Черчилль

      Сегодня погода явно не задалась. Проливные дожди, решившие на сегодня залить Венецию. За окном людей явно поубавилось в несколько раз, попрятались по своим укромным домам. Ну и правильно, на улице не так уж и приятно в солнечную погоду, не то что в такую. Я, так или иначе, не поддавался чарам сна, а думал о Лилит, даже не о ней, а о разговоре Доктора Чаннингема и Арамино. «Они никуда не заберут мою Лилит, она только моя, а если они всё же решат её отправить, то я пойду за ней, хоть на улицу, хоть в другой город, хоть наверх к её маме. Куда угодно, но я не смогу её бросить.» -подумал я. Перевернувшись на другой бок, попытался отогнать тревожные мысли, однако они вцепились в мою голову, как клещи, и вовсе не хотели отпускать, развивая всё больше и больше раздумий во мне. Потянулся лапками вперед и встряхнул головой, кажется тоскливый стук дождя по окну всё-таки решил меня усыпить. Из комнаты вышла сонная Лилит с перепутанными волосами и ночной рубахе. Она протирала глазки своими маленькими кулачками, а потом протяжно зевнула, прикрыв рот рукой. Я заметил в ней некие изменения внешности, которые я замечаю после утра каждый день, а также которые проходят к полудню. Она посмотрела на меня, а потом устремила свой взгляд в окно. -Доброе утро, Черчилль. –погладила она меня, не отвлекаясь от окна.       Лилит начала напевать тонким голоском неизвестную мне мелодию на очень высоких тонах. Успокаивающая и медленная мелодия. Не слышал её нигде прежде, так где же услышала её Лилит? Ах, не важно. Эта мелодия мне, так или иначе, нравится. Я замурлыкал так протяжно и приятно, что даже призакрыл глаза. Сливающийся с дождём, высокий голос маленькой Лилит успокаивал меня и вводил в некую эйфорию. Так приятно находиться здесь и смотреть, как за окном идёт дождь, будто по волшебству. -Лилит, вы идёте завтракать. –зашёл в гостевую дворецкий Стефан. -Да, конечно. –она встала и, немного припрыгивая, направилась на кухню. Видно у неё было сегодня хорошее настроение. Я вялыми шажками побежал за ней.       Кухня, как и всегда, была убрана, чиста и безукоризненно безупречна. Дарита расставляла серебряный сервиз на столе, а Лилит уже удобно уселась за высокий деревянный стул с бежевой бархатной обивкой. Светло-мраморные полы сегодня отдавали холодом, именно поэтому, наверное, и замерзли подушечки лап, могу поспорить, что в этом виноват проклятый дождь с улицы, однако в комнате, несмотря на то, что погода со всеми усилиями пыталась испортить атмосферу, было очень светло. Люстра заменяла солнце, сохраняя тепло и уют в обеденной зоне. Запахло чем-то вкусным. Я почуял это сразу и начал тереться около ног Дариты. «А мне кусочек?» –жалобно посмотрел я на неё. Дарита лишь улыбнулась и продолжила помешивать, так аппетитно пахнущие, содержимое в кастрюле. Вместе с улыбкой на лице молодой служанки заиграли веснушки. Они у неё были всегда, и весной, и летом, и зимой, и осенью. Глазки, такие маленькие, узенькие, озорные. Рыжие волосы были всегда заплетены в косичку, которая придавала ей вид ребенка, хотя она такой и была. Девушка была еще совсем малюткой, несмотря на то, что оказалась гораздо старше Лилит. Дарита была уже взрослым ребенком, именно так я люблю её называть. Она и ведет себя также, любит играть с Лилит. В такое время их смех раздается по всему дому, приятный визг маленькой Лилит и снова смех. «И где же король Картофиленда?» -вспомнил я слова Дариты. «Здесь!» -весело отозвалась Лилит и выглянула из-за дивана. Дарита набросилась на неё и начала щекотать. Детский озорной смех разносился по комнатам, просачивался в каждую спальню и наполнял этот дом радостью, радостью к тому, что ты жив, к тому, что ты сейчас находишься в этом вечном благотворении и умиротворении. Однако наступает и ностальгия, ностальгия по тому, когда ты был мал и ни о чём не задумывался, а лишь детский смех звучит эхом в голове. Кажется, я начинаю быть похожим на Доктора Чаннингема, ухожу в свои мысли, однако сейчас Лилит сидела и ждала завтрака, а Дарита помешивала ложкой что-то молочное, я учуял. Поставив лапы на ящики, я начал драть их когтями, прося этим еду. -Черчилль, подожди немного! Какой неугомонный кот. –она начала махать рукам и возмущаться, но из её рук выпала ложка. Я сразу подбежал и начал облизывать её. Ммм… Каша… Такая вкусная, молочная, сладенькая, мы с Лилит любим такую. В это время подбежала Дарита и выхватила ложку. –Ну и что мне теперь делать, Черчилль? Придется новую ложку брать или мне тобой помешать? –шуточно пригрозила она, на что Лилит засмеялась, представив такую картину. -А где папа? –спросила Лилит, оглядевшись. -Он уехал по делам. –заглянул дворецкий Стефан в комнату и сел за стол. –К господину Арамино. -В последний раз Арамино ушел такой опечаленный. –припомнила Лилит, немного помрачнев.       Все уже забыли слова девочки, когда Дарита начала класть еду в тарелки. Только я остался обделенным. -Мияу. –жалобно позвал я. -Не бойся, Черчилль, и тебя не обидим. –моя миска наполнилась вкусной кашей, которую я дегустировал ранее.       После того, как все отведали завтрак, я ненароком заметил, что дождь прекратился, погода немного улучшилась и настроение поднялось. Лилит играла с Даритой, как и обычно, сидя в холе рядом с патефоном, в то время пока я спокойно дремал на своём любимом кресле, осторожно наблюдая за игрой. -А у меня есть книга с заклинаниями, поэтому ты застыла. –обосновала свою победу Лилит, а Дарита специально застыла в неуместной и забавной позе. -А я выпила согревайку до этого! – «разморозилась» Дарита. -В книге еще есть заклинание, оно превратило тебя в лягушку! –нафантазировала Лилит, и Дарита начала прыгать по полу, как лягушка, вокруг маленькой девочки, которая начала смеяться от всей души. В холл зашёл Доктор Чаннингем и улыбнулся, заметив веселье девочек. -Папа! –закричала Лилит и подбежала к папе, обняв его. Он же с легкостью поднял её на руки. Дарита встала и молчаливо стояла, смотря в пол. -Как дела у моей птички? –спросил Доктор Чаннингем, оставляя сумку на тумбочке. -Замечательно! Няня Буалье сегодня придет? Мы пойдем с ней на улицу? –поинтересовалась Лилит, а я услышал, как кто-то шмыгнул носом, но не понял кто. -Нет. –просто ответил Доктор, а на лице Лилит появился оттенок грусти. –У нас сегодня будет кое-что поинтересней. -Что же? –с интересом поинтересовалась Лилит. -Вот и увидишь, это сюрприз. –Чаннингем ушел в другую комнату, неся на руках свою дочку, опять чей-то шмыг, но чей. А вот, наконец, я увидел Дариту, которая после ухода Доктора перестала стоять, как статуя, и села на ковёр. По её лицу пробежала одинокая слезинка. От чего же она плачет? Может она поранилась и ей больно? Надо спрыгнуть и полечить её. На мои мурлыканья и обтирания она вовсе не обратила внимания, только через минуту. -Ах, Черчилль, -вытерла она слезу и оторвалась от своих раздумий. –Разве есть в этом мире справедливость? –я лишь сел и смотрел на неё, ничего ни говоря, ибо не мог. –Почему мои родители бросили меня на улице. Нечестно, что Господин Чаннингем уделяет столько внимания и заботы этой маленькой Лилит! –повысила голос она, а потом испуганно оглядела комнату, видимо боясь, что её могли услышать и снова заговорила шепотом. –Я ведь делаю многое в этом доме, да что уж там, почти всё. Посмотри на мои руки Черчилль. –её шепот смешивался с плачем, который она пыталась подавить, поэтому её голос повышался, а потом переходил в шепот, и снова. Я обратил внимание на её руки и принюхался к ним. Достаточно потёрлись, а кожа немного потрескалась, мозоли, да мелкие бытовые царапины. Я перевел взгляд на Дариту. –Я понимаю, что он меня кормит, дал мне кров, одежду, а за это я плачу уборкой, глажкой, стиркой, готовкой, да и прочими действиями, однако Лилит не делает ничего. Конечно, она умная и уже научилась читать, однако я ведь тоже умею, да все умеют. Нечестно, несправедливо, он отдаёт свою ласку и заботу не той. Помнишь ли ты, Черчилль, как я ступила в этот дом по повелению Госпожи Марты? Она была добра и любила меня, несмотря на то, что я была сироткой с улицы. Теперь она умерла из-за этой Лилит. Я помню, как ты был моим котом, а не котом Лилит. Я пришла сюда первой, такой же маленькой, как и Лилит. Где справедливость? Почему бог решил отвернуться от меня в такой момент? –Дарита перестала жаловаться, а по её лицу беззвучно скатывались слёзы. В глухой тишине.       Я решил не беспокоить её и тихо направился туда, куда ушла моя Лилит с Доктором. Конечно, в некоем смысле её мысли были верны о несправедливости, однако и нет. Лилит – дочь своего отца, а любовь отца может быть очень сильной и не угашаемой, тем-более, когда он совмещает её с любовью к возлюбленной жене. Да, Доктор Чаннингем видит в Лилит свою Марту, это очень сложно скрыть. Он заботится о Лилит и не позволит, чтобы с ней что-либо произошло, ведь она его жизнь, и, если уйдет она, не сможет жить и он.       Как я понял, Лилит и её отец направлялись наверх. Я ни разу не был там, да и Лилит, по-моему, тоже. Не то, чтобы запрещали или что-то в этом роде, нет, совершенно нет, просто не было необходимости туда направляться. Да, я угадал, они уже почти дошли наверх, я быстро догнал их, и мы оказались на самом верхнем этаже. Потолок тут был совершенно другой, Чаннингем назвал это мансардой. Очень светлое и приятное помещение, ведь дождь прекратился и комнату из окна озаряло яркое солнце, а в воздухе, проницаемом светом, было видно пыль, которую встревожили после многолетнего сна. Детская белая колыбелька, нежно-бежевые обои, светло-серый деревянный, не имею понятия почему, но теплый пол. Детские игрушки коричневых, белых и кремовых цветов, разбросанные по полу. Кресло-качалка, накрытая теплым пледом. Чаннингем дотронулся до неё, и она тихим скрипом начала качаться взад и вперед, развевая столетнюю пыль. Недочитанные детские книжки лежали на столе, открытые на определенной странице. В этом помещение время будто застыло на века. Будто мы попали в, запечатанную фотокамерой, старую фотографию. -Твоя комната, птенчик. –шепотом сказал отец, будто боясь разбудить, заснувших на столетия в этой комнате, призраков прошлого. -Почему я её не помню? –озадаченно спросила Лилит. -Ты была еще совсем малюткой, когда каждый вечер я укладывал тебя под нелепую колыбельную. –я заметил небольшую слезинку на лице Чаннингема, которую он быстро вытер, чтобы Лилит не заметила, однако девочка была занята совсем другим и направила всё своё внимание на комнату. -Почему же тогда я живу в комнате на втором этаже, а не здесь? –поинтересовалась Лилит, поднимая с пола, опрокинутую чашку и ставя её на маленький пыльный столик. -Я больше не смог. –грустно и почти неслышно отозвался отец. -Не смог чего? –наконец, девочка посмотрела на отца неотрывным взглядом, и в комнате всё опять застыло, погрузившись в немую пустоту. -Каждый вечер укладывать тебя спать, понимая, что в комнате, которая сделала для тебя мама, –по лицу скатилась слеза, которую он так долго сдерживал, –теперь она уже никогда не сможет спеть для тебя колыбельную. –его шепот аккуратно разносился по комнате, облетая каждую пылинку и сохраняя спокойствие. Лилит долго стояла молча, а потом повернулась и подошла к непорочной и светлой колыбельке. Она беззвучно подняла руку и лёгким толчком привела её в действие. Колыбелька тихо качалась из стороны в сторону, укачивая и усыпляя мертвую пустоту. Послышалась мелодия на тонких и повышенных тонах, кажется Лилит снова запела ту неизвестную песню. Отец молча стоял и смотрел, слёзы скатывались, а я не мог понять почему. Почему Чаннингем плачет? Он счастлив или же опечален? Что за чувства подтолкнули его на слёзы? Мелодия, исполняемая Лилит, потихоньку стихла и только очень едва слышимые качки колыбели нарушали покой прошлого. Все так и застыли, будто превратившись в статуи, только колыбель укачивала мёртвую пустоту…