Баллада о приговорённом

В этой версии переделаны катрены: 10, 11, 12, 13, 14, 16, 17, 18, 19, 23, 26. Теперь во всех катренах чёткое чередование женской и мужской рифм. Тем не менее, первый вариант я считаю более удачным, потому сохраняю его. Проклятый день! Триумф и пораженье! Повыбив спесь из своры короля, Развенчанный Фортуной во мгновенье, На эшафоте оказался я. Был рыцарский турнир. И я – горячий Мальчишка – искушенье пригубил. Я был овеян славой и удачей. И победил, хоть не хватало сил. Ах, Небесa! Я зависть вашу слышал В овациях в тот миг, когда клинок Мой гордого барона обездвижил, Оставив в раз без чести и порток. И как же сладок поцелуй твой, Ника! И дорог приз из королевских рук… Глупец! Ведь подлецам к лицу улыбка. Успех – мой враг. Монарху я не друг. Его я фаворитов опозорил. Я осмеял его церковный клир. И вот я, безымянный юный воин, Для черни и рабов теперь кумир. Но я забыл, я упустил из виду, Как власть сильна, когда умеет льстить. Я захмелел и гнусную интригу Не смог, увы, тогда предотвратить. Недолог бой – гремлю я кандалами, Спиной прилип к позорному столбу. А те, что час назад ещё кричали «Ура!» мне, что же? Молча льют слезу… Я не виню вас, скорбные созданья, Запуганные раз и навсегда. Ваш фатализм любое надруганье Снесёт. Ведь рабский гнёт для вас – судьба. А я уйду! Нет страха перед плахой. Но ненависть, досада и ещё В груди грусть больно жжётся под рубахой – О том скорблю, что мне не суждено Обнять уж мать – я думал о ней мало. И не поцеловать уже взасос Девчонку, что меня так опекала, Не принимая всё-таки всерьёз. Не суждено свою открыть ей душу. Не суждено услышать её смех… Эй, с колокольни видит – я не трушу, – Как херувим блаженный, белый стерх. В изодранной и изожженной робе, Со мною рядом нежное дитя – Бесчеловечной и жестокой воле Бедняжка, как и я, обречена. Царят здесь мрази в рясах и сутанах. Невежество – их идол и алтарь. Здесь прав лишь тот, кто с золотом в карманах. А Совесть отпевает пономарь. И словно псы на пьяной вакханалье, Что клянчат кости у своих господ, Здесь кляузники шастают, канальи, Цветёт мздоимцев-падальщиков сброд. Чумной язык завистливой соседки Оклеветал товарку в пух и прах Мол, в дочь её вселился дьявол редкий – Она сосёт кровь у коров впотьмах. И вот, крича: «Постигнет ведьму кара!», – Малышку эту тащат к палачу. Спасти её от этого кошмара! Я б умер дважды, будь то по плечу… Слезами орошая тёс сосновый, Скорблю, кипя, об участи её. Мне жалко эту крошку в миг бедовый. Что ждёт меня – мне, право, всё равно! Врагам своим я ухмыляюсь в лица – Я о пощаде их не умолял. Приму достойно смерть! Чего яриться? Уж вышли сроки – вот мой час настал! И в голове звенит её лишь имя, Пока читают глупый приговор. Не разлучит нас никакая сила, Тем более какой-то там топор! Но я упал пред красною колодой, Промеж лопаток получив удар. Ох, я бы поквитался с этой мордой! Со сбродом всем, смотрящим из забрал. Но я один – один не воин в поле… Секиры блеск и мясника замах. И белый стерх сорвался с криком боли – Платочком белым закружил в глазах. И с трепетом сердечным я внимаю Ликующему хору голосов, Смятенью "судей", но не понимаю, Что происходит: жив я или мёртв. И вижу, словно сон: зевак толкая – Не может быть! – она бежит ко мне. Кричит: «Долой!» – прекрасная и злая. Я был на дне, но снова на коне! Она! Она о праве заявила На жизнь мою. И подтвердил палач, Что смертника от казни откупила Любовь девичья и сердечный плач. Тогда очнувшись, я схватил девчушку. «Нет, ведьмочку я не оставлю им!» Я мысленно боготворил подружку – Она в геройстве фору даст иным Воякам бравым, рты открывшим праздно, Холёным рыцарям. Ну, где их пыл? Погоня по уши в толпе увязла. А мы в карету – и наш след простыл… Мы мчались прочь. И небо розовело. Шум городской давно вдали затих. Скрипели оси, а в ушах звенело: «Остановитесь! Это мой жених!»