Нельзя просто так взять и выйти из игры

      Лориан испуганно переводил взгляд с луча на Хелену и жалобно просил, чтобы она не забывала хилить. Целительница ритмично кивала на каждое слово лука, сжимая посох побелевшими пальцами. Мы не знали, что может значить красный луч, указывающий на сектор хавка, но то, что он предвещал беду — никто не сомневался. Стоящий за Лорианом хил, кивнул Злодею и нажал кнопку на своём приборе, сказав, что первое слово находится на одном из кольев. В этот же момент лучника словно подменили: он уставился безумными глазами на прутья своей клетки, его взгляд за чем-то следил, словно по решётке кто-то полз.       Лориан: Нет! Нет! Что происходит?! Я не хочу! Уберите это! Ребята, вытащите меня! Симон, сделай что-нибудь! Хелена! Умоляю!       ШК вдавил свою голову в небольшое расстояние между холодными железными прутьями так, что лицо его исказилось, руками он пытался их раздвинуть, но тщетно — клетка не поддавалась никаким физическим манипуляциям. Глаза героя расширились от ужаса, танк суетился в своей мышеловке, дабы найти хоть какой-то ключ или подсказку для выхода из этих железяк. Было больно следить за ним, должно быть, камаэль никогда не чувствовал себя настолько беспомощным, бесполезным, неспособным даже отвлечь врага от своего союзника. Хелена с нечеловеческой скоростью крутила посохом и тараторила заклинания, но ни одно из них не долетало до несчастного лучника, хотя заклинания работали исправно, это мы поняли по срабатывающим групповым хилкам, которые освящали саму целительницу. Стало ясно, что на клетки не действует не только физическая сила — магию они так же с лёгкостью блокируют.       Глядя на сходящего с ума Лориана, Дарк сам был на грани обморока, следя за действиями лука широко распахнутыми от страха глазами и изо всех сил держась за решётку, чтобы не упасть. К нему пришло осознание, что он чудом избежал нечто подобного.       Крутясь в своей ловушке, Лориан в панике царапал ногтями решётку столь интенсивно, что из под них уже начинала сочиться кровь. К огромной неожиданности лучника, вдруг раздался грохот вперемешку с лязгом металла — из каменного пола под ногами Лориана вынырнули железные пики разной длины, расстояние между которыми составляло сантиметров сорок, не больше. Луку чудом удалось сохранить себе ногу, рядом с которой вынырнул серый, слегка проржавевший кол, высотой достигающий полуметра. Пробив край кожаного сапога, металл прошёл в нескольких миллиметрах от ступни несчастного человека, второй ноге повезло меньше: десятисантиметровое орудие прошло насквозь, окрасившись тонкими алыми нитями.       Раздался вопль. Лучник кричал столь неистово, громко, утробно, что казалось, возглас врезался в уши, подобно лезвию ножа. Страх от увиденного проникал столь глубоко, что кровь стыла в венах, заставляя тело содрогаться от холода. Хелена снова попыталась прочитать заклинание массового исцеления, но результат оказался такой же, как в прошлый раз. Оглядев с ненавистью лица наших палачей, я с мстительным удовольствием отметила, что они напуганы не меньше нашего. Сейчас бы я всё отдала, чтобы оказаться по ту сторону клетки, наблюдая за мучениями пачки Злодея. Они знали. Они всё знали! У нас даже не было выбора остаться в игре или сдохнуть тут, как скот на бойне. Этого выбора не было по их вине! Этим мразям было плевать, что мы такие же, как они. Как бы они не оправдывали свои действия, пусть сдохнут!       Пытаясь освободить ногу, от пробившего её кола, Лориан медленно стал поднимать ступню, жалобно скуля, но в этот же момент прутья резко ушли обратно под серые плиты, оставив лучника с обильно кровоточащей ногой. Медленно вытекающая алая жидкость заполняла трещины на холодном камне, словно пыталась вдохнуть в него жизнь.       Злодей, стоящий за моей спиной, презрительно фыркнул.       ххЗлодейхх: Вот придурок. Надо было слово искать, а не верещать, как полоумная девица. С такими успехами он станет решетом раньше, чем что-то найдёт.       И словно под заказ паладина, осевшего и распластавшегося на полу Лориана, злосчастные шипы тут же проткнули в четырёх местах. В этот раз расстояние между кольями значительно уменьшилось, похоже, с каждым разом их количество будет увеличиваться, а свободное пространство в клетке сокращаться, и так до тех пор, пока весь пол в мышеловке лучника не превратится в клыкастую машину смерти, сделав из него кровавое месиво. Вот почему тот, так называемый Создатель, говорил: "Пусть ваш разум не затуманит боль". Эта пытка не закончится, пока мы не добудем какое-то чёртово слово.       Я обхватила прутья решётки руками и стала кричать лучнику, чтобы он искал эти грёбаные буквы, предложения, да всё, что угодно, но только не продолжал лежать, истекая кровью. Но, видимо, он не только не слышал меня, но для него не представлялось возможным даже пошевелиться, будучи пронзенным острыми железными пиками. И вновь, как и в прошлый раз, клыки вынырнувшие из преисподней, вернулись в своё логово. Моё сердце стучало совершенно безумно, переживая за сопартийца. Страх, что он не сможет подняться, крепкими тисками сдавливал внутренности.       Но только он повернулся со спины на живот, чтобы принять вертикальное положение, как прутья снова появились и пронзили вдвое больше мест, чем в прошлый раз. Под неприятный щелчок, один из кольев пробил лучнику позвоночник и, разрывая кожу, вынырнул на поверхность слегка окрашенный в спинномозговую жидкость с примесями крови. Тело лучника содрогнулось и внезапно его напряженные ноги безвольно расслабились. Поняв, что это конец, из моей груди вырвался громкий животный вопль, который через мгновение заставил меня кашлять и задыхаться от першения в горле. Слёзы крупными каплями катились из глаз, оставляя на лице и шее мокрые следы. Нос заложило до такой степени, что дышать было не возможно, часто шмыгая носом, пыталась вдохнуть кислород, но трахея наполнялась только тошнотворной слизью.       Понимая, что время между появлениями прутьев с каждым разом стремительно сокращается, так же как и расстояние между ними, решила приободрить Лориана, но мой голос сквозь всхлипы, если и донёсся до него, то лишь ещё больше вверг в состояние неизбежной смерти. Вид лучника всё менее и менее походил на человеческий: на шершавых прутьях оставалось все больше и больше кусков его плоти, перемешанных с липкой жидкостью. С губ человека срывались едва слышимые стоны и булькающее бормотание. Лориан медленно повернул голову в право, и из его рта вытекла струйка крови, смешанная со слюной.       Внезапно его взгляд впился в пику рядом с окровавленной и разодранной рукой, тут же в глазах лучника появилась невероятная тяга к жизни, что даже реки крови и парализованные ноги не могли затмить этот блеск. Он смог слегка приподняться на локтях и еле-еле, но всё же держать голову на весу. Я смотрела как окровавленные губы лучника размыкаются, чтобы произнести спасительное слово, но в это же мгновенье шипы скрылись под плитами и тут же появились снова — один из них вошёл аккурат в глазницу Лориана и, пробив черепную коробку, вышел из затылка.       Лориан: Не-су-щее.       Сумев прошептать несколько слогов, лучник замолчал, а его тело обмякло: кости черепа с жутким скрипом тёрлись о железную пику, скользя вниз к каменной поверхности пола. Когда шипы скрылись под плитами, резко покидая истерзанное тело, Лориан даже не шевельнулся. Сначала прошло несколько секунд, потом минута, вторая... Колья больше не появлялись, значит ему всё-таки удалось выполнить это извращённое задание. Так должно было случиться или это всего лишь везение?       Хелена в слезах, обхватив руками решётку своей клетки, угрожала, просила, молила дать ей вылечить лучника. Лица наших надзирателей были белее бумаги, их предобморочное состояние говорило, что они сами не ожидали ничего подобного, лишь их пл за моей спиной стоял с кривой усмешкой.       Кёта: Придурок! Он умирает! Дай ей спасти его!       Злодей неохотно взглянул на меня и скорчился от отвращения.       ххЗлодейхх: Прошу, заткни свой маленький рот. Если он ещё не сдох, значит ничего с ним не случится. Забыла, где находишься? Жаль, что не ты на его месте, я бы удовольствием посмотрел на мозги сквозь дыру в твоём черепе.       Внутренне съёжившись от всепоглощающего страха, я попятилась и, ткнувшись в решётку, прижалась к ней всем телом, напрочь забыв о злости, с которой посмела высказаться. Симон, рыча от ярости, бросился на железные прутья, отделявшие его от ненавистной пачки. Металл со звоном ударился об металл, и звук раскатился, словно гром во время грозы.       Simon: Ублюдок! Я обещаю, что найду тебя! Как только мы выберемся отсюда, клянусь, я потрачу всё своё время, но отыщу тебя, вырву твои крохотные яйца и затолкаю их тебе в глотку! Я перережу тебе горло! Ты захлебнёшься в собственной крови, конченная мразь!       Танк, словно дикий зверь, метался и пытался проломить свою клетку, чтобы расквитаться с врагом.       ххЗлодейхх: Обязательно, красавчик. Я буду ждать. А пока... продолжим, если ты не против.       Но так и ничего не предприняв, паладин продолжал стоять на своём месте, пока через несколько минут, луч сам не стал двигаться. Теперь было ясно, что данная конструкция действует сама по себе и остановить её возможности нет. Должно быть, это сделано для того, чтобы игроки, увидевшие ужас и истязание первой жертвы, не смогли всё закончить, так и не дойдя до конца. И дабы подстегнуть тех, кто включает ловушку у выбранной жертвы, было сказано в самом начале о париках мобов с фешенебельным уроном.       Опасный луч скользил по нашим телам и клеткам в поисках свежего мяса. Никому не хотелось почувствовать на себе даже нечто отдалённо похожее на перенесённое Лорианом. Он так и не пришёл в себя после пытки, оставаясь лежать на холодном полу, с искорёженными частями тела без признаков жизни. Нам оставалось только надеяться, что лучник жив, ведь мы абсолютно не знаем, как выглядит в игре настоящая смерть. Пропадает ли тело после неё или остаётся, как в реальном мире. Наносили ли шипы урон при исчезании под плитами или только при появлении на плоскости камерного пола. Вероятней всего, основной урон был при пробивании тела лучника, но нельзя исключать вариант, что пики так же убавляли хитпоинты, когда скрывались под плитами, утаскивая за собой кусочки плоти на шероховатой поверхности.       Но сейчас всеобщее внимание было приковано к красной полоске света, начинающей угрожающе замедляться на секторе Дарка, глаза которого были полны ужаса и паники. Парень находился предобморочном состоянии, готовый в любую секунду рухнуть без чувств. Окажись мы при других обстоятельствах, я бы непременно позлорадствовала, но находясь в равном с ним положении, мне было искренне жаль не только себя, хотя страх за собственную жизнь пересиливал любую жертвенность. Если бы мне предложили принять удар вместо кого-то, то я ни за что бы это не сделала. Даже питая сильную симпатию к Симону, я не была до конца уверена, что готова пожертвовать собой ради него. Однажды умерев вместе с ним, я хорошо запомнила ту боль, с которой пламя прожигает кожу и жарит мясо на костях. Прошло ещё очень мало времени для того, чтобы я решилась на очередной глупейший поступок.       Внезапно встретившись взглядом с Мару, я стыдливо отвернулась, поняв, что пожертвование собой ради него мне даже не пришло в голову. Скорее всего, окажись в смертельной опасности, он бы тоже выбрал спасать свою жизнь, а не мою. Такова человеческая природа.       К великому облегчению ножа, луч проскользнул мимо его клетки и остановился снова на секторе Лориана, светя прямо ему в голову. Испуганно сглотнув я перевела панический взгляд на Злодея, который шерстил что-то в своих часах.       ххЗлодейхх: Заноза, запускай, когда на часах окошко появится. Написано, если луч останавливается на секторе уже прошедшего испытание, механизм включает тот, к кому ближе он находится. Если он останавливается ровно по середине, то выбор начинается по-новой.       Я не могла полностью разглядеть к кому красный указующий перст находится ближе всего, мне казалось, что он находится по центру. Но тут решают не люди, а нечто более механизированное, что заметит отклонение даже на миллиметр от середины сектора. Заноза — нож, стоящий за спиной Хелены, внимательно ждал команды в виде окошка над рукой. Вика быстро протараторила заклинание пера, нобла, крепче сжала в руке посох и сосредоточенно стала смотреть на мерзавца за своей спиной. Ему было глубоко плевать, что он обрекает девушку, сидящую в клетке, словно бездомная собака, на дьявольские страдания. Но к моему величайшему удивлению, на лице целительницы не было ни тени испуга, казалось, что она сама решила пройти через неизвестный ад. В глазах уже высохли слёзы, пролитые из-за лучника, теперь там отражалась злость и решительность.       Falcon: Хелена, ты справишься! Не смей умереть!       Тёмная эльфийка расплылась в нервной улыбке и вытянула руку с оттопыренным большим пальцем. Антон был напуган, но старательно пытался не подавать виду, чтобы не разрушить тягу к жизни у грозного хиллера.       Хелена: Я не Хелена! Я Виктория! Смотрите, твари, стоящие позади! Так выглядит... победа!       Как только прозвучало последнее слово, подобно грому во время первой грозы, Заноза тут же нажал на своём приборе кнопку, открывающую дверь в преисподнюю для нашей смелой целительницы.       Сильнее стиснув в руках посох, Вика проверила свои хилки. Закусив от напряжения губу, она с любопытством рассматривала железные прутья своей решётки, словно оказалась в бамбуковом лесу, а не клетке. На противоположной от неё стороне, из под плит медленно поднялся небольшой ящик, похожий на тот, который появляется после убийства босса, только в два раза меньше. Целительница повернулась вокруг своей оси, внимательно оглядев каждый уголок камеры, и осторожно сделала два шага к сундуку. Остановившись, она снова огляделась на предмет изменений, но в клетке всё оставалось по-прежнему, словно она усыпляла бдительность кардинала. Вика облизала пересохшие губы, нервно сглотнула и сделала ещё один осторожный шаг — снова тишина. До ящика оставалось каких-то сантиметров пятьдесят, не больше, протяни руку и вот — он твой. Но что-то в этом спокойствии было зловещее и жуткое, словно сама смерть разыгрывает карты: "Подойди к нему. Всё хорошо. Тебе нечего бояться. Тут совсем не опасно. Ну? Давай же! Иди! Иди, дрянь, кому говорят!". Целительница сделала ещё один шаг и протянула руки к ящику с витыми узорами, сверху сплошным потоком, словно водопад, на неё хлынула жидкость похожая на воду, только цвет её был зелёный, как у цветущей реки. Хелена не успела даже моргнуть, как её посох осыпался кристаллами р-ранга, верх робы также блестел на полу жёлтыми камнями, а сама целительница громко взвизгнув, отскочила от сундука и, сморщившись от боли, открыла рот, и с её губ сорвался истошный вопль.       Нагая до пояса, Вика держала дрожащие руки перед своим лицом и не могла поверить, что на них не осталось и сантиметра кожи: волокна мышц блестели, а местами были похожи на испорченный зеленоватый кусок свиной ноги. Тело выше талии выглядело точно так же, как руки, но целительница боялась перевести взгляд на свой живот и грудь — тяжело дыша, она ткнула, поморщившись, пальцем на кнопку в часах, и в её руке появился посох Апокалипсиса, больно обжигая своей неровной поверхностью. Стиснув зубы, Вика крутанула посохом и выкрикнула исцеляющее заклинание — на теле появились небольшие островки кожи. Снова и снова повторяя заклинание, целительница покрывалась приятным цветом слоновой кости и медленно приходила в себя.       Хелена: Вот же ублюдки, мать вашу! Кто придумывал эти испытания?       Вика повернулась в сторону своего палача, нажавшего кнопку, и впилась в него взглядом. Эльф заёрзал, ему стало неуютно под напором колючих глаз целительницы.       Хелена: Я тебя сейчас не вижу, упырь... но знай, гадёныш... как только я отсюда выберусь, а я выберусь! Обещаю, что найду тебя! Найду, где бы ты ни был! И тогда я устрою тебе такой библейский ад, что разъедающая мою плоть кислота, покажется тебе милым подарком на Новый год!       Слова целительницы звучали столь твёрдо и холодно, что не оставалось сомнения: она действительно выполнит своё обещание. Нож, на которого смотрела Вика, тоже это осознавал, и взгляд его выражал беспокойство и смущение от собственного страха, испытываемого перед полуголой девчонкой в клетке, находящейся между жизнью и смертью. Боль её не испугала и не сломила, боль придала ей сил, уверенности и бесконечной злости. Такой воинствующий хил, в готовой рассыпаться юбке, внушал благоговейный трепет и ужас. Если бы Симон рассмотрел в Хелене эту черту на момент их знакомства, то приобрёл бы себе в консту воина с несокрушимым духом и волей. А если бы увидел в ней девушку, то надёжнее опоры и представить невозможно. Она бы отделила конечности пилочкой для ногтей недоброжелателю танка, если бы потребовалось. Я смотрела на неё с благоговейным ужасом, понимая, что во мне нет ни капли её стального характера. Эта женщина... восхитительна!       Вика снова впилась глазами в желаемый ящик, но не решалась подойти к нему снова. Окинув жалкие лохмотья прикрывающие стройные ноги, она одним движением разорвала юбку и с яростью наступила на желтоватый кристалл, который только что появился на каменной плите. Трусики едва держались на круглых бёдрах, будучи тоже изрядно потрёпанными безжалостной кислотой. Целительница порылась в своих часах, а точнее в инвентаре, и выудила из него старенький ученический сет бессмертия. Ловко натянув доспехи, Хелена втянула ноздрями воздух и медленно выдохнула. Уверенно шагнув вперёд, целительница оказалась в центре своей клетки, она размяла ноги, положила посох на плиту рядом с собой и приготовилась к бегу. Сорвавшись с места, она мгновенно оказалась на половине с сундуком, тут же превратившейся в бурлящий водопад с кислотой.       С пробирающим до костей воплем, кардинал вынырнула из пожирающего её потока и рухнула на плиты куском сырого мяса. Местами на её теле просвечивали, пожелтевшие от разрушения, кости. С трудом дотянувшись до посоха, слабо застонав, Хелена, превозмогая боль, обхватила древко и, с трудом ворочая языком, залепетала спасительные слова, которые никак не хотели произноситься верно: губы, стёртые кислотой с лица целительницы, оказались важной частью в формировании заклинаний. Огромные глазные яблоки ошеломлённо вертелись в глазницах, не понимая куда подевалась защита в виде век. Девушка превратилась в совершенно жуткое чудовище, видя которое, скорее хочется отвернуться и вырвать его из памяти.       С огромным нечеловеческим усилием Вике всё же удалось прочитать заклинание бое и восстановить обезображенное тело. Прижимаясь к решётке абсолютно обнажённым телом, Хелена хрустнула пальцами и заскрипела зубами от злости: она была похожа на концентрированный комок гнева и ярости, казалось, что даже воздух вокруг её тела стал потрескивать от напряжения и страха перед целительницей. Зычно рявкнув, словно ругнувшись, кардинал слегка махнула посохом и тут же откинула его к прутьям, от чего древко оружия глухо ударилось о железо и с таким же стуком приземлилось на каменные плиты, молочную кожу Хелены окутала золотистая аура в виде сферы — целестиал. Пулей сорвавшись с места, Вика рванулась к сундуку под сплошной стеной, льющейся сверху, которая занимала теперь уже большую часть клетки: сухой оставалась только десятая её часть. Зелёная завеса поглотила целительницу, словно кит сожравший кальмара, наш хил исчез... растворился... канул...       С победоносным кличем, а вернее сказать, с победоносным матом Вика, сияя, словно утренний восход, выпрыгнула из ядовито-зелёного покрывала, рассекая его белоснежной грудью и швырнула сундук на пол клетки — раздался противный лязг.       Хелена: Вот так вам, гниды! Сюда глядите! Мамка зарешала! Что, -_-, нечего сказать? Эй, козлина за моей спиной, ты видел? Видел меня? Фак ю! Ха! Нет цензуры? Акцент не тот? Сак, сан оф э бич!*       Хелена, щеголяя голым задом на крохотном сухом островке своей клетки, показывала средний палец, кружась, как юла. Целительница была похожа на сумасшедшего репера с их дурацкими жестами, сгибаниями, словно живот прихватило, и интонацией. Не хватало только "Йоу!" после каждой фразы.       После того, как целительница извлекла из сундука свиток, похожий на рецепт, и громко зачитала слово "одному", с визгом радости бросилась на железную решётку. Симон с Фальконом громко зааплодировали победительнице, которой удалось сохранить не только своё тело без единой царапины, но и боевой настрой.       Falcon: Ты просто бомба, девочка!       Нож не пытался скрыть восхищение от увиденного, но что его восхищало больше: голое тело или стальной дух — никто даже не догадывался. Вика ничуть не стесняясь своей наготы, гордо расхаживала по своему маленькому загону и, порой, резко поворачивала голову к Занозе, издавая странные звуки напоминающие гремучую змею — каждый раз эльф испуганно отшатывался в сторону и делал вид, что занят созерцанием своих часов.       Но вдоволь насладиться успехом Хелены, нам не дал вновь начавший своё движение, ярко-красный лазер, угрожающе скользящий по нашим клеткам. Взгляды всех, кроме Лориана, были прикованы к нему. Чувствовалось, что каждый из нас хоть немного, да вдохновился результатом целительницы и теперь готов бороться за свою жизнь с большим усердием, нежели до него.       Смертельный огненный свет замедлился и остановился на нашем варе. Дарк медленно пятился назад, не веря своим глазам, а луч продолжал холодно светить в его грудь, словно лазерная указка. Несмотря на все наши встречи, сейчас мне было искренне жаль тёмноухого. Каким бы гадким игроком он ни был, тот парень, чьё сознание находится внутри эльфа, наверняка не заслуживает и капли той боли, что приготовили нам создатели этого ада. Я даже не могу себе вообразить каким человеком нужно быть при жизни, чтобы все эти муки стали справедливым наказанием.       Как только механизмы пришли в действие, нож осторожно подошёл к решётке и прикоснулся серыми пальцами к пустоте между прутьями, словно там появилась видимая только ему одному, преграда. Не прошло и минуты, как эльф резко обернувшись, уставился в потолок клетки и слегка склонил голову вбок, внимательно кого-то слушая. Очевидно, что после запуска, каждый из нас остаётся в одиночестве и получает инструкции, которым он строго обязан следовать. Иначе и быть не может, как ещё можно объяснить то, как все старательно пытаются получить максимум боли.       Тёмный эльф потёр ладони и оглянулся по сторонам, словно чего-то ждал. И действительно, не прошло и нескольких секунд, как в его клетке с противоположных друг другу стен материализовались цепи с крюками; Дарк не успел даже пискнуть — острые концы орудия пыток мгновенно пробили его кожу и закрепились на рёбрах. Глаза ножа застыли в ужасе, а открытый рот никак не мог вдохнуть кислород: по эльфу было видно, что ничего подобного он не ожидал, а тот, кто его инструктировал ещё минуту назад, такого не упоминал.       Цепи медленно стали натягиваться, словно за решёткой их кто-то накручивал на невидимые колёса. Железные оковы стали походить на тугие струны, которые брали своё начало в теле загнанного, боящегося от боли пошевелиться, тёмного эльфа. Было страшно наблюдать, как по его лёгкому сету стекает липкая тёплая жидкость, но ещё страшнее была неизвестность. Если его испытание начинается с этого, то что будет дальше? Дарк, дрожащими пальцами, слегка коснулся мест, куда проникли крюки и поморщился от боли. Несмотря на свободные руки и ноги — эльф не мог просто освободиться и подыскать безопасное место в клетке. Попытавшись вытащить крюк из своего тела, он громко взвыл — цепь натянулась ещё сильнее: раздался треск, ломающейся кости.       Мельком взглянув на Симона, я увидела, как между его бровей пролегла глубокая складка, которая придавала его лицу очень жалостливый вид. Верхняя губа слегка приподнялась от отвращения, при созерцании столь жуткой картины. В глазах застыло непонимание от происходящего и сочувствие к вару. Межклановые войны — это такой пустяк, в сравнении с настоящим полем боя.       С потолка в клетке Дарка, закреплённая на тросе, опустилась закупоренная колба со свёрнутым внутри неё пергаментом. Её-то и нужно достать эльфу, чтобы закончить испытание, слово находится совсем рядом. На расстоянии вытянутой руки. Почти... Тёмноухому не хватало дотянуться сантиметров десять, не больше. Но и это оказалось бесконечным расстоянием из-за зафиксированных железных крюков на рёбрах. Дарк попытался слегка податься корпусом вперёд, чтобы сократить расстояние между колбой и его рукой, но тут же оставил эту попытку — цепи без промедления стали ещё туже. По лицу эльфа было видно, что он в отчаянии и не сможет преодолеть эту боль, ради выполнения задания. По пепельной щеке скатилась прозрачная капля и упала с подбородка на каменный пол, оставив на нём едва заметный мокрый след.       Но подобный отказ выполнения задания был предусмотрен тем, кто бы ни придумал это. Нечто похожее на металлический острый веер пронеслось рядом с лицом эльфа, отрезав ему кусочек уха. Нож, слабо ахнув, прикрыл обрезанное ухо рукой, пачкая в крови пальцы. Не прошло и нескольких секунд, как веер пропал между прутьями клетки — с разных её сторон вылетело ещё два. На этот раз один разодрал тёмному бедро, а второй воткнулся слегка ниже лопатки. Дарк зажмурился от боли и с силой прикусил губу, чтобы не закричать, но всё же так и не смог сдержать протяжный стон, сорвавшийся с его губ. Он снова попытался дотянуться до пергамента в колбе, но цепи опять встали преградой на его пути. Закричав от отчаяния, эльф запрокинул голову, из его глаз выкатились крупные капли. И снова вылетело несколько вееров, и все они угодили точно в цель: один, перерезав верёвочный трос с колбой, воткнулся в горло Дарка, поднявшего взгляд к потолку, второй влетел в поясницу, от чего ноги эльфа тут же потеряли устойчивость и стали подгибаться, и третий оказался наполовину в брюшной полости. Стоять с такими очагами повреждений даже в игре было нереальным: нож повалился на плиты, а цепи с крюками завершили начатое — рёбра, одно за другим, со звонким треском ломались, вырастая кроваво-белыми стволами деревьев из под кожи.       Упав вперёд лицом, эльф только глубже загнал вееры себе в живот и горло. С уголков его губ сочилась кровь, глаза закатились, но рука, случайно оказавшаяся на разбитой колбе, вернула Дарка на мгновение в сознание. Он медленно подтащил пергамент к лицу и развернул кровавыми пальцами. Было видно только, как едва шевелятся его губы в беззвучном слове "Остальным". Как только последняя буква была произнесена — нож закрыл глаза и затих.       Я с ужасом смотрела, как продолжает вытекать кровь из горла вара, и пыталась не потерять рассудок от увиденного. Я даже не хотела представлять, что может чувствовать человек, когда его рёбра, ломаясь, прорывают кожу и оказываются на поверхности. Что происходит с телом, когда металлический веер вспарывает брюхо и проникает внутрь, перерезая кишки. Если представить всё это не отстранённо, а в деталях, то можно сойти с ума. Я с трудом боролась с тошнотой, подкатившей к горлу, в то время, как лазерный луч снова ожил.       ххЗлодейхх: Это лучше, чем выполнять ваши тупые желания. Такое зрелище и в первых рядах... Фантастика! Обожаю свою работу!       Никто не издал ни звука, услышав эту реплику. Симон переглянулся с Фальконом, в глазах обоих застыл ужас. Мы с самого начала поняли, что всё серьёзно, но то, что наш Джинн окажется конченным маньяком с жаждой к извращённому убийству, выбивало из колеи. Казалось, что увидев весь творящийся кошмар, он должен хотя бы посочувствовать, ведь в конце концов, он был человеком, но, нет, в его глазах не было и тени сочувствия лишь радость и восторг от происходящего.       В этот раз луч не замедлял скорость, он бешено вертелся, превратившись в светящийся круг, и вдруг резко остановился, пробравшись в клетку Фалькона. Тёмная эльфийка сглотнула и посмотрела в глаза испуганного танка. Тот мотал головой, прижавшись к прутьям своей решётки: он был не готов смотреть на пытки друга. Наверняка Симон рассчитывал лежать без чувств к тому моменту, когда очередь дойдёт до Антона. Оказавшись обманутым в смертельной ловушке без надежды на спасение — танк потерялся. Надменный герой с завышенной самооценкой превратился в слабого и напуганного паренька перед лицом более хитрых людей. Привыкший в игре решать проблемы с помощью своего статуса, адены и консты, камаэль не мог поверить, что от него может ничего не зависеть — он беспомощен в руках жестокого случая. Нутро ШК рвалось в бой, инстинкты требовали защищать группу, но железная клетка каждый раз указывала, что он лишь жертва, такая же как все.       Simon: Тох, умоляю... прости... Тоха.       Антон понимал, в каком состоянии находится друг и заверил его, что всё отлично, широко улыбнувшись. Безусловно, он не винил Симона в том, что мы оказались здесь, но успокаивать невменяемого танка времени тоже не было — палач за его спиной уже нажал заветную кнопку.       Уже знакомым удивлённым взглядом тёмная эльфийка окинула свою клетку, словно по решётке ползли, невидимые нам, насекомые и посмотрела себе под ноги.       Быстро перебирая ногами, Фалькон оказался плотно прижатый к решётке: он держал руками прутья за своей спиной, стоя на носочках так, что пятки прижимались к холодной клетке: плиты на полу медленно окрашивались в чёрно-белые краски.       — Братан, всё в порядке! Я справлюсь! Я тебя не слышу, но чувствую как ты скулишь. Дэнчик, люблю тебя, солнце!       Антон рассмеялся, вскинул вверх руку и оттопырил большой палец. Я повернула голову к Симону и увидела, как по его щекам катятся слёзы. Быстро отвернувшись от него, снова взглянула на эльфийку. Фалькон больше не улыбался: всё его внимание было приковано к полу в клетке, который стал походить на шахматную доску. Антон стоял на одних лишь пальцах на тонком промежутке между решёткой и белым квадратом. Издав звук напоминающий шипение, он оторвал руки от прутьев, словно обжёгся, и тут же свалился всем телом на светлый островок шахматной доски, не удержав равновесия, из которой тут же вынырнул странный рычаг. Сильно испугавшись, эльфийка вскочила на ноги и кинулась было обратно в своё облюбованное убежище, но железная решётка уже была раскалена до красноты и прижиматься к ней оказалось не лучшей идеей. Пытки нельзя избежать, ибо попытка укрыться от неё, станет хуже борьбы за выживание.       Совладав с собой, Фалькон твёрдо встал ногами на квадрат и немного успокоился, поняв, что ему ничего не угрожает, по крайней мере, пока. Восстановив дыхание, он стал осматривать место своего пребывания, что-то старательно анализируя в голове. Вид у эльфийки был задумчивый и немного растерянный. Спустя пару минут пустого топтания на белом острове, Антон начал сначала переступать с ноги на ногу, а дальше, и вовсе резво подпрыгивать на месте. Плита под его ногами нагрелась, подобно решётке за спиной. В ловушках всё сделано настолько идеально, что ни одна секунда не будет вами потрачена даром: без криков и страданий. Ножу пришлось выбирать: жариться на красной плите или попытать счастье, сделав ещё один ход, и он выбрал второй вариант. И это решение оказалось едва ли лучше, чем быть зажаренным заживо. Плотной, сплошной стеной на небольшой чёрный квадрат с Антоном, пролилась кипящая вода, от которой белым туманом валил пар. Заливая место с эльфийкой, она продолжала бурлить под его ногами, лопаясь устрашающими пузырями. С бешеным воплем, нож выпрыгнул из страшного котла и приземлился на следующий чёрный квадрат, перепрыгнув белый.       Сквозь маленькие отверстия в плите под ногами Фалькона стал просачиваться голубоватый газ и заполнять чётко установленные границы чёрной плитой. Нож не торопился покидать начавшую действовать ловушку, которая не приносила ему ни боли, ни неудобств. Он осторожно снял перчатки и болезненным взглядом осмотрел обваренную кисть, словом, голова его не выглядела лучше руки, но этого эльфийка видеть не могла. С тихим стоном он натянул перчатку обратно и слегка пошевелил пальцами. Газ становился гуще и гуще, а нож продолжал беззаботно им дышать, оглядываясь по сторонам и выбирая место, куда ему лучше встать. Наконец, он решил сделать шаг, будучи окутанным голубым газом настолько, что самого Антона и видно не было, только ядовитое облако, окружающее его.       Ступив на белый квадрат, эльфийка замерла, ожидая неприятностей, но на этот раз не появилось даже рычага. Обрадованный нож, уже смотрел на следующую клетку светлого цвета, до которой предстояло допрыгнуть, миновав тёмную. Возможно, он понял ловушку, и теперь ему не составит труда её пройти. Всего-то нужно избегать чёрные плиты. Мельком взглянув на танка, я заметила, что слёзы перестали украшать его щёки, а красные глаза были прикованы к другу на шахматной доске и внимательно следили за каждым его действием.       Внезапно Антон закашлялся: мучительно, громко, продолжительно... Он упал на колени и задыхался в приступе, словно ему хотелось очиститься от чего-то лишнего в горле или груди. Больше не в силах прикрывать губы ладонью, он упёрся руками в каменную плиту, чтобы не упасть, но никак не мог ни остановиться, ни откашляться. Наконец, он замолчал и открыл глаза: белый квадрат окрасили брызги крови, а под ладонью, закрывавшей рот, оказалось ярко-красное размазанное пятно. Нож попытался произнести, что он в норме, но его снова охватил приступ кашля. В этот раз эльфийка уже не смогла стоять на коленях, она сворачивалась в клубок от спазмов и задыхалась, едва успевая вытирать окровавленные губы.       Симон с силой ударил лбом о железные прутья: крупная красная капля медленно вытекла из брови и стекла на глаз. Танк тихо застонал и сполз по решётке на пол. Он был полностью истощён и растоптан всем увиденным. Больше не в силах стоять на ногах и смотреть на мучения друга, герой закрыл глаза руками и сжался в маленький комочек, желая исчезнуть.       Кое-как Фалькону всё же удалось подняться на ноги и шагнуть с надеждой на белый квадрат. И, похоже, снова удача. Нож опять зашёлся в кашле, как вдруг электрический разряд огромной силы прошёл через его тело. Эльфийка содрогнулась, но тут же спазм сковал её мышцы: она вытянулась в струнку, замерла, а спустя несколько секунд рухнула на каменный пол, подобно кукле. Волосы разметались по плите, одна из рук оказалась на смежном квадрате, который тут же среагировал разорвавшейся бомбой: перчатка Антона рассыпалась кристаллами, ни пальцев, ни кисти больше не существовало, лишь небольшой осколок лучевой кости с висящими на нем жилами и кусочками мышц. Нож совершенно не отреагировал на потерю конечности, он так и продолжал лежать без сознания: верить в смерть Фалькона я отказывалась. Он не может вот так погибнуть за несколько часов до возвращения домой, это просто не возможно, но тело лежало бездыханно, руша все мои надежды.       Simon: Анто-о-он!       Из клетки танка гулким рокотом раздался громоподобный голос. Он разлетелся по огромной пыточной, ударяясь о стены, камни которых, словно испугавшись, стали, дрожа, вторить герою: "Анто-о-он, Анто-он, Антон...". Всё находящееся в комнате, ужаснулось от этого звероподобного вопля: сжались не только люди, даже красный луч и тот, словно стал тусклее. Доспехи камаэля с лязгом коснулись железных прутьев — раздался отвратительный скрежет и хруст, то ли костей, то ли стеклянных флаконов, которые танк протягивал своему другу с совершенно обезумевшим взглядом. Его рассудок помутнел — глаза дикие и пустые, зубы, с силой закусившие нижнюю губу, уже выдавливали из неё красноватую, липкую жидкость, медленно стекающую на подбородок и вырисовывающую плавные линии на бледной шее, а пальцы сжимали колбы с хп, вытягивая их за решётку, словно говоря тёмноухой: "Вставай, друг, это для тебя. Бери скорее, это поможет".       Я быстрым движением руки смахнула слёзы, уже пытавшиеся разразиться сметающим на своём пути всё водопадом, и с силой укусила себя за кисть, облачённую в тканевую перчатку. Боль немного привела меня в чувство, и я, часто дыша, старалась сообразить, что делать дальше, если Антон всё-таки умер. Значит ли это, что все страдания ребят были зря, и мы провалили задание?       Внезапно ухо тёмной эльфийки дёрнулось и, спустя пару секунд её грудная клетка с шумом поднялась, а лёгкие судорожно втянули кислород. Фалькон с трудом перекатился на бок и медленно открыл глаза — его лицо перекосила гримаса ужаса. Он поднял левую руку и жалкое подобие правой на уровень глаз и стал ими вертеть перед своим лицом. Он тронулся умом... Иначе и быть не может. Прошло ещё несколько секунд созерцания странной картины, как нож взвыл от страха и ужаса. Должно быть, к нему только сейчас пришло осознание, что он лишился руки. Эльфийка, крича и воя, кое-как поднялась на ноги и качаясь, словно напилась до беспамятства, зачем-то развернулась назад и быстро пошла на уже и так пройденные квадраты, снова для чего-то глотая ядовитый газ полными лёгкими.       Я не могла понять, что делает Фалькон, ведь чтобы пройти это испытание, нужно двигаться вперёд, а не назад в свои ловушки. Шаги давались ему с трудом, он то и дело останавливался, словно теряя дорогу, и, шатаясь, снова делал неверный шаг. Оказавшись почти у самой решётки, Антон дёрнулся, и ноги, сбившись с намеченного курса, шагнули вправо. Правая нога до лодыжки тут же провалилась под каменную плиту, и раздался отвратительный звук перемалывающих жерновов. Голос эльфийки сорвался в хрип, она пыталась вытянуть ногу, но пожирающее устройство, с хрустом продолжало её втягивать внутрь. Зажмурившись из-за всех сил, Антон вцепился единственной рукой в кожаные штаны на ноге, которая уже практически до колена была под плитой, и с силой дёрнул её на себя, помогая всем телом: раздался жуткий треск, и окровавленная часть ноги вынырнула на поверхность. Нож, не удержав равновесия, стал заваливаться на спину на самый свой первый квадрат с рычагом. Здоровая рука, ухватившись за этот рычаг, потянула его на себя, и он поддался с глухим щелчком. Фалькон сжался, стараясь быть как можно менее заметным, и затаил дыхание, ожидая худшего. Рядом с его головой что-то негромко цокнуло, и из под плиты вынырнула железная шкатулка. Антон осторожно коснулся её пальцами, смотря куда-то в совершенно противоположную сторону, поняв, что шкатулка не собирается взрываться, сгорать и оплевывать его кислотой, он уже более решительно принялся её ощупывать.       Я не понимала, зачем он это делает, ведь сверху крышка, которую можно с лёгкостью открыть, передвинув небольшую застёжку на ней. Мысли ползли в голову быстрым потоком, я даже не успевала уследить за ними: он мог найти шкатулку, как только начал задание. Всё было так просто... Если бы только он проверил этот рычаг... Наконец и Антон додумался до этого и, надо сказать, не без усилий ему пришлось откупорить эту шкатулку. Какое счастье! Он выловил из неё сложенный в четверо кусок пергамента и, не глядя на него, развернул. Подняв рукой на уровень глаз, он подносил бумагу то под самый нос, то отдалял, зачем-то развернул его другой стороной и снова проделал эту же процедуру. Но в этот раз он точно не мог видеть слово на пергаменте... потому что его видели мы...       Falcon: Я ничего не вижу! Абсолютно ничего! Что мне делать?! Что мне делать?! Что?!       Теперь и на глазах ножа появились слёзы отчаяния. Он попал в ловушку, из которой нет выхода. И слово "жизнь" на его клочке бумаги выглядело насмешкой, над увязшим в болоте смерти уже по самое горло. Он по-разному вертел перед собой спасительный ключ, но так и не смог увидеть даже его цвета.       Simon: Жизнь! Тоха, жизнь! Скажи этим ублюдкам — жизнь! Там написано жи-и-изнь!       И снова последнее слово танка эхом отразилось от стен и обессиленный нож замер, словно что-то заметил. Он странно повёл головой вбок, с сторону героя, словно прислушиваясь. Тихий шёпот слетел с его губ — слова звучали обречённо и без всякой надежды. Нож сдался.       Falcon: Дэнчик, прости. Прости, брат. Я не могу... не могу справиться. Братишка... умоляю... помоги мне.       Танк не соображая бросился грудью на решётку, но та, лишь насмешливо звякнув, не сдвинулась ни на миллиметр.       Simon: Жи-и-изнь! Жи-и-изнь! ЖИ-И-ИЗНЬ!       Слёзы крупными каплями скатывались со щёк камаэля, смывая кровь с подбородка и шеи. Он тряс железные прутья, бился о них лбом, оставляя на лице ссадины и синяки и кричал... кричал... кричал. Несмолкая, гулко, надрывно, неистово, пронзительно, пытаясь пробиться сквозь нерушимую преграду. И вдруг губы Антона тронула едва уловимая улыбка, и он бесшумно прошептал: "Спасибо". Словно какая-то невидимая нить, связывающая танка и ножа, сумела найти лазейку и проникла сквозь абсолютную защиту. Антон тихо, заикаясь, неуверенно выдавил из себя нужное слово и тут же обмяк на каменной плите.       Симон упал на колени и, закрыв ладонями лицо, давился слезами. Глядя на его безутешный вид, я корила себя за то, что считала его грубым, тупым уголовником. Никто из нас не переживал за других сильнее, чем хиро. Если бы он мог, то прошёл бы испытания вместо каждого из нас, только чтобы не быть безучастным, только чтобы не видеть страданий сопартийцев и друзей. За хамством и безразличием танк скрывал чуткость и участливость. За жестокостью — жертвенность. За надменностью — неуверенность. За грубостью — страх признать свои чувства.       Но между тем, кем бы ни были создатели этой игры, они не желали ждать, пока мы сможем вдоволь погоревать об утратах и сполна проникнуться страхом — луч искал уже следующую жертву, которой на этот раз оказался мой брат. Мару удивлённо смотрел на красную ленту света, впившуюся в его грудь. Он словно не понимал, что это значит, а три обессиленных человека в клетках — больная игра мозга. Испугавшись, что вскоре увижу брата в крови и, в лучшем случае, при смерти, я сжала руками решётку и кричала ему охрипшим голосом. Голосовые связки саднило, и каждое слово приносило боль.       Кёта: Миша, ты должен справиться! Мне не выбраться без тебя... Нам! Нам не вы... Ты обязан... Я... Ради себя! Миша, живи ради себя!       Брат грустно улыбнулся словам и подмигнул мне. Он понял каждое слово, сказанное ему, понял каждое слово, пропитанное насквозь эгоизмом. Я не смогла даже в такую минуту сказать нечто вдохновляющее — он снова смотрит на меня с нисхождением. Когда мы выберемся, а мы выберемся! Я обещаю, что никакое восстановление памяти не позволит мне отвернуться от него. Обещаю, что стану самой лучшей старшей сестрой. Тёмный эльф взглянул на верх клетки — я поняла, что палач за его спиной уже нажал кнопку, что привело механизм в действие. Неряшливо взлохматив серебряные волосы, Мару попытался ещё раз улыбнуться, но улыбка вышла похожей на болезненную гримасу. Он старался не показывать страх, но глаза не могли скрыть ужас, наполняющий тело брата.       Эльф уставился в пол, между плитами которого проступала какая-то жидкость, похожая на ту кислоту, что заливала клетку Хелены. Спустя несколько секунд на плитах материализовался железный сет, раскалённый до красно-жёлтого цвета. Мару смотрел на него одновременно с любопытством и неподдельным ужасом. Неужели ему придётся касаться его руками? На одной из частей сета написано слово? Смогут ли перчатки на руках иса выдержать этот жар? Вязкая густая жидкость прибывала, закрашивая все больше и больше островков сухого камня, но из клетки не вытекало ни капли.       Тёмноухий перешагивал с одного места на другое, пока странный гель не коснулся его ног. И едва это произошло, как латные сапоги с треском рассыпались кристаллами на холодном полу, а пыточную наполнил громкий звероподобный вопль. Жидкость на полу оказалась кислотой, моментально превращающей доспехи в расходный материал, но только не тот раскалённый сет. Выкрикивая лечащее заклинание, Мару пытался добраться до него, не падая на колени. От ступней иса шёл то ли пар, то ли дым; кожа пузырилась и местами отслаивалась. Лицо брата было перекошено от боли, а губы неустанно выкрикивали повторяющуюся фразу, которая на мгновение уменьшала страдания.       Добравшись до заветного сета, эльф схватил раскалённые сапоги и зажмурился от резкой вспышки боли; быстро надев на ноги обжигающий металл, ис снова гортанно зарычал. Было не понятно, что именно нагревает доспехи до такого состояния, при котором кузнецы могут творить с ними немыслимые вещи, но, казалось, они не собираются остывать ни на градус. Схватившись за решётку, Мару удерживал тело от падения, ноги причиняли ему адские мучения, и по его виду становилось понятно, что он уже не уверен в своём решении надеть металл, близкий к температуре плавления.       Сверху, от потолка клетки, по прутьям стекло несколько капель кислоты, наполнившей клетку уже на пару сантиметров. Я кричала брату, чтоб он убрал руки от решётки, но мой голос так и не достиг его ушей. Капли прикоснулись к перчаткам и те, подобно сапогам, рассыпались кристаллами, которые тут же растворились в кислоте, едва достигнув её. Быстро отдёрнув руки, эльф испуганно проследил взглядом за стекающей жижей: её становилось всё больше и больше. Мару постепенно тонул в кислоте и совершенно ничего не мог поделать с этим. Раскалённый доспех медленно скрывался в опасной жидкости.       Я перевела взгляд на Симона — он тихо сидел в углу клетки, закрыв глаза ладонями. После пытки с Фальконом танк не мог прийти в себя. Каждый крик членов его пати, он принимал на свой счёт: камаэль винил себя в случившемся. Весь его вид говорил только о том, что он готов взять всю ответственность на себя, вытерпеть боль вместо каждого из нас, умереть семь раз подряд, но только не видеть перекошенные лица в слезах и крови, не слышать возгласы, рычание, визг и скуление, вызванные мучительными испытаниями.       Слеза медленно выкатилась из глаза, и я поспешно стёрла её кулаком. Гулкий рёв брата заставил снова впиться взглядом в происходящее за его решёткой. Он стоял по лодыжку в кислоте с ярко-красными перчатками на руках, кое-как удерживая ими мечи. Прочитав заклинание исцеления, ис убрал оружие в инвентарь и, жалобно скуля, принялся нажимать кнопки на часах, чтобы полностью избавиться от своего девяносто девятого сета. Мне казалась эта идея довольно сомнительной, но эльф делал всё решительно, словно знал, что это путь к спасению. Окажись я на его месте, вряд ли смогла бы натянуть на себя раскалённое железо. Мотивация для этого поступка для меня близилась к нулю, так же как всё остальное, что делали мои сопартийцы. Меня ввергало в шок каждое их действие, но ребята словно понимали, что делают и осознанно подвергали свою жизнь риску. И до сих пор всем удавалось выжить; мне страшно даже представить, что станет со мной, когда доберётся очередь. Вряд ли я смогу сделать хоть что-то действенное и правильное — я из тех, кто впадает в ступор при виде опасности.       Надевая на себя обжигающий сет, Мару до крови закусывал нижнюю губу, стараясь сдерживать крик, рвущийся изнутри. Кожа эльфа приваривалась к стенкам доспеха: металлический шмот жарил его, словно духовка запекает свиные рёбрышки. Когда последняя часть от сета была водружена на голову, ис свалился в кислоту, поднимая фонтан из брызг: даже палач за его спиной отшатнулся в страхе. Жидкость, наполняющая клетку, больше не несла угрозу эльфу в горящей красно-жёлтой броне, она была не способна ни расплавить их, ни проникнуть внутрь. Но что лучше? Зажариться заживо или раствориться? Схватившись за прутья решётки, тёмноухий поднялся на ноги — по его рукам стекали струи ядовитой жидкости, но больше его это не заботило. Сет эльфа слегка посветлел, но это скорее дурной знак, нежели облегчение. При остывании металл темнеет, а не светлеет, и это значит: едва доспехи в полном комплекте оказались на Мару, они стали нагреваться. Если он не успеет найти слово, то непременно смерть тёмного эльфа с серебряными волосами будет очень мучительной.       Кислота добралась до колен иса и начала прибывать гораздо быстрее. Мару стал медленно передвигаться по клетке, пытаясь нащупать ногами нечто, скрывающееся в мутной жидкости. И вдруг это "нечто" попалось мне на глаза — шкатулка из такого же металла, как на брате, появившаяся вплотную к решётке. Если бы она оказалась на несколько сантиметров дальше, то я не смогла бы разглядеть ровным счётом ничего. Но как помочь в поисках эльфу? Мои слова он совершенно не воспринимает или не слышит и находится в совершенно противоположной стороне от спасительного слова. Не прошло и пары минут, как маленький горячий ящичек пропал под плитами, что значительно усложняет задачу по его поиску. Если бы шкатулка находилась всегда на одном месте, можно было бы обшарить каждый сантиметр небольшого пространства своей камеры и без труда найти её, но такое перемещение не просто уменьшало шансы, оно делало эту задачу практически невыполнимой. Мару обшаривал клетку снова и снова, броня на его теле становилась всё желтее и желтее; выживет ли он, когда доспех потечёт раскалённой жидкостью по его обуглившимся мышцам? В пиксельном мире нельзя упасть замертво, пока хитпоинты не равны нулю. Но что это? Преимущество над реальным миром или, наоборот, проигрыш? Радует только одно: после долгих минут страданий всё прекращается очень резко. Ты не умираешь медленно по нарастающей, твои силы не постепенно покидают тебя — ты страдаешь с первых минут, твоё тело чувствительно к боли до последней секунды, лишь сознание играет в странные игры, создавая иллюзию притупившихся чувств и безразличия ко всему окружающему.       Бесполезные поиски слова в шкатулке не приносили ису никаких результатов, только кислота прибывала всё с большей скоростью. Мару то и дело останавливался возле прутьев, пытаясь на них опереться, но легче ему от этого не становилось: боль не покидала ни на мгновение. Лишь однажды, с момента облачения в адские доспехи, он попытался прочитать заклинание исцеления, но на меч ы-грейда случайно попала одна капля и он тут же рассыпался. После этого эльф больше не решался доставать более ценное оружие, ведь это только первый этап пыток.       Внезапно его ноги коснулась та самая шкатулка, и ис тут же наклонился за ней: пальцы царапнули металлом по металлу и сжали в кулаке вязкую жидкость. Из груди эльфа раздался утробный вопль отчаяния: вся боль, разочарование и ярость вырывались наружу с его криком. Тёмноухий ударил по кислоте кулаками, брызги разлетелись в разные стороны, оставшись тяжёлыми каплями на его раскалённом шлеме. Она успела значительно заполнить клетку и теперь достигала практически груди несчастного саппорта. Мару набрал полные лёгкие воздуха и с головой нырнул в опасный бассейн, но и эта попытка не увенчалась успехом. Ис не сдавался и каждое его последующее ныряние становилось всё продолжительнее. Несмотря на то, что в мутной жидкости не возможно было разглядеть совершенно ничего, эльф искал шкатулку на ощупь, чтоб на этот раз точно её не упустить. А кислота всё прибывала, приближаясь к потолку клетки. Если Мару не успеет, то он просто захлебнётся этой жижей, которая разъест его внутренности, превратив их в кровавую кашу. Ноги эльфа уже были не в силах доставать до пола самостоятельно, и ему приходилось карабкаться вверх по прутьям, чтоб вдохнуть кислород, но тяжёлые доспехи предательски тянули несчастного иса вниз, словно самостоятельно пытались его утопить. Глубоко вдохнув, Мару снова нырнул и задержался в кислоте дольше, нежели все предыдущие разы, чем вызвал мою панику. Вдруг вязкая жидкость стала быстро убывать, всасываясь под каменные плиты, и я увидела, как на поверхность вынырнул брат, держа в руках заветную шкатулку. Облегчённо выдохнув, я рухнула на пол своей клетки.       Когда кислота окончательно утекла туда, откуда появилась, эльф попытался открыть шкатулку, но она не поддалась. Подняв голову куда-то к потолку, Мару застонал и положил руки на сапоги, накалившиеся до предела. Из его груди раздался хрипящий вопль, когда ис стал стягивать ботинки со своих ног. Я зажала уши и закрыла глаза, чтоб не видеть, как он сдирает доспех вместе с кожей и кусками мышц, и не слышать звероподобный визг, на посаженных связках. Когда я осмелилась разомкнуть ресницы — из глаз брызнули слёзы, размывая картинку происходящего: абсолютно лысый, без кожи, с местами почерневшим телом, на полу сидел эльф и тянулся искорёженными пальцами к маленькому ярко-жёлтому ящику. На его теле были видны разодранные волокна мышц, а там, где они были не видны, находились обуглившиеся кости.       Обхватив раскалённую шкатулку, тёмноухий не издал ни звука, неловкими движениями, соскальзывающими красными пальцами, он всё же смог её открыть и вытащить кусок пергамента.       Мару: Смерть.       Голос иса тихий и хрипящий прошелестел между клетками, словно плащ той, о ком только что он сказал.       Я продолжала смотреть на изувеченное тело брата, даже вновь начавший движение луч, не смог заинтересовать меня. Мару выглядел настолько несчастно, сидя на каменном полу, что было невозможно думать об опасности грозящей снова. Я смогла вернуться в реальность, когда опять увидела луч, который прошёл насквозь клетку Мару и остановился. Между ним и мной стояло ещё трое, тогда как Симона от иса отделял только Фалькон. Очевидно, что под ударом теперь танк. Он медленно поднялся с пола и оглядел отчуждённым взглядом место своего заточения. В глазах героя не было ни решимости, ни боевого настроя, ни даже маленькой тяги к жизни. Должно быть, он винил себя в происходящем, поэтому погрузился в состояние апатии, которая могла погубить камаэля.       Кёта: Если ты завалишь испытание — я тебя возненавижу! Ты обязан спасти меня! Ты обязан вернуть меня домой! Иначе какой из тебя герой?! Твой олимп — игрушка для детей! Когда появились трудности, то ты сразу готов сдаться?! Жалкий ничтожный слабак!       В моих планах эти слова должны были вернуть танку боевой настрой, но оказалось, что они сделали только хуже. Симон со вздохом тихо произнёс одно слово: "Знаю", безразлично взглянул на фео, который уже принялся клацать кнопки на часах за его спиной, и опустил голову. Я беспомощно глазела на происходящее и не могла ничего придумать.       Хелена: Симон! Ты не виноват! Рано или поздно нам бы всё равно пришлось здесь оказаться. Ты бы не смог стоять по ту сторону клеток. Ты знаешь это. Ты бы никогда не смог обмануть других, ради шкурного интереса. Ты честный — в этом твоя слабость и сила. И каждый из нас, как минимум четверо, сделали бы то же самое. Но сейчас я уверенно могу сказать обо всех: мы команда, Симон! Некоторые до сих пор не могут пошевелиться, и я не знаю, живы ли они, но я знаю точно, что они хотели жить! Они сражались до последнего и сделали это! Они справились! Мы справились ради команды! И ради тебя, Симон! Ты часть команды, ты не имеешь права подвести нас!       После слов целительницы, я поняла свою ошибку. Я не пыталась приободрить героя, я пыталась надавить на его чувство ответственности, а он уже надёжно похоронил себя, как лидера. Ему было необходимо услышать, что он нужен нам, что он нужен мне, а не что он должен делать, чтобы соответствовать своему статусу. От слов Хелены даже некр, на мгновение, отвлёкся от запуска механизма. Я ощутила острый укол ревности от того, что даже на половину не так хороша, как Вика: бесполезна, труслива, заносчива, эгоистична — и это не весь список моих отрицательных черт. Ткнувшись лбом в прутья напротив клетки Симона, я давясь слезами, шептала, что он мне нужен. Обещала, что буду умной, послушной, ненавязчивой, храброй, словом, достойной его. На что танк едва заметно улыбнулся и слегка покачал головой, словно говоря: "Нет, не будешь".       Герой тряхнул головой и прокрутил в руке меч, выходя в центр своей клетки. Оглядевшись по сторонам, он принял боевую стойку и прикрылся щитом.       Откуда-то сверху, на голову кама свалился верёвочный трос, он пригнулся и отпрыгнул в сторону. Верёвка выглядела, как обычный канат в спортзале: с неё не капала кислота, она не пылала ярким огнём, да и ножи возле неё тоже не летали — но именно всё это и вызывало страх... Канат был слишком обычным и слишком не опасным. Кам спрятал щит в инвентарь и толкнул трос — он качнулся неохотно и тяжело, словно его сердцевина была не так уж проста, как внешний вид. Герой попробовал его согнуть, но и эта манипуляция оказалась не совсем удачной: верёвочный трос вёл себя совсем как металлический, но при этом маленьком обмане он, кажется, и не собирался покушаться на жизнь героя. В следующее мгновение в инвентаре Симона скрылся и меч, а пальцы обхватили странный канат и снова ничего не произошло. Кам дёрнул его на себя — ничего, повис на нём — звон цепей. Танк резво отпрыгнул в сторону и уже открыл было инвентарь, как увидел, что сверху на тонкой коротенькой цепи повисла железная шкатулка. Без сомнений, в ней заточён трофей, а с ним и окончание миссии героя.       Передумав извлекать оружие из "сумки", танк снова подошёл к канату и опять повис на нём, на этот раз не раздалось ни звука. Симон разжал пальцы и снова посмотрел наверх, словно ждал, когда в него ударит молния. Переступив с ноги на ногу, он потёр ладони и, слегка подпрыгнув, обхватил трос руками. Недоверёвка тяжело качалась из стороны в сторону, пока танк сделал несколько подтягиваний со слегка согнутыми ногами, словно на турнике. Казалось, что он проверяет то ли прочность каната, то ли свою силу в руках.       Снова встав на плиты, герой быстро сменил латы на кожу, и заметно нервничая, сделал несколько мелких прыжков на месте, словно разминаясь. Если его испытание — подняться по верёвке за шкатулкой, то довольно странно видеть переживания "самого жирного" из нас. Не знаю насколько он рискует, сняв тяжёлый сет, но то, что подниматься в нём будет гораздо сложнее, чем лёгком — вне сомнений. Тем временем, герой снова потёр ладони, выдохнул и постарался подпрыгнуть настолько высоко, насколько был способен, чтобы зацепиться за канат. Посмотрев вниз, чтобы оценить расстояние, герой недовольно поморщился явно разочарованный — прыжки не являются сильной стороной танков. Переведя взгляд на шкатулку, Симон, медленно перехватывая руками канат и помогая себе ногами, стал подниматься.       Раз. Два. Три. Четы... В одну секунду верёвочный трос превратился в опасную ловушку, нашпигованную под завязку рыболовными крючками, лезвиями, иголками, небольшими ножами и металлической стружкой, которая вываливалась из под ниток и осыпалась на голову героя. Танк громко зарычал от боли, но не разжал пальцы, внутри которых оказалось не менее дюжины небольших крюков. По белым сапогам, и такого же цвета перчаткам сета Кадейры, начала стекать липкая алая жидкость. С мучительным стоном, герой кое-как оторвал руку от троса и переместил её чуть выше головы на не менее опасное место; он осторожно ощупывал верёвку, ища где можно ухватиться за неё, но не было и миллиметра без лезвия или крючка. Наконец сдавшись, он сжал пальцы, попытался сдержать стон, сомкнув губы. И на мгновение прикрыв глаза, он неудачно качнул головой, задел ей трос, и тут же в бровь камаэля услужливо зарылся рыболовный крючок, пробивая её насквозь. Герой не мог оторвать от каната хотя бы одну руку, ведь держаться одной было чрезвычайно тяжело и невыносимо больно: игл впивалось больше, лезвия прорезали раны длиннее, стружка засыпалась глубже. Танку ничего не оставалось делать, как резко рвануть головой назад, тем самым разодрав бровь. Кровь тут же хлынула на веко, затекая внутрь между ресницами, хиро часто моргал, пытаясь очистить глаз, но ему это всё равно не удавалось.       Кам посмотрел вниз: конец троса был максимум в пятидесяти сантиметрах от его ступни, а до шкатулки ещё метра три, не меньше. Симон прикусил губу и попытался осторожно спуститься, но как только он переставил руку вниз, а не вверх, на конце каната появились огромные лезвия, похожие на лопасти вентилятора, и, закручиваясь на огромной скорости против часовой стрелки, начали медленно двигаться вверх к ногам камаэля. Танк выругался — одной цензуре известно как.       Превозмогая боль, герой стал торопиться забраться к потолку клетки: никто из нас даже представить не мог, что чувствует сейчас Симон, оставляя куски кожи и плоти на крючках и лезвиях, торчащих из троса. В его глазах не было ни слезинки, лишь злость, уверенность и упрямость. А может быть, я только хотела это видеть...       Десять сантиметров, двадцать, пятьдесят, метр... Кисти рук хиро, внутренняя часть бёдер, икры, щиколотки — всё представляло собой кровавое месиво, но танк упрямо поднимался вверх, стараясь сохранить неумолимо уменьшающуюся дистанцию между ним и крутящимися лезвиями. Каждый новый перехват, каждый последующий миллиметр давался труднее предыдущего — на некоторых пальцах оголились кости, но герой не издавал ни звука, напряженно сведя брови к переносице, словно боялся даже задуматься над тем, что с ним происходит. Одна неосторожная мысль — конец всему.       Оставалось каких-то полметра до шкатулки, как раздался взрыв. Кисть, которая неосторожно легла на взрывчатку, разлетелась мелкими кусками плоти и осколками костей; крючки, лезвия, какие-то звездочки с заточенными краями — всё разнеслось по клетке, а часть вонзилась в камаэля, калеча его лицо и тело. И тут... первый раз... танк взвыл! Его крик был сродни воплю огромного зверя, которого охотник убивает не в честном поединке, а пользуясь капканами и ружьём. В глазах застывает страх, ужас, удивление, ярость и бесконечная... мучительная... боль. Герой кричал до хрипа, до сорванных связок, до необъятной всепоглощающей тишины. Нарушить безмолвие осмеливались только кровавые капли, разбивающиеся о каменную поверхность. Трос оголился, и теперь уже было отчётливо видно, что он не верёвочный, а металлический — обугленные нитки с него свисали лохмотьями, хотя на сердцевину взрыв не повлиял совершенно никаким образом.       С трудом держась искалеченной рукой, танку ничего не оставалось делать, как схватиться за канат зубами, чтобы удержать себя. Кровь, не заставляя себя ждать, тут же участливо стала стекать по изуродованному подбородку и падать вязкими грузными каплями на грудь танка. Обняв обрубком трос, хиро схватил функционирующей рукой за оголённую металлическую часть и тут же прочувствовал весь спектр боли, от которой его прежде защищала верёвка. Трос, словно напуганный ёж, выпустил в руку танка все своё оружие, которым обладал, пробивая и ломая и так искалеченные пальцы, с кое-где торчащими голыми костями.       Жмурясь и мыча от боли, танк полз по тросу вверх, уже не в состоянии контролировать изрядно сократившееся расстояние между ним и лезвиями, мечтающими превратить героя в нашинкованный кусок мяса.       Наконец, рука, а точнее, то, что от неё осталось, сжало заветную шкатулку, и в этот же момент лопасти догнали ступни танка и, мгновенно перемалывая их, стали подниматься выше. Герой разжал зубы, ноги его расслабились и тело полетело вниз, движимое силой притяжения, лишь жалкое подобие руки не перестало сжимать шкатулку и унесло её вместе с собой на каменные плиты. Раздался глухой звук, словно мёртвая туша животного ухнулась со стола на плитку кухни, и тут же послышался едва различимый треск от лопнувшей черепной коробки. Пытаясь совладать с закатывающимся глазами, танк нащупал пергамент возле разлетевшейся шкатулки и с трудом поднял его на уровень глаз. Язык героя отказывался произносить слово: "Да... л... р... дал... р-р... дар... у... ет. Да-р-р-у-ет", — наконец справился танк, рука обмякла и шлёпнулась на пол куском сырого мяса.       Я повернула голову к Злодею и с ужасом отметила, что он счастлив. Хоть он и не заливался хохотом, но в его глазах явно читался бесконечный восторг. Казалось, если бы у него была возможность лично заниматься пытками, то он, несомненно, делал бы это с радостью. Все остальные же из его пати не были настроены столь безмятежно: кто-то с ужасом смотрел в одну точку, кого-то вырвало, кто-то впился взглядом в часы и следил за ними, не отрываясь, а кто-то просто закрыл глаза.       Тем временем, луч остановился на клетке Хелены, но тут даже сложных вычислений не надо — и дураку ясно, что следующей на столе маньяка препарируют меня. Гадёныш, стоящий за моей спиной, тут же зашевелился, исполняя свой профессиональный долг засранца. Хоть я всё понимала ещё после окончания казни Симона, но только сейчас действительно смогла осознать насколько мне страшно. Держать себя в руках удавалось с трудом, интересно, остальные также боялись? Я ясно отдавала себе отчёт, что меня никто не спасёт, даже если бы была такая возможность — у Симона нет такого состояния. Все, кроме Хелены — моего единственного зрителя, распластались на полу своих клеток, и не известно, живы ли они. Но я не в том состоянии, когда могу себе позволить распустить сопли и слюни. Сейчас, как никогда, нужно собраться и быть твёрже камня, чтобы заслужить шанс на выживание. Я не могу подвести ребят и провалиться. Не могу!       Я — слабейшее звено в нашей команде, и в клане-то меня держат только из-за брата. Пора становиться сильной, Даша. Инфантильность в топку! Даша, ты мужик! Даша, ты справишься! Даша, ты хуже Вики?.. Нет! Я сильная! Я достойна его! Вика смотрит... Пусть Вика смотрит, как я справлюсь не хуже, чем она. Я стану такой же сильной, как она! Спасибо! Спасибо тебе, Виктория, Хелена, Кардинал, Хил, Хьюманка, Победа! Спасибо, что ты жива и смотришь на меня! Я буду стараться ради тебя!       Хелена: Кто в подвале лучше всех?! Кого ждёт большой успех?! Кто крутая баба наша?! Угадали! Это... Даша!       Вика, на манер черлидерши, скакала по своей клетке и махала руками. Я расплылась в широкой улыбке, понимая, что обожаю эту женщину.       Радостные мысли и умиротворение внутри, разрушил громкий скрежет: железные пластины, взявшиеся из ниоткуда, медленно опускались, словно шторы, заслоняя меня от окружающего мира. А если быть точнее, то окружающий мир от меня, ведь если судить по остальным, то меня им будет отлично видно. Медленно погружаясь в вынужденное одиночество, я стала паниковать — даже не представляю какого это было первому из нас. Не слышно ни звука, лишь скрежет металла, от соприкосновения о каменный пол.       Как только я оказалась заперта в глухой металлической коробке, внутри неё раздался голос: тот же, что и в начале всего этого ужаса.       Создатель: Здравствуй, дитя. Если ты слышишь меня, значит твой дух ещё не сломлен болью. Боль — это всего лишь слово, и оно не сможет отразить то, что ты сейчас почувствуешь. Пока твоя полоска хитпоинтов не покажет ноль, ты сможешь бороться, а возможно, даже победить и вернуться в свой мир. Видишь эти ящики, которые появляются один на другом по периметру твоего убежища? Их много, правда? Дитя, твоя задача — найти в одном из ящиков колбу с пергаментом. На нём будет написано то, что тебе необходимо произнести, если ты хочешь окончания испытания. Не думай, что ты можешь его избежать, отсиживаясь в стороне, мы постараемся простимулировать твоё желание и рвение к победе. Приступай, дитя, ведь ты очень храбрый ребёнок, умри достойно — не плачь.       Я разглядывала железные ящики, громоздящиеся друг на друге, и никак не могла определить сколько же их: тридцать, пятьдесят, сотня? Они не выглядели маленькими: в каждый из них могла бы влезть половина моего туловища, поэтому я и не могла понять, то ли они большие, то ли их очень много.       Как говорил голос — мне нужно найти колбу. Так же речь шла о какой-то стимуляции... но если проанализировать все предыдущие ловушки, то, пожалуй, эта стимуляция имеет весьма опасную закономерность: у Хелены — кислота, увеличивающая свою площадь поражения, у Дарка — веерообразные лезвия, у Симона — нечто сродни циркулярной пиле и так далее. Но что же ждёт меня? И насколько скоро?       Я с опаской осторожно подошла к одному из ящиков, отодвинула задвижку и легонько потянула за ручку — дверца распахнулась. Изнутри ящик был гораздо больше, чем выглядел снаружи. Заднюю его стенку я вообще не могла рассмотреть из-за темноты, царящей внутри. Просунув не глубоко руку, я коснулась дна, на котором лежали мелкие осколки стекла, но этим всё и ограничивалось. Проталкивая руку всё дальше, другой я держалась за сам ящик и уже практически засунула внутрь него свою голову. Впрочем, без особого успеха — лучше видеть я от этого не стала. Стараясь добраться до задней стенки, я совершенно забыла где нахожусь — громко вскрикнув, я выдернула руку, и с глазами полными ужаса, уставилась на кровоточащий палец. Похоже, наткнулась на какое-то торчащее стекло. Кровь впитывалась в тканевую перчатку и расползалась по ней причудливым узором, похожим на прожилки диковинного растения. Но такой пустяк, как проколотый палец, не должен меня останавливать — надо добраться до конца. Я запомнила ошибку Фалькона с первой клеткой. Если бы он проверил тот рычаг сразу, то ничего бы с ним не произошло, поэтому я доберусь до задней стенки каждого ящика, который открою. Достав из инвентаря плащ, я как можно дальше протолкнула его внутрь и залезла туда сама; железная коробка была длиной с моё тело, даже слегка больше, словно кто-то услужливо сварил мне гроб, а может быть, даже не один, так сказать, на выбор с примеркой.       Сумев добраться до намеченной цели и поняв, что там пусто я, словно червяк, принялась выкарабкиваться обратно. Не так уж сложно и опасно, если хорошенько раскинуть мозгами и использовать подручные средства. Слегка улыбнувшись, я с хлюпаньем встала на пол. Что простите? С каким ещё хлюпаньем? Я взглянула на плиты под собой и обнаружила медленно прибывающую воду... или не воду. Сердце бешено забилось, и я, наклонившись, сняла с руки перчатку и опустила её в жидкость — перчатка намокла, но не растворилась... как и мои сапоги, о которых я не подумала. На всякий случай, слегка коснулась пальцем поверхности, а следом и ладонью — действительно, простая вода. Это радует — могло быть и хуже. Но то, что она прибывает, не очень хорошо: мне следует поторопиться. Обещанная стимуляция уже дышит в спину.       Я открыла следующий ящик, сразу под тем, в который только что лазила, он оказался до середины наполнен стеклом. Немного подумав, решила открыть другой, этот оставлю на потом, хотелось бы по максимуму сохранить хп, а с таким количеством стекла это будет не просто даже с плащом. Я сделала шаг вправо и распахнула ещё одну дверцу — снова осколки, словно это тот же самый ящик. Подбежала к следующему — опять он. Да что такое? Почему они одинаковые? Я заглянула внутрь, с предельной осторожностью похлопала ладонью по стеклу, якобы проверяя наличие колбы, и опять попыталась открыть новый, но снова безрезультатно. Они, словно издеваются надо мной... или... постойте, чтобы увидеть другой, мне нужно достигнуть задней стенки этого. Это же ужас! Я не могу отказаться от пытки, даже если в ней нет смысла, а если я просто не доживу до момента, когда найду колбу? Я даже не понимаю, где её искать и к чему мне нужно стремиться. И тут я вспомнила испытание Фалькона... Как же это страшно, когда не понимаешь что и для чего делаешь. Это же просто пытки ради пыток...       Снова достав плащ, я как могла постелила его на стекло и полезла внутрь. Если в прошлый раз мне это удалось без особого труда, то сейчас приходилось приложить усилия, чтобы протиснуться в промежуток между потолком и осколками, лежащими снизу. Плащ скомкался и практически не помогал: мелкие стекляшки вонзались в колени и бёдра, руки так же оказались без защиты — та часть кисти и предплечья, которая помогала мне ползти, оказалась изрезана и обильно кровоточила. Я кое-как сдерживала слёзы, закусывая губу, и ежесекундно повторяя себе, что я справлюсь. Достигнув конца ящика и, не обнаружив там колбы, я моргнула, и несколько прозрачных капель выкатилось из глаз. Я не была удивлена, я была подавлена и напугана. Когда не знаешь, где находится твоя цель и сколько нужно пройти, чтобы добраться до неё — это ввергает в депрессию.       Путь из ящика не был проще, чем путь внутри него, а возможно, был и сложнее. Выбравшись наружу, я с ужасом посмотрела на своё тело и едва не разревелась от увиденного: везде торчали осколки, словно колючки ежа, кровь сочилась по рукам и ногам. Я смотрела на свои дрожащие алые пальцы и не могла выйти из ступора. Как? Как такое возможно? Я в крови! Я вся в крови!       Кёта: Ми-и-иша!       Мой боевой настрой, с которым я хотела победить, мгновенно улетучился и его место заняла паника, страх и обречённость. Я не выживу. Я не справлюсь. Я слабая. Я очень слабая. Плюхнувшись в воду, которая уже достигала моих лодыжек, я взвыла от боли: стекло, торчащее из колен, вошло глубже.       Внезапно, словно лёгкий ветерок, пронесся едва различимый ухом шёпот: "Борись. Я сказала борись!" — и снова наступила тишина, нарушаемая моими трепыханиями в воде. Если бы я могла слышать хоть кого-то за этой металлической преградой, то я могла бы с уверенностью сказать, что эти слова принадлежат Вике. А что, если это действительно она? Ведь Фалькон как-то смог закончить своё испытание, будучи слепым. Симон кричал ему. Вика... Вика пытается помочь. Она верит в меня, даже видя мою ничтожность, она верит...       Я поднялась на ноги и открыла ещё один ящик, доверху набитый всё теми же осколками. Влезть внутрь не получится — придётся руками прокапывать ход. Закусив губу, я принялась выгребать стекло — негромко плюхаясь в воду, оно медленно опускалось на пол. Резкая боль, похожая на вспышки, довольно быстро прекратилась — всё тело горело так, словно меня поджаривали на медленном огне, но я продолжала ползти: окровавленные, искалеченные руки подгребали стекло под себя, а ступни ног выталкивали его наружу. Таким образом я кое-как добралась до конца ящика и обнаружила... пустоту. От злости прикусила до боли губу и принялась выбираться уже в третий раз.       Ступив на пол, увидела, что вода уже поднялась на уровень икр. Если я не потороплюсь, то рискую оказаться в аквариуме, вместо золотой рыбки, вот только рассекать воду в нём я буду кверху брюхом. Мало того, что плаваю совсем не ахти, так тут ещё и выжить будет реально только дайверу, хотя даже на его счёт не уверена, вряд ли ему выдадут акваланг. О, боже, о чём я думаю?       Резво прошлёпав, насколько позволяли мои ранения, к ещё одному "саркофагу", не думая распахнула железную дверцу — меня обдало жаром. Нет, стёкла никуда не делись — они по-прежнему покрывали металлический пол, только на этот раз их было такое же количество, как и в первый. Но это совсем не утешало, ведь языки пламени, хоть и совсем не большие, куда страшнее режущих стекляшек. Только стекляшки эти больше не походили на острые осколки, скорее на податливый пластилин. Зачерпнув руками воды, плеснула её в ящик, который теперь было бы правильнее назвать печью, пламя в месте, где попала влага, потухло, но через некоторое время снова занялось. Немного пораскинув мозгами, я ничего не придумала, как снова вытащить плащ, но на этот раз смочить его водой, уровень которой уже перевалил за мои колени. Мне даже показалось, что она стала прибывать куда быстрее, чем в начале.       Закинув мокрый плащ внутрь, я услышала громкое недовольное шипение погасшего огня. Быстро, как только могла, забралась в железную печь и по-пластунски поползла к дальней стенке, не забывая при этом расправлять и подтягивать за собой плащ: со стороны это, скорее всего, напоминало эпилептические припадки, чем пластичные движения воина. Но кого волнуют такие мелочи, когда на кону стоит жизнь? Мне хватило нескольких секунд, чтобы добраться до конца, ничего не обнаружить и тут же начать выкарабкиваться назад, уже чувствуя, как моя подстилка начала нагреваться. Я еле успела спрыгнуть в воду и дёрнуть спасительную ткань на себя, как пламя вновь вспыхнуло, хотя один её угол всё же успел почернеть. Никогда не думала, что мне в голову придёт мысль: "Самое грандиозное и полезное обновление в линейке — плащи". Даже не представляю, чтобы я делала, не будь их тут.       И снова ящик, и снова дверца из-за которой на меня дышит огонь — на этот раз его языки оказались куда агрессивнее и больше в размерах. Сердце бешено стучало, а мозг старался найти выход; плащ тут явно не поможет, может, стоит подождать, пока вода достигнет огня? Так, стоп. Если я сейчас открою другой, то в нём будет всё тоже самое, так? Значит нужно открыть тот, который стоит на полу клетки! Я быстро сделала несколько шагов в сторону и нагнулась: вода тут же хлынула внутрь печи, потушив пламя. Отлично, одна проблема решена, теперь надо подумать, как не захлебнуться там, ведь ящик полностью погружён в воду. Насколько я могу вспомнить, то в линейке нельзя утонуть: хп регенится быстрее, чем убывает от удушья. На это и поставлю, другого выбора у меня всё равно нет.       Я опустилась на колени, вдохнула поглубже кислород и нырнула под воду. Стекло было оплавленное, поэтому края осколков совсем не резались, но всё равно больно впивались в уже оставленные раны, кровь из которых вытекала красивыми красными лентами и растворялась розовыми облаками. Железная коробка была наполовину наполнена стеклом, что изрядно замедляло моё передвижение. Кое-как добравшись до её середины, я уже почувствовала, что мне необходимо вдохнуть воздуха, помимо этого, вода от чего-то стала нагреваться. Словно пламя нашло лазейку и стало медленно подбираться ко мне. Крепко сжав зубы, я ползла в надежде увидеть заветную колбу с пергаментом, как внезапно поток кипятка снизу обжёг моё тело. От шока я открыла рот и лёгкие заполнила вода. Эта боль... эта боль проникла в каждую клетку моего тела: я ничего не видела, только снова и снова пыталась откашляться, но вода всё больше и больше заполняла меня. Ничего не понимая, я на ощупь доползла до конца ящика и ещё долго долбилась в стену, пытаясь выбраться. Если бы не крошечный проблеск в сознании, что нужно двигаться в обратном направлении, то я бы, пожалуй, так и закончила своё испытание: сварившись заживо в печи маньяка.       Выбираясь наружу, я не чувствовала из-за боли в лёгких, как варится моя плоть, как запекается кровь в ранах, становясь коричневой. Почувствовав, что меня больше не сковывают стены, я еле-еле помогла себе встать, цепляясь руками за ящики и вытягивая тело на поверхность. Пелена на глазах мешала выбраться, поэтому я то и дело ползла куда-то в сторону, от чего поднятие из адских глубин казалось бесконечным. Наконец вынырнув, я зашлась в приступе кашля, это было очень болезненно, но не сравнимо с удушьем. Когда я смогла разлепить веки, то ужаснулась от вида обваренного тела, и как только я это увидела, почувствовала новые муки от ожога. Я превратилась в один большой пульсирующий комок боли, мне безумно захотелось исчезнуть, только чтобы ничего не чувствовать. Я не могла даже кричать или стонать, тело просто отказывалось держаться в вертикальном состоянии, хотелось перестать бороться и уснуть. Только где-то глубоко в подсознании чей-то голос мне не давал этого сделать и заставлял цепляться красными руками за железные ящики. Я не отдавала себе отчёт в том, сколько времени я провела под водой, и сколько ползла на поверхность. Но стоя теперь в полный рост, уровень воды поднялся уже выше груди. То ли я слишком долго боролась за свою жизнь, то ли она увеличивает свой темп в заполнении моей клетки.       Прислонившись к прохладному металлу, я не могла решиться снова открыть злополучную дверь в преисподнюю, просто не могла себя уговорить на это и всё. Я и так была похожа на варёный кусок мяса, хорошенько истыканный шампуром, что будет, если я решусь залезть туда снова? Чувствую, что это будет мой последний раз, я не смогу выбраться, если попаду внутрь. Больше не смогу... Нет ни сил, ни стремления, ни желания жить. Я медленно прикрыла глаза.       Перед внутренним взором появилось улыбающееся лицо камаэля: красные брови в разлёт, словно у филина, ровные белые зубы и искрящиеся счастьем глаза... Таким я его видела лишь однажды — он купил мне кач до восемьдесят пятого, а я приставала к нему в лесу. Кажется, что это было столетие назад. Хотела бы я снова увидеть его улыбку... Но если я не попробую добыть эту колбу, то я больше никогда не увижу Симона и никогда не узнаю, как он выглядит в реале, и может ли у нас с ним что-то получиться.       Я приоткрыла губы, чтобы вздохнуть, как в полость рта тут же затекла вода; резко распахнув глаза, я увидела, что она прибывает просто с бешеной скоростью, и кроме этого, она стала гораздо теплее. Я осознала это от того, что кожу стало жечь, а не приятно успокаивать прохладой. Так вот значит какая у меня стимуляция... быть сваренной заживо. Но какая разница, где быть сваренной: внутри ящика или снаружи. Да-да-да. Я знаю. Знаю, что у меня есть шанс спастись, если добуду колбу. Если вода нагревается и так быстро прибывает, значит ли это, что я на верном пути, и мне осталась финишная прямая? Я привстала на носочки и вскарапкалась на открытую дверцу одного из ящиков, собираясь с последними силами для нового рывка.       Судорожно выдохнув, я нащупала болезненными пальцами ручку и потянула на себя — снова раздалось знакомое шипение. Сделав вдох, я нырнула в воду с головой и сморщилась от боли, нагревающаяся жидкость причиняла страдания. Непослушными пальцами я принялась выковыривать стекло, как и в прошлый раз, третий ящик оказался им набит под завязку, отличало его одно — осколки были оплавлены. Я чувствовала, что внутри вода нагревается гораздо быстрее, чем снаружи, но терпела, боясь разжать зубы, и ненароком вдохнуть. Нужно как можно дольше сохранить способность мыслить. Преодолев половину, я с ужасом заметила, как небольшой кусок кожи уплывает от моей руки, отслоившись. Я принялась ещё усерднее откапывать ход, стараясь не открывать широко глаза, а то и вовсе держать их закрытыми. Кислород в лёгких почти закончился, а я до сих пор не могу добраться до конца. Паника и ужас стали овладевать мной: кожа отслаивается, обнажая мышцы, скоро и они сварятся, глаза тоже перестанут видеть, поблекнув, а я так ничего и не смогла... Внезапно пальцы дотронулись до чего-то крупного и гладкого, я приоткрыла глаза, выпустила последние капли кислорода и увидела стеклянный предмет цилиндрической формы, в котором лежало что-то мутного желтоватого оттенка — колба с пергаментом! Крепко сжав на ней пальцы, по цвету больше походящие на вареную куриную лапу, я принялась отползать к выходу. Не дышать! Только не дышать!       Вдох... Горло обожгла горячая вода, уже близкая к кипятку, и я обезумела от боли, когда она заполнила лёгкие. Пальцы дрогнули, и колба выкатилась. В страхе сообразив, что произошло, я принялась шарить возле себя, то и дело, отталкивая цилиндр всё дальше. Мне с трудом удавалось возвращать себе сознание, которое оставляло тело боли и конвульсиям. Я чувствовала, как от меня отваливаются куски мяса, и продолжала шарить по дну ящика. Наконец, ладонь снова прикоснулась к заветной вещице, и я так быстро, как только могла, стала перебирать руками и ногами, только чтобы оказаться снаружи. Но покинув железную печь, я не почувствовала желанную прохладу на своем теле, напротив, снаружи всё оказалось ещё хуже. Зажмурившись изо всех сил, я карабкалась вверх, лишь изредка открывая глаза, чтобы свериться с направлением. Клетка была заполнена водой, и я не представляла, есть ли наверху хоть сантиметр свободного пространства. Царапаясь и ударяясь о ручки дверей, мясо отваливалось от моих костей и оседало на пол клетки, я была больше похожа на объеденный труп, чем на живое существо.       Забравшись по ящикам на самый вверх, я схватилась голыми костями за решётку на потолке и втянула воздух сваренными губами — вода не заполнила каких-то сантиметров семь-десять. Еле-еле откупорив колбу одной рукой, вытащила зубами пергамент и перехватила его пальцами, отпустившими цилиндр, который тут же стал падать на дно. Буквы расплывались, и я не могла сфокусироваться на них, слово выглядело какой-то мазнёй. Неужели я не смогла сохранить глаза? Неужели всё зря? Что это за буквы? Пэ? ща? эр? Пр... О, что же делать? Я попыталась вслух сказать хотя бы одну букву он из горла вырвалось лишь шипение. Связки... Неужели мои связки сварились? Я вглядывалась в каждую букву, и они поддавались мне по одной, но вслух я не могла произнести ничего. Я вспомнила, как ребята одними губами произносили слова и задания им засчитывалось, тогда, что есть сил, я принялась выдавать шипя, нечто похожее на слово "превращение".       Создатель: Задание выполнено! Поздравляю тебя, дитя. Можешь разжать свои слабые пальцы — тебе больше не грозит опасность, вплоть до второй волны.       После слова "выполнено" я ничего уже не слышала. Кисть, сжатая на решётке, расслабилась и тело стало медленно погружаться на дно, а вода постепенно уходила в небытие. *** Фраза под звёздочкой: Сак, сан оф э бич! — suck, son of a bitch.