Баллада о приговорённом

Проклятый день! Триумф и пораженье! Повыбив спесь из своры короля, Развенчанный Фортуной во мгновенье, На эшафоте оказался я. Был рыцарский турнир. И я – горячий Мальчишка – искушенье пригубил. Я был овеян славой и удачей. И победил, хоть не хватало сил. О, Небесa! Я зависть вашу слышал В овациях в тот миг, когда клинок Мой гордого барона обездвижил, Оставив в раз без чести и порток. О, как же сладок поцелуй твой, Ника! И дорог приз из королевских рук… Глупец! Ведь подлецам к лицу улыбка. Успех – мой враг. Монарху я не друг. Его я фаворитов опозорил. Я осмеял его церковный клир. И вот я, безымянный юный воин, Для черни и рабов теперь кумир. Но я забыл, я упустил из виду, Как власть сильна, когда умеет льстить. Я захмелел и гнусную интригу Не смог, увы, тогда предотвратить. Недолог бой – гремлю я кандалами, Спиной прилип к позорному столбу. А те, что час назад ещё кричали «Ура!» мне, что же? Молча льют слезу… Я не виню вас, скорбные созданья, Запуганные раз и навсегда. Ваш фатализм любое надруганье Снесёт. Ведь рабский гнёт для вас – судьба. А я уйду! Нет страха перед плахой. Но ненависть, досада и ещё В груди грусть больно жжётся под рубахой – О том скорблю, что мне не суждено Вернуться хоть на краткий миг домой. Да мать обнять – я думал о ней мало. И в очи заглянуть девчонке той, Которая всерьёз не принимала. Не суждено услышать её смех. Не суждено свою открыть ей душу… А вон на колокольне белый стерх. Как ангел он! Пусть видит – я не трушу! Со мною рядом нежное дитя В изодранной и изожженной робе. Бедняжка, как и я, обречена Бесчеловечной и жестокой воле Царящих мразей в рясах и сутанах. Невежество – их идол и алтарь. Здесь прав лишь тот, кто с золотом в карманах. А Совесть отпевает пономарь. И словно псы на пьяной вакханалье, Что у своих хозяев клянчат кости, Здесь кляузники шастают, канальи, – Стервятники на этом злом погосте. Чумной язык завистливой соседки Оклеветал товарку в пух и прах Мол, в дочь её вселился дьявол редкий – Она сосёт кровь у коров впотьмах. И вот малышку тащат к палачу, Крича: «Колдунью да постигнет кара!» Я б умер дважды, будь мне по плечу Её спасти от этого кошмара. И я скорблю об участи её, Слезами орошая тёс сосновый. Я смерти не боюсь – мне всё равно! Мне жалко эту крошку в миг бедовый. Но вышли сроки, и мой час настал Казнённым без суда на Суд явиться. Я о пощаде их не умолял. Я улыбался в наглые их лица. Пускай читают глупый приговор! А в голове звенит её лишь имя. Не разлучит нас никакой топор И никакая во Вселенной сила! Но я упал пред красною колодой, Промеж лопаток получив удар. Ох, я бы поквитался с этой мордой! Со сбродом всем, смотрящим из забрал. Но я один – один не воин в поле… Секиры блеск и мясника замах. И белый стерх сорвался с криком боли – Платочком белым закружил в глазах. И с трепетом сердечным я внимаю Ликующему хору голосов, Смятенью "судей", но не понимаю, Что происходит: жив я или мёртв. И вижу, словно сон, как сквозь толпу – Не может быть! – она бежит ко мне, Отчаянно крича мне на бегу. Я был на дне, но снова на коне! Она! Она о праве заявила На жизнь мою. И подтвердил палач, Что смертника от казни откупила Любовь девичья и сердечный плач. Тогда очнувшись, я схватил девчушку. «Нет, ведьмочку я не оставлю им!» Я мысленно боготворил подружку – Она в геройстве фору даст иным Воякам праздным, бравой солдатне, Холёным рыцарям. Ну, где их пыл? Погоня вязла по уши в толпе. А мы в карету – и наш след простыл… Мы мчались прочь. И небо розовело. Шум городской давно вдали затих. Скрипели оси, а в ушах звенело: «Остановитесь! Это мой жених!»