком кинофильме. – Урод… – едва разжимая челюсть процедил Казуки, хотя не мог увидеть дула направленного на него пистолета. Было слышно, как Руи усмехнулся и обратился к бывшему любовнику. – Не дёргайся, Бу. Я почти уверен, что выстрел в висок гарантирует моментальную смерть, и восстановиться он уже не сможет. Ты так не считаешь? «Вот что бывает, когда хозяин оставляет жертву», – вдруг осознал Казуки, стискивая зубы. – «Безумие. Самое настоящее безумие». Как бы ему сейчас хотелось помочь, защитить Манабу, отгородить от боли и этих осточертевших людей. Но он даже языком шевелил с трудом. А Манабу, он это точно знал, пойдет абсолютно на всё, лишь бы Казуки не причиняли вреда. Словно в подтверждение домыслов охотника, тот затих, стоило только Руи пожелать этого. Послушно спрятав крылья, Манабу бросил на Казуки горестный обречённый взгляд. Здоровяк возле него громко матерился, зажимая длинную рану возле локтя, но вреда парню не причинял: видимо, Руи заранее предупредил, что в таком случае ему тоже не поздоровится. – Отпусти… Манабу… – преступив свою гордость, жалобно взмолился Казуки. Видеть любимого таким отрешённым и безвольным было невозможно. – Отпущу, не сомневайся, – приторно-ласково пообещал Руи. Убрав ногу со скулы Казуки, он переступил через неподвижное тело и опустился перед ним на корточки. Вид у бывшего любовника Манабу был совсем печальный: волосы растрёпаны и немыты, кожа бледная, а под глазами залегли тёмные круги. – Знаешь, Казуки, – неожиданно доверительным тоном проговорил Руи, поигрывая пистолетом в руке. Где он его взял только, непонятно. – Скоро ты станешь таким же, как я. Но за свою прелесть не волнуйся. Уж я о нём хорошо позабочусь. На последних словах улыбка Руи превратилась в отвратительный многообещающий оскал. Как именно он позаботится о Манабу и что будет с ним делать, было вполне ясно. Поднявшись на ноги, мужчина махнул пистолетом куда-то в сторону, отдавая короткие распоряжения своему массивному приятелю. – Щуплого в машину, на заднее сиденье. А этого… – даже не оборачиваясь, он пнул Казуки пяткой под рёбра, заставляя подавиться воздухом. – … Ты сам знаешь. Ему надо как следует отдохнуть. Небо совсем посветлело, отметил Казуки. Холод, наверное, уже должен был пробирать насквозь его тело, потерявшее чувствительность. Руи снова что-то вколол Казуки, но на этот раз по телу разлилась слабость и закружилась голова. Заторможено охотник понял, что ещё немного, и он банально потеряет сознание. Собравшись с последними силами, Казуки сумел лишь хрипло позвать Манабу, чью изломанную и лёгкую фигурку неосторожно подняли на руки и куда-то понесли. А потом наступила спасительная темнота. Завтра, которого не было. Такие сны, пожалуй, раньше не снились ни одному человеку на свете. Настолько потрясающие, словно сон и был реальностью, а всё остальное – иллюзией, копией настоящего живого мира. В этом чудесном сне Казуки парил высоко в белом небе, ощущая под крыльями тёплые потоки восходящего воздуха. Чувство полёта было его вторым дыханием, и он бы ни на что его не променял, уж лучше смерть. Под ним быстро сменялись пейзажи: то густые леса с раскидистыми соснами-великанами, то зелёные поля, заросшие лавандой, или острые кромки гор. А порой, пролетая над морем, он опускался так низко, как это было возможно, чтобы не намочить крылья, и рассекал водную гладь сильными когтистыми лапами. В отражении он видел себя: существо, похожее на птицу с длинной шеей и узкой оленьей мордой, увенчанной костистыми рогами. Почему-то Казуки ещё хотелось пошутить, что эти рога точь-в-точь как «крылья» Манабу. Его руки почти сразу переходили в крылья, длинные и широкие, сверкающие на солнце золотыми оттенками перьев. Крепкими большими лапами, как у степных хищников, он всегда умело хватал добычу, а четырёхметровый хвост ящерицы щелкал позади, точно кнут. Лететь было просто здорово, но он был не один: тень от точно такого же существа мелькнула над головой, всё быстрее и быстрее мчась вдаль. Сородич был чёрным, с ног до головы, но он не обращал внимания ни на кого, что печалило Казуки. Взмахнув крыльями, он попытался нагнать чёрного, которого невольно ассоциировал с Манабу, но ничего не получалось. Слишком быстро тот спешил куда-то за горизонт. Казуки очнулся в местной больнице. Просто вдруг открыл глаза, как человек, проснувшийся от кошмара, хотя сон противоположно был очень хорошим. Первое, что он услышал, - это пиликанье приборов где-то неподалёку, да повседневная больничная возня. Гремели колеса тележек по коридорам, ходили больные, слышались даже приглушённые голоса. Расслабившись, Казуки хотел было снова заснуть, чтобы досмотреть прекрасный сон, от которого осталось щемящее ощущение ностальгии, а потом рассказать его Манабу, но вдруг всё вспомнил. Резко подскочив на постели, он тут же болезненно зашипел: своими действиями Казуки вырвал несколько катетеров из своих вен. Кровь начала скапливаться в ранках и пачкать белую бесформенную рубаху, какие обычно выдают долго лежащим больным. В данный момент Казуки не волновало ничего, кроме местонахождения Манабу. Спустив ноги на холодный гладкий пол, Казуки уперся руками и сполз с постели – но почти сразу упал, больно ударившись коленями. Ноги отчего-то плохо слушались, будто не привыкли ходить. Стиснув зубы, Казуки, как ребенок, который учится ходить, пытался встать на ноги снова и снова, до тех пор, пока у него это не получилось. Правда, идти он мог только упираясь плечом о стену. Но и того было достаточно, чтобы найти Манабу и намылить Руи шею за него. За них обоих. – Эй-эй, больной! Куда?! – Казуки не удалось выйти дальше своей палаты. Его сразу же заметили и, подхватив под руки, вернули обратно в постель. Он не вырывался, но отчаянно пытался убедить, что ему нужно выйти. – Там меня ждёт любимый человек! – Подождёт… – устало вздохнув, медсестра набрала жидкости из капсулы в укол и слегка надавила, чтобы воздух вышел из иглы. – Вот ещё возиться с вами, суицидниками… – Чего?! – довольно сильный медбрат уперся ладонью в грудь Казуки, когда тот снова подскочил на месте. – Я не собирался накладывать на себя руки! – Да-да, и лошадиную дозу снотворного тебе тоже вкололи случайно, – медсестра оказалась достаточно сердобольной, чтобы не мучать пациента и вколола что-то точно в вену на сгибе локтя Казуки. – То ли ты специально, то ли так вышло, что чуть-чуть тебе не хватило, чтоб откинуться. Твой друг нам всё рассказал. Как там его… Ри… Ре… Ру… – Руи! – ядовито выплюнул это неприятное имя охотник. Он перестал извиваться, ощутив знакомую уже слабость во всём непослушном теле. Мысленно Казуки взвыл, ведь Манабу сейчас очень нуждался в нём, но никто этого не хотел понять. Он молился, чтобы всё это дерьмо закончилось хотя бы немного благополучно. – Точно, Руи! – довольно прощебетала медсестра, взрослая леди, до сих пор пытающаяся выглядеть моложавее. – Какой обаятельный парень, ох! А ты полежи ещё, отдохни. Совсем немного осталось. Сколько продлилось это «совсем немного» Казуки не знал. Когда он проснулся, в палате снова было пусто, а за окном сияло чистое голубое небо. «Почти как в том сне», – отметил про себя охотник. Чтобы не попасться в этот раз, Казуки всё делал молча и тихо. Осторожно, шаг за шагом научился ходить. Делать это так же, как и раньше, у него получилось часа через полтора. А потом он, недолго думая, собрался и сбежал. На улице выпал первый снег, и температура опустилась ниже нуля. Казуки справедливо посчитал, что идти в одной больничной одежде будет слишком заметно, да и холодно, поэтому стащил где-то докторский белый халат и уличную обувь, оказавшуюся ему маленькой и тесной. Пусть так, будут думать, что он обычный врач, куда-то спешащий, чем какой-нибудь сбежавший псих. «Судя по моему лицу, могут посчитать и последним», – болезненно усмехнулся своим мыслям Казуки. Покинуть больницу оказалось просто, а вот добраться до дома сложнее. Ноги в жмущих сапогах болели, денег не было ни на автобус, ни на метро, а холод пробирал до костей. Единственное, что оказалось обнадёживающим – Казуки знал этот район, и больница находилась не слишком далеко от его дома. «Интересно, как там Манабу?» – пробираясь дворами, думал Казуки, и от мысли о скорой встрече с ним у него замирало сердце. Он боялся за любимого, за то, что мог с ним сотворить Руи. Казуки пообещал себе, что едва они с Манабу оклемаются, то сразу же переедут. Куда угодно, лишь бы подальше от этого сумасшедшего человека. Пусть даже к Бё, тот не причинит вреда жертве, у него и с Джином проблем хватает. И больше никто не причинит Манабу боли, никогда. Ключей от квартиры у Казуки не было, а на стук в дверь никто не открывал. Помявшись слегка на пороге, он протянул руку и ухватился за ручку входной двери, и оглянулся по сторонам. Никого вокруг не было, только снег сыпал на улице, да скапливался белыми горками на ограждениях и фонарных столбах. Шумно выдохнув, Казуки приложил силу и развернул ручку так, чтобы вырвать замок изнутри. Металл скрипнул, хрустнуло дерево и дверь поддалась. Всё лучше, чем вызывать кого-то, чтобы попасть в свою квартиру. Квартира Казуки была пуста. Это стало ясно сразу, стоило ступить ему за порог. В животе Казуки почувствовал неприятный спазм от дурного предчувствия. Мало того, что тут было пусто, но ещё пыльно и пахло затхлым воздухом. Тогда Казуки впервые задался вопросом – сколько же он пролежал в больнице? Телефон он потерял ещё тогда, когда Руи поймал их в парке: возможно, аппарат выпал или остался в кармане куртки, в больнице. Поэтому первым делом Казуки бросился к домашнему телефону и, взглянув на цифры, похолодел. Прижав ладонь ко рту, он отшатнулся к противоположной стене и медленно сполз по ней на пол. Желудок будто сжался в тугой комок, и к горлу подступила тошнота. Даже отмёрзшие ноги перестали беспокоить, всё существо Казуки заполнило странное отчаянное безразличие. Он провёл в больнице почти три недели. Манабу уже был мёртв. Сбросив оцепенение, Казуки первым делом поднялся на ноги и переоделся. Он ещё не был уверен точно в том, что Манабу умер без него, и хотелось верить, что Руи позволял несчастному короткие редкие встречи с контрактником. Когда-то этот человек выгнал жертву из дома потому, что ему не нужен был труп. Так были ли шансы на то, что Манабу жив? «Или он насиловал его до тех пор, пока тот не сдох, а потом отвёз куда-нибудь тело и закопал», – с истеричным весельем размышлял Казуки, прослушивая автоответчик на телефоне. Раз тридцать ему звонил начальник тех.станции, пятьдесят – родители. Несколько сообщений было от Бё и даже от Юуто, хотя непонятно, откуда у того взялся домашний номер Казуки. И только один из них заставил Казуки застыть и покрыться мурашками. Широко открытыми глазами он смотрел на аппарат, из которого доносился знакомый, чуть хрипловатый голос. Сообщение было очень коротким, но сразу становилось ясно – последним. – Казу… – почти шёпотом, вкрадчиво и печально произнёс Манабу. – Я люблю тебя. Прости. Раздался всхлип, а затем всё внезапно оборвалось. Сообщение было датировано девятью днями ранее, то есть продержался Манабу почти десять дней. Больше недели. Стоя посреди собственной гостиной, в тишине, и тупо глядя на домашний телефон, Казуки просто понял, что всё потеряно. Совсем. Его Манабу, такой милый и умный, с дурацким характером и нелюбовью к оливкам – был неотвратимо мёртв. Когти на пальцах сами собой заострились, а глаза блеснули золотистым цветом радужки – Казуки прекрасно знал, кого в этом винить, и что с ним теперь сделать. И от этого ему тоже становилось тошно. Сделав один важный звонок, Казуки направился к дому Руи. Скоро шагая по аллее, охотник даже не задумывался над тем, чтобы спрятать своё оружие. В голове было пусто, а чувство мести клокотало пламенем в груди, не позволяя отступиться от своих намерений. А ещё он отчего-то знал, что его там ждут. Руи наверняка уже позвонили из больницы. Мужчина выглядел ещё более бледным и истощённым, чем в их последнюю встречу. Когда Казуки выбил дверь с ноги, тот сидел в кресле, широко расставив ноги и раскинув руки по сторонам. Откинув голову, мужчина задумчиво смотрел в потолок и курил. На такой необычный приход гостя он даже не отреагировал, разве что выдохнул струю сизого дыма. За то время, пока шёл до дома ненавистного человека, Казуки успел накрутить себя и сейчас не испытывал ничего, кроме слепой безмолвной ярости. Тяжело прошагав, он замер возле кресла, но Руи не двинулся с места, словно уже был готов. Его короткая фраза, произнесённая хриплым голосом, выбила весь воздух из лёгких. Казуки снова затошнило. – Сдох он. Всё. Охотник прекрасно знал, что для Манабу не требовался ошейник, чтобы держать его на привязи и заставлять делать всё, что захочется. Достаточно было пригрозить, что причинят вред хозяину. Поэтому Манабу до последних своих дней испытывал одни лишь боль и унижение. А ещё тревогу за любимого, но никак не за себя, и это печалило куда сильнее. – Надеюсь, в этом вашем Аду тебе будет куда хуже, – прикрыв глаза, зло прорычал Казуки, взмахивая над головой Руи когтистой рукой. Вероятно, Казуки тоже заболел этим безумием. Ведь раньше он ни за что не стал бы убивать людей. Все знали, как от этого было плохо, а Казуки вообще будто выворачивало наизнанку. Это были спазмы, хуже чем любая боль. То и дело Казуки опасливо осматривал себя, опасаясь, что его органы, как бы абсурдно не звучало, покинут тело. Совершив убийство, Казуки не смог уйти слишком далеко от чужого жилого дома, но перед выходом он тщательно прикрыл дверь в квартиру – чтобы место преступления обнаружили нескоро. Каждый шаг по хрустящему слою снега давался охотнику с трудом. Со стороны можно было посчитать его обыкновенным пьяным парнем, едва держащимся на ногах. Казуки не собирался сейчас ни садиться в тюрьму, ни погибать. Он принял трудное решение и должен был выполнить его, во чтобы-то ни стало. «Но когда жертва умирает, она переходит в свой мир, а в трёхмерном пространстве её больше не существует». «Через какое-то время она может переродиться и снова оказаться здесь». Казуки не был уверен в выборе, но иного выхода, как вернуть или вернуться к Манабу, просто не видел. Остановившись на площадке, где он не так давно спасал Манабу, Казуки сел на одну из труб той самой забавной карусели и, подняв лицо к небу, вспомнил тот день. Было уже холодно, и жертва была на грани. Растерянный и напуганный, Манабу не хотел сдаваться в руки бывшего врага. Его затравленный взгляд навсегда отпечатался в памяти охотника. – Я надеюсь, у тебя какие-то очень серьёзные проблемы, чтобы тратить моё время, – ворчливо проговорил Бё, подходя к молчаливому другу. За его плечом маячил робкий Джин. Всё было так, как Казуки и рассчитывал. Бё и Джин остановились в метре от него, вопросительно глядя на охотника. – Да ты никак… – вдруг просипел Бё, широко раскрыв глаза. На рубашке Казуки, под курткой, ясно виднелись алые брызги. Можно было свалить это на поединок с жертвой, но на ложь у него не было сил. Казуки кивнул, и в этот момент к нему подбежал обеспокоенный Джин. Осторожно тронув пальцами запястье охотника, тот перевёл взгляд на его лицо, пусть Казуки и не думал переставать рассматривать серые клоки облаков. – Всё в порядке? Где Манабу? Я его не ощущаю… – закусив губу, неловко поинтересовался Джин. От произнесённого вслух имени любимого Казуки вздрогнул. Опустив голову, он бессмысленно посмотрел на Джина, а затем перевёл взгляд на Бё. – Ты меня пугаешь, Казуки, – передёрнул плечами последний. – Как холодно, – наконец выдохнул Казуки, обведя взором кроны деревьев, усыпанные пушистым слоем снега, – cейчас бы карамельку. Или горячего шоколада. И да, Бё… можно попросить тебя об услуге? Растерявшийся из-за странного поведения друга, Бё обменялся быстрыми взглядами с Джином, который неуверенно положил ладонь Казуки на плечо. – Ну, попробуй, – согласно кивнул Бё, и его приятель-охотник странно и пугающе ухмыльнулся, обнажив выступившие клыки. – Я должен пройти весь путь, чтобы отыскать Манабу. Поэтому, прошу тебя, когда я стану жертвой – убей меня. – Так, нашему другу нужна дурка, – отчего-то зло прокомментировал Бё и уже сделал шаг, чтобы подойти и схватить Казуки за плечо и как следует встряхнуть. Но слишком поздно. Прежде, чем кто-либо успел что-то сообразить, Казуки вытянул когтистую руку и пронзил ею Джина насквозь. На белоснежное полотно свежевыпавшего снега косой дугой плеснула кровь. Казуки не знал, но почувствовал, как в этот миг цвет его глаз сменился с золотистого на голубой. *** – Слушай, этот парень, похоже, преследует меня. – Ты чего, Казу? Это вроде твой друг. Я с ним год назад машинами поцеловался, помнишь? Хотя… после твоей амнезии ты, наверное, мало что помнишь. Засмеявшись, Юуто ласково взъерошил рыжеватые волосы Казуки, опасливо оглядывающегося по сторонам. Тот, в свою очередь, пробурчал что-то о том, что с ним обращаются, как с ребёнком, хотя Казуки уже взрослый и сильный парень. Казуки и правда не помнил, как познакомился с Юуто, но по его словам это оказалось забавной встречей. Они шли по узкой, расчищенной от слякоти, аллее, с двух сторон окруженной парковыми кипарисами и дзельквами, а в глубине этого сада иногда встречались даже сакуры. Но сейчас деревья, укутанные белым покрывалом снега, были погружены в долгий, зимний сон. Казуки кутался в теплый шарф, подаренный Юуто просто так, к началу зимы, чтобы шея не мёрзла. Зарываясь в вещицу носом, Казуки закрывал глаза и чувствовал тонкий аромат его мужских духов. Между ним и Юуто был контракт, причем последний совершенно не сопротивлялся этому. Правда, сам Юуто не знал об этом – для него это были самые простые отношения между двумя людьми. О том, что Казуки какой-то монстр с красными глазами и когтями в десять сантиметров, ему рассказывать не спешили. Да и Казуки старался не проявлять свою истинную сущность, ведь им и так было хорошо вместе. Вот только в последние дни Казуки настойчиво ощущал присутствие неподалеку охотника. А потом Юуто внезапно ошарашил тем, что раньше Казуки был знаком с этим парнем. Тот, о ком говорили, выглядел как бледный, щуплый блондин с чётко очерченными скулами и тёмными мешками под глазами. Хотя это был первый встреченный Казуки охотник, почему-то тот не спешил проявлять себя или нападать, только наблюдал. И это пугало гораздо больше прямого поединка, к которому Казуки был готов. – Юуто, пошли домой уже, – пожаловался он, отворачиваясь от настойчивого сталкера, чтобы капризно пожаловаться любимому: – Ноги замёрзли топтаться здесь. Юуто ничего не ответил, только вновь искренне рассмеялся и кивнул в сторону их дома. Казуки любил его, как только может любить жертва, однако в душе постоянно зудела какая-то настойчивая и неотвратимая мысль: словно он потерял что-то важное вместе с воспоминаниями. Порой это мешало Казуки спать – чувство незаконченности. И искать это надо было именно в собственном прошлом. После страстного и нежного секса Юуто первым сходил в душ и уснул, не дожидаясь, пока Казуки закончит купаться. Тот и не спешил. Уперев ладони в стену душевой кабинки, он отрешённо наблюдал за стекающей в слив водой. Она закручивалась, будто маленький водоворот, унося с собой мысли Казуки, сменяющиеся чересчур быстро. Он не помнил ничего особо, но до этого ведь тоже как-то жил и существовал. Вот только как? Кто этот странный охотник с такими синяками под глазами, будто не спал целый век? И откуда странное чувство, что Казуки должен был что-то сделать, но не может вспомнить что. Но это важно. «Фигня какая-то», – решил про себя Казуки, шумно выдыхая и закручивая краны. Завернувшись в махровый халат и вытерев голову полотенцем, он вышел из ванной и направился в спальню. Юуто любил спать широко, то есть раскинувшись звёздочкой или поперёк кровати, так что Казуки постоянно приходилось двигать его, чтобы освободить себе место для сна. В этот раз любовника он будить не стал. Присев на край кровати, Казуки склонился над Юуто, расположившимся на животе, раскинувшим руки в стороны, и нежно прикоснулся губами к его скуле. У Юуто была чуть смуглая кожа, к которой всегда хотелось прикасаться, и красивые руки. А ещё глаза: вроде самые обычные, тёмные, но глядя в них Казуки просто сходил с ума. Когда его поцеловали, Юуто не дрогнул, разве что едва заметно дёрнул бровью. Решив, что тот устал, Казуки улыбнулся сам себе в пустоту, а затем вышел из спальни, притворив дверь. Скинув халат, он переоделся в уличную одежду, натянул простую чёрную футболку, джинсы и поверх теплую куртку – всё-таки на улице не лето. На влажные волосы он натянул вязаную шапку. Над городом висели серые облака на фоне глубоко-чёрного беззвездного неба. Огни ночного города окрашивали их в болезненные красно-жёлтые оттенки, и Казуки было неприятно смотреть на это. Дом, где они с Юуто жили, находился на окраине квартала, а дальше, за широкой дорогой, текла неглубокая речка. С берега на берег был перекинут короткий и широкий железный мост. Именно туда и направил стопы Казуки, чувствуя отклик, исходящий от охотника. И не удивился, обнаружив ссутулившегося худощавого парня на середине моста, греющего ладони в карманах куртки и выдыхавшего изо рта в воздух облака пара. – Ну здравствуй, Казуки, – не глядя на жертву задумчиво поздоровался незнакомец. Хотя Казуки понимал, что на самом деле знакомы они давно. Неопределённо кивнув, он устроился рядом, так же, как и охотник, прислонившись талией к ограждению моста. Захотелось чего-нибудь сладкого, но, похлопав себя по карманам, Казуки с грустью понял, что об этом стоит забыть. – Возьми. Парень подбросил что-то в воздух, и оказалось, что это запакованный в прозрачной обертке леденец. Отчего-то Казуки грустно усмехнулся, будто ощущал, что это последнее, что ему доведется съесть. Хотя точно так же он понимал, что поединка не будет. – Спасибо. – Сдохни, – похоже, это было сказано вместо «пожалуйста». Совершенно точно стало ясно, что охотник как-то по-особенному зол на Казуки и имел какие-то личные мотивы для такого необычного поведения. Несколько минут они молчали. Вокруг было так тихо, что был слышен шум крови в ушах. Машины по дороге в это время не разъезжали, а река давно замёрзла, покрывшись крепким толстым слоем льда. В этой тишине раздался хруст, когда Казуки принялся нервно разгрызать сладкое угощение. Что оно никак не отравлено он знал точно, ведь этот человек не собирался убивать его таким скучным способом. – Знаешь… я бы мог убить Юуто в отместку за Джина, – спустя какое-то время негромко сказал охотник. Казуки так и замер, насторожившись и выпрямив спину. За Юуто он был готов стоять даже насмерть и никому не дал бы даже прикоснуться к любимому человеку. Однако охотник, болезненно улыбнувшись, хмыкнул. – Но на твоём месте я бы, наверное, поступил точно так же. Пусть я не был связан контрактом, я никогда не оставил бы Джина. Так что радуйся, что у тебя такой замечательный друг, как я. «Друг?» Казуки даже не сразу понял, что произошло. Он просто не успел защититься, прежде чем охотник пронзил его грудную клетку, сломав рёбра. Он почти видел, как когтистые пальцы впились его сердце, заставляя мышцу замереть навечно. Последним, что почувствовал Казуки – это был сладкий вкус леденца, смешавшийся с железным привкусом крови. И горечь от того, что Юуто теперь придется как-то справляться без него. Перед взором возникло высокое космическое небо, пусть и без звёзд, но такое жутко притягательное, что захотелось раствориться в вакуумном пространстве. Спину холодило от снега, но теперь уже он никак не мог бы простудиться. А затем на фоне неба возникло лицо охотника, и его голубые глаза отчего-то блестели. Он выкрикнул, хрипло и отчаянно, пожалуй, слишком эмоционально для обычного охотника и слишком нормально для друга: – Иди уже к своему Манабу, чёрт бы тебя побрал! Жизнь Казуки вновь сделала оглушительный кульбит, хотя он этого и не заметил. Очнулся он резко, вздрогнув, как человек, которому приснилось, что он падает. Оглянувшись вокруг, Казуки поначалу обречённо подумал, что ничего не вышло – он всё так же лежал на том самом месте, на мосту. Только теперь стало светло, а вокруг не было ни души. Неуверенно поднявшись на ноги, Казуки отряхнулся, с удивлением отметив, что снег на его ладонях не тает, и им, точно пеплом, покрыто всё вокруг. Дома, дороги, провода, как всегда опутывавшие городское небо; всё было погружено в немую тишину. И холод совсем не ощущался, хотя Казуки списал это на безветрие. Обняв себя руками, он поспешил обратно, к дому, но внезапно вспомнил. Не столько вспомнил, что секунду назад его убил Бё, сколько то, что теперь Казуки вернулся домой. Сюда, куда он столько стремился, будучи охотником. И где его ждал Манабу. В первые мгновения Казуки не сразу поверил своему счастью и даже радостно улыбнулся, но вспомнил, что даже не знает, где искать любимого в таком большом и пустом городе. А пустом ли? Тут не было людей, но Казуки понимал, что здесь надо мыслить иначе. Возможно, тут было полно людей, но он их не замечал из-за разной скорости времени. «Как там рассказывал Манабу… четвёртый вектор этого мира – время ведь?» – задумался Казуки. Вспоминая то, что Манабу один раз проделал с очками, можно было сделать простой вывод, что этот мир Казуки воспринимал именно как тот, где он жил, пока был человеком. Парень и сейчас был на него похож, даже одежда на нём была та самая, в которой он покинул дом Юуто. Воспоминания о Юуто отдались лишь лёгкой грустью в сердце Казуки, потому что теперь это не так уж сильно его волновало. Просто было жаль такого милого парня. Застывший мир загудел, как показалось Казуки. По нему будто шли трещины, и это было сигналом к тому, что очень скоро он увидит истинное обличие четвёртого измерения. Надо было срочно, прямо сейчас, решать что делать. Хоть и тело его дрожало, Казуки неспешно опустился на асфальт посреди моста и закрыл глаза. Ему вспомнился один старый фильм, в нём путешественники в пространстве-времени задавали на приборной панели точки координат. Долготу, широту и временную точку. Если у них это как-то получалось, то почему не могло получиться у Казуки, который сам был родом отсюда? Он вспомнил местонахождение дома Руи. Прикинув время, когда Манабу должен был вот-вот погибнуть – выбрал нужную точку. Зажмурился, представив себя там… но ничего не произошло. Почти. Открыв глаза, Казуки отшатнулся, заметив вокруг себя десятки человекообразных теней. Они оплывали вокруг него, медленные и безразличные, будто лунатики. Запоздало Казуки вспомнил, что это всего-навсего люди. Присутствие таких, как охотники и жертвы в этом измерении, у себя они воспринимали как призраков. На самом же деле, дело было всего лишь во времени. «Пешком надо добираться, идиот», – мысленно обругал себя Казуки, поднимаясь с колен. Путь предстоял неблизкий, но он неожиданно быстро преодолел его – здесь действовали свои аномалии времени. Манабу смог бы объяснить это более понятно, поэтому Казуки только припустил сильнее. Всё, что он мог осознать, так это своё движение рывками: словно он исчезал в одной точке и возникал в другой, дальше. Свет не сдвинулся ни на сантиметр, белый купол неба всё так же продолжал нависать над городом, заполненом тенями. Всё это казалось Казуки привычным, будто вырос он здесь, а не в более простом и понятном мире людей. Завернув на знакомую до боли аллею, где его разлучили с Манабу, он убавил скорость и постарался не глядеть по сторонам. Задав необходимый ему временной отрезок, Казуки встал перед дверью в квартиру Руи и сделал глубокий вдох. Дверь открывалась так медленно, со скрипом, будто в каком-нибудь пугающем фильме. Неосознанно Казуки уже подготовился к тому, что кто-нибудь выскочит из-за угла и напугает его, но всё равно не мог оторвать взгляда от интерьера квартиры. Всё вокруг было белым. Свозь разбитые окна в комнате, видимой из прихожей, намело столько снега, что он покрывал тонким слоем пол, мебель, почти всё убранство. Неуверенно оглянувшись, Казуки осторожно ступил внутрь, и под его ботинками хрустнул снежный покров. Он касался пальцами стен – ледяных и гладких, а затем добрался до входа в гостиную. Сердце билось быстрее, чем обычно, Казуки ощущал волнение и странное пред-страшие. Когда ты ещё не напуган, но вот-вот тебя охватит озноб, и ты затрясёшься. Посреди светлой гостиной находился стул с высокой узкой спинкой. И, связанный по рукам и ногам, на нём сидел Манабу, бессмысленным взором глядя куда-то в одну точку. В первую минуту Казуки едва не задохнулся от нахлынувшего восторга. Подскочив к любимому, он наконец-то смог обнять его и крепко прижать к себе. Манабу был одет в дурацкую красную клетчатую рубашку, намного больше ему по размеру, рваные джинсы. Но затем Казуки осознал, что он даже не пошевелился, словно был безвольной куклой или манекеном. – Эй, Манабу? – слегка встряхнув его за плечи забеспокоился Казуки и, взяв лицо Манабу в ладони, заставил смотреть на себя. Глаза у того будто остекленели, как у мёртвого человека, но ведь он совершенно точно дышал и был жив. Казуки чувствовал это, потому снова тряхнул его, болезненно улыбнувшись. – Ну, Манабу, очнись уже! Но голова у того, до этого прислоненная к спинке стула, безжизненно свесилась набок, как у мёртвой птички. – Манабу! Казуки закусил губу, подавляя нарастающую в душе панику. Не мог Манабу просто так взять и умереть насовсем. В конце концов, они же… – Ну вот, снова ты. Печальный вздох, раздавшийся за спиной, заставил Казуки отпрянуть и обернуться. Но почти сразу он, сжав ладони в кулаки, встал в позу, закрыв собой Манабу. После смерти воспоминания медленно возвращались к нему. И Джина, хитро улыбающегося на пороге заснеженной гостиной, он помнил прекрасно. Потому что это была его вина. «Манабу – любимчик создателя» «Он исключение из правил. Надо же нам иногда экспериментировать, верно?» Эти слова Казуки слышал до своего воплощения в человека того мира. Главным отличием четвертого измерения было то, что, по сути они были бессмертны. Поэтому и выбирали точку отсчёта своей жизни и существовали так снова и снова, проживая данную им жизнь сотни раз. А могли и умереть, всего лишь отправившись в своё далёкое будущее. – Ну сколько можно, – горестно усмехнувшись, Джин потёр пальцами переносицу, – сколько бы вы не рождались людьми, вы всё равно как-то находите друг друга. Даже когда в этот раз я поставил вас по разные стороны баррикад. Ведь если мы оставляем Манабу воспоминания, то о тебе всё равно всё стираем. Но ты как бельмо на глазу, Зуки. Казуки и сам не сразу осознал, как так быстро перевоплотился. В одно мгновение он оттолкнулся от пола ногами, едва не поскользнувшись, а в сантиметре от горла Джина клацнули уже острые зубы в узкой звериной пасти. Огромные крылья, казалось, заполнили собой всё помещение, и Казуки, привыкший к просторному небу, был слишком ограничен в движениях. А ещё его многоголосый рык звучал в стенах квартиры действительно устрашающе: – Заткнись! Джин тоже не терял времени даром, но не стал перекидываться, а всего лишь выпустил когти. В человеческом виде двигаться удавалось проще и быстрее. – Как Ромео и Джульетта прямо, – не переставая улыбаться, едко цедил Джин. Подловив момент, он разрезал когтями плечо Казуки, на время лишив того способности двигать рукой. – И вообще, я обиделся. Я хотел остаться с Бё, а ты помешал. Рана не заживала, и Казуки понял, что обычно делали в этих случаях: определённый участок израненной кожи как бы отправлялся на пару секунд в прошлое. Поэтому не раны заживали на самом деле, а просто исключался из времени момент, когда их нанесли. Казуки невольно вспомнилась сцена из какой-то книги, где одна из героинь плакала над ещё не уколотым пальцем. – Что ты защищаешь и от кого защищаешь, Казуки? – громко хихикнул Джин, едва остановив рукой выпад костяными острыми рогами соперника. Вытянутое птичье тело Казуки, покрытое перьями, изогнулось в спине, а он сам отступил на шаг назад. В его душе смешалось множество чувств: от облегчения за то, что он всё-таки нашёл Манабу, до разрывающей боли за то, что не мог привести любимого в чувства. Ещё и этот Джин, тот, кто посылал их в третье измерение, раз за разом разлучая. Потому что Казуки никогда никому был не нужен. Никому, кроме Манабу, от которого с трудом отводили взор не только сородичи, но и сам создатель. Мир снова дрогнул, треща над головой. Джин на секунду отвлёкся, и этого Казуки вполне хватило. Взмахнув длинным хвостом, он зацепил ногу Джина и повалил его на спину. Пока тот приходил в себя, принял человеческий облик и дальше уже действовал как простой человек – с размаху ударил кулаком, так, что голова Джина мотнулась в сторону, а подбородок залила кровь, плеснувшая изо рта. Прежде чем противник успел опомниться, Казуки подскочил к Манабу и с легкостью поднял его на руки. Тот всё так же не реагировал, но теперь лёгкое угловатое тельце почти ничего не весило. Куда бежать Казуки понятия не имел. В том, что мир на его глазах расколется, не было ничего страшного, ведь он жил здесь и прежде. Но чего он боялся на самом деле и от чего защищал Манабу – это возвращение обратно. Мысль об очередном расставании с тем, кого он даже не вспомнит, причиняла боль в сердце. Где-то за спиной раздался треск. Успевший выскочить на пустынную тихую улицу, Казуки резко отскочил в сторону, когда мимо него пролетела вогнутая и вырванная дверь. Зацепившись углом за землю, она закружилась вокруг своей оси, взметнув в воздух хлопья снега, и с грохотом разбилась о ближайшее дерево. – А ну стой! – голос Джина раздался где-то над головой. Резко свернув в сторону, Казуки крепче прижал Манабу к груди. Он мог бы сейчас тоже взлететь и принять бой, но увы, руки были заняты. Оставался только один выход. На бегу оттолкнувшись от земли, Казуки зажмурился, мысленно представляя себе одну из временных точек. Пожалуй, мог бы сойти тот вечер, когда он дрался с Манабу на баскетбольной площадке, под октябрьским дождём. – Агрх! Железное сетчатое ограждение резко ударило Казуки по спине, выбив воздух из лёгких. Рубашка тут же намокла, и, когда он упал, приложившись затылком о резиновое покрытие площадки, вокруг вновь воцарилась тишина. Пока Джин сообразит, где они, можно подумать, куда двигаться дальше, решил Казуки. Раскрыв глаза, он вдруг с удивлением посмотрел в небо, хмурое от туч. Даже дыхание сбилось на секунду от невероятного зрелища вокруг: капли вечернего дождя застыли в воздухе, само время вокруг них застыло. Крошечные капельки блестели в жёлтом свете одинокого фонаря, освещающего площадку, и казались сверкающими кусочками золота. Казуки с размаху ударился об ограждение, потому что, даже рассчитав долготу и широту, нельзя было точно предугадать, насколько от этой точки отклонилась земля. Существо, не принадлежащее этому миру, с таким же успехом могло оказаться в этой точке, но где-нибудь над Великим каньоном или посреди океана. У Казуки обычно срабатывал внутренний навигатор, поэтому он оказался тут всего лишь лежа спиной на земле, а согнутыми ногами упираясь в сетку. – Больно-то как… – пожаловался в пустоту Казуки, рефлекторно прижимая к себе тело любимого. Спину и правда саднило, наверняка там останутся синяки и царапины. Глубоко вздохнув, он перевернулся и сел, уложив голову недвижимого Манабу на свои колени. – Как же достало это всё, – себе под нос пробурчал Казуки, поглаживая любимого по чёрным взъерошенным волосам. Тот дышал спокойно и тихо, а потом совсем неожиданно раздался его хриплый, низкий голос. – Казуки… Манабу шумно выдохнул и повернул голову, заглядывая в его лицо. Тёмные глаза снова стали прежними, живыми и блестящими. Приоткрыв бледные губы, Манабу поднял руку и провёл ладонью по мокрой щеке Казуки. Он смотрел серьёзно, прямо в глаза, но отчего-то Казуки понимал, что Манабу тоже рад его видеть. – Всё хорошо, Казу. Пока мы вместе – всё хорошо. Ничего не ответив на это, Казуки одарил возлюбленного искренней обнадёживающей улыбкой и пристроил свою ладонь поверх его. Теперь он точно знал, что у него ещё есть силы бороться.